***
Голоса Нерата является ей во снах, и мир вокруг окрашивается изумрудным — цветом пламени, что сочилось из его ран, пока она сидела рядом и слушала, как слабеет его чудовищное многоголосье. — Пока ты жива — живы и мы. — шепчет он неподвижными бронзовыми губами. — Ты ведь не можешь выкинуть нас из головы, не так ли, наша дорогая Вершительница? Или вернее будет сказать «Архонт»? Пустота вокруг смеется его Голосами. — Я и не пытаюсь. Никогда не пыталась. Архонт, конечно, Архонт, но это кажется ей неважным. Она оборачивается и успевает ухватить ускользающую фигуру за полу халата, тянет, а оказавшись рядом — цепляется за длинные шипы, венчающие голову Голосов Нерата. Глаза невольно заполняются слезами. Ей мнится: еще немного — и раскаленная бронза прожжет ладони, обнажив почерневшие от жара кости. И все же она поднимается на носочки и замирает в сладостном ожидании поцелуя. Голоса Нерата наклоняется к ней. От его дыхания кожа горит и покрывается волдырями. Если бы у него был рот, Вершительница хотела бы растаять на его языке, но у него есть только языки пламени. Она все еще может получить желаемое. Зеленый огонь перекидывается на Вершительницу, обнимает ее, жадно срывает черную, расшитую золотыми символами одежду и следом — то, что под ней. Горелая плоть лепестками устилает землю, вспыхивают и исчезают волосы, обращаются пеплом кости. Гарью больше не пахнет, ничем не пахнет — нет носа, чтобы чувствовать запахи. Нет легких, чтобы сделать вдох. Но в этом ненасытном пламени она все еще жива. Они оба живы — и как никогда близки. Просыпаясь на скомканных простынях, Вершительница понимает, что взмокла. И сильнее всего — между ног.***
Поверхность воды дрожит, рябь пробегает по отражению. Вершительница не спешит опускаться в подготовленную для нее ванну, и служанка покорно ждет, сжимая в руках сосуд с ароматическими маслами. По-северному светлую кожу не берет загар, и на плечах краснеют и шелушатся укусы солнца. Но они — ничто по сравнению со следами, оставленными изогнутым клинком и зеленым пламенем. Вершительница медленно ведет пальцами по самому длинному из своих шрамов — от груди до основания живота — и со свистом втягивает воздух сквозь приоткрытые губы. Она помнит, как, падая к ее ногам, поверженный Архонт Тайн в последний раз опустил меч. На миг все затмила боль — столь ослепительная, что от удовольствия не отличить. Захлебываясь кровью, Вершительница думала, что покинет мир живых следом за Голосами Нерата. Как жаль, что она ошибалась. Со странной улыбкой она подзывает служанку ближе.***
Спускаясь в пыточную, Вершительница берет тяжелый бронзовый шлем с собой. Просит у него совета: под каким углом вонзить нож в плоть, как затянуть веревку потуже и что втереть в рану, чтобы воспаленные края сделались еще ярче. Голоса в голове Вершительницы дают ей ответы, которых она ищет. Или те, которые уже знала? Реальность колышется и плывет, и она уже не может быть в ней уверена.***
Во время публичных казней Вершительница горделиво восседает на троне, и ей открывается прекрасный вид. По правую руку от нее, безучастно взирая вниз, покоится бронзовый шлем. Ни искры интереса не загорается в его глазах. Он не впечатлен — и Вершительница, досадливо прикусив губу, вновь и вновь задается вопросом: что еще она может изобрести, чтобы его порадовать? У подножия трона дикие звери терзают осужденных. Виновных или нет — она не помнит. Страшные крики мешаются в голове в пылающий болью хор. На песок, густо выкрашенный в цвет крови, падают обезображенные тела. Победители, довольно скалясь, с рыком разрывают их на части. Осознав, наконец, в чем ее ошибка, Вершительница морщит нос: всем этим смертям не хватает изящества. С каждым годом казни все больше походят на извращенные ритуалы.***
Накануне одного из таких ритуалов Вершительница отвлекается от утреннего туалета и резко оборачивается, готовая поклясться, что видела, как в пустых глазницах на миг вспыхнуло яркое зеленое пламя.