Он всегда был

      Он всегда был его мальчиком. Его маленьким испуганным малышом, который всегда в глазах Юры искал спасения.       Когда при первой встрече кинул своё лёгкое «Здрасьте», и только спустя пару секунд после забега в раздевалку как-будто в воду канул от увиденного. «Только не это, только не это».       Когда в самую первую их тренировку, неуверенный в себе, тихий и скромный, впервые увидел нового тренера и понял, что попал. Конкретно так увяз в этих глазах, в строгом и оценивающем взгляде, полном волнения за себя; в этой великолепно подтянутой фигуре, которую (о, да!) как нельзя лучше подчеркивал спортивный костюм.       Когда в послетренировочное время, играя в одного, ловил на себе взгляд с трибун. Оборачиваясь, встречался глазами со Столешниковым, словно захлёбываясь в этом море, которое почему-то некоторые называют глазами. Кидал улыбку в знак приветствия, но ответом служил всегда лишь оценивающий и такой тяжёлый взгляд тренера. «Только не это, только не это».       Когда после вечерней тренировки они остались один на один, шутливо пиная мяч по полю, стараясь как можно больше раз перехватить мяч друг у друга, в конечном счёте лишь валяясь и смеясь от подножек друг друга. «Только не это, только не это».       Когда тем же вечером, увидев тренера вспотевшего, ещё не остывшего от их личной тренировки, не выдержал, обнял со спины. Прижался так сильно, как только мог, не давая шанса на отторжение.       Когда вместо отторжения почувствовал лишь чужие руки поверх своих, так жадно сжимающих тело Юры. Развернувшись, Столешников не отталкивает, не начинает орать, обзываться или задавать глупые вопросы. Просто смотрит. Смотрит и ждёт действий. – Я хочу этого слишком сильно. – Ну так чего ты ждешь?       А он и не ждёт. Прижимается губами к сухим губам мужчины, ощущая лицом его бороду, запустив пальцы в ещё мокрые волосы. Рваные поцелуи, вздохи, он уже прижат к стене всем весом Столешникова. Он ждёт дальнейших действий, но дальше заходить никто не намерен, поэтому он берёт всё в свои руки. – Нет, Саш, я не могу, - выдыхает в губы Юра, - я не буду. – Ты же сказал... - отстраняясь, шепчет Зуев, которому сейчас крайне стыдно и обидно за то, чего он так сильно хочет. – Не забегай вперёд, всему своё время.       Когда, увидя тренера в следующий раз, краснеет и мямлит что-то невпопад, мяч совершенной не поддаётся, а настроение играть сейчас где-то в области плинтуса. – Соберись, малыш, ты сегодня вялый, - снова выдыхает в губы тренер, отведя его в раздевалку под предлогом серьёзного разговора, всё так же сильно вжимая своего мальчика в стену раздевалки, - и не принимай всерьёз всё то плохое, что ты успел себе надумать.       Когда дом тренера начал больше походить на их общую квартиру, когда зубная щётка плавно переехала в зелёный стакан ванны Столешникова, когда в свою квартиру он прибегал раз в две недели повидаться с родителями и забрать очередную вещь из полупустого шкафа.       Когда в решающем матче «Спартак-Метеор» Юрий Столешников не просто выпускает его на поле – он верит в него. Весь его страх попросту уходит, ведь его тренер, его пример и идеал, его мужчина верит в него.       Когда, забив решающий гол, он со всех ног бежит к Юре, потому что обязан разделить с ним эту победу, разделить свои эмоции и чувства. Тренер обнимает его до хруста костей, а сзади уже подбегают другие игроки команды, но даже в этом шуме он умудряется услышать: «Я так горжусь тобой, мой мальчик».       Он всегда был его мальчиком. Его взрослым, опытным и сильным спортсменом, но таким мягким и нежным любящим малышом. «Это точно оно, как же я попал».