Три мотылька

I Это самый рассвет их существования, пик их юности, то время, когда они еще смущаются ночных происшествий, появившихся вместе с половым созреванием. Они братья, и даже на порядок больше. Они знают, что братья не прячутся за колоннами, чтобы обменяться тайными поцелуями и прикосновениями, что братья не пробираются украдкой друг другу в покои, чтобы украсть у ночи несколько часов близости и любви. Братья не сбегают и не прячутся в высокой, выше колена, траве на пастбищах позади асгардского дворца. А они именно так и поступают. Но они еще не перешагнули черту того головокружительного волнения и похоти, которое заставляет кровь кипеть от желания даже в самые несвоевременные моменты, чтобы их перестало волновать еще что-то, кроме удовлетворения их потребностей. Нет ни вопросов, ни сомнений, пока еще нет. Все так просто. Так просто лежать в траве и глядеть на небо, когда в голове пустота, а на коже повсюду следы, там, где они прикасались друг к другу. Царит весна, вокруг буйство зелени и сладких ароматов. - В Мидгарде рассказывают одну историю, – лениво произносит Локи, и Тор улыбается. Он любит, когда Локи развлекает его старыми балладами. Голос брата успокаивает, он перетекает как шелк, нарастает и спадает ритмом слов, которым тот дает жизнь, словно волшебному зеленому пламени и золотым искрам, которые Локи научился создавать совсем недавно. Локи великолепный рассказчик. Плетет ли он нити своих собственных историй, или те уже записаны где-то – Тору не настолько важно, чтобы выяснять это. Локи знает притчи всех миров и королевств, странные истории, иногда пугающие, иногда смешные и озорные. В Великой Библиотеке есть бесконечные реки пергаментов, и Локи обычно можно найти именно там, склонившегося над свитками и пыльными книгами, никто уже и не помнит, кто поставил их туда, а он читает и запоминает все эти истории. – О трех мотыльках. - Это грустная история? – перебивает его Тор. Он не в настроении слушать сейчас что-то мрачное. Не в такой идеальный день. - Это даже не история, – задумчиво говорит Локи. – Это настоящая правдивая притча. - Правдивая история от Кузнеца Лжи? А такое вообще возможно, брат? – хихикает Тор и щипает его за бок. В голосе Тора столько любви, что Локи не в силах обидеться, даже на секунду. Тор обнимает его за плечи и притягивает ближе, чтобы поцеловать в висок. – Ну что ж, расскажи мне эту историю, брат. - Говорят, что люди в этом мире словно три мотылька, порхающие вокруг свечи, – голова Локи лежит на широком плече Тора, и он лениво водит указательными пальцем по его груди, вырисовывая круг. – Первый подлетел ближе, ощутил тепло пламени и сказал: Я знаю, что такое любовь. Тор хмыкает, Локи не уверен, что это означает, но вибрация проходит сквозь его тело прямо в сердце. Его палец ползет выше, крадется по волнистой кривой, словно невидимая змея извивается на рубахе Тора. А голос Локи словно колыбельная, нежный и мелодичный. - Второй подлетел так близко, что пламя слегка коснулось его крылышек, и мотылек сказал: Я знаю, как сжигает огонь любви. – На несколько мгновений Локи замолкает. Его палец движется дальше и кружит над сердцем Тора, сужая круг, словно воображаемые мотыльки вокруг пламени. – Третий не сказал ничего. Он влетел прямо в огонь и мгновенно сгорел. Лишь третий знал, что такое настоящая любовь. Молчание длится очень долго, и Локи думает, что брат уснул, но затем рука Тора сдвигается и ложится на его лопатку. А другая ладонь накрывает сверху сердце Локи и легонько нажимает. Локи глядит вверх и встречается с самым синим взглядом, который он когда-либо видел и который хочет видеть всю вечность напролет. Тор игриво жует кончик травинки с острым краем, на его губах теплая улыбка, но Локи видит, что Тор не до конца понял весь смысл этой истории. Пока еще нет. Это не важно, думает Локи секунду спустя, когда Тор придвигается, прижимается теснее и выдергивает травинку изо рта, чтобы прижаться к губам Локи. Его поцелуй на вкус как зелень, как дикие ягоды, как весна. Локи прячет лицо в изгибе шеи Тора, он улыбается и верит, что они оба сверкают на солнце как два драгоценных камня, позабытых в траве. Они молоды, они беззаботны и счастливы. Мы как тот первый мотылек, думает Локи, и он знает, что Тор думает так же. Сможем ли мы когда-нибудь стать кем-то другими, задается он вопросом, и его сердце накрывает мимолетная тень, которой он страшится. Но затем Тор опрокидывает его в шелковую траву, и он смеется и брыкается, и пока что они оба сверкают. II - Я всего лишь хотел быть равным тебе! Это не голос, это рычание, настолько низкое и искаженное, что на мгновение Тор не уверен, что расслышал правильно. Мужчина перед ним, напряженный и натянутый как струна, преисполненный гнева, боли и желания нанести вред, не его брат, он просто не может им быть. Ничего вообще не напоминает в нем Локи, которого он знал и любил так долго, всю свою жизнь. Это словно глядеть в жерло вулкана и видеть обнаженное ядро земли, кипящую и дымящуюся субстанцию, способную лишь к разрушению. У этого мужчины нет того умного, сдержанного и хитрого взгляда его брата, и Тор осознает, как тяжело узнать Локи за этой дымкой безумия. Одно долгое шаткое мгновение он задается вопросом, а было ли это безумие там всегда, под поверхностью, так надежно и искусно скрыто самим Локи, что Тор даже не увидел, как все это накапливалось изнутри. Он ничего не понимает, не понимает значения слов, с укоризной брошенных в него. Равный. Не брат. Сразись со мной. Как он может сражаться с ним? Каждое слово глубоко ранит, Локи чувствует это, но его это ранит тоже, и он желает сразиться, он хочет нанести удар, потому что, возможно, ударив Тора изо всех сил, нанеся удар Тору в нужное место, попав куда необходимо, он смог бы разбить вдребезги это чувство внутри себя. - Брат?.. – Тор глядит на него так, словно его сердце раскалывается надвое, но это справедливо, потому что Локи не только расколот, он разрушен до основания, и у него нет ни малейшей идеи, как заставить Тора увидеть это, если он не смог сделать этого за все прошедшие века. – Мы равны, почему ты считаешь иначе? Это бессмыслица. Ты знаешь… ты же знаешь, что я… Смех Локи режет слух, и это звук, которого Тор прежде никогда не слышал от него. - Что ты любишь меня? Это ты пытаешься сказать? А ты любишь меня, Тор? Он насмешливо разводит руки в стороны, играя напоказ, будто Тор до сих пор не узнал, что их окружает: позади него растет и блестит уменьшенная скульптура Иггдрасиля изо льда, его ветви-сосульки словно миллион ледяных кинжалов, а его корень тянется из самого Йотунхайма. Ледяное древо бросает холодные отблески на Локи, и его улыбка кажется мертвой, леденящей и острее любого ножа. В его глазах безумный блеск и голубые морозные искры, и Тор отшатывается назад, словно его ранило. Он не хочет запоминать это лицо, он боится, что оно затмит в его памяти то другое, знакомое, что оно перепишет каждое воспоминание о его брате, память, которой он дорожит. Это лицо преисполнено боли и ненависти, и Тор думает: так вот как выглядит перебродившая любовь. - Да, – выпаливает Тор, но от легкой заминки в его голосе у Локи сжимается сердце. Выражение обиды все еще различимо на его лице, но есть что-то еще, из-за чего на Локи сейчас просто невозможно смотреть: возможно печаль, но вероятнее всего, решает Тор, это обреченность. - Ты не имеешь ни малейшего представления, что означает любить такого, как я, Тор. И что с этим делать. И Тор действительно не знает, он просто любит, искренне, каждым ударом своего сердца. Но он думает о Йотунхайме, о полном истреблении, которое его брат намеревается совершить, и он раскручивает Мьелльнир, потому что не имеет ни малейшей идеи, как еще он может остановить это. Но каждый яростный свист его молота будто постепенно разрушает что-то между ними, и ничего больше никогда не будет как прежде. Он любит, и это причиняет такую боль, что кажется будто что-то ломается в нем навсегда, это смешно, но в этот миг он думает о мотыльках из старой полузабытой истории, о мотыльках с опаленными крылышками, с отметинами, которые никогда не исчезнут. III Выпущенная на волю магия простирается вокруг Локи, словно невидимые крылья. Один взмах – и поднимается ураган, который отрывает от земли все, что находится поблизости, землетрясение поглощает здания и выплевывает их обломки, разрывает фонарные столбы, как соломинки и ломает железные заборы, как зубочистки. Все летает и кружится вокруг него в безумном хаосе с самим Локи в эпицентре, небольшая неупорядоченная вселенная, и Локи даже не пытается ее контролировать, временами он сам едва уклоняется от ударов. Так он стоит уже достаточно долго: разрушая не только все поблизости, но также и самого себя. Все распластались по земле, здания сминаются и рушатся, как карточные домики, и Тор понимает, что больше не может оставаться в стороне. Славный поход, путешествие по мирам, следуя тропою Локи, тропою обломков и потерь, в попытках помешать ему причинит еще больший ущерб, уже давно свелся до единственного желания просто увидеть его, стать с ним лицом к лицу, потому что у Тора не будет другой возможности. Он стыдится этого в какой-то степени, но не настолько, чтобы попытаться что-либо изменить. Все именно такое, каким оно есть, и он принял это давным-давно. Он любил Локи слишком долго, чтобы просто развернуться и уйти. Временами он думает, что Локи преследует ту же цель. Временами, когда Локи предпочитает бушевать в Мидгарде – всегда в Мидгарде – Тору хочется верить, что это не из-за того, что Локи знает, насколько Мидгард дорог Тору, и не поэтому он намеренно наносит удар, куда больнее всего, преимущественно не поэтому, а потому, что Локи может сказать с уверенностью, что ради Мидгарда Тор точно придет, чтобы встретиться с ним. Но Мидгард уже давно перестал иметь значение. Тора уже не заботит, что тот рушится, он хочет положить всему конец не потому, что хочет спасти этот мир; он хочет спасти Локи, даже если это означает, что он рискнет судьбой и будущим всех остальных миров. Поэтому, когда Тор предвидит, что сейчас произойдет, в то время как все съеживаются от страха и растерянности в том безумии, которое наколдовал Локи, среди трясущихся зданий и летающих обломков, Тор вскакивает на ноги. Ему нужны всего три широких шага и вся его невероятная выносливость, он прыгает, и он оказывается быстрее. Железный прут попадает ему прямо в грудь, но проходит с такой силой, что пронзает его насквозь, и ранит Локи, который застыл позади него, в бедро. Крылья магии рассеиваются, и со звоном и грохотом все обрушивается на землю, и наступает тишина. Локи оказывается подле него в мгновение ока, и сквозь оцепенение невыносимой боли Тор решает, что оно того стоило. Выражение лица Локи, бесхитростное, беззащитное, напуганное и на нем так давно позабытое выражение нежности: это то выражение лица его брата, которое, Тор думал, тот утерял навсегда. - Что же ты наделал, глупец? – В его голосе нет яда, он надтреснут и слаб, и внезапно они будто снова дети, и прячутся под одеялом в темной спальне, и Локи умоляет его перестать пугать его жуткими рассказами о монстрах и великанах, он придвигается ближе и просит его прогнать чудовищ. Только теперь чудовища – они сами. На губах Тора появляется улыбка, грустная и слабая, и она украшена у самого уголка рта сверканием одинокой слезы, сбегающей дальше вниз по подбородку. Он прикасается пальцами к лицу Локи, легким, как перо прикосновением, с такой любовью, что Локи вынужден прикрыть глаза, потому что один лишь этот вид заставляет его внутренности сжиматься в пульсирующий болью комок. - Я третий, Локи, – шепчет Тор, и глаза его блестя с почти что гордостью, но это всего лишь тень его прежней напыщенной сути. Локи глядит на него, отчаянно моргая, силясь понять, что тот имеет в виду. – Я третий мотылек. Весь воздух покидает тело Локи, словно от удара, и внезапно он понимает, что беспокоило Тора все это время, что было его наибольшим страхом и борьбой, которые он нес на своих плечах, почему он отправился за ним и преследовал его по всем Девяти Мирам. Он баюкает голову брата, прижимает ее к своей груди и шепчет: - Я знаю, Тор. Я всегда это знал. Тор вдруг расслабляется в его руках, и на мгновение Локи пугается, что это конец, но Тор смотрит на него снизу-вверх с таким умиротворенным выражением, которого он не видел веками. Локи улыбается в ответ, но его улыбка, ломанная и кривая, пронизана осколками всех тех вещей, которые были утрачены и разрушены за эти страшные месяцы. - Мы оба. © thefirstwhokneels перевод AVO Cor 17.04.2018 Ровно