«Я хочу почувствовать»

Ты - мой третий Рим, Пепел и дым, Боль и спасение. Всё в теле земли, Кроме любви, Не имеет значения. Би-2 - Третий Рим

— Это очень плохая идея. — Да ладно тебе! — Эрик улыбнулся, хватая телепата за руки и прикладывая их к своей голове, чуть выше ушей. — Тебе тоже надо тренироваться, не так ли? — Послушай, я не могу, — Чарльз отобрал ладони, быстро засовывая их в карманы своего любимого тёмно-синего свитера, чтобы у Леншерра не возникло желания повторить этот фокус. — Просто не могу. — Чарльз, — чуть подавшись вперёд, Эрик посмотрел в голубые глаза Ксавье так проникновенно, что Чарльз сразу понял: сейчас будет запрещённый приём, — это важно для меня, понимаешь? Шоу использует мои воспоминания против меня, вытаскивает их в самый неожиданный момент — и я ничего не могу сделать с этим. Ты же не хочешь, чтобы я погиб? Чарльз шумно вдохнул, поджимая губы. Они были одни, играли в шахматы и пили, немного, совсем чуть-чуть — чтобы расслабиться. Один из долгих спокойных вечеров, которые стали ритуалом окончания дня, необходимым его завершением. Но уже третий раз за эти дни Эрик поднимал тему, которая для Ксавье не была приятной — он просил забраться в его воспоминания так глубоко, как того позволяла память. Чарльз не хотел этого делать по той простой причине, что боялся ошибиться — и навредить своему другу, для которого светлые воспоминания, воспоминания о матери, были одной из самых ценных вещей в мире. Конечно, с одной стороны это было не так опасно, как стрелять в упор в лоб, но с другой… — Я боюсь, что сделаю тебе больно, — телепат проговорил медленно и чётко, смотря теперь куда-то в сторону, как будто на огонь в камине. — Не бойся, — Эрик ещё чуть-чуть придвинулся, подтаскивая своё кресло ближе. — Пожалуйста. Я хочу почувствовать. Ксавье медленно и глубоко вдохнул, прикрывая глаза. Он не сомневался в своих способностях, он умел ими управлять, он знал, что может чуть меньше, чем всё, но… Но. И всё-таки это «но» таяло под внимательным взглядом серых глаз, так что Чарльз вытащил ладони из карманов, разминая пальцы, словно это могло помочь ему собраться с силами. На самом деле, контакта и не требовалось, но так было легче и… приятнее. Обоим. Это Чарльз знал точно, поэтому слегка наклонился вперёд, касаясь указательными и средними пальцами обеих рук висков Эрика и опуская веки. Он был далеко, очень далеко, он зашёл в самую темноту, вытаскивая из неё полинявшие снимки воспоминаний — одно за другим вспышками проносились перед Чарльзом, наполняя его то радостью, то болью, то смехом, то слезами. Он видел родителей Эрика — и самого Эрика, совсем маленького и такого… счастливого. Такого счастливого и беззаботного, что сердце сжималось в груди — сколько он потерял… А потом началась война. Потом из тьмы возник Шоу, Клаус Шмидт, как его тогда звали. Мужчина без возраста, национальности и моральных принципов. Чарльз нахмурился, его дыхание участилось, он хотел пропустить один момент, безумно хотел, но не знал, когда он случится — и… Выстрел заставил Ксавье прервать контакт, его отбросило на спинку кресла так резко, словно в него самого пустили пулю. Кровь отлила от лица, телепат был бел, словно чистый лист — и Эрик, для которого это погружение стало пусть и непростым, но действительно важным, мгновенно пришёл в себя. Он сразу заметил странное состояние друга, так что некогда было жалеть себя, к тому же, в отличие от Эммы, Чарльз проникал в сознание плавно, не причиняя боли и очень бережно относясь к тому, как это ощущается. — Чарльз? — Ксавье не отозвался, и Эрик поднялся, упираясь руками в подлокотники кресла, в котором сжался Чарльз, и наклоняясь к молодому человеку. — Чарльз, что с тобой? Чарльз только мотал головой из стороны в сторону, смотря куда-то вниз, но совершенно ничего не видя. Леншерр увидел в его глазах слёзы, вдруг понимая, в чём дело: сколько бы раз Ксавье ни залезал к нему в голову, он никогда не видел смерть его матери. И теперь, учитывая то, как сильно всё чувствует телепат, ныряя в чужие воспоминания, шок оказался слишком сильным. Эрик мог бы растеряться, случись всё это чуть раньше, но кое-чему Чарльз его уже успел научить. Леншерр наклонился ближе, коротким движением подхватывая друга из кресла и легко перенося его на диван. Эрик усадил Ксавье рядом, крепко обнимая его обеими руками и прижимая к себе так тесно, как только мог; он периодически поглаживал Чарльза по спине ладонью, что-то нашёптывая, пока, наконец, не услышал сдавленный всхлип. — Тш-ш-ш… — Эрик уткнулся в тёмно-русую макушку, даже слегка покачивая друга, неловко и неумело, но старательно. — Всё хорошо, Чарльз. — Так… больно… — Ксавье рывком обнял его сам, судорожно выдыхая куда-то в шею. — Так больно, Эрик, как ты это пережил… — Пережил — это главное, — объятия стали ещё чуть-чуть крепче, и Эрик вдруг понял, что убьёт Шоу, чего бы это ему ни стоило. Пока жива эта тварь, ему никогда не будет спокойно. Никогда не будет спокойно, потому что Эрик будет знать, что есть как минимум один человек (а точнее — нечеловек), способный причинить боль тому, кто стал Леншерру по-настоящему дорог. Эрик знал: Шоу обязательно доберётся до Чарльза, потому что Чарльз — лакомый кусочек для такого психопата. — Всё будет хорошо, Чарльз, — Эрик смотрел на огонь в камине, чувствуя, как бьётся такое важное сердце совсем рядом; сердце, за которое он готов стереть в порошок большую часть этого мира. — Я тебе обещаю, всё будет хорошо.