are you a good person?

- Что ты знаешь об этом Эгберте? - Что он такой же как ты. Рагнар вспоминает тот разговор с Этельстаном, когда сидит плечом к плечу с английским королём и спрашивает у того, хороший ли он человек. Ответ конечно же положительный, но правды в нем ни грамма, от чего хочется истерично смеяться. - Ты испорчен? - Да, предполагаю. А ты? - Да, предполагаю. И Лодброку хочется спросить каково было делить постель с Лагертой, зная что она принадлежала когда-то Рагнару. Потому что врезать королю руки чешутся с первого взгляда на довольную ярла Ингстадт, бросающую на Эгберта многозначительные взгляды. И собственная реакция, кажется, бесит сильнее факта их связи. А потом викинги возвращаются в родные земли, подплывая к которым Рагнар жалеет, что не остался возделывать дальние земли с иными поселенцами. И возможно это слишком плохие мысли для отца, мужа и конунга, но маячащая на берегу Ауслуг не манит ни капли. Мысли упорно крутятся вокруг того факта, что Лагерта посмела лечь с его врагом (к черту договоренности и слова о мире, Эгберт скорее всего предал их перемирие как только они отплыли). И приходится забивать голову повторяющимися фактами о дальнем Париже, разводить пламя жажды новых завоеваний, лишь бы не видеть перед глазами разгоряченное лицо бывшей жены. - Неужели тебе так важны эти земли? - Да, потому что они мои по праву. Он бы оставил её при себе, дал кров и защиту (ох, он бы выгнал Ауслуг к чёрту из своей спальни и разрешил Лагерте злиться хоть до скончания времён в его постели), нашёл иных воинов и соратников для завоевания Парижа, если бы она решила вернуться. Но Ингстад упорно стоит на своём, требует помочь разобраться с захватчиками, не хочет оставаться. И Рагнара это выбешивает, он едет с ней в Хадебю, предавая там лживое звание «хорошего человека», каковым назвал себя в разговоре с английским королём. Лодброк далёк от звания хорошего, потому что оставляет Лагерту разбираться самой. И для него это маленькая месть. - Ты была такой же, когда носила в себе Бьорна. - Боги предрекли, что больше у меня не будет детей. Так что не лезь не в своё дело. Она бросает злой взгляд, а Рагнару хочется с силой трясти её за плечи, плевать что дитя в ней не от него, он не хочет его смерти. Но Лагерте будто всё равно, она работает наравне с остальными воинами и в один день истекает кровью. Лодброку не хватает сил на неё смотреть, злость застилает разум, а руки тянутся к топору. Если бы кто-то был виноват в этом, он бы покромсал его на кусочки, но виноваты здесь только они оба: ей не стоило ехать, ему не стоило ей потакать. - Не думала, что это произойдёт так. И лёжа в гробу Лодброк знает, что она недоговаривает. Будто наяву он слышит слова из прошлого, что было вечность назад. Того прошлого, где Лагерта была юной девой-воительницей, ради которой он победил медведя и волка. Она обещала быть с ним до Вальхаллы и после. Он в ответ пообещал ей то же самое, только сдержать слово не смог. Рагнар взял в жены другую, принял иного Бога и отказался от их общей мечты. Лодброк чувствует, как начинают болеть глаза, как к горлу подкатывает ком, как руки дрожат от желания открыть крышку гроба и стиснуть женщину что рядом в объятьях, но он держится. - Не хочешь со мной? - Тебя не было слишком долго, у меня другие планы. Рагнар потерял звание хорошего человека в тот момент, когда ушёл ничего не сказав, попытки это звание вернуть кажутся слишком смешными. Лагерта знает чем закончится этот поход, но боится произнести действительно важные слова, поэтому лишь желает удачи. - Увидимся в Вальхалле, дева-воительница. - Увидимся в Вальхалле, Рагнар Лодброк. Слова остаются лишь ветром в их головах, так и не произнесенным вихрем самых крепких обещаний. Спустя несколько месяцев Рагнар смиренно ждёт Лагерту на ступенях вечно полного зала Асгарда.