Язык цветов

      Зимний сад прекрасен.       Каждая стена в этом месте увита багряными листьями девичьего винограда. Красивая орнаментальная листва темно-пунцовых оттенков пленяет взгляд, маленькие белые душистые цветки наполняют ароматом все окружающее пространство, смешиваясь с прочими и создавая таким образом невообразимое сочетание запахов, а темно-темно синие плоды, словно бусинки, дополняют эту картину подобно украшению из драгоценных камней. Невинное растение, но такое пышное, такое всепоглощающее, такое пленяющее.       Яркими пятнами на столь живописной картине выделяются кобальтовые ипомеи, охватывающие своими лозами стволы миниатюрных деревьев. Эти изящные цветы символизируют кокетство. Его, в свою очередь, прекрасно подчеркивают изысканные красные амариллисы, символизирующие романтичность и невинность. Этот цветок, ко всему прочему, назван в честь прекрасной нимфы. Может, именно поэтому его приятный тонкий аромат способен проникать в самые глубины души, очаровывая ее.       Цветы красно-желтой канны, как знак дружбы с божеством, а также символ внимания и деликатности — придают пейзажу некую возвышенность, окрыленность. Помимо того, маленькие плодоносящие апельсиновые деревья, красующиеся на фоне божественных цветов, будто по милости свыше, наглядно показывают истинное значение изобилия, плодородия и верности. Сладкий цитрусовый аромат отлично смешивается с нотками душистого партеноциссуса, дополняя при этом чарующий запах амариллисов.       Всю облагороженную землю в саду скрывают пышные листья папоротника, наполняющие все вокруг энергией жизни, а скрытые в лозах ипомеи стволы фикуса, будто сплетенные в косу, украшают плавные тонкие веточки, на которых красуются изящные зеленые листья этого дерева гармонии и очищения энергетической сферы окружающего пространства.       На фоне небольших кустиков ароматного эвкалипта, дарящего свежесть и символизирующего память, виднеются пышные крылья финиковых пальм, а иначе — пальм первенства. Этот природный афродизиак наполняет все вокруг энергией, в совокупности с еще не распустившимися прицветниками гузмании теплых оттенков, также являющихся выделителями веществ, повышающих жизненную энергию организма и стимулирующих сексуальную активность. Гузмании, кстати, цветут лишь раз в жизни. Этот цветок, означающий волю, власть, страсть, динамику и активность, к сожалению, умирает после того, как явит глазу свое прекрасное цветение.       Немного выделяются на общей картине ярко-розовые пышные цветы рододендрона, как бы говорящие о том, что нельзя терять бдительность, нужно сохранять осторожность и осмотрительность даже в такой утопичной атмосфере.       Помимо того, в зимнем саду так же присутствуют не менее эстетичные арки, охваченные лозами роскошных клематисов абсолютно разных оттенков: белых, нежно-бежевых, ярко-розовых, синих и даже фиолетовых. Они как бы акцентируют внимание на некой изобретательности и умственной красоте. А пленяющие взгляд фуксии бело-розовых и красно-фиолетовых оттенков, подобно парашютам, витают в воздухе, очищая все вокруг от негатива, даря при этом ощущение легкости и чистоты.       Именно такой роскошный пейзаж открывался глазам юношей, проводящих довольно много времени в просторах сада. Гено хорошо постаралась, когда возрождала это место. В такие виды сложно не влюбиться. Тем более, когда их дополняет столь утонченный и изящный образ художника, плавными движениями руки создающего шедевры на поверхности холстов.       Близится конец декабря, а сегодня — канун рождества. Сказочный праздник, подготовка к которому в «Лавре» идет с самого утра. Но вся эта шумиха, создаваемая супружеской парой, довольно энергично украшающей дом и готовящей праздничный ужин, пока что обходит стороной тех, кто предпочел встретить день в столь живописном уединении от внешней суеты.       Здесь тихо и спокойно. Утопия какая-то.       Эррор любит наблюдать за тем, как художник творит нечто неописуемо прекрасное, но ему все время не дает покоя один вопрос.       — Инк, — оборвав идилличную тишину, произнес он на ухо творцу, вызвав тем самым у него весьма щекотливые ощущения в области солнечного сплетения, — что ты чувствуешь, когда рисуешь?       — Ох, Эрри, это не описать словами. Это надо ощутить на себе… — Бархатный голос художника растворялся в пространстве. Он говорил так тихо, будто читал какое-то заклинание, очаровывающее брюнета, который, получив столь неоднозначный ответ, лишь разочарованно выдохнул. Он всегда хотел знать, каково это, почему Инк так любит рисовать, в чем прелесть данного вида искусства. Заметив легкую грусть на лице соулмейта, художник воодушевленно спросил: — Хочешь попробовать?       Этот вопрос заставил Эррора заступорить.       — Но я совсем не умею рисовать. А уж тем более — чувствовать это… — Янтарные глаза опустились куда-то в каменный пол. Он хочет, но не может. По крайней мере, он так думает. Но Инк оказался совсем не согласен с этим. Творец считает, что для умения чувствовать искусство не нужно обладать какими-то особыми талантами. Тут нужны лишь чуткость и элементарная способность ощущать эмоции.       — Я помогу. — Парень поднялся с весьма вместительного стула перед холстом, уступая место Эррору. Тот без слов понял, чего хочет от него художник, поэтому послушно сел на освобожденное место, пристально наблюдая за всеми действиями юноши, меняющего холст на чистый. — Возьми кисть, закрой глаза и расслабься. — Выполнив наставления Инка, парень почувствовал, как тот сел сзади и, взяв его руку с кистью в свою, принялся водить ей по белой поверхности, то делая мазки, то выводя линии, то растушевывая краски.       Это так необычно. Чувствовать все эти действия, но не видеть их. Но так приятно… Благодаря присутствию Инка, благодаря его участию. Дыхание художника обжигает шею, а тепло его тела в столь тесном телесном контакте очень интенсивно передается Эррору, затуманивая его разум. Это головокружительно. Пульс учащается в геометрической прогрессии, а температура тела так и поднимается.       Свободной рукой Инк провел по щеке Эррора, потрепал его черные волосы, прошелся пальцами по шее, ключицам, груди, животу, а после — в обратной последовательности повторил все эти действия, забравшись под свободную футболку брюнета. Эта игра на ощущениях невероятно будоражит, а частичная сенсорная депривация лишь усиливает чувствительность к таким прикосновениям, заставляя все внутри переворачиваться. Кровь приливает к лицу, заставляя его полыхать, а сердце начинает отбивать чечетку. Эррор даже начал чувствовать, как кислород проходит весь свой энергетический круг внутри, а кровь с невероятной скоростью движется по венам.       А еще эти ароматы вокруг… Они неописуемо прекрасны, они дурманят, отключают разум и погружают с головой в небытие. Но… Все-таки, этот запах подснежников вокруг Инка — невообразим. Он затмевает все, он действует куда сильнее. Все остальное — лишь дополнение, лишь катализаторы в процессе погружения Эррора в неземную нирвану, в некий эмоциональный экстаз.       Черт знает, сколько времени они так просидели. Но одно ясно точно — Эррор настолько расслабился, что буквально обмяк в руках художника. Он не был способен даже думать, он не чувствовал, как затекла рука, он просто целиком и полностью погрузился в этот невероятно глубокий океан блаженных ощущений. Это упоительно.       Почувствовав, как парень полностью отдался в нирвану, Инк, убрав кисть из его рук, переплел свои пальцы с пальцами брюнета, сцепив их в крепкий замок. Он закончил картину, он помог Эррору прочувствовать это все, но ему совсем не хотелось прерывать это моральное единение. Вид настолько расслабленного соулмейта грел душу, он очаровывал, хотелось сохранять это состояние как можно дольше. Но скоро он выйдет из него. А до того момента надо покинуть сад, нужно оставить его наедине со своими мыслями. Чтобы он понял тот смысл, который Инк вкладывал во все это.       Художник уткнулся носом в шею юноши, еще сильнее обжигая ее горячим дыханием. Закрыл глаза, крепко прижал к себе Эррора, потерся лицом об него… Как же не хочется его отпускать, не хочется, чтобы это все прекращалось. Но надо, надо уходить, пока он еще не вернулся из этого утопичного состояния.       С большой неохотой белесый все-таки отпустил руки брюнета, оторвался от его шеи, так сладко пахнущей какао, которое тот пил на завтрак, отстранился от него, встал и ушел, оставив его в растерянном состоянии. Стало как-то холодно, все тело охватила дрожь. Эррор будто стал наркоманом после всего этого. Ему было мало, ему хотелось еще. Но, открыв глаза и оглянувшись, он не застал художника поблизости. В саду не было никого, кроме него самого.       Но была эта картина, которую они нарисовали вместе.       Большие роскошные цветы белой гардении, говорящие о тайной любви и выражающие восхищение, красовались на фоне множества маленьких цветочков пурпурной сирени. Этот простой и ароматный цветок таит в себе значение первой любви. Ярким пятном на фоне выделяются желтые пушистые веточки мимозы, символизирующие чувствительность, стыдливость и застенчивость, как бы говорящие: «Я скрываю свои чувства». Веточки белых жасминов по бокам картины смотрелись очень элегантно, грациозно, выражали благородство. Этот небесный ароматный цветок несет в себе истинную преданность, любовь, скромность и чувственность. Стебли с множеством молочно-желтых первоцветов говорят: «Я не могу без тебя жить», а экзотические нежно-розовые орхидеи в середине картины символизируют интимность любви, нежность и утонченность. Редкие бело-розовые пушистые маргаритки означают невинность, чистоту и верность, их смысл гласит: «Я счастлив, когда счастлив ты». Особенно сильно в этой нежной картине бросаются в глаза пышные бутоны коралловых азалий. Считается, что они показывают небезразличность, а также символизируют жертвенность в отношениях, готовность на все ради любимого человека. Изящные и аккуратные красные камелии, будучи цветами восхищения и совершенства, в силу своего оттенка на картине приобретают новое значение — пламенное, огненное. Если трактовать его напрямую, то получится что-то вроде: «Ты — пламя в моем сердце». Ну и ключевой деталью данной картины являются миниатюрные голубые цветочки, таящие в себе настоящую и верную любовь. Истинный символ чистых и искренних чувств — цветы незабудки.       Столько тепла и света, столько чувств, столько любви, и все лишь на одном холсте…       Эррор очарованно смотрел на результат этой почти совместной работы. Это так прекрасно, так шикарно, так восхитительно, но… По телу будто прошел электрический разряд, возвращающий юношу в реальность. Он еще несколько раз нервно пробежался по холсту, обращая внимание на каждую деталь. Каждая линия, каждый цветок, даже наложение красок друг на друга — все это так и было пропитано нежностью. Кажется, сейчас он осознал нечто важное. Что-то, что не мог понять раньше.       Природу этих чувств, греющих его душу в присутствии художника.       Вот что за сила притяжения, вот откуда она идет, вот та энергия, которая ее питает. Все это будто зеркальным отражением изображено на картине. Все эти цветы с невероятной точностью описывают то, как Эррор относится к Инку. Но почему творец изобразил именно их, именно так, именно в такой цветовой гамме, в такой гармонии? Общаясь с ним с помощью меток, юноша точно знал, что его соулмейт вкладывает в каждый цветок тот смысл, который он хочет донести до Эррора. Но здесь, сейчас, что это?       — Это признание? — Куда-то в пустоту прошептал парень. Он будто ждал, что ответ появится сам, но этого не происходило. Как на это реагировать? Что об этом думать? Он не знал. Он просто продолжал сидеть и смотреть на холст, перебирая в голове все, что было между ними, сопоставляя это с изображением.

***

      С замиранием сердца Инк покинул зимний сад. Его пульс болезненно отдавал в виски, а сердце бешено колотилось. Он признался. Признался Эррору в тех чувствах, которые бушуют внутри него уже довольно продолжительное время. Раньше он не придавал им значения, но потом стал замечать, как они стали расти с каждым днем, с каждой минутой, с каждой секундой, становясь какими-то болезненными. Эти чувства окрыляют, но, в то же время, они острой иглой проходят сквозь сердце, заставляя его сжиматься настолько сильно, что из-за этого начинает появляться боль. Держать их в себе уже просто невозможно. Хочется дарить их в полной мере, не ограничивая себя сомнениями.       Но этот страх быть отвергнутым не дает покоя.       Однако Эррору ведь нравится быть с ним. Ему ведь нравится в его объятиях. А как он реагирует на прикосновения… Сперва вздрагивая, а потом тая в них, но так невинно. А эти горящие янтарем глаза. Сколько в них жизни, сколько счастья, когда они вместе. А та нежность, та забота, которую брюнет дарит художнику.       — Звезды… — Инк закрыл свое полыхающее от смущения лицо ладонями. Они холодные, они успокаивают. Но внутри так горячо. Это обжигает. Слишком сильно обжигает.       А что если у Эррора нет именно тех чувств, которые так терзают юношу?       От всех этих сомнений и страха голова начала раскалываться, а мозги закипали как чайник. Даже было ощущение, будто он слышит этот свист в ушах. Все вокруг плыло, время будто замерло в ожидании. В ожидании ответа.       А поймет ли он?       Инк уже давно заметил перемены в поведении своего соулмейта. Чего стоили эти кошмары, так сильно мучающие Эррора по ночам. Этот страх окутывал не только брюнета, он передавался и обеспокоенному художнику, заключающего того в свои нежные успокаивающие объятия. Так он и сам находил покой.       Юноша уже слишком сильно истосковался по совместным просмотрам андерновеллы на диванчике в гостиной, которых не было уже больше недели. Ему было не особо важно то, что происходит в сериале. Его больше волновало то, что они стали проводить вместе меньше времени. Эррор часто пропадал где-то с Рипером, возвращался всегда очень уставший и измотанный, заваливался спать даже посреди дня. Инк ложился с ним, но не спал, лишь ощупывал его шелковистые волосы и охранял его покой, уберегал его от кошмаров.       А утро стало самым нелюбимым временем суток художника. Ведь к четырем утра становилось невероятно холодно. Эррор уходил. Инк никогда не спрашивал, зачем и куда он уходит, не спрашивал, чем занимаются они с Рипером. Он считал, что раз они не говорят ему ничего, значит так надо. Но эта неизвестность, эта таинственность… Они разъедали, они мучили. Но он все равно молчал. Лишь жался от холода в пустой постели, томясь в ожидании возвращения любимого соулмейта.       Это невыносимо.

***

      В доме стало как-то подозрительно тихо. Свет горел везде, но не было даже намека на присутствие в нем жизни. Напряженный Рипер шел по коридору второго этажа, заглядывая в каждую комнату, пытаясь найти хоть кого-нибудь. Но там не было никого. Наверное, все внизу. Вероятно, Инк и Эррор сидят в зимнем саду, а Гено хозяйничает на кухне. Праздник все-таки, она хотела отметить его как следует. В теплой семейной обстановке, сохраняя лучшие традиции рождества.       Но что-то не дает ему покоя. Какое-то плохое предчувствие. Хотя, может, он просто накручивает себя.       Весь дом уже украшали гирлянды, в гостиной стояла невообразимо прекрасно украшенная ёлка. Все-таки, не зря он с женой потратил несколько часов на то, чтобы придать ей столь изящный вид. Мишура поблескивала в свете горящих гирлянд, создавая какое-то волшебное сияние. Все это настолько сказочно, что даже не верится в реальность происходящего.       Лампа в гостиной стала часто мигать, а потом и вовсе потухла. И на втором этаже стало темно. Короткое замыкание? Рипер спустился по лестнице вниз и направился в единственную комнату, в которой еще горел свет — на кухню. Дверь была слегка прикрыта, что довольно странно, ведь Гено всегда старается держать ее открытой. Исключением были, разве что, те моменты, когда Инк с Эррором засыпали в гостиной, тогда она все-таки прикрывала двери, чтобы не мешать их покою. Но сейчас же тут никто не спит.       С каким-то страхом брюнет открыл дверь на кухню. Она издала настолько противный скрип, что мужчина ненароком нахмурился, напрягшись. Но и тут нет никого. Тревога разлилась по всему телу, Рипер начал бегать по дому, выкрикивая имя своей жены, а иногда и имена юношей, но никто не отзывался. Он уже проверил и сад, и крыльцо, и подвал — все, но никого не было. Еще и свет никак не удавалось включить.       Пока он тщетно пытался понять причины такого резкого отключения света почти во всем доме, все вокруг само озарилось светом. Но не от лампы. Послышался треск горящей древесины, а вокруг стало как-то душно и жарко. Рипер обернулся и обнаружил, что дом начал гореть. Огонь распространялся с невообразимой скоростью, поглощая все вокруг. Внезапно по ушам прошелся этот пронзительный голос. Такой родной, такой любимый. Гено только что кричала? Не раздумывая, мужчина подорвался с места и рванул туда, откуда доносился этот голос. Но добраться дотуда оказалось проблематично, ведь все вокруг было охвачено непроглядным пламенем. Даже дышать стало трудно из-за обилия угарного газа. Но он должен найти ее, он должен спасти и защитить ее. Не щадя себя, брюнет перепрыгнул через огонь в их спальню. Гено была там. Наконец-то он нашел ее.       — Дорогая, — он подбежал к ней, не обращая внимания на то, что, перепрыгивая через огонь, получил довольно серьезные ожоги, — надо выбираться отсюда, где Инк и Эррор?       Она посмотрела на него своим единственным глазом. Второй был закрыт повязкой, его она потеряла еще во время одной из операций много лет назад. Тогда чья-то пуля срикошетила и попала прямо ей в глаз. После того случая она считала себя уродцем, неполноценной, но Риперу все-таки удалось убедить ее в том, что для него она всегда была, есть и будет прекрасна.       Что-то в ее взгляде было не так, она двигала губами, не издавая при этом никаких звуков. Она напугана? Напугана до немоты?       Из ее рта стекала темно-бордовая струя. Только сейчас он заметил эту лужу крови под девушкой. Почему ее живот прострелен? Что произошло? В панике он взял девушку на руки и попытался выбраться из комнаты, но огонь охватил уже все. Единственным выходом оставалось прыгать из окна. Сейчас зима, там сугробы, падать будет мягче, но Гено… Он укутал подрагивающую девушку в одеяло и, держа ее перед собой, выпрыгнул в окно, стараясь приземлиться так, чтобы она оказалась на нем. И у него получилось. Все тело будто стало ватным, он отполз в сторону, прижимая Гено к себе, раскутал ее. Боже, на ее лице слезы, а в глазах столько боли.       Да что, черт подери, происходит?       Рипер стал нервно ощупывать ее живот, пытаясь извлечь пулю, но та никак не поддавалась. Что же делать? Ее кожа уже принимает синий оттенок. Она умирает. Нет, это не должно произойти. Ни в коем случае, он не позволит этому случиться.       Она кладет свою руку на щеку своему мужу, будто пытаясь успокоить его, что-то шепчет губами, закрывает глаза…       Резко распахнув глаза, Рипер подскочил. По его вискам и шее стекал холодный пот, а руки дрожали. Тяжело дыша, он нервно оглянулся по сторонам и заметил Инка, заходящего на кухню. Абсолютно не понимая, что происходит, он подорвался с дивана и подбежал к парню, схватив его за плечи и как-то рвано выбросив:       — Где Гено?! — Юношу сильно удивили такие действия его отца. Он был так напряжен, так взволнован и даже… Напуган? Рипер ведь обычно либо невозмутим и серьезен, либо шутлив и несерьезен. Другого не дано. Но эта дрожь, которую чувствует Инк от него…       — Наверху вроде бы… — Как-то растерянно и неуверенно ответил юноша, после чего проводил взглядом стремительно направляющегося наверх мужчину. — Что это с ним? — Спросил сам у себя парень, начав беспокоиться за своего опекуна.       Тот, в свою очередь, по дороге к их спальне успел несколько раз запнуться, а в комнату и вовсе влетел, чуть ли не выбив дверь, чем очень сильно напугал стоящую перед зеркалом девушку. К вечеру она решила принарядиться и надела свое черное платье-футляр, которое подарил ей Рипер, сказав, что в нем она выглядит неотразимо. Тогда эти слова невероятно смутили девушку, да и как-то не доводилось после надевать его. Ее муж уже даже забыл об этом подарке.       Оно невероятно подчеркивало ее аккуратную фигурку. Она такая миниатюрная, такая маленькая, кажется такой хрупкой, только прикоснись — сломается. А ведь она — член группы быстрого реагирования. Да еще и какой! Она настолько мощная боевая единица, что на всех специальных заданиях оказывается первой в списке рекомендованных к исполнению. Ее изворотливость, ее невероятная скорость и точность ударов — смертельное оружие. И дело даже не в силе. Она очень хорошо знала, как и куда надо бить, чтобы обездвижить человека. Даже с одним глазом она невероятно метко стреляла и, черт подери, она была просто незаменимым участником тайных операций, в силу своей незаметности.       В общем-то и нарядов как таковых у нее нет, тем более с собой. Но это платье она почему-то всегда кладет в сумку. Авось пригодится. Но сейчас, во время примерки, она с удивлением для себя подметила, что ее фигура как-то изменилась. И эти изменения ей совсем не понравились, из-за чего она накинула поверх платья свободный белый свитер. Именно в таком виде и застал ее взволнованный муж, застывший на пороге комнаты и смотрящий на девушку так, будто увидел приведение.       — Рип, что с тобой? — Встревоженно произнесла она, подходя к перепуганному мужчине. Тот дрожащими руками прикоснулся к ней, будто боясь, что она нереальна, что она исчезнет, что он не сможет ее коснуться. Но как только его холодные руки припали к ее теплой щеке, он резко заключил ее в свои объятия, очень крепко прижимая к себе. Она обняла его в ответ, чувствуя всю ту тревогу, что исходит от него. Начала поглаживать по спине, как бы успокаивая.       — Гено, милая, — он зарылся руками в ее волосы, вдохнул исходящий от нее аромат чайной розы. Видимо, она недавно пила чай из листьев этого цветка. Прекрасный аромат. Такой сладкий, такой дурманящий, — я просто чертовски сильно люблю тебя.       — Ох, дорогой, я тоже люблю тебя. — Она прижалась к нему сильнее. — Так, что даже черти нервно курят в сторонке. — Со стороны супруга послышался легкий смешок, он немного отстранился от жены, смотря на ее прекрасное лицо, любуясь ее нежной и очаровательной улыбкой.       — Настолько нервно, что там уже даже дышать нечем, так как сигаретный дым не успевает улетучиваться? — Как бы в шутку произнес он, на что она усмехнулась.       — Настолько нервно, что все вокруг уже начали задыхаться от недостатка кислорода. — С души Рипера будто упал камень. Это был просто сон. Просто плохой сон. Один из тех, которые мучают его с того самого дня, как он узнал о надвигающейся опасности. Она здесь, она с ним, с ней все в порядке. И будет в порядке, потому что он не допустит, чтобы с ней что-нибудь случилось.

***

      После той ситуации в зимнем саду Эррор и Инк не проронили друг другу ни слова. Это угнетало, это напрягало, особенно художника, нервно ожидающего какого-нибудь ответа от соулмейта. Но тот не то что не говорил. Он даже будто бы избегал парня, то и дело занимаясь чем-нибудь отвлеченным, чем-нибудь, не требующим участия Инка.       Но Эррор не избегал творца, он и сам не замечал того, как все возможности поговорить обрываются его собственными действиями. Он был слишком погружен в раздумья, обдумывал смысл той картины, сопоставлял все факты, анализировал их. Инк определенно симпатизирует ему, он точно проявляет к нему очень теплые чувства. Теперь это стало так очевидно, что даже сомнений никаких быть не должно. Но точно ли юноша все понял правильно? Точно ли он не ошибается? Эти сомнения убивают.       Вот уже самый разгар вечера, все собрались за праздничным столом, а эти двое не могут даже пересечься взглядами, избегая всеми силами этого столкновения. Рипер и Гено о чем-то мило болтают, рассказывают какие-то невероятно интересные и захватывающие истории из их жизни. Это все и правда интересно, это все и правда забавно, но, черт подери, Эррор сейчас думает совсем о другом. Как и Инк.       Пришло время подарков. Что удивительно, супруги в первую очередь вручили свой подарок именно Эррору. То был темно-синий шарф, похожий на шарфы Инка и Гено. Только у Инка он был светло-бежевым, а на Гено красовался ярко-красный. Невероятно полезный подарок, учитывая то, что у парня очень часто мерзнет шея, но он никак не мог наконец собраться и приобрести столь необходимый атрибут. А тут раз, и ему подарили эту вещь. Это было приятно, просто неописуемо приятно. Но только сейчас он понял, что совсем ничего не подготовил ни для них, ни для Инка.       — Ну же, примерь его. — Девушка выжидающе смотрела на юношу, который сразу же принялся обматывать приятный на ощупь шарф вокруг своей шеи. Гено же, довольно улыбнувшись, посмотрела на Рипера. — Теперь осталось только тебе обзавестись шарфом.       — И тогда мы станем большой шарфной семьей? — Он усмехнулся, притянув супругу к себе за концы ее красного аксессуара на шее.       Семьей… Они и правда стали для Эррора как семья за эти полтора месяца. Такой короткий срок, а столько всего произошло. Каждый из них так природнился парню, а этот художник… Юноша посмотрел на весьма опечаленное лицо Инка, на котором даже улыбка выглядела как-то тоскливо. Какое-то чувство вины начало грызть его изнутри.       — Инк, — еле выдавил из себя парень, пододвигаясь к соулмейту, после чего прошептал ему на ухо, — нам надо поговорить.       Волнение охватило этих двоих с кончиков пальцев до самой макушки головы. Они оба весь день так напряжены, что нервы можно было представить как тонкую струну на грани разрыва. Инк даже как-то испуганно посмотрел на Эррора, но все-таки полушепотом ответил.       — Пошли в сад.

***

      Сквозь стеклянный купол виднелось чистое ночное небо. Полная луна светила так ярко, будто в помещении светло не из-за множества искусственных источников света, а из-за ее белых лучей. Сад будто уснул, тут было даже спокойнее, чем обычно.       Юноши сидели подле множества абсолютно разнообразных растений и молча смотрели вперед себя. Они сидели рядом, но не касаясь друг друга. Оба смущенные, окутанные страхом, но, в то же время, с так сильно трепещущими сердцами. Им было сложно что-то сказать друг другу, как-то завязать диалог или даже издать хоть какой-нибудь звук. Они не шевелились, лишь томно и очень напряженно дышали, рвано выдыхая воздух из своих легких. Наверное, только их дыхание и обрывало эту мертвую тишину, царящую вокруг.       — Эрри, знаешь… — Сидеть в молчании уже было просто невыносимо. Инк хотел знать, ответны ли те чувства, которые он испытывает к Эррору. Но тот прервал начавшего говорить юношу. Глубоко вдохнув, он на одном дыхании выпалил:       — Инк, ты вытащил меня из тени, ты дал мне шанс попробовать на вкус эту жизнь, ты подарил мне то, чего у меня никогда не было, помог мне избавиться от фобий. С тобой моя жизнь обрела новый смысл. Я бы ни за что не отказался ни от одной минуты, ни от одной секунды, проведенной с тобой вместе. Напротив, я хотел бы, чтобы этого времени было больше. Звезды, Инк, ты стал смыслом моей жизни, ее неотъемлемой частью… — Он хотел продолжить, но не мог. Было слишком сложно собраться и сказать то, что он хотел сказать в самом начале, но в итоге начал ходить вокруг да около. Казалось, будто сердце готово выпрыгнуть через горло. Внутри бушевал целый шквал абсолютно противоречивых чувств. Приятных, но таких болезненных.       — Ты дорог мне. Очень дорог. С тобой я познал, что такое быть по-настоящему счастливым. С тобой все трудности превращаются в какие-то пустяки, которые очень легко преодолеть. Твое тепло, что ты даришь мне по ночам, оно стало мне нужнее куда больше, чем какой-то кислород. Твое присутствие, твоя близость, ты сам — у меня нет ничего важнее тебя. Эрри, я… — Инк посмотрел своими небесно-солнечными глазами на соулмейта. В них было столько надежды, столько веры, столько тепла и света. Они горели ярким пламенем тех самых прекрасных чувств, в которых эти двое безуспешно пытаются объясниться друг другу. Ну почему это так сложно? Все внутри уже десять раз перевернулось, двадцать раз сжалось и тридцать раз повернулось вокруг своей оси. В горле будто образовался ком, который не позволял выйти этим самым заветным словам наружу.       Они снова столкнулись взглядами. Но сейчас это даже как-то расслабило, успокоило. Ведь Инк видел в горящих янтарем глазах Эррора ровно те же самые чувства, которые испытывает сам. Неужели это все-таки не безответно? Страх немного отступил, давая возможность закончить начатое.       — Знаешь, над твоей головой сейчас цветет нечто невообразимо прекрасное. — Очень тихо прошептал Инк, приближаясь к своему соулмейту. К своему. И ни к чьему больше. Этот шквал эмоций внутри будто стих. Затишье перед бурей.       Брюнет поднял голову и заметил непримечательный кустарник, паразитом растущий на ветке очаровательной фуксии. Этот кустарничек раньше просто терялся на фоне всех остальных растений. Но сейчас, во время цветения, когда множество маленьких белых жемчужинок украшают ветки этого растения привязанности и преодоления трудностей, оно выглядит просто неотразимо.       — Омела… — Задумчиво протянул парень, внутри которого тоже на мгновение начался штиль. — Она, все же, не настолько прекрасна, насколько очарователен ты. — Эррор вновь опустил взгляд на невероятно близко находящегося к нему Инка.       — Я, наверное, уже совсем обезумел… — Прошептал прямо в губы парню художник.       — Возможно. Но тогда я, получается, тоже тот еще безумец… — Это были последние слова перед тем, как в их душевном море снова началась невероятно мощная буря. Они лишь коснулись губ друг друга. Мягко, еле ощутимо. Но этого хватило, чтобы все вновь перевернулось с ног на голову, а в груди что-то приятно защекотало. Разум полностью отключился, уступая первенство чувствам, с головой окутавших этих двоих       Инк начал жадно впиваться в мягкие и теплые губы Эррора, изредка покусывая их. Брюнет же не уступал художнику в этом напоре. Он водил своим языком по небу парня, щекоча его и даже как-то дразня самого Инка. Они не думали о том, что творят. Они наконец-то отдались друг другу, наконец-то выпустили эти свои чувства наружу, наконец-то признались в них. Теперь уже внутри нет этих болезненных ощущений, лишь какой-то осадок, меркнущий на фоне столь сильных чувств. На сердце будто пролили горячий воск. Вроде и больно, но такое невообразимо приятное чувство, что хочется его ощущать снова и снова, все больше и больше, сильнее и сильнее. Они одержимы. Два безумца, сильно зависимые друг от друга.       Но, черт, как же Эррору нравится сейчас быть прижатым Инком к земле, навалившись на пышные листья папоротника. Как же неописуемо прекрасно чувствовать его обжигающее дыхание у своих губ, ощущать этот сладковатый привкус поцелуя, зарываться пальцами в его белоснежные волосы, прижимать его к себе, чувствовать, как тот водит своими холодными руками по горящему телу, предаваться своим желаниям, не думая о каких-либо последствиях. Это просто головокружительно.       И все-таки Инк забрал первенство себе. В общем-то, Эррор совсем не был против этого. С уголков губ уже даже скатывалась слюна, а в затуманенных приоткрытых глазах читалось лишь нежелание отрываться от столь упоительного занятия. Но художник оборвал поцелуй, тут же припав к шее прижатого к земле парня, вырвав из того рваный громкий вздох. И они бы продолжали творить это безумие, если бы где-то снаружи не послышался громкий взрывной хлопок. Оторвавшись друг от друга, они испуганно переглянулись, пытаясь понять, в чем дело. Разноцветные блики отразились на фарфоровой коже Инка. Это так очаровательно…       Юноши посмотрели в сторону леса сквозь стеклянный купол. Где-то там, ближе к маленькому поселку, который находится недалеко от «Лавра», начали запускать салюты. Это было совсем неожиданно, как-то пугающе, но сейчас юноши были очарованы теми видами, которые предстали перед их глазами. Фейерверки абсолютно разных цветов и форм украшали ночное небо, озаряя все вокруг неописуемо прекрасными цветными переливами пиротехнических воздушных зарядов. Все это виднелось словно через замедленную съемку. Время и правда будто остановилось. Завораживающее зрелище. Особенно когда любуешься им в обнимку с любимым человеком, ласково поглаживающим тебя по голове и нежно прижимающим к себе.       Слова тут были лишними. Прикосновения и взгляды говорили куда больше.