Ледяное небо

Стадион кипит, трибуны ревут, словно волны Черного озера, разбивающиеся о подножия величавого замка. Тут чувствуется жаркий дух соперничества, атмосфера раскалена до предела. Наверху совсем по-другому — воздух чистый и свежий, прозрачный, как стеклышко. Внизу пестрит красно-зелено-желтая масса, цвета хаотично передвигаются и меняются местами. Яркую картину портит темная ткань мантий, которая, словно чернила, разливается в промежутках между разноцветными пятнами. Модестас крепко сжимает в руках древко метлы. Легкий ветерок играет в волосах, искусно перебирая медные пряди. В ладонях лоснится гладкая поверхность новенького Нимбуса, легкая шершавость чувствуется лишь под указательным пальцем, на месте, где высечена золотистая гравировка. Паулаускас медленно прикрывает глаза, поглубже вдыхая движущиеся навстречу потоки воздуха. Небо — его стихия. Модестас не может жить без полета с того самого момента на первом курсе, когда неумелыми руками он поднял вверх старенькую метлу. Ветер порывами обдувал лицо, путался в полах мантии, корпус метлы наотрез отказывался слушаться, но он все равно продолжал подниматься выше и выше, словно что-то далекое звало, притягивало ближе к себе. Не проходит и доли секунды, как литовец снова открывает глаза. Отвлекаться нельзя, нужно быть внимательным и не упускать из виду ни одной части поля — в этом и состоит задача ловца. Модестас часто нарушал это правило, и иногда по его вине победа буквально выскальзывала из рук факультета. Вечером в гостиной начиналась целая демагогия по поводу его невнимательности и полной безалаберности, но присутствие литовца в команде никогда не ставилось под вопрос — уж слишком хорош. Паулаускас смотрит чуть ниже, наблюдая за слаженными движениями игроков обеих команд. С самого начала преимущество находится в руках его факультета — гриффиндорцы уверенно накидывают квоффлы в кольца соперников, искусно маневрируя между защитниками. На зеленой трибуне царит мрачное молчание — слизеринцы угрюмо наблюдают за проигрышной позицией своих однокурсников. Разнородные взгляды сливаются в общий огонь и прожигают красные мантии. Модестас смотрит вниз и замечает неподалеку темную макушку — Белов, как всегда, внимательно изучает периметр стадиона, методично выискивая в облаках золотистый проблеск. Слизеринец поднимается выше и пролетает так близко к литовцу, что тот может слышать, как шуршат полы его мантии. Белов не упускает возможности бросить в сторону соперника свой противный насмешливый взгляд. Модестас закатывает глаза и, еще крепче сжимая метлу, перемещается на противоположную сторону поля. Не проходит и пяти минут, как настает его черед бороться за победу своего факультета. Ловцы сразу ринулись в погоню, как только снитч показался в темных облаках, угрожающе сгущающихся над стадионом. Уже не в первый раз они замечали золотистый мячик одновременно, будто их сознания были связаны невидимой нитью, которая каждый раз предательски сигнализировала соперника о появлении цели. Белов стремительно рвется вперед, его метла имеет, хоть и незначительное, но преимущество над метлой Модестаса. Они летят плечо к плечу, мантии путаются между собой, превращаясь в неразборчивый красно-зеленый клубок. Профиль Белова — тонкий, сосредоточенный, с прямым носом и светлой, почти белой кожей. В голубых глазах словно переливаются острые льдинки, впивающиеся строго в золотистую поверхность снитча. Он стремится к победе, он уверен, что сможет выиграть, от него веет прохладным чувством превосходства, которое становится еще более выраженным в моменты приближающегося триумфа. Тонкая рука с длинными пальцами и остро выступающей косточкой на запястье тянется вперед — совсем рядом с неестественно широкой ладонью Паулаускаса. Литовец завороженно смотрит на действие, разворачивающееся прямо перед ним. Он не понимает, что делает, когда прикладывает свою теплую ладонь к холодной руке Белова. Время будто останавливается — больше нет трибун, громогласных воплей болельщиков, выкриков комментатора. Больше не существует ни команды родного факультета, ни метлы, ни этого стадиона. Только лед чужих пальцев и прозрачный голубой взгляд, с искренним удивлением смотрящий в ответ. Модестас приходит в себя только когда корпус метлы делает резкий кувырок, а тело больно падает на светлый песок, царапающий кожу до багровых ссадин. И снова появляется рев трибун, бесконечно голубое небо и Белов, смотрящий на Модестаса с довольной, без тени презрения, улыбкой и золотым снитчем в руке...