ocean

      Когда их старый лэнд крузер в очередной раз тормозит на глинистом мягком бездорожье, вокруг нет ничего, кроме едва ли не диких яванских джунглей, луж по колено, назойливого тропического ливня вне сезона и чертовски красивого вида на океан. Он не особо запоминается на фоне тех скалистых райских берегов, что уже приходилось им видеть за время путешествий по острову, не говоря уже об остальных частях этой дикой, первобытно-красивой страны. Всего-то небольшой кусок темного вулканического песка, с трех сторон защищенный зелеными густыми деревьями и кустарниками и облизывающие все это языками соленой пены такие же соленые волны Индийского океана. Он здесь тоже не самый приветливый: вместо океанской лазури вода скорее напоминает нависающее над ней пасмурное небо, оставляя в себе лишь тень той прежней чистоты и яркости цвета.       Саша стоит в стороне, чуть позади машины, и снимает все на камеру, даже не смотря в видоискатель — он больше предпочитает смотреть на все своими собственными глазами, чем отвлекаться на видеосъемку и терять такие картины. Дима за рулем, и его волосы, и без того бесившие Сашу своим видом, сейчас отросли и были по возможности собраны в маленький хвостик у самого основания шеи. Ему жарко, духота дождя давит на плечи и спину не хуже серых туч, низко висящих над головой. Он сворачивает руль вбок и съезжает с условной дороги; слух приятно ласкает скрип песчинок по колесам. В открытое окно тут же пробирается порыв прохладного ветра, который приятно холодит мокрую шею и румяное от жары и солнца лицо.       — Вообще-то, нам нужно ехать прямо, — не то с насмешкой, не то с неловкостью говорит Саша, и его голова показывается в противоположном от Димы окне машины; он придерживает одной рукой объектив, а другой поправляет падающие на лицо мокрые волосы.       — Вообще-то, — мужчина абсолютно по-детски передразнивает его, но быстро возвращается к нормальной речи, — мне кажется, что я сейчас получу тепловой удар и отключусь. Дышать нечем.       Дима откидывается на спинку кресла и наслаждается ничтожными порывами ветра. Его друг молча ковыряет носком вьетнамок мокрый песок, стирает пальцем грязь с камеры, а затем обходит машину и открывает обе двери нараспашку и, отпихивая рюкзак с заднего сиденья подальше, садится и начинает складывать камеру в чехол, чтобы та не промокла под дождем окончательно. Повисает спокойная, «дикая» тишина, наполненная звуками природы в чистом их виде.       — Искупаемся? — спрашивает Дима, приоткрывая один глаз и уже неосознанно расплываясь в улыбке.       — Шутишь? — после паузы тянет Саша максимально лениво и трагично.       — Нет, — затейщик окончательно приходит в себя и смотрит на Дмитриева, высунувшись из машины и уже свесив вниз ноги. Он улыбается.       Саша молчит. Обычно это работает со всеми странными и внезапными идеями, которыми Дима загорается в доли секунды и реализации которых он требует немедленно. Но в этот раз мужчине приходится немного усомниться в своей прочности, ведь на красном лице светлые глаза будто еще ярче видны, а сухие губы растянуты в такой громкой, коварно-умоляющей улыбке. Он старается даже не смотреть в его сторону, ведь тогда точно не сможет отказаться от этой идеи. И максимально сосредотачивается на мышцах своего рта, чтобы подавить лезущую чуть ли не из ушей ответную улыбку. Но есть ли в этом хоть какой-то смысл?       — Ну? Решайся.       И такой ненужный стержень Саши лопается, он ловит взгляд друга и обнажает зубы в улыбке, тут же хватаясь руками за пояс синих шорт и борясь с пуговицей и молнией ширинки. Из Димы вырывается смех и он соскакивает на песок, начиная стаскивать с себя немногочисленную одежду и сбрасывать, не складывая, на водительском сиденье.       С этим они справляются почти в одно время и тут же со всех ног рвут в сторону воды, щурясь от летящих в лицо крупных капель и оставляя позади черный силуэт машины, так резко разрезающий почти девственный тропический лес. Когда ноги погружаются в первые сантиметры воды, обоих охватывает странное, одновременно легкое и при этом сковывающее ощущение, но это лишь до того момента, пока с громким плеском Дима не запрыгивает в воду с разбегу, а Саша, вытянувшись в струнку, не подается толчком в несколько мутные волны.       Когда он выныривает в десятке метров от берега, светлая макушка Димы уже маячит над водой не так далеко.       — Ну ты и дебил, кто же в дождь купается, вода мутная, — громко говорит Саша, морща нос и сплевывая соль с губ.       — Какая разница, — громко летит ему в ответ, а затем Дима вновь ныряет и появляется совсем рядом, задевая своими конечностями чужие ноги, что под водой ощущается вовсе по-другому.       — Ничего, что мы машину оставили нараспашку?       — Какая разница, — повторяет Дима, — здесь кроме нас людей на километры вокруг нет.       — Ну, а вдруг, — не унимается Саша, смотря на темное пятно машины вдалеке и периодически выплевывая накопившуюся во рту морскую воду вперемешку с дождевой.       — Не думай об этом сейчас, — отрезает Дима. — Поправь лучше волосы, а то они у тебя жутко выглядят.       Саша не сразу понимает, о чем речь, но блондин уже сам тянется к нему рукой, брызгая в лицо солёной водой и поправляет бывшие кудри, сейчас распластавшиеся по лбу тонкими прядями и посмеивается с того, как нелепо выглядит Дмитриев.       Когда они решают все же выйти на сушу, небо уже темнеет, хоть и из-за туч не так колоритно, как раньше. Их чуть покачивает от долгого пребывания на плаву, ноги едва держат тяжелые тела, а головы абсолютно пусты. Саша доползает до машины первее и, еле-еле дотянувшись до рюкзака, вынимает оттуда их полотенца, одно протягивая Диме. Мужчины вытираются в комфортной тишине и по-солдатски быстро натягивают одежду на продрогшие тела.       — Саш, достань еще мою кофту, пожалуйста, — вытирая мокрые волосы, говорит Дима.       — Да, хорошо.        Саша запускает руку в рюкзак и с самого дна извлекает потрепанного вида серую кофту с капюшоном. Она выглядит чистой, но прилично убитой, поэтому голове мужчины проскакивает догадка, что этой кофте лет не меньше, чем самому рюкзаку с кучей нашивок и побывавшему в такой же кучей приключений.       Он расправляет ее, расстегивая заедающую молнию, и заботливо протягивает рукав к Диминой руке.       — О, ты решил вспомнить этикет и помочь мне надеть мой плащ? — насмешливо и манерно говорит Дима, но руку в рукав засовывает.       Саша только смеется в ответ и протягивает другу второй рукав, поправляя завернувшийся вовнутрь толстовки капюшон, когда после секунды без возни его грудь оказывается в теплом кольце из рук, что своей внезапностью заставляет его даже испугаться. Дима кладет прохладные ладони на широкую спину Саши и тот предельно хорошо чувствует их теплым телом. Он закрывает глаза и щекой трется о футболку Дмитриева, устраивая голову удобнее на его ключицах. Стремясь скрыть дрожь в руках Саша побыстрее находит им место вокруг широких плеч. Он вздыхает и, все же не без неловкости, кладет голову на его макушку.       Дима слышит, ухом плотно прижимаясь к горячей груди, как внутри живо и быстро бьется сердце и — о, как он надеется! — не от испуга его ритм такой четкий и быстрый. От этого его охватывают самые разные чувства, отзывающиеся в теле лишь тягучей, приятной сонливостью. Он клянется, что с легкостью мог бы уснуть вот так, прямо здесь, игнорируя расписанный по часам график съемок, игнорируя командировки и болезни, и остался бы тут навечно — на этом пляже, в этот день и конкретно в этих минутах, когда он стоит и со всех сторон от него Саша — давит своим острым и бородатым подбородком на затылок, крепко-накрепко обхватывает его своими большими и загорелыми руками и расползается внутри, вновь прокатываясь воздухом даже в самом дальнем углу легких, оседая в солнечном сплетении приторной тошнотой и тяжестью в ногах. Из-за закрытых долго глаз Диму начинает вновь качать, как качало волнами в океанской воде, и он ненадолго открывает глаза, только чтобы избавиться от противного ощущения.       Саша же стоит, как истукан, прислушиваясь и чувствуя Диму всем своим телом. Его вгоняет в краску их положение, но человеческое тепло так близко к нему успокаивает и убаюкивает так сильно, что он уже не отдает себе отчета (или, может, только воображая себе это, чтобы оправдаться), что отрывает свою голову от Димы и быстро целует куда-то в макушку. По ногам вновь расплывается тяжесть.       — Дим, — тихо, чуть сильнее сжимая руки вокруг чужих плеч, произносит Саша, — нам нужно ехать, если хотим успеть посмотреть на черепах.       — Ну еще минуточку, — хнычет Дима, а затем сам же посмеивается и отрывает себя от тела Дмитриева, чувствуя, как ветер неприятно забивается под нагретую футболку и заставляет живот напрячься.       Он пытается проследить за его взглядом, поймать хоть эмоцию на его лице, но тот смотрит в сторону, избегая встречи глазами.       — Саш?       — А? — несколько резко от смущения, стараясь не показывать чувств, отзывается Саша, когда внезапно робкие пальцы Димы оказываются на плече, что вновь выбивает его из колеи, заставляя все же повернуть голову.       Дима целует его слишком внезапно, может, в каком-то смысле даже напористо, но тут же резко смягчается, и он передает этим поцелуем целую невообразимо огромную гамму чувств, которую испытывает. Он исчезает слишком быстро, Саша лишь успевает войти во вкус и попытаться ответить, и даже тянется за ним, но глаза его открываются и краска вновь заливает обветренные щеки. Дима смотрит на него с улыбкой, и это все, что радует испуганного мужчину сейчас. Он улыбается в ответ и пихает коллегу локтем.       — Поехали уже, — говорит Дима.       Они садятся на остывшие сидения, от чего дыхание забавно перехватывает, Саша бросает мокрые полотенца на место рядом с большим Диминым рюкзаком и про себя ненадолго прощается с побережьем.       Дима поворачивает ключ в зажигании и, когда выезжает с пляжа на грязную дорогу, бросает еще один взгляд на Сашу через зеркало заднего вида.       Им и правда нужно ехать. Еще столько всего впереди.