цвети

ёнхо оказался на самом глубоком дне в своей жизни как раз в тот момент, когда зажатая меж нежных девичьих пальцев самокрутка начинает казаться ему самой красивой и нежной вещью на земле; чону выглядит невинным ребёнком даже когда от неё пахнет травой вперемешку с ночным пропитым воздухом, когда смотрит на него сквозь густой дым, исходящий из её ноздрей и пухлых губ, так, что ему хочется тут же пригнуть голову верным псом, найденным щенком, прижаться щекой к её нежным ладоням и отгонять лишних. они её испортят, используют, они не знают, не видят, насколько она красива. сегодня, всегда, каждую ночь. но особенно сегодня. она смотрит снизу вверх расфокусированным взглядом расширенных зрачков, делая последнюю затяжку на сегодня - глубоко, со вкусом. ёнхо не курил сегодня; ему хватает чону, и этот наркотик гораздо сильнее. она первая тянется навстречу, так резко охваченная нежностью и потребностью куда-то её выплеснуть, жмётся как можно ближе, горячее, глубже - под кожу, в самое сердце. ёнхо аккуратно подхватывает её бёдра и берёт на руки - чону лёгкая и податливая сейчас, как сонный ребёнок на руках у отца; только ладони ёнхо под юбкой гладят её бёдра совсем не по-отцовски. он кладёт её на кровать, сам - сверху; защита от внешнего мира, который им сейчас совсем не нужен. чону гладит его горячие плечи, шею, зарывается в тёмные волосы нежными руками - они пахнут дымом и цветами. ёнхо тонет, и плавать будто разучился. чону обхватывает его ногами, совсем забыв про юбку (или про то, что её надо снять), и он чувствует себя медведем на привязи, которым командует маленькая девочка: она сама тянет его к себе, к своей груди, и ёнхо слышит бешеный стук девичьего сердца сквозь тонкую ткань лёгкой блузки, которую в следующее мгновение плавно стягивает, даже не расстегнув все пуговицы. вышивка на полупрозрачном бра еле прикрывает ореолы сосков, а чёрное кружево подчёркивает аккуратную грудь и нежную молочную кожу, и ёнхо кроет с каждой секундой всё больше - сложнее становится не сжимать её бёдра до багровых синяков; кажется, ещё чуть-чуть, и он сломает её, разорвёт руками тонкую кожу, слишком сильно сдавит горло, и, боже, она выглядит настолько хрупкой и беззащитной сейчас. чону сама берёт его за руку и тянет вниз, вместе с ним гладит себя сквозь ткань белья - ёнхо чувствует, какая она уже мокрая и горячая, как дрожат её бёдра и темнеет взгляд. он отодвигает ткань и вставляет сразу два пальца, случайно задев клитор, из-за чего чону прошибает током, и ёнхо ловит этот первый стон с её зацелованных губ, добавив третий. она раздвигает колени сильнее, чтобы пустить ёнхо ближе, ещё ближе, ещё глубже и горячее, подставляет шею для поцелуев и укусов, и он теряет себя в ней окончательно. стягивает одежду и бельё с них обоих, оставляя на ней только бра и короткую юбку, на себе - её руки. ёнхо практически наваливается на неё всем телом, и только потом медленно толкается, параллельно засасывая кожу на шее. чону по-матерински прижимает его к себе и целует в висок, зажимая его волосы в кулак, и это действует на него как сигнал; и багровеющие синяки и засосы на светлой коже, расширенные зрачки, податливое мягкое тело и головокружительная тугость внутри. ёнхо недолго смог держать себя в руках, почти сразу начиная с силой насаживать её на член, придерживая рукой за талию, играться с темпом, переходя от быстрых толчков к медленным, пока чону не начинала жалобно шептать ему на ухо, и ёнхо ей тут же подчинялся. он был совершенно не в состоянии отстраняться от неё хотя бы на секунду даже ради смены позиции, вместо этого постепенно увеличивая темп, а под конец уже со всей силы вколачивая её в кровать, пока чону не сжалась, инстинктивно пытаясь сдвинуть колени; ёнхо кончил следом,войдя в неё максимально глубоко. отдышавшись, он медленно опустился, стараясь не придавить своим телом, и положил голову на её грудь, вслушиваясь в бешеное сердцебиение. чону погладила его по голове и провела языком по пересохшим губам, всё ещё глубоко дыша. она начала медленно приходить в себя: зрачки стали уже, взгляд - яснее; на смену дурману приходит сонливость.