Broken mirror / Разбитое зеркало

— Почему ты не хочешь меня понять? Я — однолюб, жёнушка. — Поздравляю, ты влюблен в такую же. — Отпусти его. — Только когда отпустишь меня. Эмир не ответил. Спустя восемь месяцев разлуки, сейчас, сидя рядом с ней на скамейке, пусть даже она и пересела к краю с усталым выражением отвращения на лице, он, наконец, вновь чувствовал себя живым. Её запах, её присутствие, её колкие слова — в них была вся его жизнь, и сейчас он жил. Смотреть на неё, беременную от другого мужчины, было болезненнее, чем он ожидал, но это было ничто по сравнению с её присутствием рядом, дарящим одновременно непомерную радость и бесконечную боль, которая — он не переставал на это надеяться — преобразуется в бесконечную любовь. Нихан с явным недовольством от его присутствия дорисовывала пейзаж озера. Её раздражение готово было вылиться в истерику, но внезапно её лицо сморщилось от боли. Она схватилась за округлившийся живот. — Нихан?— Эмир кинулся к жене с болью переживания в глазах, выронив таблетки и забыв о своей боли в ноге. — Оставь меня. Почему ты приехал? Почему ты снова врываешься в мою жизнь? Зачем ты ищешь меня? — Нихан, пойдем, я отвезу тебя в больницу. — Прочь, пусти меня! Оставь меня. Не трогай. Почему, почему ты снова здесь? Больно слышать, больно слушать. Разве мог он, Эмир Козджуоглу, упустить из виду единственный смысл своего существования? Оставить свою жену без поддержки и помощи, здесь, в Англии, в чужой ей стране? Разве мог он, имея власть, не использовать её ради блага любимой? Она не знала о том, что дом, который она снимала, стоил в несколько раз дороже предложенной ей цены; домработница, которую она наняла, обратившись в недорогую фирму, на самом деле была переведена из одного из лучших агентств домашнего персонала; гинеколог, к которому ходила Нихан, имела высшую медицинскую квалификацию и принимала девушку ещё на пороге больницы; картины в художественных галереях выставлялись на продажу без очередей и долгих просмотров резюме. Власть была нужна Эмиру, чтобы дать Нихан самое лучшее, бросить весь мир к ногам любимой женщины. И он делал это, пусть даже его жесты не были оценены. — Нихан, обопрись об меня, я помогу тебе. — Я сама дойду. Пусти. Эмир придерживал Нихан за руку и внезапно положил ладонь другой руки на её живот. Женщина резко остановилась и посмотрела на него, удивлённо раскрыв глаза и затаив дыхание. Их взгляды встретились. Её бездонные зелёные глаза делали его бессильным и придавали силу одновременно. — Успокойся, — мягким тоном произнёс Эмир, нежно поддерживая напряжённое тело возлюбленной. — Ты не в состоянии доехать сама, Нихан. Пойдём. *** — Поздравляю, Вы стали отцом. У Вас дочь. Можете зайти в палату, — улыбнулась Эмиру вышедшая медсестра, сняв медицинскую маску. Мужчина неуверенно зашёл в палату. Он не знал, как сможет дальше выдерживать эту разрывающую сердце на части боль, понимая, что его жена только что родила ребёнка от другого мужчины, когда снова услышал такое радостное: — У вас дочка, папа. Хотите подержать? Время тянулось патокой, будто в замедленном кино. Непрошеные слёзы проступили на глазах. Эмир посмотрел на Нихан: неподвижное тело, обострённые черты лица, капельки пота, выступившие на лице и бледная кожа с голубыми прожилками тонких вен на лбу. — Ох, не переживайте, — уловила обеспокоенный взгляд мужчины акушер, – Ваша жена просто устала, сегодня ей пришлось непросто. Но причин для беспокойства нет, такое часто происходит, ей просто необходимо отдохнуть. Акушер направилась к Эмиру с маленьким плачущим комочком, укутанным в белое одеяльце. Мужчина перевёл взгляд на младенца и интуитивно протянул к агукающему свёртку руки. Нихан словно сквозь сон слышала о происходящем вокруг неё. Двенадцатичасовые роды давали о себе знать, но она не спала, и, несмотря на усталость, надеялась, что её услышат, помогут и передадут её девочку ей на руки. Но почему они первым делом позвали Эмира? Переборов усталость, она жалобно, но всё же в приказном тоне простонала: — Нет. Не смейте! Отдайте мне ребёнка! Убирайся. Убирайся отсюда! Отдайте мне мою дочь. Пожалуйста, — уже слёзно произнесла женщина. Эмир подумал, что если бы он не научился быть сильным, то его сердце сейчас попросту разорвалось бы от приступа невыносимой боли, остановившись навеки. — Делайте то, что велит моя жена, — с горечью бросил мужчина и быстро вышел из палаты. На ватных ногах он вернулся на своё место и сел на диван. Часы, круг за кругом проделывающие один и тот же путь, когда он нетерпением и замиранием сердца ждал, когда же его жене станет лучше, прошли. Он запрокинул голову на спинку дивана и прикрыл веки. За дверьми палаты слышалось радостное щебетание Нихан. Ребенок больше не плакал. Две бессонные ночи заставили Эмира забыться в коротком сне на полчаса. Проснувшись, он резко вскочил и зашёл в палату жены, предварительно постучавшись. Кормление уже закончилось, и малышку унесли. Почувствовав чьё-то приближение, женщина открыла глаза. Узнав посетителя, она снова натянула маску недовольства. Без лишних эмоций, глядя мужу прямо в глаза, Нихан тихо и твёрдо произнесла: — Пожалуйста, уходи. Эмир подчинился. Повернувшись к ней спиной, он спросил прежде, чем уйти: —Как ты назвала дочь? — Дениз. *** Зайдя в уборную, Эмир склонился над раковиной, стиснув зубы, чтобы сдержать крик, и сжал руками больную ногу. Мучения являлись непреходящей частью его жизни, где печаль и жестокость преобладали над счастливыми моментами и добротой. Каждое жестокое слово, брошенное Нихан Козджуоглу, было подобно приговору, назначенному невиновному. Словно адский круг, из которого не было выхода. Эмир прислонился к стенке и с тяжёлым сердцем, пытаясь держать себя в руках, медленно опустился на холодный кафельный пол. Слёзы жгли уголки глаз, сердце сжалось от душевной и физической боли, воздуха не хватало. На несколько секунд мужчина задержал дыхание, чтобы боль перестала так остро ощущаться вдоль всего позвоночника, выстреливая огненными снопами в левое колено. Затем, глубоко вдыхая через рот, он заставил своё сердцебиение вернуться в нормальный ритм. Он подошёл к раковине, ополоснул несколько раз лицо прохладной водой и посмотрел в зеркало. Глаза были красные от лопнувших капилляров. Лицо было бледно-серым от переживаемых мучений. Новый приступ боли начал продвигаться от диафрагмы к горлу, когда кулак мужчины с силой врезался в гладкую поверхность зеркала. Ещё и ещё раз. Стекло затрещало, длинные трещины зазмеились вокруг эпицентра мощных ударов. Боль физическая лишь немного уступала душевной. Эмир, наконец, остановился. По острым краям радиальных трещин скользили рубиновые капли крови и падали на белый фаянс раковины. Вопиющий контраст цветов — жизни и смерти. Мужчина посмотрел на свой кулак, а затем подставил руку под струю воды, чтобы та смыла вместе с кровью застрявшие в повреждённой плоти мелкие стеклянные осколки. Вдохнул побольше воздуха, пытаясь обратить всё своё внимание на физическую боль, и вновь сжал зубы. Внезапно из потрескавшегося зеркала выпал большой осколок и разбился о кафельный пол, наделав много шуму. Нихан в это время направлялась в туалет, когда услышала странный грохот бьющегося стекла из-за дверей мужской уборной, находящейся напротив женской. В коридорах никого не было, чтобы попросить посмотреть, что там случилось. Любопытство взяло верх над робостью, и она легонько постучалась в дверь мужского туалета, а потом, не дождавшись ответа, постучала ещё раз, более уверенно. В это время ещё несколько осколков с треском упали в раковину. Эмир вдруг услышал голос жены за дверью: — Вы в порядке? Есть кто? Дверь открылась. Перед ней предстал её муж. Взгляд его был потухшим и безразличным. — Эмир? Его имя на её устах снова ранило его, но улетучило напускное безразличие. — Что ты там делал? Я слышала шум бьющегося стекла. Женщина опустила взгляд на его сжатый кулак, с разбитых костяшек которого прямо на пол туалета капала кровь. — Эмир! — в ужасе закричала Нихан. — У тебя кровь! Что ты сделал?! Она шагнула вперёд и потянулась к нему, чтобы осмотреть его рану, но мужчина отдёрнул руку, не придавая сейчас этой мелочи значения. Взяв протянутую к нему тонкую женскую ладонь здоровой рукой, Эмир нежно сжал её и заглянул в любимые зелёные глаза. Сейчас они смотрели на него со страхом и жалостью. Это была не та смесь чувств, которые он желал видеть во взгляде любимой, но иногда ловил себя на мысли о том, что готов был принять любой её отклик, лишь бы этот отклик касался его, а не другого. Того, кто был недостоин даже её волоса. — Пока ничего не сделал, но собираюсь сделать. Я выполню твою просьбу, жёнушка. Я уйду. Если это на самом деле то, чего ты хочешь. Но помни — я никогда не откажусь от тебя, Нихан. Я всегда рядом, даже если ты меня не видишь. И я буду ждать твоей любви до своего последнего вздоха. Удивлённые зелёные глаза без единого слова наблюдали за тем, как Эмир покорно склонил гордую голову к её руке, нежно поцеловал тыльную сторону ладони и, посмотрев на неё ещё пару секунд, повернулся и пошёл прочь. Нихан ошарашенно смотрела мужу вслед, пока тот не исчез на лестнице, ведущей на первый этаж больницы, и только затем очнулась, словно от гипноза. Повернув голову в сторону распахнутой двери мужской уборной, она увидела, как по разбитому, потрескавшемуся от ударов зеркалу ползли вниз капли крови, оставляя за собой тонкие малиновые дорожки. Не выдержав этого жуткого зрелища, женщина быстро отвернулась, почувствовав, что ещё немного и она потеряет сознание. На полу больницы остался след от рубиновых капель, словно прослеживая путь, по которому уходил её муж. Лишённый на 8 месяцев любимой женщины, Эмир снова ушёл, чтобы дать ей желанную свободу, которая и так всегда была в её руках. Когда придёт время, он снова вернёт её себе, чтобы попытаться, как и всю его сознательную жизнь, добиться её взаимности. И, как обычно, он будет всегда рядом с ней, будет первым узнавать о происходящих в её жизни счастливых и грустных моментах, будет её верным тылом, опорой, плечом. Он всегда был и будет единственным мужчиной, кто любит её и никогда от неё не отказывается.