Блэк сохраняет свое

      Белла Блэк в черных джинсах, которые она стянула из обшарпаного магазина в какой-то деревеньке, выходила из метро в центре Дублина. Мимо нее семенили ирландцы, все громкие, яркие и отвратительно маггловские. Отчего-то, никто не знает отчего, в Ирландии не родятся волшебники, они сюда только приезжают. Что-то было в самой земле на этом треклятом острове, что-то было в магии кишащих здесь фейри, и это что-то не любило магов.       За это ирландцем пришлось заплатить вовремя войн с Англией, потому что среди англичан шагали волшебники, а вот феи и прочий волшебный народец от людских сражений всегда держались подальше. Волшебники были истинными англичанами, и проливали кровь ирландцев с удовольствием и азартом. Белла припоминала, что и Блэки в свое время убили много этих треклятых магглов. Эта была знатная потеха, один из ее предков даже привез домой коллекцию указательных пальцев поверженных врагов, но она, кажется, осталась в старом Блэк-Холле, а значит сгорела.       Жаль, что те веселые дни ушли в прошлые. Ныне в Ирландии ошиваются только жалкие ошметки, вышвырнутые магическим миром за ненадобностью. Такие, как Белла Блэк.       Какая же она жалкая! Во что только превратилась за эти годы в этом проклятом месте. Она поежилась, повела плечами, пытаясь сбросить фантомное напряжение, которое давило на шею и спину. Магия крылатых, фейрийская магия, не на секунду не давала забыть, что Белла здесь чужая.       Белла наклонила голову еще ниже и пошла по давно проторенному маршруту. Всюду ей чудились знакомые лица, но она уже привыкла не дергаться, не надеется, что каждый черноволосый мужчина – ее отец, а каждая женщина с прямой как палка спиной – ее мать.       Вот Белла сворачивает за угол и подходит близко к вонючей клоаке с неоновой вывеской «Адовый Рай». Сегодня она подошла на расстояние ста шестидесяти шагов. Плохой день, это на четыре шага ближе, чем вчера.       Белла знает, что ей нужно проваливать отсюда, нужно заходить обратно в метро и ехать на окраину города в свою убогую квартирку, где закрыться в комнате и не думать больше никогда об этом проклятом месте.       Но сейчас ясный день, а этот презренный Мерлином клуб не откроется до двенадцати ночи, поэтому здесь сейчас стоять безопасно. Она говорит себе, что это вовсе не знак близкого срыва, что она просто вышла пройтись. Нужно же кода-то выходить из дома, так?       Острое отвращение к себе ударяет ее прямо в грудь, и Белла морщится. Черт подери, кого она обманывает? Белла всегда легко пристращалась к чему-то, а вот отпускать никогда не умела. В этом и была ее жизнь. Одержимость. Порочность. Горящее желание.       Она вспоминает, как сначала перестала понимать, как сильно она зависима от силы, от чистой магии. Думает, что догадаться об этом следовало уже давненько. Например, когда ей было пять, и она стояла посреди Чайной Гостиной, а вокруг летала мебель, пол усыпали осколки, а Белла не могла перестать упиваться вибрирующей энергией, которая растекалась по телу. Одним взмахом она решала судьбы вещей, которым было во много раз больше лет, чем ей. Раз – и стеклянный столик превратился в пуфик (такой уродливый, что на него страшно было глядеть; Андромеда говорила, что он даже снился ей в кошмарах). Два – и все картины в огне. Три – и люстра лежит на полу, теперь Белла наконец может дотронуться до нее. Подсвечники в люстре приятно холодили ее маленькие пальцы. Ей чудится перед глазами счастливое лицо отца, окровавленное, потому что осколок вазы впился ему в лицо. Он смеется и говорит ей, что она великая волшебница, а бледная Цисси дрожит, прижимаясь к матери.       После силы Белле полюбилась боль, кровь, смерть, боль и тьма. Она до сих пор помнит, с каким упоением выкручивала руки муженьку этой жалкой дуры, Алисы Лонгботтом. Так сладко было шептать ей на ухо, что как только она закончит с ними, она примется за их выродка и тот уже никогда не вырастет большим и сильным. Началось это, кончено, не тогда, нет, гораздо раньше. Еще когда ей было одиннадцать, и она сражалась с Регулусом, атаковать, посылать заклинание одна за другим, не давая противнику продохнуть было подобно бесконечному полету. Когда у Рега потекла кровь, тогда Белла впервые осознала, как приятно побеждать и быть сильнее, жестче, заставлять своих врагов рыдать.       Матушка тогда единственный раз в своей жизни прикрикнула на нее, потому что Регуглус лежал на полу и плакал, а Белла не останавливалась, не хотела останавливаться. Белла помнит тогда, что испугалась, но отец сказал ей, что Блэки прирожденные бойцы и что она есть истинная Блэк. Совсем не то, что ее братья.       Белла думает, что жажда крови привела ее к самой губительной зависимости. К очаровательному Темному Лорду, который так лихо предлагал ей войну, террор и смерть. Все то, для чего Белла была рождена. Позволить обожанию затянуть себя было так просто.       Много лет спустя, истрепанная Азкабаном, Белла никак не могла перестать думать о Темном Лорде. Стоило закрыть веки, и его образ сам являлся к ней. Он преследовал ее во снах, кричал в ее мозгу и приказывал. И Белла срывалась, бежала, убивала магглов, но останавливалась, потому что Темный Лорд разрушил ее жизнь, потому что идти ей из-за этого проклятого ублюдка было некуда, потому что это из-за него она была заперта в маггловском мире без шанса вернуться домой.       Белла помнит, как сидела в бедной ванной с потрескавшимися плитками и рыдала. Вдруг она увидела нож и решила, что больше это терпеть невозможно. С какой свирепой радостью она дважды вонзила нож себе в живот, слушая, как с хлюпающим звуком нож выходит из ее тела. Больше она не успела. Ослабленное тело свалилось, сознание ее покинуло, но ее последней мыслью было, что вот, наконец, забытье. Никаких темных глаз, обещающих бои, жертвы и силу. Только спокойствие и тишина.       Когда она очнулась в луже собственной крови, она по-настоящему испугалась. Испугалась, что ее магия так сильна, что никогда не позволит ей умереть, что ей никогда не избавиться от этого проклятого желания поклоняться ее Лорду, трогать ее, вздыхать его запах и быть рядом. Она вновь схватила нож, весь измазанных в высохшей крови и думала, что в этот раз лучше целить в горло, как вдруг ощутила это. Ей стало легче. Она все также желала идти к Лорду, но теперь это желание чувствовалось как инородное, как чей-то Империус. Белла умела сбрасывать Империус с двенадцати.       Она сидела на полу, среди собственной крови, сжимая опостылый нож и улыбалась. Конечно, думала она, это не мое безумие. Это какое-то зелья. Темный Лорд их всех опоил. Она даже рассмеялась от облегчения. Это ведь было так очевидно. Никто из них по своей воле не пошел бы так глупо убивать всех без разбору. Мерлин, они были цветом нации своего поколения, лучшие из лучших, и они убивали чистокровных детей! Детей, а это было строжайше запрещено. Сохранить главные волшебные дома – это миссия каждого уважающего себя мага, убивать наследников строго запрещено, никто из них, будучи в своем уме, никогда бы на это не пошел.       Белла думала, что вот почему никто из них не возразил против метки – какая глупость, клеймить их как скот – не сказал и слово против, когда Темный Лорд сам метку себе не поставил, хотя обещал, хотя уговаривал их, говорил, что там будет всем проще связаться, должен был и себя изуродовать этим знаком! Вот почему никто из них не воспротивился, когда он заявил: «Потом», и никогда уже не поднимал эту тему вновь. Белла радостно говорила себе, что она по своей воле никогда бы не орала на суде, вырываясь из кандалов, что любит своего Лорда, что ее Лорд их всех уничтожит. Она так дергала проклятые цепи, что от них до сих пор алели шрамы, и так кричала, что потом еще сутки горло саднило, а голос ей не подчинялся. Она бы так никогда не сделала, это все зелье. Зелье испугало ее семью. Зелье превратило ее в легкую добычу для авроров. Зелье привело ее к тому, что она оказалась в Азкабане, где руками хватала холодную кашу, засовывая ее в рот, и приговаривая, что Лорд еще покажет грязнокровкам, где их место.       И теперь это зелье все еще течет в ее крови. Выход прост, думала она, сжимая нож крепче и делая первый разрез.       Она пускала кровь себе трижды, пока наконец не уверилась, что кровь ее снова чиста. Сколько на это ушло, она не знала, слишком много времени провалялась в отключке, слишком много крови потеряла, но это того стоило. Теперь Белле хотелось лишь бежать, бежать подальше от Англии, подальше ото всех. И она аппарировала в Ирландию, место, которые волшебники терпеть не могут. Ненадолго, как она себе говорила, просто привести себя, израненную, истощенную, в порядок. Зря она надеялась, что все будет так просто.       В Ирландии она искала себе жилье, борясь с отвращением, потому что понимала, что жить придется в доме магглов. Впрочем, она могла бы хотя бы повеселиться перед этим.       Она нашла семью простаков, их дом был приемлимым для нее. Никаких уродств, мебель классическая, жаль только, что все в синих тонах, но ничего, она могла все перекрасить. Она помнит, как широко улыбалась, вжимая дверной звонок. Что это была за ночь! Она резала, била, пытала, убивала, наслаждаясь, как в старые добрые времена, каждой секундой процесса. Она очищала мир от этих бесполезных созданий и делала это со вкусом. И вот она, сжимая еще горячую печень мужчины, снова ощутила порыв идти, бежать, лететь, туда, к Лорду, скорее, скорее, сейчас!       Все ее существо охватил ужас. Неужели она ошиблась? Нежели не зелье? Слезы катились из глаз, она схватила кусок стекла и резала себя, снова и снова, пока не свалилась без чувств.       Очнувшись, она смогла лишь сесть и обхватить себя руками. Она снова чувствовала себя в порядке. Что за черт? Неужели, ей теперь придется вечно держать при себе что-то острое? Кровопускание (совсем как в Средневековье) теперь будет ее новым решением-всех-проблем?       С брезгливостью она тогда отодвинула от себя остывший труп маггла и тут все поняла. Одно за одним. Цепочка. Сначала она одурманила себя своей силой. Немногие колдуны могли вершить волшебство без палочки, немногие были так сильны как она. Многим требовалось усилие, ей же требовалось концентрироваться, чтобы чистой магией не пользоваться постоянно. Отец говорил, что она невероятна, улыбаясь матери Родольфуса, когда они заключали договор о помолвке детей. И Белла блистала, блистала в Хогвартсе, дома, на дуэлях, а позже – на кровавых рейдах среди Пожирателей Смерти. Чем больше она пользовалась магией без палочки, тем больше ей хотелось продолжать.       Ей следовало давно понять, что одна зависимость толкала ее к другой. Именно сила привела ее к жажде крови, еще в тот раз, когда первая капля крови Регулуса упала на дубовый пол, капля, вырванная магией, Белле следовала все осознать.       Магия вела к садизму, садизм к Лорду. Все переплетено. Наверняка зелье все-таки было. Такое хитрое, что оно въелось в саму суть Беллы, активировалось, когда Белла была слаба, когда поддавалась другим зависимостям. Вот уж шутка судьбы.       С тех пор Белла ввела правила: никакой магии без палочки, никаких пыток, никаких убийств. И это сработало. Навязчивый образ Лорд исчез и больше не тревожил ее. Но жить так было невероятно тяжело.       Она чувствовала себя беспомощным младенцем, которому приходилось вспоминать все с нуля. Все треклятые заклинания и их формулы, латынь, движения палочкой – весь этот бред, который всегда казался ей ненужными костылями. Но она создала правила, законы и не нарушала их.       Пока все не пошло к чертям. И теперь она стоит перед дверьми этого проклятого клуба и думает, что это, может, не зелье было. Может, она просто сумасшедшая. Иначе как объяснить, что она пришла в этот клуб когда-то, чтобы напиться, а вместо этого она встретила Марка, жалкого маггла с белыми волосами и такими светлыми глазами, что он казался слепым. Марк сказал ей, что она какая-то напряженная, а у него есть лучшее средство для снятия напряжение. Так Белла впервые покурила траву. И это был первый шаг в бездну, но она как всегда этого не заметила. Трава сделала ее такой легкой, такой спокойной. Белла ничего не хотела, кроме, быть может, банки мороженого, но больше ничего. Ни Лорда, ни магии, ни крови, ни боли. Это было блаженство.       Меньше, чем через два месяца, она перешла на тяжелые наркотики и все еще не замечала, что, сбегая от одних одержимостей, на полной скорости въехала в новую. Ей казалось, что все хорошо, что она все держит под контролем. Она не замечала, как много времени проводит среди магглов, как легко переносит их, как дни исчезают из памяти, как она все больше и все наглее ворует. Ей было хорошо.       А потом она нашла себя стонущей под Марком – под грязным магглом – и только тогда все поняла. Она бежала из его квартиры, сломя голову, забыв об аппарации, забыв обо всем. Она боялась, что забеременеет, что она родит ублюдка, что смешает благородную кровь Блэков с простым магглом, прости Мерлин! В тот день она поклялась себе, что больше никогда не увидится с Марком, что никогда не станет искать дилеров, все, она завязала. Следующую ночь она провела в «Адском Рая» с Марком, его другом и дозой. И снова на утро обещала, что это был последний раз. После четвертого последнего раза, она разрыдалась у себя на кухне, потому что поняла, что не справится. Она пошла в клинику, рекламу которой увидела на остановке, просить помощи у так ненавидимых ей магглов. Запудрила мозги врачам, ничего не заплатила и стала ждать. И это был ад. Много раз она думала, что сорвется, что превратит всех в пепел и отправится на знакомую улицу за еще одним последним разом. Тогда ночью она чертила собственной кровью на руках руны, чтобы запечатать силу, чтобы не дать себе окончательно упасть в пучину своих маний.       И это сработало. Прошло время, прошла и ломка. Врач говорил ей, что ей нужно ходить на терапию, трепаться с этими треклятыми магглами, она говорила, что завтра уйдет. Потом за ней пришла маггловская полиция. Жалкие человечки, ей ничего не стоило удрать от них, но она напоследок думала, почему так вышло. Почему врач смог им позвонить? Видно, он был сквибом и неаккуратная работа над его сознанием была недостаточной. Ведь не мог же маггл обойти ее заклинание?       Когда она пришла в квартиру, она думала, что теперь-то может жить спокойно. Через сорок четыре дня она открывала дверь в «Адский Рай». Просто чтобы выпить. Ничего страшного не случится.       Марк был там, будто ждал ее. Кинулся к ней, все спрашивал, где она была и что делала. Белла морщилась, кляла себя на чем свет стоит, но рассказывала, что бросила. Завязала. Все. Конец.       Марк кивал так понятливо и смотрел так участливо, говорил, что все верно и правильно, что и сам собирается. Но, говорил он, зачем же так категорично от всего отказываться. Трава, заявлял уверенно Марк, сжимая ее локоть, она не вызывает физической зависимости. Да его друзья годами курят траву и ничего, ничего больше! Все адекватные, все нормальные. Белла что-то такое слышала в клинике, да и поверила. В конце концов, это просто трава, это как сигареты или сигары. Ее папа курил сигары и ничего страшного с ним не было.       Через четыре недели она снова выгибалась в руках Марка, обдолбанная, ничего не соображающая и забросившая просто траву уже как дней двадцать. Утренний ужас был привычном, но в этот раз Белла решила, что с нее хватит. Прикинула, что до ломки оставалось часов двадцать семь, она в рекордные сроки уехала из Дублина в далекую клинику, с фальшивыми документами и краденными деньгами. Оплатила лечения, прошла ад и стала примерной пациенткой. Она ходила на все встречи, где лгала самозабвенно, откликалась на «Клаудия» и даже кое-что записывала.       Полгода спустя она вышла и вернулась в Дублин. С тех пор она чиста уже триста семьдесят два дня. Двести четыре дня назад она начала приближаться к клубу. И вот она здесь, сто шестьдесят шагов до двери.       Врачи говорили ей, что не существует лекарства от наркомании. Это будет каждодневной борьбой до конца ее дней. Каждая минута без дозы – это победа. Она спросила как-то, станет ли когда-то легче. Женщина, которая не употребляла уже семь лет, глянула на нее исподлобья и сказала, что некоторым становится легче. Некоторым нет. Белле легче не было.       Белла вздохнула, сжала до боли руку с меткой и развернулась. Сегодня она шла домой. Сегодня она выиграла.       Ее квартира находилась в самой заднице Дублина. Вообще-то, может, это не Дублин даже, а какая-то деревня, Белла точно не знала. Здесь часто ошивались преступники, некоторым даже не везло нарваться на Беллу. Пока еще не успело стемнеть, так что было спокойно.       Белла в порыве глупого отчаяния зашла в магазин и купила бутылку дряного виски. Отец всегда говорил, что кровь Блэков сама по себе – огонь, и алкоголь в том огне горит хорошо. Белле ни разу в жизни не удалось напиться, так что она была склонна в это верить. Но попытаться стоило, все равно заняться было нечем.       Белла шагала по льду, снегу и грязи, который тупые магглы в этом забытом всеми районе не убирали всю зиму, а оттого ступать нужно было по огромному слою мерзкой, застывшей мешанине. Настроение было отвратительным, так Белла подумала, что ниже ей, в целом, падать некуда и откупорила бутылку, на ходу делая первый глоток. Виски даже не щипал горло.       Вдруг она затылком ощутила магию. В панике она пригнулась, упершись коленями в землю, и схватила палочку, ожидая, что вот сейчас ее нашла сама смерть. Кто-то из ее врагов пришел мстить, а она совсем не готова, дрожит, прижимает к себе гребанную бутылку и дурацкую палочку. Белла думает, что это ожидаемый конец ее тупой жизни.       Она слышит совиный крик и наконец находит источник магической волны, поднимая голову. Белла видит белоснежную сову с яростными желтыми глазами и письмом. Сова пикирует на нее.       Превеликий Мерлин, сколько же силы у хозяина совы, если от этой жалкой птице несет энергией за версту? Кто был таким могущественным, что сова смогла преодолеть даже чары ненахождения, которые Белла исправно накладывала на себя каждое полнолуние?       Белла судорожно вспоминала, кому могла так насолить, список магов с достаточно огромным резервом был очень короток, но ведь все были уверены, что она мертва. Должны были быть уверены.       Она иногда думала, что, как только Сириус взглянет на гобелен, он сразу же поймет все и постарается ее убить. Но гобелен мог быть скрыт годами, а Сириус и вовсе никогда не проявлял к нему интереса, да и он мог провести ритуал крови, а не посылать сову. Сову, черт побери, напитанную чистой мощью. Сову, которая смогла пробить все ее щиты и найти ее в Ирландии.       Даже если бы он не захотел заляпывать свои руки темным ритуалом, даже если бы поверил, что сова его найдет, он бы взял фамильную. У фамильных сов было куда больше шансов найти блэковскую кровь. Но фамильные совы были все до единого евразийскими филинами с двухметровым размахом крыльев. А это сова, которая сейчас возмущенно вскрикивала, кружа вокруг Беллы, была полярной, чистой, как первый снег.       Белла увидела, как маггловская женщина, идущая по другой стороне дороге, оглядывалась в поисках шума. Черт, этого только не хватало. Белла наконец встала с колен, кинулась к сове и моментально вырвала письмо. Она прикрикнула:       — Все, убирайся! Пошла вон!       Сова упрямо посмотрела на нее своими круглыми глазищами и попыталась спикировать на плечо Беллы, только та вовремя увернулась. Очевидно, без ответа сова не отстанет.       Секунду Белла обдумывала возможность просто прикончить чертову птицу, но мурашки на коже мягко предупреждали ее, что с такой силой, которая расходилось от белоснежных перьев, следует считаться. Так просто ее не убить, а привлекать к себе больше внимания простецов, значит, наживать себе проблемы. Кстати, об этом, Белла быстро наколдовала легкие чары отвлечения внимания.       Она перевела взгляд на письмо. Что там может быть? Что-то важное? Угрозы? Как этот могущественный хозяин настырной совы может повлиять на жизнь Беллы? Мудрым решением было бы аппарировать и устроить засаду на сову. Но пергамент был таким хорошим, магия, разлитая в воздухе, была впервые за долгие годы незнакомой, любопытной, интересной. Белла так соскучилась по этому чувству, соскучилась по магии, по себе подобным, по туманной родине. И вот она держала в руке доказательство того, что это родина реальна, что она не почудилась ее, не привиделась.       Белла вздохнула и приняла неправильное решение.       — Лети к моему дому и не привлекай к себе внимания, глупая птица, я не могу написать ответ прямо здесь, — она велела сове. Та зыркнула возмущенно, но вроде бы послушалась. Белла поспешила к своему дому.       Она жила в многоэтажном доме, маггла, который раньше жил в этой квартире, она даже не убила. Помня о том, что с ней случилось после смерти той пары, она просто лишила его всех воспоминаний и выкинула на улицу. Ему повезло, она даже была осторожна, не превратила его в полный овощ.       Квартира была маленькая, серая и совершенно не обжитая. Ей не хотелось здесь находиться, но не настолько ее это беспокоило, чтобы решиться что-то изменить или найти место получше. Если быть честной с самой собой, Белла уже давно не беспокоилась ни о чем, кроме своих зависимостей. Последний раз она по-настоящему беспокоилась о красоте мебели, когда ей было лет семнадцать. Белла сделала еще глоток виски и зашла на кухню.       Чертова сова уже была видна в окне. Белла решила ее не замечать. Сова чуть не выбила стекло своим клювом, и Белла осознала, что ее хозяин был, скорее всего, также силен как сама Белла. Эта мысль была одновременно пугающей и привлекательной.       Она открыла окно, позволив птице влететь внутрь, принеся вместе с собой холодный воздух улицы. Сова села на спинку стула и требовательно уставилась на Беллу. Белле не оставалось ничего другого, кроме как со вздохом открыть письмо. Текст был коротким.       «Самый сильный темный волшебник!       Силам света нужно твоя помощь. Мы знаем, что ты не сражаешься на стороне Волдеморта. Ты, наверное, и сам понимаешь, какой он безумец. Твоя помощь в этой войне позволила бы прекратить напрасное кровопролитие. Пожалуйста, покажи, что темный не значит злой.       С уважением,       Гарри Поттер.»       Белла неверяще пялилась на скачущие буквы нелепого почерка. Мерлин, ну и бред! То есть этот парень просто взял и написал письмо неизвестно кому, потом зарядил свою сову великанской долей магии и отправил ее в путь, в поиск, который даже не имел конкретного адресата? Да на что он рассчитывает? И откуда взял, что «самый сильный темный волшебник» не Темный Лорд или Пожиратель Смерти?       Белла презрительно фыркнула, на что получила только осуждающей взгляд совы. Она помнила, кто такой этот Гарри Поттер. Помнила и его отца, и его деда. Откуда у паренька такая сила, он же полукровка? Ее мысли пришли к ночи, когда Гарри Поттер убил ее Лорда. Вздрогнув, она задвинула эти мысли и сосредоточилась на поиске ручки.       Она никак не могла вернуться в Англию и выйти сражаться с Лордом. Мало того, что тот был невероятно сильным волшебником, так еще и чистой магией владел не хуже ее самой. Наверное, она являлась «самым сильным темным волшебником» только потому, что чистокровная, не запятнанная маггловской гнилой кровью, но в искусстве магии она в лучшем случае на одном уровне с Лордом. Была на одном уровне. Она ощутила горечь при мысли, что сейчас, после стольких лет издевательств над своим телом и разумом, находится далеко не в лучшей форме. Черт побери, она даже от Азкабана до конца не восстановилась. От нее сейчас не будет никакого толка. Уже никогда не будет никакого толка.       К тому же, ей было страшно. Она могла посмотреть правде в глаза: где-то внутри нее страсть и обожание к Лорду все еще жили. Что будет, когда она увидит его вновь вживую, приблизиться на расстояние вытянутой руки, никто не может предугадать. Белла сделает все, только бы еще раз не быть погребенной тем безумием, что чуть не сожрало ее изнутри в прошлый раз.       Белла вынуждена была признать, что ручки в ее доме нет. Она задумалась, когда она вообще писала в последний раз? Кажется, слишком давно. Настолько давно, что при мысли об этом у нее закрутился тугой ком в животе; может, она вовсе разучилась писать?       Вздохнув, она наколдовала воды, окрасила ее в черный, взяла вилку и старательно стала выводить вилкой ответ, в тайне наслаждаясь тем, что прикасается к настоящему пергаменту. Она написала:       «Нет. Мне все равно.»       С долей гордости она оглядела свои буквы. Руки помнили уроки каллиграфии, даже нацарапанный вилкой, ее почерк был в тысячу раз лучше, понятней и величественней, чем у Гарри Поттера.       Последняя точка смазалась и только Белла по школьной привычке хотела очистить пергамент и все переписать, как сама себя остановила. Ей не стоит об этом беспокоиться. Правила этикета предназначены для других, не испорченных, не изгнанных, не сумасшедших магов.       Белла всучила письмо сове, которое в ответ внимательно оглядело Беллу.       — Что ты от меня еще хочешь? Я не позволю сове диктовать мне, что мне делать и как! Проваливай, черт бы тебя побрал, тупое животное!       Сова возмущенно крикнула и вылетело в окно. Белла сделал глоток виски и не почувствовала вкуса.