Маска

Они держат его крепко, подвесив в воздухе. Он сопротивляется насколько это возможно. Только злит, распаляет ребят. Удар и вскрик. По скуле. Смех, и фраза Билли: — Не портите личико. Красотка… — С этими словами он снимает нижнюю часть маски и проводит по его щеке языком. Я застал их вовремя, в самом разгаре. Они рвут одежду, стягивают штаны. Он дергается, извивается, кричит, получая очередные удары в живот, затрещины. По щекам слезы, по губам кровь. Тревор хватает его за волосы. Рука в черных прядях дергает голову, открывая шею. Лезвиями по нежной коже… Не выдерживаю. Стук в груди убивает. Док стоит рядом, прихватываю его рукой и тяну. Ребята окончательно его раздели… — Мне нужен приватный танец. Через маску вижу раззадоренные глаза Макса. Он мгновенно реагирует, свистит. Парни прекращают его избивать. — Вы слышали, ребята? Есть претендент на щенка! Раздается глухой голос Рея: — Ты уверен, что он того стоит? Ребята смеются. Билли не имется: трогает его за лицо и режет лезвиями, слизывает кровь. Макс посмеивается и оборачивается. — Сколько дашь? Трэвор и Билл в нетерпении, один держит спереди, другой сзади под коленями. Ночь с ними может оказаться и последней. — Забирайте все… Раздается удивленный и радостный гвалт Макса. Билл рычит, последний раз оставляет затрещину. От нее звонкое эхо в воздухе. Его противный всхлип. Ненавижу… — Приготовьте его… И лучше свяжите. Гвалт снова. — Сегодня будет жарко, малыш! Они тащат его в комнату. Ненавижу. Я же предупреждал тебя, Айзек? ___ — Что это? Он быстро одергивает рукав, закрывая шрамы. — Упал с велика. — Серьезно? — хватаю его руку, стягивая рукав, присматриваюсь. Линии ровные, четкие, все от лезвия, четыре ровные полосочки. Он руку отстраняет и злобно смотрит. Предстоит серьезный разговор. Встаю напротив, упираясь в кухонный стол, руки скрещиваю на груди. Глаза в глаза. Злоба и непокорность. — Что бы не происходило с тобой дома, сейчас ты здесь — в безопасности. — Мой тон достаточно убедительный. Он отводит взгляд. Ему стыдно. — Он бил тебя? — Какая тебе разница?! — разводит руками, — все в прошлом! — Зачем ты мучаешь себя? Чего ты хочешь этим добиться? — Просто хочу! — Его восклицания режут слух. Мы одни в доме, и пустота наш разговор только усиливает. Айзек теряется. Черные волосы растрепаны, серые глаза уходят в сторону. Я вновь отмечаю, как он вырос. Стал очень красивым. — Ты всегда можешь мне довериться. — Слушай, — он резко застегивает молнию на кофте, — давай прекратим этот разговор. Мы уже не дети. Я не ребенок. — И кто же ты теперь? — Я сам по себе! С этими словами он срывается с места и уносится по лестнице наверх. Вздыхаю. Придется вечером вновь устроить беседу. Айзеку было не легко с его матерью. После той истории с Чаком мы забрали его к себе. Мэрил пригрозила своей сестре, что если та вновь притащит в дом мужика, ей не сдобравать. Я давно не виделся с Айзеком и помнил его как милого ребенка с улыбкой до ушей. Давно хотел его увидеть. Но когда он приехал, измученный с синяками и безразличным взглядом, мои яркие воспоминания погасли. Больше Айзек не был моим милым сродным братиком. Он стал трудным подростком, каких полно в нашем районе. Печальный взгляд, черные кофты, теперь еще и порезы на руках. Осталось лишь красота губ и высоких скул. Худощавый слабый и одинокий. — Айзек? — делаю два коротких удара, — могу я войти? Он не отвечает. Ударяю сильнее. — Айзек, открой дверь! Тишина. Через некоторое время слышится шум замка. — Входи. Выставляю вперед вазу с попкорном. Он оборачивается, смотрит, я по его взгляду читаю, что все это сейчас не уместно. — Посмотрим фильм? — закрываю за собой дверь, — как в старые добрые времена. — И ты вновь будешь промывать мне мозги? — Ты слишком дерзкий для своих лет, в курсе? — А ты не слишком старый для ночных посиделок? — он отворачивается, затем продолжает, — может, еще пижаму захватил? — смотрит в упор, — как в детстве. Чувствую угрозу. Он ничего не забыл. Нужно уйти от этой темы. — Не такой уж я старый. — Улыбаюсь, он натягивает капюшон. — Уходи, я хочу быть один. Сажусь, убирая на полку вазу с попкроном. — Оставь меня. Придвигаюсь и снимаю с него капюшон, смотрю в упор. Злоба вмиг исчезает, появляется совершенно иное. Я знаю. — Айзек... — Почему ты не писал мне?! Он ударяет меня, на его лице гримаса боли. — Айзек… — притягиваю его к себе. Он утыкается в грудь и позволяет мне слышать его всхлипы. Так уже лучше. В обьятиях и разговорах мы проводим всю ночь. Словно в детстве. ___ Парни приковали его наручниками к кровати. Он подгибает ноги, пытается прикрытся. Слезы скатываются ручьем. По телу синяки и порезы. Резкий удар по бедру. Его вскрик и повиновение. Они разводят ему ноги. — Смажьте лучше. Не могу унять дрожь. Приходится сжимать кулаки и зубы. Под маской не видно моей ненависти и боли. Ленту в зубы и сильно завязывают на затылке. Теперь слышатся лишь сдавленные его стоны. Так лучше. Его всхлипы напоминают о том разговоре. Шаловливые пальцы Билла разрабатывают его проход, отчего он дергается и вновь получает ожидаемые удары. — Повезло же тебе, ублюдок. Не могу понять к кому из нас он обращается. Поднимаю голову. Черная маска без эмоций смотрит в упор. Тот в белой с молниями на щеках. — Достаточно. — Мой голос хрипит и звучит приглушенно. Билл вновь языком по его телу. Моя маска цельная, я не могу ее снять при ребятах. Они отсраняются неохотно, но не уходят. Ждут первой крови. Нет выбора. Нет смысла. Либо он не доживет до утра, либо каждый отымеет его по очереди, либо сейчас это сделаю я. Мне хочется верить, что так будет лучше. Но перед глазами картинка его нежного тела, покрытого старыми и новыми теперь шрамами, в слезах, черные волосы разбросаны по постели, ноги разведены в стороны, открывая более захватывающий вид. Мне хочется верить, что я делаю все правильно, но кровь кипит, и возбуждение дает о себе знать. Айзек, простишь ты меня или нет, мои пальцы уже расстегивают ширинку. ___ — Ты отличник? Не верю! Айзек в белой футболке уже улыбается, наливая кофе. В волосах-локонах застряли лучи солнца. — Лучший из лучших, еще и спортсмен. Мечта всех девушек и гроза местной шпаны. Улыбаюсь положив руки на голову. — Без титулов обойтись нельзя было? — он улыбается. Садится напротив, прикованный к своей тарелке. — Тебе понравится наша школа, вот увидишь. Он уплетает глазунью, словно не ел ничего лучше. Я продолжаю: — Со мной тебя никто не тронет. — Я могу за себя постоять. — Он вытирает губы и улыбается, прищуривая глаза. Становится еще симпатичней. Моя улыбка застывает на губах. В школе все тихо и мирно, как всегда. У него появились друзья, среди которых я заметил одну неприятную личность. Пухлый парень — Дуглас, мне знаком его ассортимент в шкафчике. Так не пойдет. — Сядь, нужно поговорить. Айзек прерывает свою болтовню. Подсаживается на кровати рядом. — Что-то не так? — Тебе нравится школа? — он ходит туда уже две недели и делится кучей повседневных впечатлений, но меня интересует другое. — Конечно, как ты и говорил. — Пожимает плечами. Я потираю висок. — Айзек, давай договоримся, — пристально смотрит, — никаких дел с травкой и прочей дрянью, идет? Смеется. — Ты правда думаешь, что я могу ее где-то достать? О чем ты? Я же только переехал сюда! — Имей в виду. Я тебя предупредил. Он закатывает глаза и вздыхает. — Я буду за тобой следить. — Ударяю кончиком пальцев по его носику, смеется. Теперь он вновь стал моим Айзеком из воспоминаний. ___ Он выгибается, и измученный крик вырывается из его горла. Я облизываю губу и прохожу дальше. Парни подначивают одобрительными возгласами. Я стараюсь сделать это аккуратно, — не выходит. Макс сбоку слегка придушивает его. Кровью наливается лицо, я резко прохожу внутрь. Рука отпускает горло, и рыдания сотрясают его грудь. Касаюсь натянутой мышцы, на пальце кровь. Мне жаль, но сердце бешено бьется. Хватаю его за бедра и отстраняюсь, он гортанно кричит снова. Новый толчок, мне нравится его теплота и сладкая узость, стальным кольцом обхватившая член. Ребята довольны. Поднимаю голову на Дока. Макс кивает. — Это приватный танец, ребята. Идем. Они уходят, захлопнув дверь. Я нависаю сверху. Мой, Айзек, теперь ты только мой… По вискам скатываются его слезы. Шея перепачкана кровью. Свежие синяки на руках и бедрах. Я стараюсь выйти медлено. Он вновь прогибается. Сталь от наручников оставляет красные следы на запястьях. Я останавливаюсь. Расстегиваю молнию, из-под кофты виднеется белая футболка. Он заметил, что я остановился. Извивается. Смотрит с ненавистью и болью. Мои пальцы медленно достают цепочку, на котрой виднеется кулон в виде рыбки из двух линий. Он замирает. Его глаза расширяются в ужасе. ___ Песчаный пляж. Волны подкатываются к берегу и уносятся прочь. Небо яркое и синее, чуть светлее воды. Я сижу на песке, рассматривая большую раковину. Мне кажется, что Айзеку она понравится. — Тооом! — Мальчишка бежит сломя голову, такой радостный. Почему он так счастлив? Вспоминаю, что хотел подарить ему ракушку, подскакиваю и прячу ее за спиной. Айзек прибегает, упираясь руками в колени. Глубоко дышит и поднимает на меня голову. Смотрит снова счастливо. Какой он милый! Я не могу сдержать улыбки. — У меня для тебя подарок! Я удивляюсь. — У меня тоже! Тут же достаю из-за спины красивую раковину с шипами. Внутри она розовая и гладкая. Он восхищенно смотрит, приоткрывая рот. Его руки с зажатым правым кулачком тянутся забрать ее. Наши руки прикасаются. Моя смуглая кожа и его, едва схватившаяся под солнцем, резонно отличаются. Он гладит раковину, как котенка. Затем подходит на шаг ближе. Кладет раковину на песок и тянется обнять меня. Ему приходится встать на носочки, а мне наклонится. Затем он отсраняется и разжимает кулачок. В его ладони лежит маленький кулончик-символ в виде рыбки. Я улыбаюсь, беру ее пальцами. Хочу сказать спасибо, но он почему-то плачет. — Я люблю тебя, Том! ___ — Я люблю тебя, Айзек… Снимаю маску и отбрасываю ее в сторону. Наклоняюсь к нему, вновь делая толчок. Он мотает головой, губы с лентой в зубах поджимаются. Не верит. Не хочет верить. Всхлип. Аккуратно развязываю узел. Отбрасываю ленту в сторону. В уголках его губ остаются красные следы. — Том… Он наклоняет голову, и рыдания вновь возвращаются. Возможно, он ненавидит меня, но моя злоба возвращается тоже. Я резко дергаю его за волосы, заставляя смотреть в глаза. — Я предупреждал тебя не связываться с наркотой?! Не путаться с этим засранцем?! Я предупреждал, Айзек! Он лишь плачет и скалит зубы. Мой резкий удар и звон от пощечины. Я двигаюсь вновь. Он вскрикивает. — Прекрати! Прекрати это! Резко отстраняюсь и приподнимаю его, грубо сжимая ягодицы. Он кричит от боли и предательства. — Целый год я копил деньги… — Сильный толчок и вскрик — музыка наслаждения и боли. — Пусть нелегально… Пусть таким образом… Новый толчок, мое блаженство… — Отличник и хороший парень… Айзек… — хватаю его за лицо, — я могу быть и таким, —наклоняюсь, слизывая кровавую дорожку от губы, — плохим… Бьется в истерике. — Том, пожалуйста! Его красивые нежные губы… — Том, прошу тебя… Его хрупкое, такое желанное тело. Минутная слабость и разрушенные жизни… Я вспоминаю его радостную улыбку, его сияющие глаза на том песчаном пляже и… Нашу невинную детскую шалость. Ночь. Теплую ночь при свете ночника. Наши детские голоса разносятся в моей голове. «У меня есть еще подарок…» «Какой?» Я целую его. Целую, вспоминая наш первый поцелуй. Он не сопротивляется. Провожу языком по нежным губкам, проникаю внутрь, блаженно по небу, по его сладкому языку, который отвечает. Отрываюсь от него. — Я люблю тебя, Айзек. Его гулкий вдох, сердцебиение. Он закрывает глаза. — Пожалуйста… медленней… ___ Я пытался сдержать себя. Не причинять боль. Пришлось выйти, добавить еще смазки. Но он был уже разорван. Я делал желанные толчки и целовал его, шептал в губы: — Прости, Айзек, прости… На его лице я видел лишь смирение. Все должно было быть иначе. Я хотел по-другому. Я хотел его тепла, мечтал подарить ласку. Но причинил лишь страдания. Когда я кончил, то заметил, что он был возбужден, вопреки всему, тоже. Я вкусил его, сделал ему приятно, и его сладкие стоны перекрыли мои сомнения. Он сможет простить меня. Он полюбит меня снова.