Темный рай

Не зажигая света, Кёя прошел в комнату. Снял пиджак, развязал галстук, расстегнул верхнюю пуговицу; его перехватили, толкнули к стене. Он с усилием расслабился, тонфы повисли в опущенных руках. Занзас не целовал его, а пожирал, впиваясь, словно голодный зверь в кусок мяса. Широко раскрытый рот знакомо горчил: алкоголь, дым, собственный жар. Пол качнулся, Кёя вывернулся, переводя дыхание. Вытер мокрые губы. На плечах — он чувствовал — уже наливались синяки. — Опаздываешь, напарничек. Кёя не ответил. Занзас потянулся отвести со лба волосы, но Кёя отмахнулся от его руки. Подобрал пиджак, бросил вместе с тонфами на столик и уселся в кресло, откинулся на спинку. Щелкнул выключатель; Кёя устало сощурился. Занзас навис над ним, покачиваясь на каблуках. Взгляд сползал по животу к ремню, тяжелый и липкий. Кёя невольно расставил ноги шире. Выронив на пол грязную, прогоревшую до дыр куртку, Занзас расстегнул манжеты, потащил из-за пояса концы рубашки. Раздернул снизу вверх тремя короткими движениями и с неожиданной грацией повел плечами, снимая ее лениво, как стриптизер. Кёя усмехнулся, облизывая пересохшие губы. Занзас разделся догола и встал на колени. Разомкнул его ремень, выдавил из петли пуговицу, спустил молнию. Кёя молча помогал снимать с себя одежду. Он так и не смог заставить себя заговорить; сам Занзас вообще был немногословен. Все, что услышал Кёя в первый раз, было “заткнись” и “отстой” — с интервалом в десять минут. Десять минут самого неуклюжего и ошеломительного минета в его жизни. Пока он раздраженно, пытаясь скрыть растерянность, приводил себя в порядок, Занзас отрубился. Кёя ушел тогда, зная, что повторения не будет. В каком-то смысле он оказался прав: за пять лет Занзас не повторился ни разу. Один его взгляд оставался неизменным, осязаемым, как прикосновение. Даже если они не трахались, а дрались, Занзас не смотрел — он трогал, гладил, раздевал глазами. Кёя видел их каждый раз, когда засыпал. Иногда Кёя думал, что глаза Занзаса станут последним, что он увидит, когда будет умирать. — Не двигайся, — сказал Занзас, упер кулак в спинку кресла. Кёя задержал дыхание. Не отрывая взгляда, Занзас оседлал его, привстал и завел руку за спину. Кёя стиснул подлокотники, пережидая мучительно-сухое проникновение. Расправив плечи, Занзас с небрежной лаской шлепнул его по боку, будто успокаивал строптивого жеребца, запрокинул голову. На ходившей ходуном смуглой груди проступили шрамы. Сдавливая бедра коленями, он насаживался и приподнимался — садистски медленно. Кёя терпел, кусая губы, сколько мог, потом просунул руку между напряженными животами, потрогал гладкую головку, сжал член. Приник к горлу и вылизывал кожу, наслаждаясь ее живым солоноватым вкусом, пока Занзас не застонал. Твердые пальцы взъерошили волосы на затылке; Кёя послушно подставил лицо. Целуя коротко и жадно, Занзас отпустил себя, тяжело набирая темп. Кёя не выдержал: обнял его свободной рукой, двинул бедрами вверх-вниз, подкинул собой, словно и впрямь был норовистым скакуном. Трахая сильно и глубоко, зажмурил глаза, неловко прижался щекой к небритой щеке. Кресло ритмично поскрипывало, от перьев удушливо несло кровью и гарью, перебивающей запахи мускуса, слюны и пота. С каждым толчком густой тошнотворно-сладкий дух становился ярче. Кёя задыхался, впитывая дрожь до предела натянутых мускулов, биение крови под сомкнутыми на члене пальцами, обжигающие шею выдохи — пока неистовая скачка не оборвалась оргазмом, затяжным, как прыжок в пустоту. Как всегда не сразу он пришел в себя, поднялся из кресла. Принял душ и оделся. Кёю никогда не торопили и не задерживали, и одинокий обратный путь напоминал тот, который стал для Занзаса последним. Холл пустовал — из уважения Червелло к постоянному клиенту “Темного рая” или из страха перед ним. Кёю это не волновало. Он открыл дверь, легко сбежал по ступеням. На Мафия-лэнд уже опустилась ночь. В кустах жасмина трещали сверчки, шелестел невидимый прибой. Он прошел мимо машины; Кусакабе, не включая фар, тронулся следом. Сойдя на сырой песок, Кёя замедлил шаг, позволил себе вспомнить. Белые голые стены, дымка Тумана, вкрадчивая тишина за углом — и бесцеремонный удар в плечо, спасший ему жизнь. Неудачные попытки повернуть время вспять, чтобы получить то, что едва начиналось тогда, пять лет назад, когда они сшибались взглядами — и желание победить в драке казалось нестерпимым. Кёя нашел способ получать, что хотел. Он не желал большего, не верил в искупление грехов и спасение души. Но иногда, на границе между явью и сном, успевал остановить Занзаса, не дав шагнуть в коридор первым, и подрывался сам. В эти минуты Кёя верил, что по ту сторону его все-таки ждут.