Суровые меры

— Тодда сегодня не будет. Он звонил и отпросился. — Фара слегка приподняла плечи, морально готовясь к потоку слов, который тут же и последовал: — Что значит не будет? Почему Тодд не позвонил мне? Нет, я не обижаюсь, что он отпрашивался у тебя, а не у меня, просто… Почему не зашёл? Он заболел? Точно заболел, иначе бы забежал ко мне предупредить. Странно, вчера с ним вроде бы всё было в порядке… — Дирк… — ...хотя он выглядел подавленным, когда мы вечером смотрели кино. Я так и думал, что Тодд когда-нибудь простудится… — Дирк! — ...в этой своей майке, раз в квартире такой холод. Прости, ты что-то сказала? Фара закатила глаза, вздохнула. Переставила степлер, чтобы он оказался параллельно краю стола. Дирк топтался перед ней — обеспокоенный сгусток энергии в персиковой кожанке. — Тодд здоров. Ну, насколько он может быть вообще здоров, учитывая… — Фара осеклась, поняв, что тоже начинает тарахтеть (вредные привычки легко передаются). И решилась: — У него сегодня день рождения, Дирк. Дирк захлопнул рот и вытаращил глаза. Видимо, услышанное поразило его настолько, что он даже не нашёлся с ответом или новой лавиной вопросов. Фара несколько секунд прикидывала, стоит ли выложить всё начистоту. «Простудится в этой своей майке». Она вспомнила, как во время их вечерних посиделок на диване у телевизора — трое детективов, две пиццы, одно лёгкое кино — Дирк постоянно пытался заставить Тодда надеть кофту поверх майки. Ему казалось, что в Риджли слишком тонкие стены и слишком прохладно для осени. Вспомнилось ещё и то, как Дирк смотрел на голые руки Тодда, на его слегка угловатые плечи: взгляд застревал на них, на лице появлялось мечтательно-голодное выражение. Конечно же, этого не замечал никто, кроме Фары. Конечно же, Дирк готов был пожертвовать приятным зрелищем ради того, чтобы окружить Тодда максимальным уютом. Ох уж эти двое. — Тодд ненавидит свой день рождения и не хотел, чтобы ты знал. Я говорила, что вечно скрывать дату не получится, но это же наш Тодд. Упрямый малый. Ошеломлённый Дирк наконец совладал с голосом: — Как он может ненавидеть этот день? Сейчас, когда ты сказала, я понимаю, насколько сильно хотел бы устроить для него вечеринку — с подарками, тортом и всяким прочим… И вообще, как я мог не знать? — Вообще-то ты никогда не читаешь досье и файлы, потому что «это так не работает»… — Потому что это действительно так не работает, Фара! Но сейчас важнее другое: у тебя, как я вижу, есть некая информация, которой я не владею. Мне нужны твои знания, машина и деньги, или как там было в фильме «Светораздел»? Фара решила не зацикливаться на деталях. — Раньше они всегда отмечали дни рождения вместе с Амандой. Устраивали сначала одну вечеринку, а через двадцать три дня — другую. Им нравилось, что получается закатить целых два праздника меньше чем за месяц. А потом Аманда заболела. Два раза ей было совсем плохо, и Тодд пообещал, что не будет считать эти свои дни рождения, чтобы ей не было обидно. И ему теперь одновременно тридцать четыре и тридцать шесть, как бы бредово это ни звучало. А сейчас у Тодда вообще нет возможности встретиться и отпраздновать с сестрой, ведь она неизвестно где колесит. Так что это день страданий и затворничества. «И чтобы никаких поздравлений, мать вашу. И Дирка ко мне не подпускай». — Ах вот как. Хорошо, я скажу ему, что ты сделала всё возможное, но я удрал в окно. Он поверит — знает ведь мою предрасположенность к... окноштурмованию. — С этими словами Дирк развернулся на пятках и вылетел за дверь. Фара наконец позволила себе расслабиться и улыбнуться.

***

Тодд уже не знал, что ещё придумать, чтобы максимально отгородиться от мира и мыслей. Позвонив Фаре с утра, вырубил телефон. Опустил жалюзи. Включил телевизор на самом тупом шоу, какое только смог найти. Припасённый ящик пива больше не прельщал, как и пакет с бургерами. Тодд вздохнул и отправился в спальню за одеялом. Завернувшись в него с головой, он вернулся и свил себе гнездо скорби в углу дивана. Главное — перетерпеть. Завтра должно стать легче, только пусть Дирк не задаёт вопросов. Дирк… Раздался громкий стук в дверь. И голос. Спасибо картонным стенам Риджли. — Тодд, открывай немедленно. — Дирк. Вот херня. На секунду Тодду захотелось затаиться и сделать вид, что не слышит — уснул там или умер, например. — Если ты не откроешь, я приму экстренные меры. — Влезешь через окно? — подал голос Тодд, не двигаясь с места. Он уже понял, что его легенда раскрыта, но всё же сделал попытку: — Не стоит, я приболел. — Окно, пфф. Этот способ уже устарел, им никого не удивишь. На этот раз я решил применить методы Буйной Троицы. Или ты открываешь, или я вышибу дверь битой. Тодд поперхнулся слюной. Подобная фраза, сказанная ласковым, почти игривым голосом Дирка, звучала… мягко сказать, непривычно. — Кажется, увеличение странности в моей жизни достигло пиковой отметки, — с этими словами Тодд поднялся с дивана и всё так же в одеяле побрёл к двери. За дверью стоял Дирк. С пакетом в одной руке и… да-да, с бейсбольной битой в другой. — Ты что, мать твою, серьёзно сломал бы мне дверь? — Суровые времена требуют суровых мер, Тодд. Ловко управляясь со своими «пожитками», Дирк просочился в комнату. И в ней сразу стало будто светлее, несмотря на опущенные жалюзи. Как всегда. Как не вовремя. — Вообще-то у тебя есть ключ, Дирк. Нормальный такой ключ, который я сам тебе дал. Как делают нормальные друзья обычно. Хотя о чём я говорю? — О. Я забыл. Дирк подошёл поближе к Тодду, который уже успел снова приютиться на диване. Обеспокоенно глядя на него, Дирк сказал: — Я всё знаю. Тодд поплотнее завернулся в одеяло и насупился. — Проведёшь для меня сеанс передачи мудрости пополам с дружеской психотерапией? — Это было очень неучтиво, Тодд, но я прощу тебя, потому что ты сейчас не в лучшем расположении духа. И потому что у тебя сегодня особенный день. — Слушай, Дирк… Давай не будем. Раз уж тебя принесла нелёгкая, давай просто заткнёмся и посидим. Надеюсь, вселенная подсказала тебе захватить чего получше бургеров по пути. Дирк молча — ну и дела! — пристроил биту в углу, скинул куртку, опустился на диван рядом с Тоддом и повернулся так, чтобы смотреть прямо в глаза. Потом вздохнул и потупился, набрал в грудь воздуха. — Я, вообще-то, правда заготовил для тебя длинную мудрую речь. Но она, кажется, вся растряслась по дороге. Послушай, Тодд… Я понимаю, что ты очень переживаешь и злишься на себя. И скучаешь по Аманде — я тоже ужасно скучаю! Однако это не повод делать день, который должен быть одним из лучших, чуть ли не траурным. Тодд попытался запротестовать, но Дирк ещё не закончил: — Подумай вот о чём: у меня никогда не было раньше друга. Я никогда не имел возможности поздравить самого важного человека в своей жизни с днём рождения. Можешь представить, каково это? Поэтому я пришёл сюда сегодня, рискуя повторить запоминающийся, но несколько болезненный опыт полёта за дверь твоей квартиры. Так что давай заткнёмся и посидим, конечно. Но позволь я хотя бы напичкаю тебя сладостями, как планировал. Тодд помотал головой: — Дирк… Он неловко шевельнулся, пытаясь спустить ноги с дивана, и одеяло распахнулось на груди. Тодд не позаботился о том, чтобы прикрыться, хоть и был в одних штанах. — Давай сюда свои сладости, несносная ты задница. Тодд увидел, как Дирк в один миг заискрился той самой улыбкой, которая заставляла сердце — а иногда… нет, слишком часто, и не только сердце — разбухать и трепетать. Но сейчас на этом милом лице застыло и ещё какое-то непонятное выражение. Скулы чуть порозовели, глаза заблестели и… и, кажется, почему-то снова и снова возвращались к Тодду. К его голому торсу, точнее. Тодд почувствовал, как его окатило волной жара. Не может быть, он просто фантазирует, идиот. Явно смущённый Дирк засуетился, раскрывая пакет, который принёс с собой, и выкладывая на столик свои сокровища: банку «Нутеллы», упаковку пирожных, увенчанных пышными шапками крема, пару пачек желейных бобов с разными вкусами, банки с газировкой... — Ты решил подарить мне на день рождения диабетическую кому? Я так тронут. Не переставая улыбаться, Дирк снова плюхнулся на диван. Его странное смущение вроде бы сошло на нет. — Понимаю, ты предпочёл бы наливаться этой жидкостью, которую вы по недоразумению называете пивом, но дай мне воплотить хотя бы некоторые свои мечты. — Дирк почему-то осёкся и задержал взгляд на этот раз на лице Тодда. На его губах. Наверное, всё-таки сказалась та пара пива, которую Тодд уже успел выцедить с утра. Иначе с чего бы это ощущение, что Дирк смотрит… жадно? Голодно? — Ну, за тебя! — Дирк вручил Тодду пирожное, а другое взял себе, тут же уляпав кремом пальцы. Длинные, красивые пальцы с ухоженными ногтями. Так резко контрастирующие с собственными пальцами Тодда — почти окостеневшие мозоли на подушечках пальцев, натёртых струнами, не добавляли шарма. Отогнав несвоевременное любование руками Дирка, Тодд вонзил зубы в пирожное. Оно оказалось ужасно сладким, но вкусным — мягкий пропитанный сиропом бисквит подался, и целый айсберг крема повис на кончике носа. Дирк фыркнул: сам он умудрился откусить намного изящнее. Не задумываясь, он протянул руку, стёр крем с лица Тодда большим пальцем и сунул его в рот. И замер — всё так же с пальцем у губ. Тодд чувствовал, как предательский румянец заливает щёки, шею и грудь. Ему стало очень-очень жарко, захотелось окончательно сбросить с плеч одеяло. Но вообще стоило бы, конечно, накрыться им с головой, чтобы спрятаться от позора. Дирк тоже порозовел. Такой красивый в любую минуту своей жизни, а сейчас ещё и разрумянившийся, перемазанный белым кремом, сконфуженный… После Тодд договорился сам с собой, что всему виной состояние аффекта на нервной почве. Потому что он внезапно подался вперёд, взял Дирка за руку, мягко отобрал пирожное. И медленно, глядя в глаза, облизал чужой указательный палец. Дирк, кажется, остолбенел. Как и сам Тодд. Весь мир будто сжался до нескольких фрагментов: теплой ладони в руке, сладости на языке, бешено колотящегося сердца. И до неприлично счастливых глаз Дирка, вспыхнувших уже ясно читаемым желанием. Оцепенение схлынуло. Тодд снова поднёс пальцы Дирка к губам и начал осторожно вылизывать один за одним, проводя языком от основания до кончика, а затем втягивая в рот до половины. Прервавшись, он проговорил глуховатым от волнения голосом: — Ты что-то говорил про свои мечты. Не против, если я исполню парочку собственных в честь праздника? Всё это время Дирк смотрел прямо в лицо Тодда распахнутыми, опьяневшими глазами. А сейчас наконец моргнул и ответил: — Можешь исполнить все. — Ну уж нет, все разом — неинтересно. — Договорив, Тодд вернулся к своему занятию, восхищённо наблюдая, как с каждым движением его губ и языка Дирк начинает всё более отрывисто дышать приоткрытым ртом. Забытое одеяло давно свалилось с плеч. Тодд откинулся назад, увлекая за собой Дирка — теперь они полулежали, и их тела были намного ближе друг к другу, чем когда-либо. Тодд потянулся навстречу, уткнулся лбом в лоб Дирка и прошептал: — Я хочу тебя поцеловать. — Сделай это, Тодд. Тем более мы уже целовались однажды. — Вот чёрт, я думал, ты не помнишь! Мы же все были пьяны и под любовным заклинанием. — Я нахожусь под любовным заклинанием с того момента, как увидел тебя в «Перриман Гранд», Тодд. Хренов джентльмен. Даже в такой момент умудряется говорить красиво. Больше не сдерживаясь, Тодд впился в губы Дирка, притягивая его ближе, наслаждаясь сладостью и мягкостью чужого рта. Дирк отвечал с таким пылом, будто и правда мечтал об этом многие месяцы. Да нахрен, они оба об этом мечтали! Не разрывая поцелуя, Тодд нащупал руку Дирка, потянул её вниз и положил на свою ширинку, под которой уже готов был взорваться напряжённый член. Дыхание Дирка перехватило, но он уверенно приступил к делу: расстегнул пуговицу и молнию и замер, прикасаясь самыми кончиками пальцев. Тодд нетерпеливо простонал, приподнял бёдра навстречу. Дирк оторвался от его губ, лукаво посмотрел сверху вниз. — Мне показалось, тебе пришлось по вкусу угощение? С этими словами он дотянулся до столика, где лежали надкушенные пирожные, и зачерпнул немного крема. А затем поднёс их к губам Тодда. Тот с готовностью раскрыл рот и вобрал сразу два пальца, начал посасывать их. Тяжело дыша, Дирк достаточно ловко одной рукой высвободил член Тодда из трусов и принялся поглаживать и сжимать в том же ритме, в каком Тодд сосал его пальцы. Это было уже слишком, голова окончательно отказалась соображать, и на несколько минут Тодд полностью отдался всё нарастающему блаженству. В какой-то момент вместо пальцев у него во рту оказался восхитительный язык Дирка, а рука Дирка продолжала скользить по члену вверх-вниз, и Дирк постанывал в унисон с Тоддом и тёрся ширинкой о его бедро. Тодд выгнулся, еле успев сдержать вскрик — сюрприз, соседи! — и излился в кулак Дирка. Перед крепко зажмуренными глазами плясали светящиеся множества Мандельброта. Раздался рваный вздох. Тодд открыл глаза и попытался вернуться в обычный мир. В тот мир, где лучший друг только что заставил его кончить, как никогда раньше. Дирк сиял и улыбался. — С днём рождения, Тодд. Ну, я пошёл, наверное? Ах ты задница, ну задница же. — Нет-нет, у именинника остались ещё невоплощённые мечты. Тодд собрался с силами и перевернулся, подминая Дирка под себя. Тот вопросительно поднял брови. — Посмотрим-ка, с чего нам начать…