***
— Меня зовут Куроо Тетсуро, — первое, что говорит Куроо при следующей встрече. — Я все ещё намерен тебе помочь. — Мне все ещё не нужна ваша помощь, — Кей отвечает грубо. Потом закусывает нижнюю губу и представляется сам. — Тсукишима Кей, — говорит он, потому что его учили быть вежливым. Куроо прилипает к нему как банный лист. Прилипает к той части спины, до которой он сам дотянутся не в состоянии, а помощи просить не у кого — всё-таки мыться он привык один. Но, удивительным образом, этот лист ему не мешает. Тсукки знает, что он там есть, знает, что как дурак ходит с листочком на спине, но не чувствует дискомфорта. Кей привыкает. Сначала, конечно, злится, пытается стряхнуть с себя, но со временем перестает даже подёргивать плечами. Привыкает настолько. Куроо вливается в его жизнь как водопад — падает огромной массой в озеро, а после сливается с уже имеющейся там водой и даже не думает утекать маленькой речкой. А Кей это позволяет. Боится, но позволяет. Кей позволяет Куроо узнавать его, а Куроо отзывается на это, рассказывая о себе. Они делятся друг с другом повседневностью. Тсукки говорит о своем сломанном режиме, что спит он исключительно где-то с шести утра и до того, как организм решит, что пора проснутся, говорит, что не любит горький кофе, что помешан на клубнике и красных ягодах, что единственное блюдо, которое он может приготовить — это клубничный пирог и что несмотря ни на что он этим очень гордится. Куроо рассказывает, что утро самое лучшее по его мнению время для прогулок, что нет ничего плохо в горьком, черном, как ночь кофе, что коты это животные посланные им богами, потому что эти мурчащие комки тепла и уюта не могли произойти как-то иначе, рассказывает, что готов готовить для Кея каждый день и совершенно не прочь попробовать его клубничный пирог. Кей напрягается. Куроо ненавязчиво предлагает ему сблизится сильнее, чем они уже сблизились, Тсукки не заметил как это произошло, а сейчас ему дают возможность самому либо дать старт, либо повесить крест. И Кей не знает, что делать. Они делились повседневностью. Кей не говорил о своей работе, Куроо не говорил о том, что видел боль, Кей не говорил о своем брате, хотя как-то упоминал вскользь, что он имеется, а Куроо не говорил о том, почему никогда не снимает темные очки. Они никогда не заходили далеко, а сейчас, если Тсукки даст старт им придется это сделать. И Кей боится. А Куроо ждёт. Куроо почему-то так прикипел к Кею, что готов ждать хоть всю жизнь. Кей совершенно не готов на такие жертвы. Кей совершенно не готов отпускать от себя Куроо. Но Кей все ещё боится. Куроо целует его неожиданно. Он коротко касается его губ, хотя до этого некоторое время ищет их на его лице. Он просто прижимается своими губами к его, а после отстраняется и говорит, что не смог бы уйти, не сделав этого, а сейчас готов к любому его решению. А Кей больше не может его отпустить. Тсукки кричит внутри себя, кричит на себя, он не должен этого делать, он снова обожжется, но при этом подходит ближе к Куроо и целует его уже не так целомудренно. Он углубляет поцелуй, грубо проталкивая свой язык Куроо в рот, а после передает ему всю инициативу. Он наслаждается тем, что его держат во власти, что сильные руки обвивают талию, а горячие ладони исследуют спину. Кей чувствует счастье. Куроо дарит ему счастье. Куроо дарит ему счастье и после. Они действительно съезжаются. Куроо готовит ему еду, пытается наладить режим, но со временем просто машет на это рукой, нахваливает его пирог и все время просит добавки. Куроо смеётся рядом с ним громко и звонко, заставляя сердце биться чаще. Кей отвечает ему тем же. Он начинает признавать, что горький кофе не так уж и плох, раз или два в неделю специально ложится спать позже, чтобы погулять с Куроо утром, и иногда листает сайты, где продают котят, выбирая какой понравился бы Тетсуро, зная, что понравится любой. Кей начинает обращаться к нему на ты и называет по имени. Куроо же называет его исключительно Тсукки. Он откуда-то вынюхал его старое прозвище и теперь каждый раз смеется, когда Кей морщится на это обращение. Они все ещё не говорят о чем-то большем. Они все ещё привыкают друг к другу. Они все ещё боятся услышать друг от друга откровения, но они уже прекрасно понимают, что уйти друг от друга не смогут.***
Кей решается спустя время. Куроо с того дня их знакомства больше ни разу не говорит о боли Тсукки, которая все ещё кричит, но Кей чувствует, что это его волнует. И с каждым днём всё сильнее. — Что это? — спрашивает Тетсуро, когда его ладони касаются два небольших металлических предмета. — Это пули, — Кей говорит это так спокойно, как будто каждый день вкладывает в ладонь Куроо пули. Куроо молчит в ответ и внимательно ощупывает то, что Кей ему дал. Он кончиками пальцев рассматривает поверхность и натыкается на вмятины, которые превращаются в имена. — Они настоящие? — Кею не нужно отвечать. Куроо все прекрасно понимает и сам. — Почему на одной из них твое имя? — Потому что она для меня. Кей пожимает плечами, забывая, что Куроо не видит этот жест, но он чувствует. — А вторая? — Для Акитеру. Моего брата. Кею немного не по себе. Он ощущает, как Куроо смотрит на него сквозь толстые стекла темных очков. Тсукки не нравится этот взгляд. — Зачем ты отдаешь их мне? — У тебя они сохранятся дольше. — Но ты все равно попросишь их обратно? — Да. Куроо снимает с себя очки и открывает глаза. На самом деле, Кей знал об этом с самого начала. Даже если не знал, то догадывался. Когда они съехались все лишь подтвердилось. Куроо был слеп. Его глаза покрывала сероватая дымка, а зрачки безлико смотрели в пустоту. Он всегда был искренним в том, что касалось того, что он видел. Иначе он не мог. Иначе он предавал самого себя. Кей часто, закрывая глаза, видел разноцветные вспышки, которые калейдоскопом кружились в черноте, создавали причудливые узоры, создавали ощущение магии. Они двигались, как хотели, принимали формы, которые хотели, и совершенно не управлялись. Но так же Кей всегда мог открыть глаза и увидеть свет, зарядить свой внутренний калейдоскоп новыми красками, новыми фигурами, новой магией, увидеть новую фантасмагорию, закрывая их вновь. Кей не знал, видел ли Куроо то же самое, когда закрывал глаза. Кей не знал, чтоименновидел Куроо, когда его глаза были открыты. Но Кей никогда Куроо не жалел. Куроо никогда не требовалось никакой опоры, собаки-поводыря, ему не нужно было учить, где что лежит, Куроо всегда находил Кея и всегда видел его эмоции. Куроо был загадкой во всем, что касалось его зрения. Куроо сам не знал, почему все так. А Кей не стал искать отгадки. Он лишь ласково целовал его глаза, каждый раз, когда была возможность, шепча что-то о том, что его глаза самые прекрасные. Когда Куроо смотрит на него без очков, своими пустыми зрачками совершенно точно находя Кея в пространстве, ему становится немного жутко. Куроо ждёт большего. Куроо все ещё интересно узнать о его кричащей боли. Кей задумывается. Убивать проще, когда ты уже раз сделал это. Убивать проще, когда первая пуля твоего оружия имела имя близкого человека. Убийство окрашивается другими тонами, когда тебя этому учат с детства. (Хотя колени дрожат каждый раз, как он собирается нажать на курок.) — Я киллер. Мне на почту присылают задания, я выбираю, за какое взяться. Надеваю свои короткие кожаные перчатки, прячу пистолет с глушителем и дополнительными патронами в карманы пальто и иду совершать чужую месть или что там у них своими руками. Кей говорит это просто. Он не собирался скрывать это от Куроо, хоть и чувствовал некоторые опасения на этот счёт. Куроо бы узнал, если уже не знал, потому что он видел. И видел многое. Тем более перчатки. У Кея их было много, все черные и короткие. Они лежат в одном из ящиков в прихожей и Кей видел немой вопрос Куроо об этом. Ещё бы! Их такое множество, а он ни разу никуда их не надевал. — Моей первой целью был мой лучший друг. Кей сам чувствует как его боль начинает кричать сильнее. Он не любит это вспоминать, но он не может это забыть. — Это была своего рода дуэль. Последнее задание в нашей школе убийц. Ямагучи. Он был добрым и искренним. Он просто не нажал на курок. А я был трусом и эгоистом. Пуля попала прямо в сердце. Кей дрожал. Он не мог держать себя в руках, когда дело касалось этой истории. Он перестал плакать над ней, но внутри все кричало и билось в невероятных размеров истерике. Его боль кричала. И Куроо видел это, Куроо знал это. Куроо просто слушал и не подходил. Кей упал на колени и уткнулся взглядом в пол. Он хотел пересчитать количество половиц, но смеялся сам над собой, потому что у них ковер. Красивый красный ковер с большим ворсом. Его выбирал Куроо. Кею было плевать. Плевать ровно до этих пор. Он решил пересчитать ворсинки, раз уж половицы были скрыты, но каждый раз сбивался, путаясь. Ворсинок было много. Дрожь все ещё не проходила. Глаза по-прежнему оставались сухими. Он не плакал. Никогда больше не будет плакать. (Разве что, когда его пуля ляжет в магазин следом за пулей Аки.) — Акитеру предложил Тадаши ко мне в пару. Голос Кея был глухим. Он опустил голову и зарылся носом в ковер. Считать их все равно оказалось бесполезно. — Акитеру тоже через это проходил. Добавил совсем тихо, но Куроо его услышал, не мог не. Тсукки завалился на бок и прижал колени себе к груди. Его все ещё трясло, с той стороны век он видел лицо Ямагучи перед смертью, видел, как он улыбался. Он уже все для себя решил тогда, а Кей был не согласен, только никто его не спрашивал. — Я хочу… — Не стоит. Кей хотел рассказать как использует эти пули, но Куроо и так все понял. Любой бы понял. Он встал со своего места, подошёл к нему, свернувшемся клубочком, лег рядом и обнял, поглаживая по спине. Лёгкими прикосновениями унял дрожь, мягким взглядом с дымной поволокой успокоил нервы, небольшим касанием губ к губам стёр Ямагучи с обратной стороны век. — Ты волшебник, — тихо прошептал Кей. — Твоя боль все ещё кричит. — Она всегда будет кричать. — Почему ты не прекратишь заниматься… — Куроо замялся. Он не хотел произносить слово «убийство», но хотел разузнать все сейчас, чтобы больше к этому не возвращаться. — Я не умею больше ничего, — Кей понял все без уточнений. — Никогда не поздно научится. Куроо улыбнулся. И в этот момент Кей думал, что может все. Может перестать убивать, может пойти учится куда-нибудь в крутой университет и плевать, что возраст уже не тот. Может банально начать спать ночью. Куроо вселял в него жизнь. При Куроо его боль переставала кричать. И Кей, когда смотрел на Куроо, верил, что сможет выбросить перчатки. Сможет простить брата и никогда не использовать пули с гравировкой по назначению.