Двадцать три

Двадцать три. Тяжёлый вздох. Шуршание календаря — ещё один скомканный лист летит в корзину. Как же это всё бессмысленно, господи. Гермиона устало покачала головой и сделала ещё один глоток чая из своей юбилейной кружки. Нелепая, громоздкая кружка с большой ручкой и дешёвой фотопечатью, благодаря которой два криворотых льва всякий раз начинали бороться друг с другом, когда девушка отмывала содой чайный налёт. Ей она никогда не нравилась, но Гермиона не могла себе позволить убрать её далеко в шкаф и больше никогда не доставать оттуда. Три года назад, когда ей исполнилось двадцать лет, такой банальный подарок ей преподнёс её возлюбленный — Рон Уизли. Несмотря на плохо скрываемое разочарование, Гермиона натянуто улыбнулась и чмокнула его в щёку в знак признательности. Рон так ничего и не заметил. Не заметил он и того, что спустя три года их отношений практически ничего не изменилось: всякая инициатива по-прежнему исходила от неё, а он лишь лениво соглашался и рассказывал всем, какая у него чудесная девушка. Это, конечно, не могло ей не льстить, но долго продержаться только на нарочито публичных комплиментах, увы, не могло. Если дело и двигалось с мёртвой точки, то только благодаря её стараниям да иногда миссис Уизли. В ней Гермиона обрела хорошую психологическую поддержку — долгие годы рядом не было такого человека, такой женщины, которая бы в полной мере могла понять, в каком девушка оказалась положении. Два её лучших друга, одного из которых она считала почти своим братом, а ко второму испытывала какие-никакие романтические чувства, зачастую становились причинами её проблем и приключений одновременно. Вся её жизнь до войны была только частью этого трио, но потом… После победы всё изменилось, и каждому из них теперь пришлось обретать самих себя заново. Уже не нужно было ожидать непременного апокалипсиса, не было необходимости совершенствовать свои боевые умения, защищаться и всегда быть на стрёме. И в этом заключалась самая большая проблема для Гермионы — она просто не умела жить по-другому. Столько лет вся её деятельность была направлена на подготовку к «высокой миссии», она тратила на это все свои силы и свободное время. А теперь ничего из этого было не нужно. Теперь приходилось учиться жить заново. Жить не для «большого блага», а просто для себя. Но как? Гермиона этого решительно не умела. О таких вещах не пишут в книгах, вернее пишут, но так карикатурно и неестественно, да ещё и таким ужасным брошюрным слогом, что книгу хочется бросить в ближайшее помойное ведро. Такие «пособия» издаются для домохозяек и инфантильных барышень, поднимая их самооценку иногда до таких невероятных высот, что те начинают считать себя чуть ли не центром вселенной. Понятное дело, что Гермиону такие вещи не интересовали. Она была самодостаточна и не нуждалась в искусственном возвышении собственных достижений, коих на самом деле было немало. Поэтому, тщательно искав новый смысл в жизни, она решила заключить его в любви к своему молодому человеку. Она честно пыталась, старалась изо всех сил, всякий раз пропуская мимо назойливую мысль о том, что всё это не имеет для неё никакого смысла и интереса. Не то, чтобы любовь для неё была не важна… Скорее Гермиона просто отказывалась признавать, что пытается полюбить Рона вопреки себе самой. Он ей нравился, долгое время она была влюблена в него, ждала его приглашения на Святочный бал на четвёртом курсе, ревновала к Лаванде Браун на пятом и пыталась окольными путями привлечь его внимание на шестом году обучения. И вот, когда цель была достигнута, Рон был считай у её ног, победа уже не имела такого сладкого вкуса, как казалось ей когда-то. Двадцать три. Гермиона вылила в раковину остатки чая и тщательно вымыла кружку. Нелепую, как и сам Рон. Прошло уже больше половины дня, а он так и не позвонил поздравить её с днём рождения. Гарри ещё утром прислал сову с подарком, а через полчаса показался в камине. — С днём рождения, Гермиона, — прокричал он, едва появившись. — Самая умная и талантливая волшебница сегодня стала на год старше, но, кажется, только похорошела. — Ох, какая грубая лесть, — усмехнулась в ответ Гермиона. — Я же знаю, Гарри, что безнадёжно постарела. Кого ты пытаешься обмануть? Старушки ведь очень бдительны. Они оба рассмеялись и ещё несколько минут поболтали о том, о сём. — Вечер проведёте вместе с Роном? — спросил Гарри, но тут же прикусил язык, заметив, как изменилась в лице подруга. — Или другие планы? — Не знаю пока, — пожала плечами она. — Он сегодня не давал о себе знать. — Наверное, на работе загрузили. — Наверное. Гермиона выдавила из себя улыбку. — У тебя ведь тоже наверняка куча дел? — она предпочла сменить тему таким, не слишком изящным образом. — Невпроворот, — угловато отшутился Гарри. — А ты? Бездельничаешь? — Могу себе позволить. Взяла выходной. Время для дружеских любезностей было на исходе. — Знаешь, я ещё хотела забежать кое-куда по делам, — суетливо начала Гермиона, заправляя за ухо прядь волос. — Так что… — Да-да, конечно, — Гарри кивнул и ещё раз улыбнулся. — С днём рождения и хорошего тебе дня. — Тебе тоже. Поттер исчез, а девушка ещё некоторое время не отводила глаз с одной точки. Сегодня ей исполнилось двадцать три года. Выглядела она ровно на пять лет моложе, а чувствовала себя на десять старше. Психолог, которого она посетила пару раз, сказал, что это послевоенный синдром, но ей было плевать. Её жизнь будто бы замерла в какой-то однообразной плоскости, и она никак не могла выбраться за её пределы. Сначала Гермиона заставила себя и друзей вернуться и закончить Хогвартс, потом так же усердно пыталась поступить в университет, отучилась там с красным диплом и вот, наконец, уже год как трудилась на благо Министерства магии и всего магического сообщества. Ей, безусловно, нравилось то, чем она занималась, но это не отменяло однообразности её будней, превратившихся в полусемейную рутину. Десять месяцев назад они стали жить с Роном — точнее он переехал к ней, ибо жить в Норе со всей его семьёй Гермиона даже при всём уважении к мистеру и миссис Уизли совсем не хотела. При поддержке родителей она купила небольшую квартиру в Лондоне, буквально в нескольких шагах от площади Гриммо, куда в первое время часто наведывалась на чай. Там жили Гарри с Джинни, продолжал заседать Орден Феникса (хотя необходимости в этих собраниях уже не было), а также иногда гостил Невилл и Полумна. Последний раз, когда она заглядывала туда, а это было уже больше полугода назад, в дверях они столкнулись с Люпином. — Уже уходишь? — с разочарованной улыбкой спросила Гермиона. — Да, забегал к Гарри за картой на пару, — Ремус ответил ей в своей привычно вежливой манере. — Прости, Тедди дома один. По совести сказать, боюсь оставить его одного даже на минуту. Такой непоседа! — Характер он унаследовал от матери, — усмехнулась девушка и тут же осеклась. — Прости… — Ничего, Гермиона, я привык, — Люпин прикоснулся к её плечу. — Хотя и до сих пор не могу говорить о Доре в прошедшем времени. Девушка понимающе кивнула и не нашлась с ответом. Но Ремус его и не ждал — так же быстро как и появился, он исчез в дверях. Гермиона часто думала о нём после войны. Пожалуй, если говорить о несправедливости в жизни, больше всего она задела именно его. Он ничем не заслужил все горести, что свалились на его голову: ликантропия, смерть родителей, одиночество, бедность, а потом и война. У судьбы извращённое чувство юмора — только человек успевает обрести смысл, как она тут же его отнимает. Так произошло и с Ремусом. Когда началась война они с Тонкс, после длительной борьбы с его комплексами наконец поженились и подарили этому миру прекрасного Тедди. Каким-то чудом они оба остались живы в битве за Хогвартс, о чём Люпин так горячо отзывался первые месяцы мирной жизни. — Война отняла у нас многих, вместе с ними мы потеряли часть своего сердца, — сказал он в торжественной речи на награждении Орденом Мерлина, — но несмотря на скорбь и боль потери, мы должны жить дальше. Помнить о тех, кто мог бы стоять сегодня с нами рядом, любить их, но не забывать о тех, кто остался в живых. Нам нужно держаться вместе и радоваться жизни такой, какая она есть. Через пять месяцев Тонкс погибла, спасая маленькую девочку-магла, вытащив её из-под колёс автомобиля. Она успела подхватить её на руки, приняв удар на себя. Ребёнок выжил, а Дора — нет. — Она оставалась героем даже без войны, — сказал Ремус, когда вернулся из больницы, где узнал о смерти жены. — Девочка потерялась и вышла на дорогу, водитель её просто не успел заметить… Он держался очень мужественно и до последнего сдерживал слёзы. Гермиона была в доме на площади Гриммо, когда он пришёл с этой ужасной новостью и оставалась там несколько дней, вплоть до того, как миссис Уизли не отправила её домой отдыхать. Она вместе с Гарри и Джинни старались поддержать Ремуса и постоянно находились с ним рядом. Хотя, конечно же, он не хотел никого видеть, ему не нужны были никакие соболезнования, но оставить его одного было бы просто преступлением. Она прекрасно помнила, как они сидели на его кровати в полной тишине почти два часа. Комната пропиталась запахом алкоголя и сигарет — она и не знала, что Ремус курил. Они не зажигали свет. Лишь маленькое красное пятно от тлеющего табака да свет фонаря в окне — вот и все источники освещения. Поначалу Гермионе было жутко некомфортно от этого молчания, но заговорить она не решалась. Постепенно ей пришлось свыкнуться с этой мыслью и она приняла это как должное — она просто охраняла его. Для того, чтобы он не был один и не наделал глупостей. Спать этой ночью ей совершенно не хотелось. Да и как она могла заснуть рядом с ним в его постели? В конце концов не спать же она пришла. От нечего делать девушка украдкой рассматривала Люпина. В темноте его черты сильно смягчились — морщин почти не было видно, лишь бледная кожа, впалые щёки и рыжая небрежная щетина. Тень так причудливо падала на его лицо, что казалось, рядом с ней сидел совсем ещё мальчишка с беспорядком на голове и поникшим взглядом. Гермиона обратила внимание на его длинные пальцы и то, как органично в них смотрелась сигарета. Она и не думала, что курить можно так сексуально, хотя едва ли такие мысли были вообще уместны. Чтобы больше не думать ни о чём таком, девушка поспешила отвернуться и заняться гипнотизированием противоположной стены. Спустя несколько минут совершенно неожиданно его голос разрезал тишину. — Спасибо, Гермиона. Она вздрогнула и заставила себя повернуться. — Не за что, — осторожно ответила девушка. — Если ты что-то хочешь, я могу… — Я хочу побыть один. Гермиона уязвлённо прикусила губу. — Конечно. Я понимаю. Мне уйти? — Нет. Она уже была готова, когда услышала его ответ и это её удивило. — Нет? — Нет, останься. Девушка позволила себе придвинуться чуть ближе. Ремус затушил сигарету и выдохнул дым через нос. — Я чертовски устал. Внутри неё всё заклокотало. Такое волнение она в последний раз испытывала, когда сдавала вступительные экзамены и сомневалась в двух вопросах, потому что немного подзабыла материал. Но сейчас она боялась другого. Что ему сказать? Что сделать? Ответ ей подсказало сердце. Полагаясь на свою интуицию, Гермиона робко и неторопливо положила свою руку поверх его, лежащей на левом колене. Переждав пару секунд и не найдя сопротивления с его стороны, она осторожно переплела их пальцы и чуть пожала костяшки пальцев. — Тебе надо поспать. Ремус перевернул свою руку ладонью вверх и сжал в ней руку девушки. Затем очень медленно он поднёс её к своим губам и осторожно поцеловал кончики её маленьких пальцев. — Да, надо поспать, — повторил он за ней. — Ложись, — свободной рукой Гермиона расправила одеяло за своей спиной. — Скоро полнолуние. Тебе нужно набраться сил. Люпин не ответил. Он выпустил её руку, с большой осторожностью положив её к ней на колени, затем снял туфли и пиджак. — Мне уйти? — робко повторила девушка, когда он забрался под одеяло. — Нет. Останься. И она не смогла ему отказать. Опустившись рядом, Гермиона тяжёлой головой коснулась подушки и только тогда поняла, как сама устала. — Прости, — послышался голос Ремуса. — Я совсем отвык быть один. Он повернулся спиной к окну и теперь его лица не было видно из-за тени. Возможно, в этот момент он покраснел и испытал смущение от такой глуповатой просьбы, но Гермиона об этом даже не задумалась. — Тебе и не придётся быть одному, — она мягко улыбнулась. — У тебя есть сын — не забывай об этом. И есть мы. Она хотела сказать «я», но это было бы слишком самонадеянно с её стороны. — Не надо о Тедди, — ответил Люпин. — Я не могу сегодня об этом думать. — Как скажешь. Она ласково коснулась его волос и успокаивающе провела по щеке. Нет, она совсем не пыталась его соблазнить. Это было прикосновение иного рода. Ни любовницы, ни женщины, испытывающей влечение. Гермиону тогда переполнила какая-то необычайная нежность. И погладив его по голове, она желала всего лишь успокоить его, утешить, словно маленького ребёнка, только не пытаясь соврать, что всё будет хорошо. После той ночи больше ничего такого не было. Они никогда не говорили об этом, лишь первое время отводили смущённые взгляды друг от друга на общей кухне. Но скоро закончилось и это: Ремус пришёл в себя и погрузился в заботы о сыне, а Гермиона вернулась в Хогвартс, добивать школьную программу и радовать преподавателей. Двадцать три. Гермиона снова взглянула на календарь и торопливо ушла с кухни. Ей действительно нужно было сегодня сделать кое-какие покупки перед тем, как, возможно, она устроит для них с Роном романтический вечер. Хочешь праздник — сделай себе его сам. К этому правилу ей пришлось привыкнуть за четыре года отношений. Впрочем, скоро ей будет совсем не до праздников. Миссис Уизли в один из последних летних уикэндов хорошенько надавила на младшего сына, после чего Рональд-таки решился сделать Гермионе предложение. Она и ждала этого, и боялась. Ждала, потому что эти отношения должны были к чему-то в результате прийти, и боялась оттого, что совершенно не была к этому готова. Уже полусемейная жизнь вне брака казалась ей непреодолимо скучной — что уж говорить о том недалёком возможном будущем, когда они официально станут мужем и женой. Он будет сутками торчать на работе, отрастит себе пивной живот и будет по выходным смотреть квиддич с друзьями. А она без особого энтузиазма останется наедине со своими мечтами, которым, конечно же, будет не суждено сбыться — Рон наверняка захочет детей и как можно быстрее. И когда Гермиона рисовала всю эту картину в своих мыслях, на голове у неё, кажется, седело несколько волосков. Тщательно стараясь выбросить из головы все эти навязчивые идеи, особенно в день рождения, девушка быстро собралась и вышла из дома. Проходя мимо поворота на площадь Гриммо, она буквально на минуту задумалась о том, кто сейчас мог быть дома? Гарри на работе, Невилл в Хогвартсе (он устроился аспирантом к мадам Стебль), Джинни писала, что собирается к родителям в Нору. Она снова вспомнила про Люпина, но тут же отмахнулась от этой мысли. Вряд ли он был там. Да и если он один, заходить на чай будет немного неловко. Время пролетело быстро. Гермиона зашла в продуктовый, купила несколько сочных апельсинов и бутылку красного вина, затем в соседнем магазине ей приглянулись симпатичные пирожные, а в конце улицы она вспомнила, что дома закончилась паприка. Набрав полную корзину, девушка остановилась около маленькой кофейни на углу — очень уютное и тихое место, куда она иногда заглядывала, чтобы спрятаться от всего мира на пару часов. — Могу себе позволить, — в слух заключила Гермиона и толкнула дверь от себя. Зал был полупустым, и она с лёгкостью могла выбрать себе столик. По своей маленькой традиции её выбор остановился на том, что стоял в углу около окна, рядом с книжными полками. Вежливый официант, непонятно откуда узнавший, что у неё сегодня праздник, угостил её кофе за счёт заведения и помог донести сумки. И вот, когда девушка уже устроилась в мягком английском кресле с чашкой пряного капучино, звякнул дверной колокольчик. Двадцать три. Двадцать три года (не считая, пожалуй, первых двух) на вопрос «что тебе подарить?» у Гермионы уже был готовый ответ, которому её научила мама. — Главное — это ваше внимание, — отвечала она и обворожительно улыбалась. Обычно после этого взрослые всегда умилялись мудрости от столь юного и прекрасного создания, а затем дарили подарки, на которые она уже давно намекала. Но со временем энтузиазм в девушке затух, хоть вежливый ответ по-прежнему не исключался. На свой двадцать третий день рождения Гермиона, откровенно говоря, и не очень-то хотела какого-то внимания, что уж говорить о подарках. Ей отчаянно хотелось только одного — маленького чуда. И кажется, её мечта медленно начала исполняться. — Ремус? Мужчина мгновенно обернулся и, забыв про свой кофе, направился к её столу. — Гермиона? Вот уж не думал тебя сегодня встретить. Но я рад этой встрече. Он присел в кресло напротив, не переставая улыбаться. В искренности его слов сомневаться не приходилось. — А что сегодня такого? — девушка насмешливо вскинула брови. — День как день. Люпин одарил её снисходительным взглядом. — Даже не думай, что я не помню, — он цокнул языком. — Так разреши поинтересоваться, что именинница делает в этом милом кафе посреди дня в полном одиночестве? Гермиона лишь покачала головой. А Ремус тем временем успел заметить её корзину. — Оу, вино и фрукты. Собираетесь с Роном на пикник? Этот вопрос поставил её в тупик. Нет, конечно, Ремус не собирался её задеть, просто, сам того не зная, надавил на больную мозоль. — Что-то случилось, Гермиона? Когда она подняла глаза, Люпин смотрел на неё озадаченно и смущённо, будто почувствовал свою оплошность. — Нет, всё в порядке, — девушка поспешила натянуть улыбку. — Я просто… я просто решила доставить себе удовольствие и побаловаться вкусным кофе. Рон пока на работе, он занят. Пока что. Мужчина поджал нижнюю губу и понимающе закивал. — Разумеется, я так и подумал, — произнёс он. — Прости за глупые вопросы. — Нет, ничего, — поспешила заверить его девушка. — Всё в порядке. Я тоже очень рада тебя видеть. Как Тедди? Стрелки были удачно переведены, а неловкость зажёвана, как старая плёнка. Люпин тут же включился в разговор и с воодушевлением стал рассказывать о сыне. — Андромеда мне очень помогает, — он говорил и машинально водил пальцем по краю чашки, что могло бы вызвать сильный гипнотизирующий эффект на Гермиону, если бы она вовремя не отвлеклась. — Я ведь почти круглый год в Хогвартсе, только на каникулы получается вырываться домой. Хорошо, что Минерва относится к этому с пониманием. Школе очень повезло с новым директором, знаешь ли. Девушка улыбнулась, вспомнив профессора МакГонагалл. Она так давно с ней не виделась, что успела крепко соскучиться. Наверное, настало время навестить старых друзей. — А как тебе новое поколение? — спросила Гермиона, отпивая маленький глоток. — Как обычно, шумные и совсем не хотят учиться? — Ты права, как всегда, — хмыкнул Ремус. — И ладно бы ещё старшие курсы — у них, понятное дело, есть заботы и поважнее. Но даже третий курс выходит из-под контроля! Клянусь, в моё время противоположный пол в этом возрасте интересовал лишь постольку-поскольку… — Шлют любовные записки? — Хуже! Приворотные зелья варят! Гермиона приглушённо засмеялась. Ох уж эти школьные приключения! Хотя до её приключений нынешним школьникам, как до Луны, конечно. — Вот ты смеёшься, а Слизнорт неделю бурчал, что его кладовую разграбили, — Люпин сам рассказывал, не сдерживая усмешек. — И как только они умудряются подливать эту дрянь своим однокурсникам! — Почему сразу однокурсникам? — девушка чуть улыбнулась и насмешливо вскинула одну бровь. — Думаю, их больше интересуют старшекурсники. А то и преподаватели, — она сделала короткую паузу, дождавшись, пока Ремус отреагирует, — ты в своём тыквенном соке ничего подозрительного не замечал? Мужчина покачал головой и ухмыльнулся. — Нет, в напитках ничего такого, — он отхлебнул своего кофе. — А вот парочку валентинок в контрольной работе я уже получал. — Всего парочку? — Ох, Гермиона! Он запрокинул голову, продолжая улыбаться, будто бы и его самого это забавляло. — Я ведь старый, больной и совершенно не привлекательный, — произнёс он, пожав плечами. — Что во мне можно найти? — Перестань, ты давно не смотрел в зеркало. С годами ты всё лучше. Ремус резко опустил голову и посмотрел ей в глаза. — Что? — вопросительно ответила ему Гермиона и промокнула губы салфеткой. — В тебя ещё лет десять, а то и двадцать будут влюбляться студентки со всех курсов. Ты ведь просто до невозможности мил, галантен и обходителен. А ещё и чертовски симпатичен. — Говоришь так, будто знаешь не понаслышке. Для него это явно была лишь шутка. А вот Гермиона улыбаться перестала. — Знаешь что, Ремус Люпин, — она отодвинула от себя чашку, поставила локти на стол и подпёрла щёки кулаками. — Мне сегодня двадцать три года. Из них вот уже лет восемь-девять назад ты перестал быть моим учителем, и я могу совершенно откровенно признаться, что на третьем курсе была по уши в тебя влюблена, да и…
 Она прервала саму себя на полуслове, передумав продолжать свой неожиданно прорвавшийся поток сознания. Что она хотела сказать? И потом? И все последующие девять лет? До сих пор? Нет-нет, это было уже слишком! Впрочем, такое неожиданное признание заставило врасплох и Люпина. — Влюблена? — его голос странно погрубел, будто бы его взволновала эта информация. — Но ты… — Никак не показывала этого? — закончила за него девушка. — Ещё бы! Ты сбежал бы быстрее, чем я собралась бы с мыслями! Её шутка немного разрядила обстановку. Вот только шуткой это было опять только для Ремуса, а вот Гермиона на третьем курсе действительно долго думала, как ей объясниться в своём иррациональном чувстве, с которым она ничего не могла сделать. Слава богу, Люпин покинул Хогвартс прежде, чем она успела понаделать глупостей. — Ты знаешь, я ведь всегда относился к тебе с… нежностью, — осторожно ответил он. — Я ведь был не в лучшем своём виде и духе. Я мог бы навредить тебе. — Перестань, Ремус, — немного резко перебила его Гермиона. — Ты бы ни за что не причинил мне вреда! — Но… — Вспомни ночь в лесу. И действительно, тогда в лесу произошёл удивительный для оборотня феномен. Встретив Гарри и Гермиону в лесу, будучи оборотнем, Люпин не собирался нападать на неё. На Гарри — да, оборотень чувствовал человеческую плоть и уже готов был вцепиться в неё, пока не появился клювокрыл. Но девушка для оборотня не представляла такого интереса, он её вообще не собирался трогать. Почему? Он сам не мог в этом разобраться. — Пожалуй, это было какое-то исключение, — заключил Ремус, складывая на столе руки замком. — Пожалуй. Она посмотрела на часы и сделала вид, будто бы что-то вспомнила. — Тебе уже пора? Ей показалось, что в его голосе прозвучало разочарование. Гермиона думала ответить «нет» и остаться ещё на некоторое время, но почему-то просто кивнула и начала собираться. Она ведь пришла сюда спокойно посидеть и убедить себя в том, что должна смириться со своей судьбой и наконец сказать Рону «да». Но общество Люпина, внезапное, приятное общество, дурно влияло на неё. Глядя в его голубые глаза, она думала, что всё в её жизни не правильно и должно быть совсем по-другому. Может, она сама загоняет себя в угол? Кто как не Ремус мог знать, каково это. — Я могу тебя проводить? — неуверенно предложил мужчина, поднимаясь с своего кресла. Гермиона взглянула на него снова и мягко улыбнулась. — Конечно, если у тебя есть время. Я только за. — Отлично. Он подхватил её корзину прежде, чем она успела что-то сказать и галантно предложил ей руку. «Боже, этот мужчина совсем не из нашего времени», — пронеслось в голове у девушки с нотками восхищения. А затем ей подумалось, что Рон никогда так не делает. Его максимум — иногда осторожно взять её за руку. На этом вся галантность заканчивалась, что не могло не удручать его невесту. Они прошли вдоль улицы и свернули на аллею, ведущую к площади Гриммо, но не напрямую. Долгий путь едва ли можно было назвать случайностью. Дорогу выбирал Люпин, а Гермиона лишь следовала за ним. Даже в такой мелочи ей было приятно отметить, что ведёт не она. Так странно, несмотря на то, что она всегда негласно боролась за лидерство, в последнее время ей не хватало ощущения лёгкой женской слабости. Именно лёгкой, а не грубой. Рон всегда был слишком мягкотелым и безынициативным, соглашался со всем, что она говорила, если обижался, то тихо и потому наладить с ним отношения становилось ещё сложнее. И то, что ей так не хватало в своём женихе, она сейчас видела в Ремусе. Тоже мягкий, но не бесформенный, не бесчувственный, не страстный мачо, но живой и искренний. Рядом с ним Гермиона чувствовала себя женщиной. Ей было так легко, что даже продолжительная дорога до дома, показалась длинною в два мгновения. Когда они почти подошли к её дому, Гермиона вдруг остановилась и на некоторое время замерла на месте. — Что-то не так? — спросил Ремус, заметив её внимательный взгляд. Она чуть склонила голову на бок и улыбнулась уголками губ. — Рон недавно сделал мне предложение, — произнесла девушка. Лицо Ремуса изменилось в неловком удивлении. Он вскинул брови и в тоже время поджал губы — безошибочный знак того, что новость для него оказалась не такой уж радостной. — Это… здорово, — запоздало отреагировал он и натянуто улыбнулся. — Поздравляю! Ты уже согласилась? — Нет, я сказала, что мне нужно время. — Понимаю. Люпин замолчал, поспешно опустив глаза, а затем попытался избежать зрительного контакта. — Я думаю, у вас всё… — Я хочу кое-что сказать тебе, — перебила Гермиона. Она сделала шаг вперёд и посмотрела на него снизу вверх. Мужчина был выше её почти на целую голову, и даже её высокие каблуки не сильно меняли её положение. В конце концов, он был вынужден взглянуть ей в лицо. — Ремус, мне сегодня двадцать три, — вопреки её словам, она выглядела не больше, чем на восемнадцать. — Не то, чтобы это какой-то особенный возраст — так, очередная отметка в календаре. Но почему-то именно сегодня я поняла очень важную вещь. — Какую? Гермиона широко улыбнулась, про себя радуясь его смущению. По совести сказать, так ей было проще говорить. Она чувствовала лёгкое превосходство в этой ситуации, и это придавало ей уверенности. Пусть это безрассудно! Не так часто она совершала безрассудные поступки в своей жизни. — Я поняла, что мне нужно на самом деле, — она облизала пересохшие губы. — Поняла, кем я хочу быть. Какой я хочу видеть свою жизнь. Ремус смутился ещё сильнее. Он нахмурился и одарил её непонимающим взглядом. — Это, конечно, хорошо, — осторожно ответил он. — Но что именно ты поняла? — А этого я пока тебе не скажу. Она чувствовала себя маленьким, нашкодившим ребёнком, и ей так нравилось это ощущение. Будто бы многолетний груз упал с её плеч, и теперь она может дышать полной грудью. Всё оказалось так просто. — Скажи, после смерти Тонкс, ты не думал… — она пыталась подобрать нужные слова, но они всё никак не находились в её голове. — Ты не ощущал себя одиноким? Корявый вопрос заставил Люпина мягко усмехнуться. — Я всегда ощущал себя одиноким, Гермиона, — он сказал это так легко и естественно, словно в этих словах не было ничего грустного. Она неловко прикусила губы. — Но ведь Тонкс не давала тебе ощущать себя одиноким. — Да, но это ушло вместе с ней. Гермиона упрямо взглянула ему в глаза. Буквально в этот момент она приняла для себя ещё одно важное решение. — Но ведь дело не только в ней, — упрямый взгляд встретился с его снисходительным. — Ты не был одинок, потому что она была рядом. Потому что она любила тебя. Его не могли не задеть эти слова, и девушка выбрала их специально. — Я не понимаю, к чему ты заговорила об этом, — немного растеряно ответил Люпин. Сделав глубокий вдох, Гермиона выгадала для себя ещё пару секунд, чтобы всё-таки решиться. — Я хочу сказать, что ты не должен чувствовать себя одиноким, — дрожа от волнения, сказала она. — Ты можешь быть счастливым. Едва закончив свою короткую тираду, она привстала на носочки и торопливо коснулась его губ своими. Она совершенно не знала, чего ожидать и что будет после. Гермиона хотела поцеловать его, хотела ещё девять лет назад, когда была маленькой влюблённой школьницей. И наконец решилась это сделать. Угадать его реакцию она бы не смогла при всём желании. В первое мгновение он замер на месте от неожиданности и уже готов был отступить, но что-то заставило его передумать. Гермиона уже думала отстраниться, когда почувствовала его руки на своей талии, притягивающие ближе. Он ответил на её поцелуй медленно и осторожно, так, как она и хотела. У неё голова пошла кругом от его горячего дыхания на своей коже. Его губы были такими нежными, движения ласковыми, но в то же время уверенными. Она поддалась ему, уступила лидерство. И ничуть об этом не жалела. В его руках она была готова и сгореть, и растаять, как свеча. Когда это волшебное мгновение медленно растаяло, Гермиона медленно отстранилась, всё ещё руками поглаживая его плечи. — Ты ведь подумаешь об этом? — тихо спросила она, ещё не открывая глаз. — Гермиона… Всё, что он смог — выдохнуть её имя и ласково улыбнуться. Его губы коснулись её щеки в целомудренном, но доверительном поцелуе. — Мы встретимся завтра? Ремус заправил прядь её мягких волос ей за ухо и утвердительно повторил: — Мы встретимся завтра. Гермиона улыбнулась ему в ответ и пошла в сторону своего дома. Она не обернулась и, конечно, не увидела, что Люпин провожал её взглядом до самой двери и ушёл только спустя несколько минут. Двадцать три. Гермиона зажгла свечку и вставила её в шоколадный кекс. Что загадать? Что бы она хотела? Два важных решения в своей жизни уже были приняты сегодня. А дальше всё зависело только от неё. — Чудо уже произошло, — улыбнулась она и задула свечку.