Неиспробованный чай

Я сидел на диванчике дома у Хазан. Какой же необдуманной была идея приехать сюда. А еще эта глупая отговорка: «Я проезжал мимо и решил зайти». Проезжал мимо другого района Стамбула? Когда ты стал придумывать столь неубедительные отговорки, Ягыз? Меня мучило чувство вины перед Хазан за Эдже, за то, как мы с ней обошлись, за обвинения, и я хотел хоть немного успокоить совесть, извиниться и… хотел увидеть её. Минутный порыв — моя очередная ошибка. И вот поздним вечером я в доме Хазан, жду, пока она приготовит мне чай, к чему это? Что я тут делаю? Хотя, дом принадлежал вовсе не Хазан, а вопиюще неадекватной женщине по имени Кериме. Её поведение вызвало много вопросов сначала у Хазан, а теперь и у меня. Хазан стояла спиной ко мне и наливала чай. Я вовсе не хотел этот чертов чай и мне хотелось как можно скорее уйти. Чувство неловкости и вины съедали. Я несправедливо обвинил её младшую сестру, пытаясь защитить честь, как думал, умершего отца. Но отец оказался жив, а ребёнок Эдже и его ребёнок. До последнего не хотелось верить, что достопочтенный господин Эгемен поступил столь низко. Как отец мог переспать с вчерашним ребёнком? Можно ли было представить более гадкую ситуацию? Эдже была для меня всё равно что младшая сестренка, на неё невозможно было смотреть другими глазами, глазами мужчины, разница в возрасте казалась мне непозволительно огромной, как мой отец мог… от этих мыслей становилось слишком мерзко на душе. Ровно до этого дня, когда мне бывало тяжело поступить так, как следовало, а не так, как хотелось, я всегда вспоминал отца и что он сказал бы, увидь он мою слабость… Не зная, куда деть свои руки, ноги и самого себя, я мастерил отговорку, чтобы скорее покинуть дом. В конце концов, я сделал то, зачем пришёл. Извинения принесены. Время было бессовестно позднее и не предполагающее мужчины в доме молодой и одинокой девушки. Не ради чая же меня пригвоздило к дивану? Встать, сослаться на неожиданно появившееся неотложное дело и уйти… Что меня держало? Как бы объяснить? Ещё немного, ещё пару минут, чтобы убедиться, что она не держит на меня зла. Чтобы просто посмотреть на неё. Я не привык видеть её… домашней. На ней были серые обтягивающие штаны, черная майка, растянутый серый мягкий кардиган и серые тапочки с белыми бантиками. Ни одной девушке не шёл серый цвет так, как ей. Он оттенял смуглую кожу, делая её восхитительно привлекательной и подчёркивая тёмные как угольки глаза. Длинные чёрные волосы были небрежно распущены. Я невольно залюбовался ею — она была домашней и уютной. Словно я вторгся в маленький мир, где существовала лишь госпожа Хазан и её маленькие ежедневные заботы. Маленькие заботы… кого я обманываю. Сила духа, которую не раз демонстрировала Хазан была предметом моего восхищения. Многое в ней восхищало меня. — Я бы и кофе могла сделать, но в это время… сон пропадет, — будто оправдывалась Хазан. — Поверь, единственное, что сейчас могло бы прогнать мой сон и есть кофе, — устало отметил я. — На самом деле мы тебя сегодня подставили, тебе будет трудно получить прощение сестры. — Это моё дело, разберусь, — осторожно произнесла Хазан, словно желая меня уберечь от ещё одной причины для головной боли… — У вас с Синаном, наверное, положение не лучше… В который раз не зная, куда деть руки, я заметил листовки на столе и взял одну из них. Брошюра с предложениями о сдаче квартир в аренду. Значит, госпожа Хазан ищет себе новый дом. Странно. Хазан хотела разгадать «тайну Кериме» и поэтому оставалась рядом с ней, поэтому просила меня не уезжать в Америку, а теперь хочет съехать? Что-то было здесь не так. — Ты ищешь дом? — Ага. Не хватало оставаться тут до бесконечности, — Хазан направилась ко мне со стаканом чая для меня и огромной кружкой для себя. — Только мы подошли к решению загадки, — я вновь открыл тему «Кериме» и, окончательно оторвав взгляд от брошюр, посмотрел в сторону Хазан… Девушка опрокинула на меня стакан с обжигающим чаем, громко оглушив вдогонку. Но меня мало волновали её крики — всё, о чём я мог думать, это обжигающе горячий чай, проникающий мне под рубашку и стекающий к брюкам, к жизненно важным органам. Кажется, благодаря Хазан, сегодня я заработал ожог. И это как минимум. Первым порывом было скорее снять с себя рубашку, чтобы уберечь кожу от ожога, но я не мог позволить себе этого рядом с Хазан. Я представил, как могла бы отреагировать Хазан, если бы я вдруг начал раздеваться. Эта мысль ненадолго отвлекла меня от боли. Пощечина или удар в ребро? Нельзя шутить с тренером по кикбоксингу. Но решающей было соображение, что это неправильно. Я — не Синан, срывающий с себя рубашку при первой возможности. Особенно невозможным это казалось в присутствии Хазан. Я сам загонял себя в рамки и потом страдал, но не мог иначе. Поэтому свыкся с мыслью о боли, которая точно будет беспокоить всю ночь. Но то, что произошло дальше, я никак не мог ожидать. Я попытался встать, чтобы отправиться в ванну, но тут руки Хазан с силой толкнули меня обратно. — Сиди, не двигайся, — придерживая за плечи и не давая встать, поспешно приказала Хазан. Она была словно в горячке, не зная, что делать. Вдруг я ощутил нежное прикосновение ее пальцев у нещадно горящей кожи. Она начала расстегивать мою рубашку дрожащими руками, шепча извинения. Я неверяще взглянул на Хазан, но она была полностью сосредоточена на моём торсе. Что это было за испытание! Сперва она расстегнула пуговицу в районе пупка, это был эпицентр ожога. Затем она взялась за следующую, которая была расположена ниже, у самого ремня брюк. Я всё ещё не мог понять, что на неё нашло. Она потянула нижние концы рубашки и вытащила её из брюк. — Хазан… — Стой, не двигайся, — упрямо повторила она, не отстраняясь ни на миг. Здравый смысл перестал подавать признаки жизни и слова девушки доносились до меня словно издалека: — Ты же ещё сильнее обожжешься, мне так жаль, подожди, дай… Я видел по лицу, как ужасно виновато она себя чувствует и хочет загладить вину. «Но боже, Хазан, не таким же образом!» — съёрничал я и тут же одернул себя за пошлые мысли. Непозволительные. А если бы Хазан сейчас… так стоп. Нет. Было бы забавно и даже… Всё заходило слишком далеко. Она решительно расстегивала на мне рубашку, а я лишь потрясенно наблюдал за лихорадочными движениями. Пора бы её остановить. Мысли начали уходить в совершенно неправильное русло. Я знал, что со стороны данная ситуация выглядит крайне двояко. И её прикосновения, а точнее то, как на них отзывалось моё потрясенное ожогом тело, говорило, что ситуация в самом деле становится неоднозначной. Ещё раз взглянув в угольно-чёрные испуганные глаза, я убедился, что неоднозначной ситуация была только для меня. В это время Хазан добралась до последней пуговицы на воротнике. Её пальчики действовали ловко, быстро обнажая меня. Она окончательно отлепила влажную рубашку. В голову лезли непристойные мысли, которые я прервал болезненным уколом. Расстегивала ли ты с таким же энтузиазмом пуговицы на рубашке Синана, госпожа Хазан? — Боже, эта моя неуклюжесть, — продолжала Хазан. Что ещё она могла сделать? Как ещё она могла испытать моё терпение? Я смеялся над этой нелепой ситуацией ровно до тех пор, пока Хазан не начала старательно дуть на обожжённые участки тела. Нет. Стоп. Остановись, Хазан. Для этого она нагнулась ко мне ближе. Я замер, забыв, что для поддержания жизни необходимо дышать. Хазан усиленно дула на обожжённые участки. Расстояние между моим телом и её губами сократилось до нескольких сантиметров. Мне оставалось лишь наблюдать за её макушкой. Я не знал, куда деть руки. Как отстранить её от себя. И хотел ли это, мать вашу, делать? Выдыхаемый ею воздух дарил успокоение обожжённой коже, но увы, не разбушевавшейся фантазии. Хазан наклонилась совсем низко и прилежно дула, сложив губы трубочкой. Это немного облегчало жжение, распространившееся от области чуть выше пупка и до самого паха. Но ее голова находилась слишком… внизу. Это было слишком неправильно. Боже, женщина, возможно ли тебя остановить? Оставалось только расстегнуть ремень, чтобы я окончательно слетел с катушек… — Хазан, остановись, так не пойдет, — я практически закричал от отчаяния. — Да, — слишком эмоционально ответила она. — Так не пойдет! Хазан схватила меня за руку и потащила в сторону в ванной. Что творится в голове у этой сумасшедшей? Что ещё она вытворит? Да-да, я последовал за ней из любопытства и ничего больше. Просто интересно, как далеко она зайдёт в своей неиспорченности. Она завела меня в тесную ванную и тоном, не терпящим возражений, воскликнула: — Раздевайся! Я лишь в растерянности смотрел на неё. Хазан, что сказал бы Синан на это? Ухмылка и шок застыли на моём лице. — Снимай одежду с себя, божье наказание, — не дождавшись каких-либо действий с моей стороны, она стянула с меня пиджак, а затем рубашку и бросила их на стиральную машинку, стоявшую за мной. Я в полном недоумении продолжал нервно улыбаться, глядя на неё, и, признаться, получал некоторое удовольствие от сложившейся ситуации, словно бы заигрывая с собственной совестью. Она просто оказывает мне первую помощь. — Я ненавижу ожоги, не хватало, чтобы ты всю ночь мучился, проклиная меня, — сказала Хазан, открывая кран. — И так слишком много людей проклинает меня, не стоит добавлять в этот список Ягыза Эгемена. Упаси Аллах. Не посмел бы. Никогда не посмел бы, Хазан. Она, тем временем, подержав ладонь под водой, приложила её к моему животу. Холодная рука приятно успокаивала кожу, но в то же время будоражила. Она вновь намочила руку и приложила в другом горящем месте. Вода с её рук стекала по коже, прокладывая дорожки вниз. Решив, что недостаточно меня мучает, она подставила и вторую руку под холодную струю и затем приложила её чуть ниже первой. Руки чуть массировали изнывающую кожу, поглаживая её. Она вновь намочила руки и приложила. Я лишь тихо закрыл глаза, сжав руки в кулаки. Стараясь контролировать дыхание и готовясь сдержать мучительный стон, который разом бы выдал моё истинное отношение к ситуации. Терпение. Я знаю, это уже ошибка. Слабость с моей стороны, ведь я её не останавливаю и позволяю вытворять всё это. Моё поведение вышло за грани ироничного любопытства. — Болит? — с волнением спросила Хазан. Кажется, я всё-таки издал какой-то звук. Её голос дрогнул. Она беспокойно смотрела на меня прекрасными карими глазами. Наивность — главный признак невинности. Ей даже в голову не пришло, как неправильно можно было бы истолковать её действия в данный момент. Прохладные нежные руки всё ещё были на обожженном участке живота, поглаживая. Она смотрела на меня снизу вверх распахнутыми глазами. Это было обезоруживающе больно. — Болит, — громко выдыхая, произнес я. — Прости, прости, — она вновь подставила руку под холодную струю, вторая всё ещё находилась на моем голом животе. — У меня есть крем от ожогов в аптечке, нужно будет нанести крем на ожог, сделать повязку… Значит, у процедуры будет коварное продолжение в виде нанесения крема? И наложения повязки? Я начал сомневаться насчет невинных намерений Хазан. Как минимум, она желала мне смерти. Капельки воды медленно стекали по животу. Джинсы были мокрыми от брызг и воды. Хазан была зажата между мной и раковиной. А я был зажат между Хазан и стиральной машиной. И мы оба были зажаты в тесной ванной комнате и жутчайше нелепой ситуации. Я увидел её руку, грозящую мне новым прикосновением своим приближением. Больше я бы не смог себя сдерживать. Я перехватил её руку, схватив запястье и задержав его в воздухе. Вторую руку я медленно убрал со своего тела и точно так же поднял её. Она растерянно смотрела на меня, не отрывая взгляда. Я держал обе её руки за запястья и знал, что смотрю на неё замутненным страстью взглядом. Как чёртово животное. Я не мог оторвать глаз. От её губ. От её обнаженных плеч, ведь кардиган давно соскользнул с них в ходе активных манипуляций. От её разметавшихся мягких волос. От её смуглой идеальной кожи. От майки, которая прикрывала грудь, но не скрывала её полностью. Я дышал глубоко и тяжело. Мне думалось, что я запомню этот момент на всю жизнь. Да. Никогда мне не забыть рвано дышащую, растерянную Хазан, которая сорвала с меня рубашку и пиджак, втащила меня в ванную и прижала к чертовой стиральной машине. Я смотрел на неё, тяжело дыша и не в силах остановить себя. Её губы приоткрылись, она растерянно выдохнула чёртово «прости». Глаза были наполнены сожалением. Хазан, разве ты не видишь, в какое состояние ты привела меня? Разве ты не видишь, что со мной делаешь? Неужели ты обязана быть столь наивной? Я сжимал её запястья, она была полностью в моей власти, стоило лишь сделать шаг вперёд и прижать её к раковине, дотронуться губами её губ, завладеть ими и никогда не останавливаться. Я страстно хотел Хазан и не мог себя контролировать. Больше не мог. Эта мысль потрясла меня. Ледяным голосом я прохрипел лишь одно слово, с ненавистью глядя в её глаза: — Прекрати. Она растерянно хлопнула ресницами. Я разжал тонкие запястья, схватил одежду и выскочил из дома. Она кричала мне вслед, желая остановить. Но я ускорил шаг, не видя ничего перед собой. Скорей бы уйти. Скорей бы забыть и смыть с себя жгучую волну желания, место которого уже принялись отвоёвывать всепоглощающий стыд и отвращение к себе. Я торопился к машине, словно боялся вдруг повернуть обратно. Самоконтроль улетучился, словно его никогда и не было. Иначе позволил бы я себе ночью выскочить из дома молодой девушки без рубашки? Надеюсь, все соседи уже. Я оперся руками о холодный металл машины, пытаясь привести мысли в порядок. Глубоко дыша, сведя брови, сжимая металл. Мои сегодняшние слова молнией пронеслись у меня в голове: «Поверь, единственное, что сейчас могло бы прогнать мой сон и есть кофе». Это было до того, как девушка моего брата набросилась на меня, срывая рубашку. И до того, как в моей голове поселилось острое желание овладеть ею, прижав к стиральной машине. Унести бы ноги отсюда — наконец ко мне вернулся здравый смысл. Надо было срочно увидеть Назлы.