***
Лейфтан прекрасно помнил её появление в гвардии. Где-то в глубине сознания крепко засел образ хорошенькой молодой девушки с необычными глазами, полными страха, паники и ожидания неизвестности. Вопреки всему, Лейфтан заинтересовался ей с самого начала. Но несколько недель он просто наблюдал, знакомился с ней, по капле впитывая в себя её ауру, что постепенно опьяняла его. Хотя парень долго этого не замечал. День за днём Эрика всё больше и больше занимала мысли гвардейца. Он порой специально искал её в штабе, украдкой наблюдал за девушкой, внимательно прислушивался ко всему, что она говорила, замечал самые незначительные изменения её настроения. Он прочувствовал Эрику, ощутил всю полноту утраты, которую она носила глубоко в сердце, пока на её губах играла улыбка. Настоящая улыбка, но только он заметил тень грусти в её глазах. Каждый день, проведённый бок о бок с Эрикой, Лейфтан помнил до самых мельчайших подробностей. Многие чувства уходили и приходили, тускнели словно цвета, выжженные солнцем, и только ненависть, жившая в нём с детства, да странная, пока ещё до конца не понятая им тяга к Эрике не теряли своей силы. Ведь каждый раз он открывал её с новой, доселе не виданной им стороны. Он помнил, как Эрика была растеряна, узнав о своей настоящей сущности. Всю жизнь, не ведая правды, принять её тяжело, осознать в себе нечто новое и сложное для понимания… Страшно… Её пугало что-то, она с опаской смотрела на всех волшебных существ, а в глазах был один единственный вопрос. Лейфтан и сам не знал кто она. Человек? Фейлин без роду, без племени? Может фея, может ведьма, может оборотень… Он знал одно — её сущность ему безразлична. Куда важней душа, что сияла порой ярче солнца, что манила к себе словно магнит. Впервые он познал страх за жизнь кого-то другого, когда Эрика отправилась искать малыша каппу. Только услышав о том, что она и Невра столкнусь с Чёрным Псом, он ринулся в Зал с кристаллом, но замер на пороге, не решаясь войти. Вмиг осознал, что нельзя, неправильно привязываться к ней. У него есть цель, к которой он пойдёт и по трупам, если такое потребуется. И если она… окажется на его пути, то ничто не должно смутить его решения покончить с любым препятствием, но… Сердце и разум часто стояли по разные стороны баррикад, и Лейфтан слишком поздно осознал, что как бы ни противился этому, как бы ни врал самому себе, что лишь играет с ней в заботу, в Эрике он утонул, с головой пропал в любви… Его сердце отчаянно билось, когда она едва не утонула, душа металась вольной птицей в клетке, когда раз за разом, оставаясь с ней наедине, он видел слёзы Эрики, причиной которых явились и гвардия, и он сам отчасти. Хотелось крепко-крепко обнять её, сжать в руках тонкое девичье тело, расправить свои крылья и тут же укутать ими девушку, отгораживая от всего мира, отсекая от неё все страдания и всю боль. Сознание жгло острой болью, когда он узнал от Мико о том, как Невра заставил Эрику выпить зелье забвения. Какое право он имел? Кто разрешил этому чёртовому кровопийце прикасаться к ней? А как больно было потом смотреть на Эрику: потерянную, печальную, снова плачущую на его плече… Но было и то, что Лейфтан хранил в себе бережно, дорожа этим больше, чем собственной жизнью. Их первые робкие касания друг друга. Мимолётные и, казалось, такие обыденные, будоражили всё естество демона. Каждый раз, находясь с ней рядом, он чувствовал аромат Эрики: что-то лёгкое, цветочное и свежее, как морской бриз. Тонкая кожа манила своей мягкостью, но каждое прикосновение опаляло огнём. С каждым разом, замечая всё больше и больше внимания с её стороны, Лейфтан с трудом сдерживался, зная, что ещё слишком рано. Эрика доверяла ему, и постепенно это доверие перерастало в нечто большее. Она искренне радовалась ему, рядом с ним не боялась быть собой, не боялась откровений и всех своих эмоций, что часто переполняли её и переливались через край, захлёстывая и Лейфтана, словно морские волны. И за это он был ей благодарен. Рядом с Эрикой он сам оживал, чувствовал вкус нового дня, его значимость, что давно было погребено под грудой ненависти и мести. Нет, от этого он не отказался, но осознал, что Эрике вреда причинить не сможет. Нет, чтобы ни произошло — её он не тронет. День её откровения навсегда отмел все сомнения в душе Лейфтана. Ночью при полной луне Эрика, уединившись в саду, излила душу столетней вишне, не в силах больше держать свои чувства в узде. Не было сил признаться, глядя в глаза, но судьба хитра и любит поозорничать… — Я его люблю… Люблю так, что каждый раз в толпе гвардейцев ищу только его взгляд. Я так боюсь просто не увидеть его хоть раз за день, просто не услышать его голоса. Рядом с ним сердце колотится, как сумасшедшее, рядом с ним в голове пропадают все мысли, и я не вижу никого, кроме него. А он… Я знаю, он добрый и заботливый, он любим всеми и… Лейфтан… Я так хочу стать ему больше, чем другом. Эрика сидела под старой раскидистой вишней, всё шептала и шептала о своей любви, прижавшись боком к ещё тёплой от полуденного солнца коре. И не знала, что с той стороны старого большого ствола каждое её слово слышал именно он. Не осталось сомнений, не осталось ничего кроме дикого желания забрать её себе. Всю себе без остатка. — Эрика… — его хриплый от волнения голос заставил девушку тихо охнуть и подскочить на ноги, отойти на пару шагов от него, уже стоявшего рядом. — Лейфтан? Я… я просто… Что она хотела сказать, ему было уже безразлично. В один миг перестала существовать целая вселенная, и только молодая землянка казалась настоящей, живой, реальной… такой тёплой и такой родной. Его уже ничего не волновало. Хотелось только одного — раствориться в её нежности, в её любви, ощутить этот вкус. Он схватил Эрику и прижал к груди, заключив в плотное кольцо своих рук. Опустил голову, уткнувшись лицом в макушку, и вдохнул тот самый нежный аромат. — Эрика, я всё слышал. Я не отпущу тебя. Я тебя люблю. Он целовал её: жадно, жарко, словно не мог насытиться этим моментом. Она отвечала ему пылко и страстно, прижимаясь всем телом, тихонько всхлипывая из-за избытка чувств от осознания того, что несколько месяцев неизвестности в его чувствах прошли. И самое главное — Лейфтан ответил ей взаимностью. — Постой, у меня голова кружится… — Эрика робко и неуверенно отстранилась от лориалета, старательно избегая его взгляда. Лейфтан же улыбнулся, нежно прикоснулся к её щеке ладонью и заставил посмотреть прямо в глаза. — Глупенькая, знала бы ты, как кружится моя голова, как я схожу с ума от счастья. И вновь поцелуй. Не менее жаркий и страстный, но уже более глубокий и уверенный, такой, что сил не было прекратить его.***
Который день, находясь в коконе из собственных крыльев, в душе переживая всё, что было связано с Эрикой, внезапно резкая боль заставила Лейфтана вынырнуть из омута воспоминаний. Сердце словно стянуло раскалёнными цепями, внутри будто миллионы острых иголок впились в каждую клеточку тела, а лёгкие зажало тисками, делая каждый вдох трудным и болезненным. — Нет, Эрика! Прошу, прошу тебя! Умоляю! Лейфтан взвыл во весь голос, вцепившись руками в прутья клетки. Крылья его бились о темницу, теряя перья и царапая кожу в кровь, сам демон уже рычал от горя, зная, чувствуя всё. Эрика… Она решилась…***
После того, что произошло в темнице, Мико, парни, Эвелейн и Керо ни на минуту не оставляли девушку в одиночестве. Кицуне и вовсе отдала приказ перенести кровать Эрики в свою комнату, чтобы не позволить землянке сделать то, что она задумала. Ведь как бы сильно Эзарель ненавидел Лейфтана за его предательство, он верил, что в тот раз пленённый демон не лгал, и девушка действительно решилась на отчаянный шаг. Правда, эльф всё не мог понять — где, у кого Эрика смогла купить столь редкое и столь опасное зелье? Самой приготовить его ей было не по силам, да и никто из гвардейцев или жителей убежища не смог бы правильно сварить этот яд. Именно яд. Даже сам Эзарель помнил только об одной удачной попытке. Но тогда он уничтожил всё зелье без остатка, так как один только его вид едва ли душу не вынимал. Эрика упорно отрицала, злилась и кричала на любого, кто пытался с ней заговорить о зелье. Её агрессия настораживала, но стоило только засомневаться в том, что она не лгала, как слёзы, что буквально лились ручьями, заставляли забывать обо всём, явственно ощущая её боль и страх перед скорым судом для предателя. Эзарель и Невра всё же решились обыскать комнату девушки без её согласия, пока Валькион вновь и вновь старался добиться от неё правды. Увы, зелье найти не удалось, а Эрика и вовсе замкнулась в себе, замолчав. Как оказалось после — навсегда. В ночь перед судом Лейфтана девушка тихонько поднялась с постели и, подкравшись к спящей Мико, легонько потрясла её за плечо. Всегда спавшая вполуха кицуне даже не пошевелилась, и девушка с облегчением поняла, что сонное зелье, оставшееся у неё чисто случайно после спасения Колаи, сработало. И не только на Мико: стража у дверей, главы гвардий тоже крепко спали, не зная, что Эрике удалось их обхитрить. Тихо словно вороватая мышка землянка выбралась из главного штаба и бросилась в сад. Там за терновыми кустами, что плотно оплели высокую стену, была брешь, которую после нападения Найтили никто так и не заметил. Ободрав об сколотые камни кожу в кровь, Эрика с трудом протиснулась сквозь пробоину в стене и оказалась по ту сторону города Эль. Холодный ночной ветер растрепал короткие непослушные пряди, но девушка только с благодарностью подставила лицо ему навстречу, чувствуя, как он осторожно смахивал с её щёк горячие слёзы. Окутанный мраком пляж казался чужим и враждебным. Слабого света тонкого почти умирающего полумесяца хватило только чтобы различить границу песка и воды, за которой начинался чёрный бездонный океан. Эрика осторожно приблизилась к кромке воды и, скинув с ног кожаные лодочки, робко сделала шаг в воду. Не хотела она, чтобы после её кто-то нашёл, и потому лучше будет, если волны унесут её далеко, спрятав в холодной безмолвной глубине. Вода на удивление ласково приняла Эрику, маленькие волны осторожно накатывали ей на грудь, словно старались оттолкнуть девушку обратно на берег, но не смогли сломить её решимость. Пробка флакончика упала в воду, и она мгновенно зашипела, на поверхности забурлила и закипела пена, что в слабом свете полумесяца казалась алой словно кровь. От самого зелья невыносимо пахло жжёными волосами и гнилой плотью, но пересилив себя, зажав нос двумя пальцами, Эрика в один глоток осушила флакончик и тут же забросила его в океан, сдавленно всхлипывая, стараясь сдержать свои слёзы.***
— Ты понимаешь, что решившись на подобное, ты навечно обречёшь себя на страдания? Пока жив он, ты станешь его хранителем, ты убережёшь его от многого, но как только его душа покинет его тело, ты познаешь весь ужас одиночества. Ты будешь с ним рядом вечность всего лишь на расстоянии вытянутой руки, но не увидит он тебя, ваши души не встретятся даже там, за Гранью всего. Душа твоя будет скитаться по всем мирам, болеть всё больше и больше день ото дня, и чем счастливее и спокойнее он проживёт свою жизнь, тем страшней и сильней будут твои муки. Ты готова на такой шаг? Скрипучий старый голос ведьмы пугал Эрику, но она не смела отвести взгляда от облезлой безобразной старухи, что уже давно жила в городе Эль и скрывалась ото всех под личиной молодой наяды, торговавшей на рынке всякими безделушками ручной работы. — Нет… Мне страшно, но я не изменю решения, — дрожащим голосом ответила землянка, протягивая ведьме свою руку. Голос дрожал и срывался, но в глазах её не было и тени сомнения. — Хорошо, очень хорошо, — едва ли не заверещала старая карга. Она схватила Эрику за руку и уколола ей палец. — Кровь твоя скроет замысел ото всех, волосы твои станут нитями души, что порвутся в нужный миг, а плоть твоя завершит дело. Этот эльф и не подумает о том, что зелье можно скрыть. Он умён, но не умней меня. Протянув руку девушки над маленьким безобразным и грязным котелком, ведьма с силой сжала палец Эрики и ровно пять капель упали в чёрное и густое, словно деготь, варево. После землянка присела на пол и тонким ножом срезала волосы, отдав их ведьме. Когда же пришло время дать плоть для зелья, Эрика с силой закусила зубами небольшую палочку и зажмурилась. Даже то обезболивающее, что она тайком взяла у Эзареля, мало спасло её от боли, когда ведьма осторожно вырезала тонкую полоску кожи у неё на спине. — Никто кроме тебя и твоего любимого ничего не увидит. Ни твоей раны, ни твоих волос, ни этого флакона. Пока ты будешь верна своему решению — никто не остановит тебя. И помни — ты сама обрекла себя на муки. Не смей жалеть себя или всё колдовство пойдёт прахом, — проквакала старуха, когда Эрика наконец-то очнулась, пришла в себя после того, как потеряла сознание от боли. — Я не стану сомневаться, — девушка осторожно протянула ведьме мешочек, полный манны, и решительно взяла из её рук флакончик из синего стекла, в котором уже плескалось совершенно прозрачное зелье. — Глупые вы создания. Чего только не делаете ради любви. А нет её, всё это лишь ваши фантазии. Старуха мерзко рассмеялась, что-то проворчала себе под нос и тут же приняла облик той самой молодой наяды. Вот только улыбка её осталась такой же страшной и насмешливой. Эрика с трудом поднялась на ноги, ощупала спину в том месте, где ведьма срезала её кожу и, морщась от боли, с удивлением почувствовала, как её пальцы наткнулись на чуть шершавую ткань повязки. Ведьма обработала и перевязала её рану. — Вы не правы. Она есть. И такая, что ради неё ничего не жалко. Будь у меня возможность — я бросила бы к его ногам весь мир, лишь бы он просто улыбнулся.***
Долгие минуты ожидания заставили Эрику нервничать — неужели ведьма ошиблась в зелье и оно не сработает? Но стоило ей обернуться назад к берегу, как всё тело вспыхнуло огнём. Настоящее и живое пламя объяло девушку с ног до головы, оно горело даже там под водой, отгоняя от землянки сам океан. Эрика закричала, но голос пропал мгновенно: она только и могла, что беззвучно хватать губами воздух, так как горло словно сдавили огромными тисками. Тело, казалось, разрывалось изнутри; кровь неслась по венам, закипая и обжигая кожу; сердце колотилось в бешеном ритме, больно отзываясь каждым ударом в груди; боль сковывала всё тело, миллионами иголок впиваясь в каждую клеточку, сводя с ума. Каждый вдох был тяжелее предыдущего, глаза заволокло туманом, тело отказалось слушаться и как только ноги подкосились, Эрика медленно погрузилась в океан. Но прежде чем она пропала в тёмной воде, с невероятным усилием девушка онемевшими синими от удушья губами смогла произнести: — Люблю…***
Лейфтан, уставший после очередного задания, устало опустился на кровать в своей комнате. Солнце только показалось из-за горизонта, но парень просто валился с ног. Шутка ли не спать две ночи подряд… Заперевшись, лориалет со вздохом принял истинный облик, прилёг на постель. Укрывшись своими чёрными крыльями, Лейфтан ухмыльнулся: «Словно ночь наступила…» Засыпая, он вновь представил образ той странной незнакомки, который казался ему таким родным и близким, словно он когда-то знал эту девушку, и она ему была дорога. Вот только он никогда не видел её… Или же?.. На самой границе сна ему вдруг показалось, что неспроста её образ живёт в его голове эти долгие месяцы. Он вспомнил тот самый день, когда впервые ему приснилась незнакомка. Почти через год с того момента, когда Ашкор по его приказу разбил Кристалл. Совпадение? Возможно. Ведь что-то в ней было особенным, что-то влекло его и каждый раз, видя её нежную улыбку, ласковый взгляд сиреневых глаз и тонкий шёлк длинных волос, на душе становилось теплее и легче. Словно незнакомка едва ощутимо обнимала его, став ещё одной парой крыльев. Белоснежных сильных крыльев, что не подведут даже в самую лютую бурю.***
С рассветом несколько молодых капп вышли к берегу моря, зная, что после ночного шторма на золотистом песке можно найти много подарков из тёмных океанских глубин. Ракушки, кораллы — всё это пригодится в быту, и потому упускать такой шанс не стоило. Прочесывая берег в поисках того, что ночью выбросило на их пляж, они и не догадывались, что найдут нечто большее. Мёртвую молодую девушку, над телом которой печально парили несколько светлячков — сильфов. Они безутешно скорбели о столь большой потере. О маленькой искорке, которая так и не успела превратиться в настоящее солнце.