12 лет спустя
Руководитель исследовательского отдела клиники Святого Мунго Гермиона Поттер и начальник Департамента магического правопорядка Гарри Поттер стояли бок о бок на платформе станции Кингс – Кросс. Перед ними восхищённо любовалась всем окружающим и просто подпрыгивала на месте от нетерпения очаровательная девочка с пушистыми каштановыми волосами и пронзительными зелеными глазами, Лили Эмма Поттер. Поезд разразился резким гудком, и Эмма кинулась на прощание обниматься с родителями, сначала с папой, а затем бросилась в объятия матери, тревожно заглядывая ей в глаза. Гермиона тепло улыбнулась и крепко прижала к себе любимую дочь. Их второму ребенку, сыну Джеймсу Сириусу Поттеру до поступления было ещё очень далеко. Лили запрыгнула в поезд, помахав на прощание рукой, и тут, внезапно на платформу из камина один за другим вывалилась большая группа рыжеволосых магов. Впереди почти бежал Билл Уизли, волочащий здоровенный сундук. За ним элегантно, но быстро вышагивали две ошеломительно красивые девушки. Неважно, что одной из них было слегка за тридцать, а второй всего одиннадцать, они мгновенно привлекли к себе внимание практически всех находящихся поблизости мужчин. У пары стоящих на их пути молодых отцов чуть слюни не потекли, супруги мгновенно, но решительно развернули мужей прочь, не сказав ни одного дурного слова. Четверть и восьмушка вейловской крови рядом оказывали на мужчин совершенно убийственное воздействие. Но не на всех. Гарри лишь изображал, будто бы он с интересом разглядывал Мари – Виктуар, будущую однокурсницу его дочери, прикидывая, как такое соседство отразится на его любимице. Нет, на самом деле он краем глаза наблюдал за мужчиной, шедшем в самом конце клана Уизли, экс - гриффиндорце Роне. Когда-то неразлучные друзья, после выпуска из Хогвартса они практически перестали встречаться, последние годы, пересекаясь лишь на публичных мероприятиях. Способствовало этому и то, что служба в аврорате у Рона не задалась, он вскоре уволился и занялся семейным бизнесом, став владельцем девятипроцентной доли в сети магазинов своих братьев. Гарри же, как раз в это время успешно делал карьеру в департаменте магического правопорядка и три года назад заслуженно получил пост его начальника. Краткий обмен приветствиями между Поттерами и Уизли, и Гарри с Гермионой направились прямиком к камину - домой. Шагая во вспышку зеленого пламени, Гарри прокручивал перед глазами картину счастливой улыбки, осветившей несколько минут назад лицо его супруги. Сердце болезненно сжалось. Несколько часов спустя Гарри стоял у окна гостиной родового особняка, любовался каплями дождя, пузырящимися в лужах на брусчатке площади Гриммо, и старался ни о чем не думать, уходя практически в нирвану. Он так ушел в себя, что пропустил легкие шаги за спиной и вздрогнул, почувствовав, как попал в фирменные, знакомые более пятнадцати лет объятия Гермионы. - О чем задумался? Лили еще в пути и представляешь, что будет, если она тоже встретит в самой первой поездке в школу своего будущего мужа? - Я больше всего боюсь, как бы она, в соответствии с новыми маггловскими тенденциями, не встретила в нем будущую жену, - поворачиваясь, улыбнулся Гарри. - А то эта вейлочка вырастет в знатную разбивательницу сердец, и благо, если только мужских. Гермиона вспомнила платформу, то, как Гарри лишь скользнул взглядом по Флер, даже не изменившись в лице, и её захлестнула такая нежность к супругу, что она обхватила его лицо ладонями и впилась в губы страстным поцелуем. Он всё длился и длился, брюнетка начала одной рукой поглаживать его лицо, а другую запустила в непокорную черную шевелюру. Это стало ошибкой. У Гарри перед глазами как живое встало то просмотренное недавно воспоминание, как в вечернем, незадолго до отбоя коридоре Хогвартса целовались двое старост. Вот точно так же тонкая рука девушки запуталась в светлых, почти бесцветных волосах… Вот и сейчас, как и каждый раз, когда в сознании всплывала эта картина, его как будто обдали холодной водой, мгновенно смыв всё романтическое настроение. Он застыл, и почувствовавшая неладное Гермиона отстранилась и встретилась с ним вопрошающим взглядом глубоких карих глаз. У Гарри заломило сердце от любви к ней, от сожаления за то, что он не способен прямо сейчас ответить всей душой на её чувства, но он не мог, опять не мог. Собрав себя, чтобы чувства вины и неуверенности не светились в его глазах, он произнес извиняющимся тоном: - Гермиона, прости, едва не забыл, что мне нужно срочно ответить на служебное письмо. Я в кабинет, потом немного разомнусь и подойду к тебе. - Хорошо, я тогда в библиотеку, поработаю, - бросила упавшим голосом Гермиона ответ в спину супруга. Что-то было неладно, совсем неладно причем. За одиннадцать прошедших лет Грейнджер привыкла к всегда вежливому, безумно любящему её и души не чаявшему в детях супругу. Ей завидовали коллеги по госпиталю, часто говорившие, какой чудесный и замечательный у неё муж. Да, конечно были и напряженные моменты, в основном возникавшие, когда работа отнимала слишком много времени и сил, которых начинало не хватать друг на друга. Но всё же это были прекрасные одиннадцать лет, вне всякого сомнения, лучшие в её жизни. И вот после этой теплой и оптимистичной мысли женщину и бросило в дрожь. Одиннадцать лет. Одиннадцать солнечных и изумительных лет, начавшиеся после рождения их первого ребенка. Но свадьбу-то они сыграли за полгода до первого крика маленького красного и невыразимо милого существа, а вместе и вообще были с того самого ритуала, в ходе которого произошло зачатие. И вот эти девять месяцев были далеко не столь безоблачны. Тогда она списывала все шероховатости и неловкие моменты на то, что для семнадцатилетнего парня внезапно оказаться без пяти минут отцом это совершенно не просто. Она считала, что Гарри был не уверен в себе, и приложила все силы на то, чтобы убедить его в том, что из такого ответственного человека как он выйдет прекрасный отец и муж. Вышел. Всё было хорошо одиннадцать лет. До какого-то момента в совсем недавнем прошлом. Гермиона прошла несколько неверных шагов до ближайшего дивана и почти рухнула на него. Подобрав колени к груди, обхватила себя руками и начала вспоминать. Год выдался тяжелым. Малыш требовал изрядного внимания, несмотря на то, что большую часть заботы и ухода за ним привычно взяли на себя Добби и Милли. Их новая, принятая из числа детей эльфов Хогвартса, домашняя эльфийка стала ещё одним членом не такой уж и большой семьи Поттеров. Эльфийка… Грейнджер не могла не усмехнуться воспоминаниям о прочитанных в детстве книгах. Знал бы Профессор, как на самом деле выглядят те прекрасные эльфийки, коих он воспевал на страницах своей Саги…. Но к делу. Кроме ребенка была и работа, совсем недавно успешно завершился масштабный многолетний проект в области лечения случаев критического повреждения магических ядер. Тем, кто раньше умирал, либо становился сквибом, они дали надежду на нормальную, полноценную жизнь. И вот за всем этим она так замоталась, что совершенно упустила момент, когда из их отношений начала уходить близость. Они стали реже заниматься сексом. О, нет, когда дело всё же доходило до постели, всё шло просто невероятно. Фантастический, не с технической, а с эмоциональной точки зрения секс. Порой её так захлестывали взаимные чувства, что в конце она впивалась ему в спину ногтями, орала «Гарри» и отключалась, уходя в глухое и приятное забытье. Только сейчас, вспоминая события прошедших месяцев, она поняла: главным было не то, что такие моменты стали происходить куда реже, нет, ей хватало. Самым страшным оказалось то, что всё это происходило только по её инициативе. Она делала намеки, весьма явственные зачастую, и Гарри реагировал, взрывая ее тело и мозг очередной серией оргазмов. Собственно говоря, любая разумная женщина на месте Грейнджер сейчас могла бы сделать лишь один вывод: супруг более не находил её сексуально привлекательной, он разлюбил её! Гермиона прижала руки ко рту, пытаясь не разрыдаться в голос, по щекам потекли слёзы. Как же так? Разве жизнь может быть настолько несправедлива, что дала ей лишь одиннадцать лет счастья? Одиннадцать лет! Грейнджер резко выпрямилась, пытаясь поймать за хвост ускользающую мысль. Во-первых, его поведение в последнее время было весьма похоже на первые девять месяцев их жизни. Во-вторых, платформа, вейлы, нулевая реакция. Либо Гарри по-настоящему любит её, либо любит другую женщину. Последнее она уж точно бы заметила, всё же эмоциональный диапазон у неё был всегда «шире, чем у чайной ложки». Отпадает. Нет, дело не в этом. Гарри закрылся в себе, как будто захлопнул дверку в своё сердце. Он стал куда более сдержанным, словно пытался скрыть от неё свои эмоции. И эмоции явно не положительные, их не скрывают. Гермиона Грейнджер, которая всем сердцем чувствовала: в их отношениях с Гарри пролегла глубокая трещина, грозящая превратиться в пропасть, но разумом никак не могла дойти до её причины, сидела, затаив дыхание. Она услышала, как Гарри вышел из кабинета и, не заходя в гостиную, спустился вниз, похоже в тренировочный зал, который он стал посещать гораздо чаще. Редкие слезы продолжали катиться из карих глаз и капать на белую домашнюю блузку. Почему, ну почему она ни разу за последнее время не обсудила с мужем его состояние. Сегодня всё прояснится. Она дождется супруга после тренировки и вместе они во всём разберутся. Она была уверена в этом.***
Когда-то, всего три месяца назад, у Гарри Поттера был главный и решающий любую проблему, стирающий из души тьму, а из головы злобу и депрессию, способ расслабиться и успокоиться – попасть в сильные, но ласковые объятия жены, Гермионы Поттер. Увы, но сейчас в них, в прикосновениях к ней и была основная проблема, самый острый источник напряжения. Так что ему оставалось полагаться на окклюменционные барьеры, напрасно надеясь не пропустить сквозь них ни малейшего намека. Он догадывался, что в молодости Гермиона могла ощутить отголоски негативных эмоций к ней. В ситуации, когда девушка носила под сердцем их ребенка, это было настолько недопустимо, что Поттер из кожи вон лез, прилагая максимум усилий в изучении окклюменции. Нормальный учитель, в отличие от сальноволосого урода, отлично справился со своей задачей и уже к родам он овладел началами столь сложного навыка. К счастью, тогда они ему не понадобились. Взяв на руки дочь, Гарри почувствовал, как рушится возведенный им самим за несколько лет барьер и безграничная любовь к жене и дочери буквально затапливает его существо. Все было хорошо. Одиннадцать лет. Однако, три месяца назад лишь мастерство в управлении своим сознанием спасло Драко Малфоя от смерти, а его самого от Азкабана. Вместо «Авады» с палочки сорвался «Экспеллиармус», за которым последовали пара прямых в челюсть. С тех пор он всегда держал барьеры, помогающие не думать. Не думать об этом. О них. Не стоит. Всё же иногда напряжение накапливалось и требовало отдушины. Стандартная тренировка в боевой магии всегда отлично успокаивала его. Впрочем, было и еще кое-что. Гарри открыл дверь рабочего кабинета, заперся, прошел к сейфу, где он хранил приносимые с работы документы, открыл и сложным движением палочки снял иллюзию с левого нижнего угла. Там было маленькое отделение с замком, работающим на крови. Его. Прикосновение. Укол. Капля крови скользит по тонкой игле. Крышка открывается. В сиреневом мареве работающего артефакта стазиса стоял маленький флакончик. Уже двенадцать лет. Последняя точка в любви. Смертельный яд для двух…. сейчас наверное уже четырех душ. «Чёрный занавес». После первых родов Поттер ни разу не открывал его. Ни разу за одиннадцать лет. Одиннадцать. Он сунул себе в рот сжатый кулак и до крови прикусил указательный палец. Как ни странно и эта боль и вид флакончика практически успокоили его. Сняли остроту момента. За последние месяцы так успокаивался он почти каждую неделю. Гарри закрыл всё и пошел изнурять себя на боевой тренировке. Работая на полном автомате, осыпая десятками самых разных заклятий, от разоружающих заклинаний, до никому не известных и поэтому не запрещённых тёмных проклятий из библиотеки Дома Тьмы, Гарри Джеймс Поттер не переставал думать, вспоминать. Вновь перед его глазами прокручивалась та встреча…***
- Аврор Поттер, мое почтение! - почти издевательски поклонился видный бизнесмен Драко Малфой, который неожиданно на очередном празднестве почти налетел на только вошедшего Гарри и потянул его за собой в примыкающую к прихожей комнатку, - а где же ваша замечательная во всех отношениях супруга? Тон Малфоя Гарри сразу не понравился, однако он уже не был тем подростком, которого могла задеть подобная фраза. Намек на Гермиону он уловил, но "собака лает, а караван идет". Да, Гермиона, как обычно, "слегка" задержалась на работе. Это далось ему нелегко, но он откинул прошлое и Гермионе полностью доверял. Поэтому он просто ответил легким кивком и собирался поискать компанию получше, но "Дракусик" не дал ему этой возможности. - Целуется она, во всяком случае, - немного более тихо продолжил ядовитый Дракон, - просто замечательно. Чем опять привлек внимание Гарри, но широко известный Поттеровский Экспеллиармус и вполне маггловский удар по челюсти, были не совсем тем вниманием, на которое, по всей видимости, рассчитывал Драко. Пробившаяся сквозь щиты окклюменции багровая ярость немного спала, и он увидел абсолютно не смущённого произошедшим, даже не пытающегося встать и лишь потирающего челюсть Драко. И этот Драко протягивал ему пузырек с воспоминанием. - Посмотрите на досуге, аврор Поттер, и если хотите, могу организовать вам и несколько более интригующих картинок. А вот это уже было чистым блефом. Использовать оборотное зелье с целью перевоплощения в государственного чиновника высокого ранга, сотрудника органов правопорядка, или его ближайшего родственника было уголовным преступлением и каралось одним – тремя годами на верхнем уровне Азкабана. Дураков не было, а среди бизнес-сообщества тем более. К тому же заполучить волосы сильной ведьмы, да еще и колдомедика тоже было задачей предельно нетривиальной. Так что в широко известный в узких кругах бордель, одним из ведущих соучредителей которого являлся сей достойный муж и отец, он ходил с волосами жен, сестер и дочерей своих коллег по бизнесу и знакомых. Увы, использование столь прекрасного инструмента отпадало, зато у бывшего старосты слизерина было куда более грозное оружие – правда. И это было куда круче, ведь врезать по больному месту слишком близко подобравшемуся к некоторым доходным предприятиям абсолютно неподкупного (с его то состоянием!) аврора с помощью настоящих, подлинных воспоминаний, было бесценно! - И да, это далеко не единственная сцена, как мне не противно было отвечать на авансы грязнокровки, совсем не ответить на ее любовь было бы неправильно - закончил парфянской стрелой "серый" бизнесмен. И вот за эти слова ему точно не пришлось бы отвечать, ибо ни один мужчина в здравом рассудке не попросил бы такие воспоминания. Разве что как питательный материал для авады. Или, скорее, двух.***
Домой в тот вечер он не пошел. Просто не смог. Оказывается ничего не ушло и не забылось, как он был уверен. Спало где-то в дальнем уголке подсознания и вновь проснулось, с рычанием раздирая грудь. Получив столь бодрящую, если не сказать хуже, картинку. Гарри даже не мог сформулировать, хотя бы для себя самого, что же именно он чувствует… А внутри него был целый клубок эмоций, который рвался наружу, пытаясь разорвать грудную клетку и выбраться. И далеко не с благими намерениями. О нет, вот поэтому он и переночевал тогда у себя в кабинете, перебирая с использованием окклюменции свои ощущения, препарируя их на те, с какими он мог жить и те, которые рано или поздно уничтожат его и его семью. «Она любила моего врага», - вот что постоянно, снова и снова, вместе с проклятой картинкой, прокручивалось в его воспалённом сознании. Более того! Она знала, как хорёк относился к нему и, что сам Гарри думал о белобрысом ублюдке! Для Гарри Малфой олицетворял именно тех, кто оставил его сиротой, из-за которых он попал в АД Дурслей нанесший ему, похоже на то, что неизлечимые раны. Да, в конце концов, его папаша чудом не убил её на втором курсе! И она все равно влюбилась в него, продолжая изображать «дружбу» с Гарри! Но какая же это дружба, когда днём она с ним, а по вечерам как ни в чем не бывало сосется с этим ненавистным ублюдком? Малфой наверно обхохатывался над идиотом со шрамом на лбу, которого обманывает лучшая подруга, в которую он к тому же безнадёжно влюблён! Да, в министерстве он сказал Гарри, что прекрасно знал о его чувствах к ней, чувствах, про которые тот думал, что надежно их скрывает. Хорёк издевался над ней с самого первого дня, относился как к грязи под ногами, а она влюбилась в него. Это было настолько мерзко и отвратительно, что Гарри завыл, озираясь залитыми кровью глазами и ища, на что бы излить разрывающую душу и сердце боль. Нашел. Их свадебная колдография на столе, на ней Гермиона была так прекрасна… снаружи и запятнана внутри. Заражена предательством и омрачена изменой. Побелевший от бешенства Поттер впервые в жизни послал в неё не только невербальный, но и беспалочковый ступефай. От резкого упадка сил он рухнул в кресло, слегка успокоился и продолжил разбираться в себе. Унижение, да, это однозначно. Теперь он жалел даже о том, что ударил Малфоя. Слишком уж по маггловски киношным был этот удар и повод для него. Так бьют тех, кто прав, но чью правоту признать невозможно – ибо это смерти подобно. Гнев и ярость. И на Малфоя, и на Гермиону, и на себя. Она лгала ему всё это время, обманывала его. Да, она была не обязана говорить ему правду, но Гарри всегда считал доверие и преданность основой их отношений. И вот теперь эта основа пошла трещинами, сквозь которые пробивалось адское пламя. Он ведь сам виноват в сегодняшнем. Тогда, двенадцать лет назад он, узнав о беременности Гермионы вследствие проведенного ритуала, дал полный назад. Взял, но не стал пить зелье. Стал хорошим женихом, мужем и отцом, прекратил думать, подавил, причем предельно успешно весь негатив. И вот эта картинка. Будь это просто слова, даже подкрепленные доказательствами, он отмахнулся бы от них. Сказал бы, что они неважны, что прошлое осталось в прошлом. Но картинка, которая вновь и вновь прокручивалась в его голове, просто не давала ему столь легкого выхода. Он злился на всех и переключал весь гнев на себя. Он виноват. Он заслужил это. Лишь себя ему нужно ненавидеть. Ревность. Да, он знал, что был далеко не первым в её сердце. Каким, он не хотел задумываться. Но одно дело знать, а совсем другое видеть наглядные проявления её любви к другому мужчине Но самым страшным было разрушение уверенности в себе и в их отношениях. Поттера многие годы целенаправленно воспитывали неуверенным в себе и своих чувствах. Не просто не умеющим уважать себя, а наоборот - привыкшим во всем себя винить и, зачастую, презирать и ненавидеть. «Урод», - всплыло из далёкой памяти. Это разрушало его сильнее, чем гнев и ревность вместе взятые. Если бы Гарри сходил к обычному маггловскому психотерапевту, то без удивления узнал бы, что его «эго» с самого детства отличалось крайней уязвимостью, а последний удар стал для него едва ли не смертельным. Фактически его в жизни, как бочку обручи, скрепляли две вещи: необходимость победить Волдеморта и гордость от этого достижения и любовь, как он надеялся, взаимная к Гермионе Грейнджер. Времени после победы прошло немало, и именно взаимные чувства были тем цементом, что скреплял его внутреннюю сущность. Теперь же он чувствовал, будто в самую интимную часть его души проникла грязь. Затекла и распространяется повсюду, делая мутным будущее, заставляя испытывать отвращение к той, кого он недавно считал своей второй половинкой. Более того, новая информация вновь всколыхнула давнишние, еще школьные опасения в том, что как это ни дико звучало в устах Мальчика-Который-Выжил и лорда Поттер–Блэка, для Гермионы он был «утешительным призом», тем, кого она смогла заполучить, тем, с кем захотела прожить жизнь и завести детей… но не тем, кого она любила и кого хотела. Он не знал и не хотел знать, кого из мужчин она когда-то любила сильнее его. Так или иначе, но Гермиона выбрала в мужья его, любила его и была ему верна. Он знал, что чудовищно несправедливо было бы обвинять её в том, что случилось ещё в их школьные годы. Он всего лишь хотел, чтобы его хоть ненадолго оставили в покое, чтобы он мог вновь всё забыть и вернуться в совсем недавнее прошлое. Он хотел оставить всё как есть. Он не хотел ни в чем разбираться. Он хотел верить. Гарри закончил тренировку, принял душ, переоделся в чистое, и практически в нормальном настроении пошел наверх, но зайдя за угол коридора, столкнулся с встревоженной Гермионой с покрасневшими, опухшими глазами. - Гарри, нам надо поговорить. - Да, - с трудом протиснул сквозь сжавшееся от нехороших предчувствий горло её имя, - Гермиона? - Гарри ... а, к Моргане! Гарри, ты меня больше не любишь? - отчаянный взгляд в глаза - Люблю, - устало прикрыл веки, вдох-выдох, - люблю. - Точно? Почему тогда ты мне об этом не говоришь в последнее время? Почему вот уже несколько месяцев я затаскиваю тебя в постель, а с твоей стороны нет ни одного намека? Почему ты такой, словно ледяной изнутри? Я тебе надоела? Гарри опустил глаза и шумно вздохнул, пытаясь сдержаться, но Гермиону уже было не остановить. Сократив расстояние между ними, она обхватила его лицо и заставила посмотреть ей в глаза. - Или я просто тебе противна? Или ты меня любишь, - почти выплюнула ненавистное, - "как сестру"? Ментальные щиты с треском лопнули, и аура не самого слабого мага в Европе налилась переполняющей его магией. Вылетели стекла. Вдох-выдох, аура пригашена. - А ты, Гермиона? - тихо проронил Гарри, - ты меня любишь? Именно меня? Любишь? И может быть, - закончил с явной горечью, - всегда любила? Ладно, - аккуратно, почти нежно, если бы не холод в его голосе, он высвободился из её рук, - подумай, а я пока пойду. Не могу... Быстрым шагом вышел на крыльцо и исчез в вихре аппарации.***
Самая умная ведьма поколения посмотрела на закрывшуюся за любимым мужем дверь и, ошеломленная этой вспышкой, этим на пустом месте проявившимся скандалом просто уселась на табуретку в прихожей. КАК? ПОЧЕМУ? ЧТО ОНА СДЕЛАЛА? Что произошло примерно три месяца назад? Что так корежило Гарри в самом начале их союза? Одиннадцать счастливых лет из почти двенадцати... Наконец, ещё недавно счастливая жена и мать собралась с силами, стерла непрошеные слезы, и решила подняться посмотреть на младшего.***
Следующее утро добрым не было. Домой Гарри не вернулся, но, слава Мерлину, хоть прислал записку о том, что переночевал на работе, а с утра собирается навестить с проверкой группу, занятую расследованием серии убийств в Уэльсе. Ждать его в лучшем случае к ужину. Позднему. Чувствуя, что время уходит и неизбежное вот-вот случится, Гермиона тоже отложила все дела на работе и отправилась в министерство. Опрашивать знакомых и проводить расследование. Отправная точка у неё была. Чуть больше трех месяцев назад произошло что-то, кардинально поменявшее супруга. И не будь она «самой умной ведьмой за пятьдесят три года», но она выяснит, что именно! Выяснила. От одной из недавних пациенток их клиники, с которой ей лично пришлось снимать более чем неприятное и не поддающееся дежурному лекарю проклятие, она узнала, что в узких, очень узких кругах ходит слух о том, как три месяца назад Гарри набил морду Драко Малфою. Не то, чтобы это было шоком для неё, в конце–концов, она и сама била ему морду, ещё на третьем курсе, но столько лет спустя? И полное совпадение по времени – нет, это не могло быть случайностью. Отловить Малфоя на нейтральной территории оказалось заметно труднее, но не абсолютно невозможно. Ещё одна многим должная ей ведьма из департамента магического транспорта попросила его подойти в ближайшее время, якобы по возникшимим с каминной сетью на его предприятиях проблемами. Они остались в кабинете одни. Впрочем, ни испуганным, ни виноватым в чем–то Драко явно не выглядел. Скорее наоборот, одного взгляда на напряженное и обеспокоенное лицо Гермионы хватило ему для того, чтобы расплыться в торжествующей и самодовольной ухмылке. - Можешь меня даже ни о чем не спрашивать, - хмыкнул давний знакомый, - сам всё расскажу. В последнее время у меня настолько расширился совместный бизнес с магглами, что я стал даже общаться с некоторыми из них. Можешь себе представить меня в школьные годы вежливо разговаривающего даже не с магглорожденными, а с натуральными магглами? Вот, то-то же. И от них я узнал о существующей в маггловском мире концепции того, что ничего из нашего прошлого не надо стыдиться. Что мы должны быть полностью откровенными с близкими и дорогими нам людьми. Вот я и решил сделать доброе дело, помочь установить идеально откровенные отношения в вашей семье. - Что! Ты! Ему! Сказал!? – рявкнула Гермиона, находящаяся уже на грани от произнесения двух заветных слов, обычно сопровождаемых зелёной вспышкой. - Правду, только правду и ничего кроме правды, - широко развел руками улыбающийся слизеринец. - Кстати, не только сказал, но и показал одно совершенно правдивое и подлинное воспоминание, – и добавил, заметив шок и понимание на лице женщины: - Считай, Грейнджер, что твоего брака больше не существует. Твой шрамоголовый муж был женат не на тебе, не на той, что бегала в слизеринские подземелья. Он загнал все тёмные мысли в далёкие глубины разума и все эти годы был женат на идеализированной персоне. На его «принцессе». Именно она была матерью его детей. Именно с ней он хотел состариться. Он любил её. Не тебя! И теперь она ушла, исчезла, её больше нет. А с тобой он знаком не слишком хорошо, и даже если вы и останетесь вместе, то по-прежнему у вас ничего не будет. Он никогда и ничего не забудет, и всегда будет подозревать, что я показал ему далеко не всё. И ты ничем не докажешь ему обратное! «Не докажу?! Да вот посох Морганы тебе в задницу, если ты прав», - думала Гермиона, вылетая из кабинета по направлению к ближайшему камину.***
Дико усталый и продрогший, несмотря на согревающие чары и пару глотков огневиски по завершении операции, Поттер вломился в свой собственный кабинет с василисковой шкуры прочностью намерением в нём и заночевать. Не тут то было. На его рабочем столе обнаружилась неизвестная конструкция, прикрытая сверху подозрительно знакомой тряпкой, а за столом, в кресле - дремлющая супруга в мятой белой блузке и форменной юбке. Ассоциативное мышление сработало, и в тряпке был опознан женский пиджак. Мозги соображали хреново и не успел Гарри что-то предпринять, как разбуженная сигналкой Гермиона выпрямилась в кресле с палочкой в руке и… бросила её прямо в руки инстинктивно поймавшего инструмент и оружие жены Поттера. - Знаешь, Гарри, - заговорила она, - сперва я хотела просто застать тебя врасплох. Элементарный «Петрификус», потом «Силенцио», потом заклинание уменьшения веса, взяла бы тебя на плечо и уволокла домой. Зуб даю, как говорят магглы, мне бы позволили. Пошутили бы в спину, поржали, если бы в причине посещения министерства я написала «забрать мужа для выполнения супружеских обязанностей». Но потом до меня дошло, что ни один мужчина такого не забудет и не простит, не стоит так шутить с отношениями, так что я пришла к тебе. Вот с этим. Гарри безучастно смотрел на эту, как оказалось, малознакомую ему женщину, и лишь усмехнулся про себя её наивности. Он уже довольно давно мог кастовать невербальное беспалочковое «Фините». Это было его тайным коньком, и он уже несколько раз пользовался им при операциях с высоким риском захвата заложников. Он сделал пару шагов к столу, убрав обе палочки в карманы. В голове было пусто и легко. Осколки рассыпавшегося мира разлетелись, и то, что осталось было очень неуютным. Исчез мир, в котором Гермиона - верная заботливая жена; в котором Малфой - высокомерная сволочь; в котором у него важное, нужное обществу и ему самому дело. Впрочем, Малфой и тут был высокомерной злопамятной скотиной, но строить свой новый мир вокруг Малфоя... Мстить? Кому? И за что? - Ты мне не веришь, - со слезами прохрипела выцветшая от переживаний Гермиона, - и не поверишь. Что бы я тебе ни сказала, ничего тебя не переубедит, уж я-то твою упорную и самоненавидящую натуру знаю. Многое я сделала не так. О многом, что сделала, пожалела почти сразу. Многое тебе не сказала, но я никогда тебе не врала и не изменяла. Я не буду ничего говорить. Я просто тебе покажу. Ты увидишь всё сам. Все мои, - она вздохнула, - достойные и не очень мысли, поступки и чувства. Всё, за что мне до сих пор стыдно. Смотри, - и с последним словом она сдёрнула пиджак и притянув его голову к своей опустила их в какой-то странный чан заполненный фиолетовой жидкостью. "Какая-то разновидность омута памяти, но разве жидкость не должна быть синей?" - только и успел подумать Поттер, за долю секунды до того как мысли и чувства подростка - Гермионы нахлынули на него.***
Омут памяти работающий в онлайн режиме, фактически артефактный легилимент, этакий «рояль в кустах», как выражался один его знакомый. Гарри настолько обалдел от потенциальных возможностей новой разработки, что профессиональное в нем одолело и загнало в подсознание личное. По крайней мере, на какой-то промежуток времени. Воспоминание про тот поцелуй в подземельях не вызвало сильных чувств, от многократного повторения теряется острота и боль. Аналогичный поцелуй с Роном он вообще пролистал, ибо про их короткий и ни к чему не приведший роман знал с самого начала. Мечты шестнадцатилетней девушки о сексе с различными парнями и мужчинами, оставшиеся лишь мечтами и лишь в самом конце ставшие темой для мастурбации – вот типа он в те годы сам не занимался тем же самым, представляя, как выглядят раздетыми девушки из команды по квиддичу, Флер, Джинни, сама Гермиона. От романтических мечтаний Грейнджер–Снейп о собственном отце Поттера слегка затошнило, и он попытался максимально отвлечься от столь мерзких картинок. Способ он выбрал, как впоследствии оказалось, более чем правильный – начал изучать дополнительные функции интерфейса Омута, явно спроектированные самой Гермионой по аналогии с маггловским оборудованием. Гарри и сам за последние годы старался не отставать от большого мира и знал не только термин «Синдром электры», но и «Виртуальный интерфейс». Вот одна из позиций последнего его и предельно заинтересовала. Настолько, что он отмахнулся от очередного Северуса, смертельные, судя по внешнему виду которого раны перебинтовывает в своих мечтах Гермиона, после чего они целуются в прибое и уходят в закат, и вытянулся как увидевшая цель адская гончая. Надпись гласила – "Воспоминания, на которые наложен обливиэйт (1)".***
Поттер вывалился из Омута. Настолько плохо ему, наверное, не было никогда в жизни. Из сжатых до далеко за предел кулаков капала кровь. Голова раскалывалась, а рот раскрывался в безмолвном крике. Он рухнул на колени и увидел, как напротив него свернулась калачиком его жена, запустившая пальцы в густые пряди каштановых волос. Вокруг него раскручивалась водоворотом магия и сталкивалась с тёмной, пронизанной проблесками разрядов черной магической тучи вокруг Гермионы. Он взглянул на неё, встретился с пронизанным болью взглядом, и их как будто притянуло друг к другу, их тела словно сплавились в единое целое, как во время занятий сексом, но теперь объединяло их нечто другое. Ненависть. Лютая ненависть к взрослому ублюдку, который манипулировал подростками. Который не постыдился использовать сильнодействующие зелья для того, чтобы разлучить их пару, убедить свою дочь, что она испытывает к своему парню исключительно дружественные чувства. Магия вокруг пары постепенно затихала, ибо ей просто некуда было выплеснуться. И не на кого. И не конкретно в этом месте. Вообще. Шесть лет назад отец одной из магглорожденных ведьм, погибших в Уэлльском концлагере от воздействия экспериментального зелья, дошел в своей мести до логического конца. У него были отличные связи среди маггловских военных, и раз он не мог достать никого из осужденных на всю жизнь в Акзабан, он пришел за Снейпом. Во Францию, где тот жил не особенно скрываясь. Никакой магии. Эффект как от «Бомбарды максима» в упор. Хоронить было нечего, не то, чтобы Гарри и Гермионе пришла бы мысль вообще отправляться на его похороны. Гарри, наконец, пришел в себя и обрел определенную ясность ума. Ну да, неприятно. Да что там неприятно, просто отвратительно. До предела омерзительным было то, что он все эти годы сваливал чужую вину на свою любимую. То, что события произошедшие полжизни назад едва вновь не лишили его семьи. Он уже потерял всю свою семью по вине начинающего пожирателя и спустя почти тридцать лет вновь едва не лишился уже новой семьи по вине того же человека. Мёртвого человека. Поневоле задумаешься, что Снейп, а не Волдеморт был его Немезидой. И ведь самое страшное, что возможно он и хотел лучшего для своей дочери, перевести её из статуса «девушка мишени № 1» в статус «лучшая подруга мишени № 1» и тем самым защитить. Хотя звучало это в такой формулировке предельно глупо. Но «благие намерения ведут в ад», и он лишь искалечил её жизнь на многие годы вперед. Хотя была ли защита основным мотивом? А может не она, а ненависть к сыну того, кто отобрал у него девушку и желание отомстить, сделав то же самое? Раз Снейпу не досталась Лили, ушедшая к Джеймсу, так пусть их сыну - Гарри не достанется Гермиона? От этой мысли попахивало гнилью, чем-то мерзким и извращённым, отчетливым душком безумия и инцеста. Нет, он не позволит ему победить, не даст могильным ядом отравить их счастье. Их. Его, детей и Гермионы. ЕГО ГЕРМИОНЫ. Надежной, верной жены и подруги. Пылкой и изобретательной любовницы. Прекрасной любящей матери. Когда-то граничащая с ненавистью любовь развилась во что-то новое ещё много лет назад. Гарри давно отчетливо осознавал, что без Гермионы он не то чтобы умрет, но хоть сколько-нибудь полноценной жизни у него не будет. Он, наконец, оторвался от жены, посмотрел в заплаканные глаза любви всей своей жизни и улыбнулся. - Ну же, Миона, хватит. Всё в прошлом. Я с тобой и мы вместе, навсегда... Шрам не болел уже двенадцать лет. Все было хорошо.