Dust and Echoes

Следующим утром мы вновь отправились в путь. Я посоветовал торговцу дать Биллу хотя бы еще полдня отлежаться, но ни один, ни другой не захотели задерживаться у трейлеров более. Билл однако стал пободрее, но продолжал тормозить группу, и в итоге было решено усадить его на лошадь. К вечеру пейзаж стал меняться: заходящее солнце поливало видимые ему участки земли красным светом, а в тени во всю господствовали холодные синие оттенки. Ветер, казалось, с каждым мгновением усиливался, а к тому моменту, когда небесному светилу оставались считанные минуты освещать планету на этой стороне, несильные порывы уже переросли в ураган. Наша скорость движения резко упала из-за практически нулевой видимости, благодаря поднявшейся пыли с песком. Я едва различал силуэты торговца с лошадью и Моллс, движущихся в метре от нас с Билли. Через какое-то время — казалось, что пробродили мы так пару дней, но скорее всего счет шёл на пару часов — мы наткнулись на лежащий на боку фургон. К счастью, задние двери не оказались запертыми, и мы с Билли забрались туда. Торговец с Моллс остались снаружи, пытаясь справиться с лошадью и как-то ее привязать на время бури. Внутреннее убранство фургона оказалось аскетичным. Слишком: голые стены, пол и потолок. В углах, разве что, скопились небольшие кучки песка и мелкого камня. Но меня данная пустота не удивляла. Единственное сдвигаемое окошко в кабину водителя было разбито, и через него, получая в лицо бушующие потоки режущего воздуха, что задувались к нам сквозь эту дыру, я мог разглядеть то сопротивляющуюся лошадь, то кого-то из своей команды. Я наделся, что никто из них не пострадает: если кто-то получит копытом в голову, то тут я вряд ли смогу помочь чем-то кроме быстрого избавления от мучений. Билли, даже особо не утруждаясь с организацией места под ночлег, сразу улегся на холодный металл. Дыхание его было тяжелым, а лоб горел. Он даже не стал сопротивляться и открывать глаза, пока я менял повязку на его плече, только поморщился и зашипел, стоило мне приложить слегка смоченную алкоголем тряпку на рану. Однако запаха гнили уже не чувствовалось. Или мне весь нос забил песок? Похоже, кроме раненого Билли, уснуть никто не мог даже спустя пару часов, хотя усталости у нас после борьбы со стихией было хоть отбавляй. Сидя в полнейшей темноте и слушая только рев ветра и скрежет металла, воображение рисовало не самые приятные картины: казалось, что кто-то воет неподалеку, а двери в кузов пытаются выломать. Мне хотелось хоть что-то сказать, но слова не лезли. Возможно остальные молчали по той же причине. Я в очередной раз закрыл глаза. Ветер. Капля дождя разбилась о мой лоб. Вторая, третья, десятая, сотая. Одежда на мне вмиг намокла, стала тяжелой. Тяжелее сумки, что постоянно оттягивала плечо. Сапоги, правда, и без того почти все время были мокрыми, в ляпах грязи, на которой иногда разъезжались ноги, так что моим ступням было все равно: очередной ливень или болотистая местность, в которую нас опять отправили. Еще пару секунд назад я видел раненого в грудь солдата у пулеметной точки и склонившегося над с ним сержанта, который пытался удержать раненого и одновременно матерился в мою сторону, а сейчас — лишь серая стена из дождя и с разных сторон всполохи от взрывов и выстрелов. Но я продолжал бежать туда, вперед. Сквозь этот гам, состоящий из шума ливня, криков и стрельбы. Сквозь этот дождь, высокую траву и листья деревьев. Сквозь грязь, что летела мне в лицо от разорвавшегося рядом вьетнамского минометного снаряда. Чертов сезон дождей. Чертов климат. Чертов Вьетнам. Чертова война ни за что. Зачем? — Фред? — меня толкнули в плечо, и я, вздернув голову, ударился о стенку фургона. Торговец внимательно на меня смотрел, потом убрал руку с моего плеча и сел на место. Что я мог сказать? Без понятия. Да и он сам, похоже, все понял. — Все в порядке? Я лишь угукнул утвердительно. Хотя в голове сейчас была одна мешанина из-за очередных воспоминаний. Посмотрел на Билли: тот все так же спал, а над ним склонилась Моллс, с неподдельным интересом разглядывая рану под повязкой. — Лучше не трогать ее лишний раз, — осторожно заметил я. Моллс, внешне никак не подав признаков того, что меня услышала, через некоторое время все же накрыла рану обратно тряпкой и застегнула рубашку Билли. Утром, когда все поутихло, мы обнаружили, что лошадь каким-то невероятным способом исчезла. Вероятно, ураган ее настолько сильно испугал, что, рванув в очередной раз, поводья лопнули или отвязались, а мы из-за бушевавшей стихии ничего не услышали и не почувствовали. — Ну, и как мы ее теперь найдем? Следов-то нет, — я озвучил вопрос, который висел в воздухе. Торговец мрачно и неотрывно смотрел на юг, сложив руки на груди, и молчал. Моллс, стоя на боку заваленного налево фургона, только нервировала нашего заказчика скрипом, которым отзывался металл на каждое ее движение. — Я предлагаю пойти вон туда, — Моллс указала пальцем на восток, где возвышался холм и какая-то полуразрушенная постройка. — Дура, у нас нет ничего, чтобы увидеть что-то с такого расстояния! — рявкнул торговец, даже не поворачиваясь к ней. — Глаза открой пошире и все увидишь. — Есть предложения получше, чем ближайшая высокая точка? — спросил я прежде, чем эти двое сцепятся, судя по настроению торговца. — Ладно. Билл, поднимай свою раненую задницу, мы выдвигаемся, — он треснул кулаком по задней двери фургона, и Билли разлепил глаза от полудремы, привалившись к днищу фургона. Моллс с торговцем добрались до здания куда быстрее нас с Билли, который шел, оперевшись о мое плечо. Когда мы их догнали, то Моллс уже взобралась на самый верх и высматривала лошадь, как хищная птица свою добычу. По валяющимся и криво стоящим длинным деревянным скамьям я предположил, что в доядерное время здесь была, похоже, капелла или небольшая церковь, но вся алтарная часть отсутствовала вплоть до стен, а разрушения сделали это место практически неузнаваемым. Какое-то время здесь кто-то жил, судя по углу с дырявым, потемневшим матрасом и елозящим от легкого сквозняка обрывкам брезента по полу, который служил защитой от дождя и ветра. — Ну?! — не успели мы с Билли ступить на каменный пол церкви, как торговец уже нетерпеливо поинтересовался у Моллс по поводу лошади. — Если так не терпится, то сам сюда лезь и смотри. Торговец пнул ногой мелкий камушек, широко замахнувшись. Он, я думаю, прекрасно понимал, что в отличие от Моллс, стены бы его вряд ли выдержали, которые даже под небольшим весом этой маленькой и худой девушки крошились, и пару раз ей удавалось в последний момент избежать падения из-за того, что часть кладки разваливалось прямо под ногами. — Я вижу какое-то движение, но не уверена, что это твоя лошадь, — Моллс указала вновь пальцем дальше на восток. — Там здания и то ли река, то ли ручей. Торговец лишь что-то проворчал, недовольно пошевелив усами. Билли со вздохом поднялся, я вновь подставил ему свое плечо. Осмотреть свое ранение с утра он отказался, сообщив, что я и без этого его достаточно выручил. Я же решил, что если к вечеру он не сможет идти нормально без моей помощи, то заставлю его хоть силой, но показать мне и, возможно, вновь поковырять свое плечо. Тот факт, что я тащу Билли на себе, беспокоил меньше, нежели альтруистическая часть меня, благодаря которой после Вьетнама я продолжил лечить и спасать людей. Возможно когда-нибудь мне это будет стоить жизни в теперешних реалиях. По постоянно оглядывающемуся на нас торговцу становилось понятно, что Билли его с каждой минутой все сильнее напрягал. Ведь если бы не ранение и не упертость мальчишки на мое предложение о помощи, то мы бы не теряли драгоценное время. Зданиями, что с высоты увидела Моллс, оказалась большая покинутая ферма, пострадавшая от пожара. Двухэтажный дом, крыша которого с одной стороны провалилась и была кое-как заделана деревянными досками, а где их не хватило — белела ткань, раздуваясь то и дело, как парус, внутри оказался практически подчистую вынесен. Рядом находился амбар со сгнившим сеном и небольшое строение для разведения мелкого скота или птиц — я не был в этом силен, но на какой-нибудь коровник это место мало походило. Пока торговец осматривал окрестности, выискивая на земле следы копыт, а Моллс в очередной раз пыталась забраться повыше, я разводил костер для кипячения воды, которую набрал в ручье. На мое предложение Билли поесть хоть что-то, — я даже был готов пожертвовать банкой бобов, которую мне не так давно вручили и я хотел отложить ее для какого-нибудь подходящего случая вроде успешного окончания пути в Олбани, — но он отказался, заявив, что не то чтобы есть не может, а даже от запаха какой-либо еды его воротило. Я вновь внимательно оглядел Билли и его состояние мне все меньше и меньше нравилось, а уж после услышанного я практически полностью убедился, что мои манипуляции с его плечом не окончились успехом. Но ел Билли последний раз еще вчера утром, поэтому надо было хоть как-то уговорить его поесть. Может, с помощью Моллс это получится быстрее. «Может, ага...» — скептически усмехнулся я сам себе, подумав о том, что Моллс может разве что силой затолкать в него еду, но уж точно не красноречием и психологическими приемами, какими славятся женщины. То ли отчаявшись раньше времени, то ли не найдя ни единого следа, к костру подошел торговец. Угрюмый, злой и уставился в танцующие языки пламени под его старым походным котелком. — Мы должны ее найти, — спустя время сообщил он, все так же неотрывно наблюдая за огнем и не двигаясь с места. «Намек, чтобы я оторвал задницу и пошел тоже рыскать? Ну, нет», — подумал я, стараясь не показывать эмоций. — Должны. Но из меня следопыт еще хуже, чем балерина. Но моя попытка отшутиться дала немного иной эффект, чем я ожидал: торговец лишь поднял на меня сердитый взгляд. Позади меня так вовремя ойкнула Моллс, прямо как заправский моряк, и торговец встрепенулся, мигом забыв про мою шутку и начавшую булькать воду в котелке. Подбежав к ней, спустившейся с полуобвалившейся крыши дома, торговец через мгновение поник, — даже отсюда мне было видно, как его плечи опустились, — а после разразился матом и проклятиями. Моллс лишь спокойно смотрела на него, уперев руки в бока. — Целый вьюк проебали! Да еще и Буци… Твою ж за жопу, где я такого коня еще найду, а?! — вернувшись к нам, торговец все не унимался. — Воды попей и не ори, — рыкнула Моллс, устав, похоже, уже от криков. Он только гневно зыркнул в ее сторону. Я же старался притвориться либо камнем, либо деревом — конфликты не мое, в том числе и попытки их свести на «нет». Торговец все же умолк, плюхнувшись напротив меня на землю. — Что с Биллом? Он долго еще будет так ковылять с таким видом, будто еще чуть-чуть и ласты склеит? — через пару минут тишины поинтересовался он. — Я предлагал дать ему время отлежаться… — заметил я. — И ему бы это помогло? — Ну уж всяко лучше, чем напрягать свой организм марш-броском по пустыне в жарень. — Мне казалось, что он крепкий парень, по пути поправится. — Люди не меняются. Что до ядерного взрыва, что после находятся любители-экстремалы перенести все болезни ногах, — сказал я и фыркнул. Всегда такие люди сначала удивляли, а потом стали раздражать. Кому потом их откачивать, идиотов? — Да он же совсем юнец, лет восемнадцать-двадцать от силы. Я в его возрасте… — Ты в его возрасте не питался черт знает чем, да еще и, вероятно, с немалой дозой радиации во всем, что тебя окружает. И воду ты тоже чистую пил. — Что нужно? — неожиданно спросила Моллс. — Покой и антибиотики. Последнего у нас нету. По крайней мере, у меня уж точно. — В Олбани есть. И врач там есть вроде, — сообщил торговец. — И сколько туда еще нам идти? — Пару дней. Мы большую часть прошли. — Я не уверен, что он протянет столько такими темпами. — Если дать ему времени до завтра отлежаться, он сможет? — У меня нет гарантий, пойми же наконец! Мы не в больнице! Вокруг сраное ничто! — я неожиданно сам для себя вспылил, но, закончив, резко выдохнул. — Я не могу проверить его давление, не могу сделать анализ крови, практически ничего не могу. Могу только делать предположения по внешним признакам. Возможно у него заражение, инфекция. Возможно я не до конца очистил рану. Возможно та мазь, которой он воспользовался, дала какую-ту реакцию. Возможно дохрена всего, что происходит в его организме, но я не могу это выяснить. — Значит нужно его дотащить до Олбани, — подытожила какие-то свои размышления Моллс. — Как это сделать без лошади? — Ну… Можно сделать носилки. Использовать ткань с крыши, а дерева тут полно. Или что-нибудь прочное для каркаса. — Хоть что-то, — торговец хлопнул себя по коленям и поднялся. — Давай, Молли, за работу. Моллс последовала за ним в сторону дома, только прорычав в ответ, что она никакая ни Молли. Я заполнил свой бурдюк, который прикупил еще в Бангоре после выдачи аванса, кипяченой водой и флягу и подошел к лежащему в тени проржавевшего грузовика Билли, протянул воду. — Не хочу. — Давай, Билли. Я не спрашиваю, хочешь ли ты. Надо. Еще обезвоживания тебе не хватает для полной картины. — Я слышал, что ты сказал им… — он качнул головой в сторону ушедших его сестры и торговца. — Что я не жилец. — Не перевирай и не думай об этом. Пей давай, — я усадил его и сунул под нос флягу. Он сделал маленький глоток, потом еще два. — Не лезет больше. — Ладно. Что беспокоит? — Плечо. Оно болит, жжется, пульсирует. И мне дышать трудно. Голова кружится. — Последнее может быть из-за голода. — Я не хочу есть, — он поморщился. — А надо. Ты ел последний раз вчера утром, в трейлерах. Он всем видом сейчас напоминал маленького капризного ребенка, которого заставляли есть невкусную, несладкую кашу, да еще и без надежды на конфету после в награду за страдания. Но в отличие от ребенка, Билл без дальнейших сопротивлений все-таки отправил себе в рот немного вяленой рыбы с галетой и медленно, будто тратя на это последние силы, пережевывал. Потом еще раз попил. — Молодец. Не пришлось просить Моллс помогать с тобой. — Мне жаль тебя. — Меня-то? — я удивился. — Добрые… Нет, отзывчивые люди, как ты, долго не живут. — Ты меня не знаешь, Билли. Он пожал левым плечом и усмехнулся. — Со мной так нянчилась последний раз мама. А это было… — похоже, он пытался посчитать годы и месяцы, но это довольно тяжело в новом мире, когда ни часов, ни календарей, ни газет, — было давно. Очень. Я усмехнулся в ответ. — Мне, конечно, льстит сравнение с твоей мамой, но я немного сложнее, чем только добрый и отзывчивый. И хуже, уж поверь мне, я не святоша. — Тогда почему ты мне помогаешь? Мог бы так же вести себя, как и остальные. Я бы даже не удивился, даже не подумал бы о том, что кто-то будет меня тащить на себе сутками и латать дыру в плече за бесплатно. — Не люблю, когда умирают люди. — Ты же сам пристрелил того парня, что шмальнул в меня. — Иногда приходится делать то, что не нравится. Особенно, когда стоит выбор: ты или тебя. Да и я привыкший уже... «К сожалению?» — эти слова хоть и вертелись на языке, но в данном контексте я их почти никогда не употреблял. В мирное, послевьетнамское время, иногда срывалось с языка, но сейчас… Я видел, своими глазами наблюдал, как пара человек у нас в Макадэме после первого своего убийства, — впавшего в ярость от голода или холода человека или какого-нибудь бандита с большой дороги, — впадали в депрессию, менялись психически. Одного убили, когда он застыл с охотничьей двустволкой в руках напротив военных, что пытались отобрать у нас как-то почти весь запас еды, — просто не мог нажать на спусковой крючок еще раз. Другой наш сосед и вовсе повесился, хотя в прежней жизни работал полицейским. Не убивал, правда, и оружие табельное ни разу не доставал во время дежурства, но все-таки. А я все же не психолог и не психотерапевт — обычный парамедик без особых талантов. Однако с меня в такие моменты спрашивали, как с трижды прославленного доктора медицины. И поэтому сейчас я точно не скажу о школе под названием «Вьетнам», сделавшая из меня «привыкшего» к убийствам и смерти, как о сожалении. Возможно я бы ушел раньше, чем Келли, а этого я никак бы не хотел. Оставлять ее одну? Здесь? Ну уж нет.