Сигаретный дым

Современные подростки только и думают о том, как бы поскорее вырасти. Хотят казаться взрослее с бутылкой алкоголя в руках, купленного каким-то алкашом по слезной просьбе, выглядеть в глазах сверстников опасным и крутым, выкладывая фотки с кальяном в руке, выдыхая дым со вкусом яблока, пропускают занятия в школе, грубят учителям, спорят со старшими, обзывают и обижают слабых ради авторитета «плохого парня», получают плохие оценки и говорят «Ха, да мне похуй», когда родители избивают их дома за все звонки с жалобами, наказывают, отнимают гаджеты и запрещают выходить на улицу.

Но это ведь достойная цена за одобрение друзей?

Новая мода у молодых людей – пробовать все новое на камеру и затем выкладывать в социальные сети. Будь то впервые взятая в рот сигарета, впервые выпитый крепкий алкоголь, типа водки, виски или ликера, экстремальный прыжок с парашютом с вышки, падение с тарзанкой, острая еда и возможно...секс? Они не знают, каков табак на вкус. Они не знают, каков табак по запаху. Они понятия не имеют, насколько он вызывает зависимость. Они даже представить себе не могут, как тяжело потом бросить курить. Им неизвестно, что никотин – настоящий наркотик, являющийся чуть ли не самым опасным растительным ядом, именно он вызывает пристрастие к табаку, именно к этой болезненной зависимости. Но они всего лишь подростки, шальная молодежь, гнилое поколение, которое так отчаянно хочет испробовать это на собственных ощущениях. Они всего лишь хотят раствориться в этом сигаретном дыме. Хироцу-сан, да и многие взрослые, прикуривают чуть ли не пол пачки за день, значит, это должно производить хоть какой-то эффект. Хотя, черт их знает. Может, все-таки, они и сами хотят выглядеть пафоснее? С этой сигаретой между зубов, с прикрытыми глазами и надменным взглядом. Они всего лишь хотят отвлечься от работы, хотят почувствовать себя простыми подростками, которые курят во всяких переулках, чтобы их не заметили взрослые. Они всего лишь хотят прочувствовать это отчаянье, эту наполненность легких в едком табаке через сигареты. — Чуяя-куун. — протягивает Осаму, подходя к своему напарнику, запустив руки в карманы своего темного плаща. На улице немного прохладно, в конце концов, начало осени, находиться в столь легкой одежке весьма зябко и прохладно, и он немного ежится. — Блять. — шепчет Накахара и откидывает голову на шершавую кирпичную стену позади него. Его вполне устраивала та тишина, в которой он стоял без кое-кого в бинтах, даже осенний легкий ветер не мог сдвинуть его с места, а тут этот. — Ты никогда не думал об... — с энтузиазмом начинает Дазай, но его интересные занятия, чем же себя занять, грубо обрывают. — Нет. — сухо и твердо говорит парень. — И не пытался задумываться. — Но ты не дослуш... — ошеломленно отвечает Осаму, и смотрит на напарника, словно на последнего идиота, который отказывается от призового выигрыша в сумме миллиона долларов. — Знаю-знаю. — уставши и немного приглушенно бурчит Чуя — И не хочу даже. — Ну, Чуяяя. Слащавый голос тянет его имя и от этого просто идут мурашки по коже. Накахаре хочется убежать и скрыться от него, но это, как минимум, дурной тон, а перед этим придурком это еще и трусость. Иметь такого раздражающего напарника - наказание, а встречаться с ним каждый день в коридорах Портовой Мафии - больше похоже на пытку. Несколько раз парню удавалось скрыться в дверях их общего кабинета, но это лишь кратковременная мера по избавлению от возмущенных возгласов «Где же Чуечка был?» и слишком эмоциональной жестикуляции его напарника. Каждый гребанный раз Осаму раздражающе и слишком наигранно ныл по поводу того, что Накахара его совсем не ценит и не любит, на что получал сухой ответ, что такого долбаеба вряд ли кто вообще когда-нибудь полюбит. Обиженно надувая губы, он располагался на диване спиной к Чуе, строя из себя дохуя обиженного. Обиженный жизнью, ну и немного Накахарой, долбаеб. Дазай стоит в двух шагах от Чуи, который прислонился к стене и смотрит на темно-синее ночное небо. Ему ужасно скучно и он состроил самую что ни на есть жалостливую моську, надув щеки и сдвинув брови к переносице. На попытки привлечь к себе внимание, рыжеволосый устало вздыхает и закатывает глаза. Задрал уже. Не хочется признавать, но да, ему тоже очень скучно. Им дали отгул на два часа, пока товар не прибудет. А так всего лишь нужно прийти и поговорить насчет поставки. Если что-то пойдет не так, то, конечно, их разговор перетечет в несколько другое направление, например как допрос или же перестрелка. Но что Чуе пули, если у него в руках пляшет сама гравитация? Хочется пойти и напиться до чертиков, чтобы хоть как-то скрасить этот день, но работа есть работа, и они не могут просто так пойти и навести шуму в местном баре. Во-первых, шум будет из-за того, что в какой-то блядушник зашли двое местных мафиози, а во-вторых из-за того, что придется брать алкоголь силой, потому что кто продаст шестнадцатилетним парням вино с виски? Пусть у всех там и так припущенное чувство морали, но закон, особенно касающийся несовершеннолетних, они соблюдали. — А тебе слабо выкурить сигарету и не закашляться? — снова нарушает тишину Осаму, улыбаясь и лукаво глядя на напарника. — Да что ты доебался, Дазай? — рыкнул парень, опуская голову и встречаясь с ним глазами. — Делать мне больше нечего, как с тобой тут спорить. — Ссышь? — с насмешкой в голосе говорит Дазай, ставя руку в бок. — Что? — Говорю, что ты зассал. — Так. — Чуя отталкивается от стены и вытягивает указательный палец в воздух. — Не пизди, воздух тратишь. — Я всего лишь констатирую факт. — Нет, ты пытаешься вывести меня из себя и у тебя, как всегда, если огромный шанс схлопотать по морде. — он хмурит брови и опускает руки, сжимая ладони в кулаки. — Ну, Чуууя. Одну сигарету, что тебе станет? Не умрешь же, — умоляющим голос говорит Дазай, а затем шепотом добавляет. — А очень даже жаль. — Ой, бля-ять, — страдальчески стонет Чуя, ударив себя ладонью по лбу. — Хорошо-хорошо. Если я выиграю - ты мне отсосешь, — с самодовольной улыбкой, уверенный, что так партнер откажется от своей идиотской затеи, ставит он свои условия, засовывая руки в карманы.— Устраивает такое пари? — Конечно, я предполагал такой исход, но не думал, что ты осмелишься произнести это вслух. — Осаму заливисто смеется, закинув руку на шею напарника и потрепав его по рыжим волосам. — Пошли к какому-нибудь ларьку, там обычно покупают юные проказники. — Да кто тебе с таким смазливым ебалом продаст сигареты? — Тебе вообще верят, что ты шестнадцатилетний, с таким то ростом? Накахара стискивает зубы и пытается держать себя в руках. Очень сильно старается не подскочить к Дазаю и не сломать ему нос и пару ребер, чтобы неповадно было шутить про маленький рост партнёра. И плевать, что этот уебок выше его на какой-то лишний десяток сантиметров, Чуе подвластна гравитация, что ему стоит оторваться от земли и хорошенько заехать по нахальной морде? Правильно, ничего, кроме совести. При всем желании иногда избить Осаму за свое умение отвечать на подъебы еще более саркастичными подъебами, он почти останавливается на половине пути и обычно отпускает ворот рубашки лыбящегося напарника. — Мне хотя бы девушки не за внешность дают, как некоторым, — обиженно отвернувшись, бубнит себе под нос Чуя, скидывая чужую руку с шеи. — Ага, конечно, а за твой стручок, — щурится Дазай, зная реакцию Накахары наперед на подобного рода похабные высказывания. — Заткнись! — рявкает парень, закрывая ладонями в перчатках горящие щеки, показывает средний палец смеющемуся Осаму и быстро продолжает путь, обгоняя его. — Ну Чуя, ну прости, я больше не буду, — лжет он, нагоняя Чую и немного наклоняется к нему, заглядывая в лицо, чтобы рассмотреть смущающееся лицо. Рыжеволосый резко вскидывает руку, и тыльная сторона ладони встречается с носом лезущего к нему мафиози, что тот выпрямляется в струнку и трет ушибленное место, что-то разочарованно бубня. Ибо нечего.

*** Они пересекают несколько поворотов и переулков, иногда перекидываясь взаимными оскорблениями и шутками, после решили все-таки помолчать, потому что нервы рыжеволосого не железные и живот Дазая не сильно уж и хочет перетерпеть снова такой удар в солнечное сплетенье. Ветер медленно, но стремительно, увеличивается и от этого в легком плаще все же холодно и остальную дорогу Накахара вынужден терпеть нытье по этому поводу. Осаму театрально прикладывал руку к груди и говорил, что он совершенно бессердечен и как он может так издеваться над своим любимым напарником. Чуя закатывает глаза и продолжает гордо молчать и мужественно сдерживаться не ударить его еще раз. Когда ларек уже виднеется, Накахара устало выдыхает и говорит сам себе, что он молодец и он смог вытерпеть Осаму всю дорогу и ударить всего лишь единожды. Рекорд. Парни переглядываются и понимают, что решить, кто же из них будет покупать сигареты, они смогут только путем ожесточенной борьбы в всем известной игре - камень ножницы бумага. Они синхронно ударяют кулаком по раскрытой ладони три раза и результаты для Осаму неутешительны — Накахара выставил ножницы, а он — бумагу. С тяжелым вздохом, даже без реванша — в конце концов, он это все и затеял — он подходит к ларьку и, даже не склоняясь, чтобы было не видно его внешности, начинает: — Здравствуйте, милейшая, пачку бонда, пожалуйста, — начинает шатен, доставая из внутреннего кармана кошелек и раскрывая его, протягивая пару купюр. — Восемнадцать есть? — в «будке» сидит больших размеров барышня и так по-блядски развязно пожевывает жвачку. — Конечно, — льстиво улыбается Осаму, настойчивее протягивая деньги. — Правда, через два года, но я готов заплатить двойную цену. — Ага, еще чего, малолетний поганец, — фыркает женщина и махает в его сторону рукой, будто собаку прогоняет. — Свободен. — Ээээ? Да ладно, чего вам это стоит? — недоумевал Дазай, нагнувшись и показываясь в маленьком окошке дряхлого ларька. — Боже мой, ты такой лох, — шепчет ему Чуя, усмехаясь и еле сдерживая смех. — Того и стоит, кыш отсюда, придурошный,— отвечала сурово она, грозясь кулаком. — А то щас как выйду и наподдам обоим. — под невинное хлопанье ресницами и накахаровское "и мне?", она высовывает голову из маленького окошка. — Да-да и тебе, за компанию. — Неужели такая прекрасная миледи, как вы, откажет такому прекрасному лорду, как я? — включил свое фирменное очарованье Осаму, сексапильно облокачиваясь на локоть. — Всего одну упаковку и мы удалимся восвояси. — Пошел отсюда, кому говорю! — снова угрожает продавщица, на этот раз приготавливаясь вставать и выходить приводить в действие свои слова. — Бежим, идиот, — говорит Накахара, толкая Дазая и призывая двигать быстрее чем эта женщина, иначе им правда не поздоровиться. Двое юных мафиози, которые почти что каждый день убивают людей, убегают от злосчастной продавщицы. Что за вздор. Они пробегают несколько кварталов, прежде чем останавливаются с отдышкой. Осаму сгибается и ставит ладони на колени, пытаясь привести дыхание в норму, Чуя упирает руки в бока и запрокидывает голову к верху, тоже рвано дыша. От морозного воздуха немного начинают побаливать горло и легкие, но это все мелочи жизни по сравнению с тем, что они не могут нормально осуществить спор. Рыжеволосому откровенно плевать на весь этот идиотизм, он просто хочет наконец-то сделать задание и уйти отдыхать домой, вот Дазай прикопался со своими пари. — У меня все еще есть идеи! — восклицает он, поднимая указательный палец в воздух. — Мы можем одолжить у Хироцу-сана парочку. — Теперь я правда убеждаюсь, что ты больной, — вздыхает Накахара. — Если он узнает об этом, он нас просто прикончит. — Ну, меня не прикончит, — весело улыбается Осаму. — Я воспитанник Мори-сана и его будущая правая рука, и к тому же, как можно убить такого милого ребенка, как я? — С помощью обычного оружия и немного магии, — закатывает глаза Чуя, опуская голову и смотря на шатена. — Но, чур, это снова делаешь ты. — Да кто бы сомневался, — бурчит парень, скрещивая руки на груди. — Да ты еще и недоволен? — недоумевает Накахара. — Кто это все затеял вообще? — Ну я, — снова обиженно бурчит Осаму. — Ну вот и все, — хлопает в ладоши парень. — шуруй.

*** — Что тебе нужно, Дазай? — спокойным тоном спрашивает Хироцу, прикрывая глаза. — Да почему если я вас обнимаю, то сразу что-то нужно? — дует губы Осаму, сильнее стискивая мужчину в объятьях, от чего он невольно задерживает дыханье. — Просто..я очень сильно люблю вас, Хироцу-сан! — улыбается во все зубы парень, всматриваясь в его лицо. — Оу, а у вас что, прическа новая? Вам очень идет! Вааау, а это что? Классный монокль! Дадите поносить? Ой-ой-ой-ой, точно, как я не заметил, вы одежду постирали, да? То есть поменяли, извините, — быстро выпаливает он, крутясь вокруг Рюро. — О, боже мой! Да вы прикупили себе новую зажигалку? Да вы даете! Столько изменений, прям и не узнать! — Дазай-кун, — мужчина берет парня за плечи и держит его на вытянутых руках, даруя себе свое драгоценное личное пространство. — Ты какой-то странный сегодня. — Нет-нет-нет, — Дазай поднимает руки в примирительном жесте. — Вам кажется, Хироцу-сан. — Тебе бедного Накахары не хватает, решил и взрослых помучить? — вопросительно изгибает бровь Рюро. — Никак нет, сэр, Чуечки мне хватает, — мило улыбается Осаму, опуская руки. — Просто решил сегодня всем выразить свою любовь! — Ты бы так любовь к жизни показывал... — вздыхает черный ящер, отпуская юношу. — Так зачем ты пришел ко мне? — Говорю же, не-за-чем, — по слогам говорит юный мафиози, отходя от мужчины на шаг. — Ну, раз уж вы не хотите, чтобы я портил ваше бренное одиночество, то я, пожалуй, пойду, — он снова улыбается напоследок и разворачивается на каблуках черный лакированных туфель, махая рукой на прощанье со спины. — Прощай, — кивает Рюро и кладет руки в карманы. — Дазай-кун, а где мои сигареты? — недоумевает Хироцу с широко распахнутыми глазами и хлопает себя по всем карманам, даже пытается заглянуть в них. — Дазай! Мафиози снова бежит, как никогда не бегал на заданиях, к уже заждавшемуся его Чуе.

*** — Наконец-то, — мычит Накахара, вставая с поребрика и давя на спину, из-за чего она начинает хрустеть и тот чуть ли удовлетворенно не стонет. — Отсидел себе все, пока ждал тебя, чо ты как черепаха? — Как черепаха!? — возмущенно всплескивает руками Осаму. — Да я так его там облюбливал, ты представить себе даже не сможешь! И обнял его, и похвалил его внешний вид и вообще, наврал такому святому человеку! Он даже не дернулся, когда я залез к нему рукой в карман и достал оттуда упаковку с зажигалкой! — он трясет украденным перед лицом Чуи, а тот заливно смеется, сгибаясь пополам. — Д-да понял я, ахахах, — еле-еле выговаривает парень сквозь смех и стирает пальцем слезинку с уголка глаза. — Так старался ради этого спора, да ты прям сама целеустремленность! — Будешь продолжать насмехаться, я скажу, что это ты подговорил меня на этой ужасный поступок! Понял? — обиженно говорит Дазай, доставая пару сигарет и протягивает одну Накахаре. — На. — Понял-понял, — все еще немного посмеивается он и принимает из рук напарника сигарету, сразу осматривая ее. — Вау, а я думал они с травой, ибо чего Хироцу всегда такой спокойный? — Скажешь тоже, обычные сигареты, — пожимает плечами Осаму, доставая из другого кармана зажигалку. — Умеешь хоть? — Неа, — отрицательно вертит головой Чуя, — а ты? — Ну, короче, затягиваешься и вдыхаешь носом, пускаешь в легкие и выдыхаешь, — объясняет парень, поджигая сигарету. — Смотри, — Дазай делает затяжку и сразу же закашливается. — Черт. — Дай-ка, — рыжеволосый отбирает зажигалку и пытается щелкнуть ею, но у него ничего не получается, и он пробует снова и снова немного подрагивающими от волнения руками. — Блять. — Даже это не можешь? — усмехается напарник, стряхивая пепел. — Ты всегда был глуповат. Осаму снова подносит сигарету к губам и затягивается, одновременно вдыхает носом и удивленно выдыхает через него же, когда Чуя приподнимается на носочках с сигаретой во рту, хватает его за воротник, прикрывает глаза и касается кончиком своей сигареты до горящей точки сигареты Дазая, ждет несколько секунд и отстраняется, немного смущенно отворачиваясь. Он удивленно хлопает глазами и недоуменно смотрит на Накахару, убирает сигарету изо рта, зажимает ее между тонких пальцев. — И что это, позволь поинтересоваться, было? — спрашивает шатен, приподнимая бровь. — Я в фильмах такое видел, — скрывая румянец на щеках, отвечает парень. Волосы мягко колышет ветер и на душе наступает спокойствие. Они почти одновременно ежатся от холода и Осаму усмехается, потому что уверен, что пари закончится ничьей, ведь если он не смог не закашляться, то и его напарник, скорее всего, не сможет. Дазай всегда превосходил Накахару во многом: видеоигры, результаты на заданиях, скорость опьянения и почему этот раз должен быть исключением? Но какого было его удивление, когда Чуя дрожащими руками, толи от холода, толи от волнения, подносит сигарету ко рту и затягивается, вдыхает носом и выдыхает, приоткрыв губы, выпуская дым из легких. — Ты так сильно хочешь, чтобы я тебе отсосал? — наигранно шокировано спрашивает он, а потом качает головой, словно отчитывает. — Ай-яй-яй, Чуя Накахара, похабный мальчишка, а прикидывался прилежным. — Да заткнись ты уже! — смущенно кричит парень, стряхивая пепел с сигареты. — Я пошутил тогда! — А, пошутил, — махнул рукой Осаму. — А то я надеялся. — Что? — Чуя смотрит на него, как на идиота и не может понять, шутит этот придурок, или все же говорит серьезно. — А? Что? Рыжеволосый лишь фыркает и снова затягивается, приподнимается на носочках и выдыхает едкий дым в лицо Дазая, сильно щипает за бок, от чего тот закашливается и ойкает, растирая ушибленное место. У Осаму начинают слезиться глаза и он трет и их тоже, приговаривая, что сейчас затушит свою сигарету об лоб напарника и он будет ходить как, блять, недоделанный индус. На удивленный вопрос «Почему это еще недоделанный?», отвечает, что змея пока что не стоит, за что получает раздраженный шик и снова локтем по ребрам. Так и до фиолетовых синяков недалеко. Чуя спокойно стоит с расфокусированным взглядом в никуда и потихоньку убивает свои легкие табаком, курит, будто всю жизнь готовился к этому моменту, не закашливается на каждой затяжке, ровно стряхивает на асфальт пепел, в то время как Дазай уже в который раз заходится в жутком кашле и то и дело случайно, не смотрев на сигарету, попадает пальцем по тлеющей точке, от чего, скорее всего, там совсем скоро появится волдырь. Последней каплей стало то, что чертова-мать-его сигарета затухла, с чего Осаму агрессивно кидает ее на землю и притаптывает ногой. — Знаешь, я тут подумал, — начинает Накахара, самодовольно улыбаясь и выпуская дым через зубы. Все новое схватывает на лету, ублюдок. — Научиться курить нельзя. По-моему, это то, к чему лежит душа и выходит само собой. Тем более, делается ради собственного удовольствия, нежели для повышения крутости. Не стоит так ненавистно смотреть на меня из-за этого. — Выиграл и сразу на философские мысли поперло? — усмехается мафиози, смотря куда-то в сторону. — Хорошо, так уж и быть, не буду. Вечереет. Кончики пальцев коченеют, да и рукой уже весьма проблематично двигать — суставам слишком холодно, нос постепенно краснеет, уши почти не чувствуются, но уходить не хочется — слишком откровенен момент. Вот они стоят, курят одну сигарету на двоих — ну, кто курит, а кто просто раздраженно стоит — смотрят на уходящее за горизонт солнце и думают каждый о своем, размышляют, анализируют прошедший день и о задании, в котором им требовалось всего лишь... черт. Накахара кое-что вспоминает, бьет себя ладонью по лбу с характерным шлепком и матерится у себя в мыслях, проклиная ебаного Дазая. — Осаму, — твердо и с какой-то долей угрозы в голосе, говорит Чуя. — Сколько сейчас времени? — Зачем тебе? — парень недоуменно глянул на напарника, залез рукой в карман, доставая мобильник. Смотрит на экран, на котором, матерь божья, семь пропущенных вызовов от Мори-сана. — Пол восьмого. — Блять, — цедит мафиози, докуривая сигарету до фильтра и выкидывая в траву, тяжко вздыхает. — Мы проебали задание, даже не придя на него. — Ну, на то и говорят, что дуэт Двойного Черного - непредсказуемая вещь, — он как-то грустно усмехается, приподнимая уголки губ, пряча руки в плащ, потому что кожа на худых бледных пальцах начинает уже шелушится от мороза. — Кстати, на, выкинешь, — протягивает полупустую пачку сигарет и зажигалку Хироцу. — Пойдем домой. Что уж стоять на улице, словно брошенные, если уже опоздали на задание? Чуя согласно кивает и принимает вещи, как-то задумчиво смотря на них. Осаму, в последний раз украдкой взглянув на мафиози, поворачивается и идет в противоположном направлении — к ним в квартиру, соответственно. — Да...,конечно, выкину, — говорит он, кладя сигареты с зажигалкой в карманы.

***

— Почему, блять, несет табаком? — злобно спросонья спрашивает Дазай, поворачиваясь на другой бок и утыкаясь носом в подушку, чтобы хоть как-то уйти от удушающего запаха. — Чу-уя! — хнычет парень. — Что ты там делаешь? Утро не задастся с самого утра — Осаму понял это сразу, когда в их крохотной холостяцкой комнатке восемь на десять, где стоят всего лишь две полуторные кровати, стол, шкаф да тумба с телевизором на ней — ну это так, на крайний случай, если повезет схватить за хвост маленький отпуск, когда можно будет разлечься на кровати, хрумкать чипсы и посмотреть какие-нибудь фильмецы по ТВ — все пропахло дымом от сигарет. Причем дыма настолько много, что он не успевает проветриться даже через открытое настежь окно, видимо, скурена была уже не одна и не две сигареты. У шатена такое ощущение, будто он уснул уставший — хотя, от чего уставший, если вчера они благородно просрали задание? — не в своей квартире, по доброй душе купленной Мори-саном, чтобы двое подростков приручались к более менее самостоятельной жизни, а в пристанище какого-то алкаша со стажем в несколько лет, которого внезапно прорвало на рак легких за несколько дней. Дазай сонно жмурится и трет глаза, зевает и чуть ли не давится этим едким дымом, вытирает слезинки с краешек глаз, откидывает такое сейчас теплое одеялко, потягивается так, что аж спина хрустит, тянет руки кверху и локти тоже хрустят, щелкает пальцами, потирает шею. Относительно размяв свое бренное тело, парень ставит босые ступни на прохладный ламинат, не обращая на это особого внимания, и идет на кухню, откуда, собственно, исходит сигаретный дым. Ситуация тут была еще хуже и Осаму — боже ж мой, сколько можно то — снова закашливается и материт все, на чем свет стоит и клянется, что сейчас же засунет эти сигареты кое-какому пиздаболу глубоко да поглубже — иначе какого хрена он должен терпеть эти выходки от соседа прямо-таки с утра? — говорит сам себе, что больше ни в жизнь не возьмет эту бяку в руки и тем более не поднесет ко рту. — Чуя, мать твою, Накахара, какого хуя, позвольте-с, здесь происходит? — парень просто в недоумении стоит и смотрит, облокотившись об косяк двери, на рыжего и наглого напарника, который сидит как ни в чем не бывало с оголенным торсом на подоконнике около открытого окна и покуривает сигарету, смахивая пепел в какую-то миску — не в пепельницу, откуда она у них вообще может взяться, если никто из них не куритл? — и, судя по нормальной такой горке затушенных окурков, мафиози давно тут этим промышляет. Юный курильщик даже головы не повернул, просто махнул рукой в сторону Осаму и сморщил нос, мол, отстань, ты мне не мать и не трогай эту женщину, меня родившую, как-нибудь без тебя разберусь. — Эй, я же тебе вроде бы их отдал вчера, чтобы ты выкинул их, почему я сегодня с утра пораньше просыпаюсь от них же? — Дазай вопросительно приподнимает бровь, ожидая своего ответа. — А тебя это так ебет? — огрызается рыжеволосый, встряхивает головой, затягивается в последний раз и наконец-то тушит сигарету, про себя отмечая, что да, он как-то переборщил с дозой никотина в день — ну кто умирает от шести-семи сигарет за час, правда же? — да, в принципе, и плевать, одним мафиози меньше, одним больше — какая разница? — Извините-с, господин, что потревожил ваш мирный сон, такого больше не повториться, буду выходить на лестничную клетку, если вам так угодно, — Чуя спрыгивает с подоконника и ежиться от холода ламината. — Почему ты курил? — уже более мягко спрашивает Осаму, пробегаясь глазами по обнаженному мускулистому телу напарника. — Мы же хотели только попробовать. — Мне понравилось, — отвечает Накахара, проходя мимо шатена в комнату, кажется, даже не замечая дыма, что летает по всей ней. Ну, конечно же, он то уже привык. — Успокаивает, знаешь ли. Например, если бы я сейчас не скурил штук пять, то точно бы ударил тебя, а так, смотри — я само спокойствие! — улыбаясь, громче говорит парень, чтобы напарник мог его расслышать. — Ты как хочешь, можешь съезжать, потому что в этой квартире теперь постоянно будет висеть запах сигаретного дыма. — боже мой, как же он доволен сейчас собой и своими словами, что можно писать их на своем могильном камне. — Да? А кто тебе будет продавать их? — усмехается Дазай, переводя взгляд на упаковку сигарет на подоконнике, где некогда сидел Чуя, и над его головой будто загорается лампочка с идеями. Как бы то не было странно, от этих слов у него закололо от обиды, что теперь его напарник, сожитель, сосед, да и просто веселый чувак, с которым он проводит большую часть своего времени, будет медленно, но верно, губить свое здоровье этой гадостью. Да так и до всяких болячек недалеко. Но если убрать потенциальную угрозу — ничего же не будет, правильно? — ну поорет и поорет, не впервой. Он подходит к упаковке и берет ее в руки, высыпает все содержимое на руку, а это оставшиеся сигареты в количестве штук семи-восьми, подходит к мусорному ведру и сжимает ладонь, раскрашивая табак, он неприятно колет да еще к тому же пахнет противно, но, зато, не такие уж большие жертвы ради здоровья Чуечки. Боже, да когда же квартира уже проветрится?! Осаму уже столько раз похвалил себя в мыслях, что в пору вешать на него табличку с надписью «хороший мальчик, погладьте его, пожалуйста», а с обратной стороны с припиской «если вы не рыжий низкорослый мафиози — за покусанные конечности ответственности не несем». Хотя, тот самый рыжий низкорослый мафиози вряд ли погладит, если вообще обрадуется такой выходке. — Осаму,— медленно начинает Чуя, настороженно прислушиваясь к непонятному шуршанию со стороны кухни. Этот придурок даст ему хоть спокойно одеться, без выкидонов? — Ты что там делаешь? — Забочусь о твоем здоровье, конечно же! — довольно отвечает Дазай, стряхивая с ладоней последние листки табака, встает и моет руки от остатков преступления. — Заботишься о...чем? — недоумевает парень. Ой, не нравится ему этот тон. Слишком задорный. Он вспоминает все возможные предметы, которые могут так шуметь, но в голову ничего не приходит — у них в холодильнике шаром покати, значит, не упаковка, да и в магазин он вряд ли ходил, все время ошивался рядом — и вот оно, надежда обламывается, грезы рассыпаются — этот ублюдок сломал его оставшиеся сигареты. Он шумно вдыхает, прикрывает глаза и считает до десяти — ой, не хватило ему дозы успокоения, ой, не хватило — медленно открывает и дает Осаму фору в ноль целых семь десятых секунды, потому что смерть уже вышла за ним. — Да я тебя сейчас прикончу просто. — Если ты меня придушишь своими милыми тонкими бледными ручками, то я буду не против! — хихикает Осаму, вытирая руки об махровое полотенце. Он слышит громкие и прямо-таки злобные шаги в сторону кухни, но убежать или спрятаться даже не собирается — он считает свой поступок правильным и уж точно не постыдным, чтобы было за что получать люлей. — Да я тебе не только придушу, — бурчит Чуя, сжимая кулаки. — Придумаю еще что-нибудь на ходу. Накахара заходит и стреляет яростным взглядом в Дазая — вот бы он мог прожечь его взглядом, марать руки не пришлось бы — а тот стоит, облокотившись поясницей об кухонную тумбу и смотрит с шальными искорками в глазах, с легкой полуулыбкой на губах — блять, да он же насмехается над ним! — и желание врезать растет все больше и больше, хочется разбить нос, а желательно вообще сломать, и поставить синий фингал под глазом, чтобы долго не сходил и все спрашивали его: «Воу, неужели подружка постаралась?», да, еще как постаралась, правда, не подружка, а весьма угловатый подросток. Чуя подлетает к нему и уже замахивается кулаком, чтобы раскрасить эту наглую физиономию, но Осаму не был бы Осаму, если позволил этому случиться, он хватает его запястье и резко тянет на себя, прижимая теперь его к тумбе, ставит руки по обе стороны, отрезая пути к отступлению, и глядит на рыжую макушку, потому что ее обладатель опустил голову и упирается ладонями мафиози в грудь, пытаясь хоть как-то оттолкнуть его, но Дазай еще сильнее вжимает его и немного склоняется, обдувая горячим дыханием лоб. — Теперь ты не такой крикливый? — усмехается он, перекладывая руку на бок парня и ведя ею вниз, к бедру. Чуя вдыхает через нос и сильнее давит руками, отстраняясь от прикосновений, но Осаму вторую руку кладет на его руки и гладит, успокаивая — чего напрягаться то? — наклоняется еще ниже, к уху, и прикусывает мочку, нежно целует висок. — Ты там в споре выиграл, кстати, даже немного перевыиграл, — напоминает Дазай шепотом и ведет от бедра к паху, сжимая его сквозь ткань джинс и рыжеволосый прерывисто выдыхает, кажется, задерживая дыхание и втягивая пресс, чтобы стать еще тоньше и слиться с этой тумбой воедино. — Ты же сам ставил это условие, теперь получай свой выигрыш. Парень постепенно спускается губами к шее, проводит дорожку поцелуев от виска, мягко целует ушную раковину, останавливается около кадыка и засасывает кожу, прикусывает зубами, отстраняется и проводит языком, любовно смотря на багровый цвет, пока рыжеволосый победитель не очухался и не стал бить проигравшего за оставленные следы, можно продолжать. Обхватывает ртом подрагивающее адамово яблоко и чувствует, как Чуя тяжело дышит — наверное, в нетерпении — поднимает голову и смотрит парню ровно в голубые глаза. У рыжеволосого немного колит поясница от острого угла и приоткрыт рот, через который он втягивает воздух, останавливает взгляд на карих зрачках напротив, которые слишком жадно исследуют его лицо. Усмехаясь уголками губ, Осаму медленно приближается лицом к лицу, при этом ждет какую-нибудь ответную реакцию, например, кулак меж глаз или колено в живот, но Чуя лишь прикрывает глаза и поддается вперед, накрывая чужие губы своими. Дазай несколько удивленно распахивает глаза, затем все-таки тоже закрывает и самодовольно улыбается сквозь поцелуй, сминая губы Чуи, покусывая. Больновато, но никто особо не возмущается. Он неуверенно проталкивает язык в податливый рот, кончиком лизнул край губы, и его, немного помедлив, впускают. Проводит по верхнему ряду зубов, рукой очерчивает тонкую талию и спускает на ягодицу, сжимая, от чего Чуя недовольно мычит в поцелуй, немного отстраняется, прикусывая нижнюю губу Осаму, оттягивая. — Детка, сейчас веду я. — цыкает Дазай, потирая губу. — Ты не запрещал показывать зубы. — Смотри, чтобы я свои не показал. Чуя хмыкает и замолкает. Быть укушенным за член не очень то и хотелось. Проигравший снова вжимает парня в тумбу и тот несильно стукает его в плечо, ибо еще чуть-чуть и ты отобьешь там синяк, скотина. Он тянет край широкой футболки победителя вниз, оголяя плечо с острой сильно выпирающей ключицей, невесомо целует ямочку, проводит кончиком языка. Чуя уже несколько раз сравнивал его со псиной, но сейчас он в этом начинает убеждаться. Самое время усмехнуться со своей же шутки в голове, но Дазай, расчетливая псина, касается широкими шершавыми и теплыми ладонями торса, проводит по прессу, сминает бока, пальцами пересчитывает позвонки на худом теле, кладет руки на соски, немного покручивая их меж пальцев и Накахара приглушенно стонет, откидывая голову с глухим стуком ударяясь об дверцу шкафчика и жалобно мычит, сжимая глаза. Осаму пустил смешок и присосался около ключицы, вытягивая воздух, кусает, поцеловал напоследок новую яркую отметину, спускается ладонями на упругие ягодицы и сильно сжимает, вырывая несколько болезненный вдох из Чуи, который кладет свои руки ему на плечи, в ответку царапая ноготками сквозь одежду, проводит до ворсистых бинтов на шее и оттягивает за край, поддаваясь вперед и целуя ни кем не тронутую — только если веревкой — кожу, так же оставляя засос. А то, видите ли, только ему одному потом прятать отметины, пусть тоже потом пострадает. Дазаю нравятся поцелуи в шею, а еще больше нравится, когда его в шею целует рыжеволосый мафиози. Он откидывает голову немного в сторону, давая свободу действий парню, а сам проводит от ягодицы по тазобедренной кости, спускаясь рукой на пах. Так же сжимает, как ягодицы, но уже намного нежнее, чтобы не схлопотать по лицу. — Возбудился от невинных поцелуев? — усмехается мафиози, выдыхая на ухо. — Не винный тут только мой бокал, — огрызается Чуя. — Заткнись. — Даже в такой момент язвишь, — он бьет его в плечо и Осаму тихо смеется. — Ну-ну, как знаешь. Осаму целует за ухом, потирая вставший член напарника сквозь ткань, а тот протяжно простанывает куда-то в шею, горячо обдавая дыханием участок кожи, мягко касается губами нижней челюсти, немного приподнимается на напряженных руках и снова целует Дазая, сразу сплетая языки. Руки обхватывают шею и притягивают к себе ближе, заставляя наклониться ниже, ибо неудобно так сильно тянуться. Движение ладони становится более настойчивым, тягучим, ею проводят сверху вниз, сжимают, держат пальцами контур бугорка, издевательски играются, наслаждаясь тихими стонами с рта в рот. Мафиози с каким-то садистким удовольствием, в ответку за прошлый раз, сжимает зубы на губе, прокусывая ее и слыша возмущенное мычание, терпя сильный наступ на ногу — Чуя бесится, в сердцах давит пяткой аккурат посередине стопы, чтобы усилить болезненные ощущения — морщится, но доволен своей проказой, засасывает губу, чувствуя рецепторами железный привкус — он готов поклясться, что он слышит нотки красного вина, какого-нибудь восемьдесят шестого года — зализывает рану и отстраняется, извиняющиеся улыбаясь. Накахара закатывает глаза. Образ Осаму с собачьими ушами и высунутым языком настойчиво проявляется образами перед глазами. Руки приподнимаются и хватаются за пряжку ремня, отсоединяя язычок и освобождая из самого последнего отверстия — ха, да ему не то что одежда, даже ремень мал, впору носить джинсы на резинке или шнурке, но говорить это вслух он не будет, по крайней мере, пока что — вытягивает кожаный кончик из шлевки, распахивает и оставляет безвольно виснуть, вынимает пуговицу джинс и наконец-то расстегивает ширинку немного подрагивающими от волнения руками. Не каждый день ему приходится отсасывать парню. Чуя стоит, не двигаясь и тяжело дыша, облокотившись одной рукой на кухонную тумбу, а второй зарывается Дазаю в волосы, массируя кожу головы, легонько и облегченно стонет, когда преграда в виде жесткой джинсовой ткани исчезает и остается всего лишь почти незаметная ткань трусов. Резким движением парень берет его за обе стороны штанов и тянет вниз, оставляя их лежать на полу, в ногах, которые рыжеволосые не успел и вытащить, как его берут за талию и приподнимают — словно девушку, но боже, как же ему не нравится это сравнение — усаживают на тумбе и снова прижимают, остервенело целуя. Чуя от резкого движения снова ударяется головой об верхний шкаф и на этот раз шикает, а затем дает Осаму подзатыльник. — Аккуратнее, кобель ты этакий, — он потирает ушибленный дважды затылок и жмурит глаза, немного надавливая, чтобы узнать в какое именно место он шандарахнулся. Блять, будет синяк. — Пардон, месье, не подумал. — Это я не буду думать, когда разобью твою голову об этот же шкаф. Осаму фыркает. Тоже мне, угроза. Он нежно, не торопясь, проводит от самых волос на голове до лобка, целует и попутно пятнает шею — ох, достанется ему потом — спускается губами до накаченных грудных мыщц и наконец находит соски, горячо выдыхает прямо на них и берет в рот, засасывая, словно он новорожденный, только что добравшийся до грудей кормящей матери, играет языком, мотая из стороны в сторону, отстраняется, но все еще легонько держит зубами, ощущение, что при желании он мог бы откусить от Чуи кусок, прямо как... неважно, какое животное. Парень уже забывает о синяке на затылке и максимально отдается ощущениям, больновато, конечно, но от этого получаешь какое-то странное наслаждение — переспал с парнем и все, уже становишься больным ублюдком с не менее садо-мазохистскими наклонностями? — зажимается от неопытности в этих всех делах, сгибается в прессе и немного склоняется над Дазаем, и чтобы не сидеть вообще бревном, очерчивает рукой его шею, оцарапывая и оставляя белесые полосы, нащупывает заправленный кончик бинта и вытаскивает его, ослабевая давление и давая коже спокойно дышать. Приспускает пальцами ненавистные марли, которые порядком раздражали его еще со времен их первой встречи, оглаживает позвонок. Хорошо, вот теперь он точно оголен. Ему ничего не стоит попросить тоже раздеться — чего там снимать, просторная рубашка и свободные штаны — но он не считает это нужным. Они не пара, которая занимается любовью, а всего лишь две стороны баррикады. Проигравший открывается от своего увлеченного занятия и продолжает спускаться поцелуями ниже, местами покусывая, любя, конечно же, начинает тянуче массировать член и ловит кроткий стон с губ Накахары, который сразу же зажал рот рукой, распахивая глаза. Какого..? Другой рукой оглаживает напряженные юношеские плечи, пытается успокоить, в конце концов, все бывает впервые, тем более, ничего особенного сейчас не будет. Пока что. Наверное. Кладет ее на худые колени и мягко надавливает, раздвигая, касается нежной не привыкшей к ласкам внутренней стороны бедра и Чую покрывает табун мурашек. Черт, вроде щекотно, но как же приятно и невероятно возбуждающе. Он чувствует себя просто пиздец как охуенно, ему нравятся все эти вылизывания языком, горячее дыхание на пупке, руки, доставляющие ему удовольствие, честное слово, облеплен со всех сторон.

Боже, нет, Осаму не собака, а ебаные тентакли.

Мафиози окончательно встает на колени меж ног и выглядит это ебать по-блядски: раскрасневшийся, с запутанными темными и густыми волосами, неумелый, но уверенный и четкий в своих действиях. На личных тренировках с Мори-саном он обучался не совсем тому, чему он думал? Скажешь кому, через лет пять : «Мне сам тогдашний будущий глава еще подростком отсасывал, видели бы вы его.» — не поверят. Губы доходят до резинки трусов и Чуя учащенно дышит, зарывается рукой в чужие волосы и осторожно откидывает голову, опираясь ею в этот ублюдский шкаф, который он непременно выкинет, но это позже. Волнительно. Дазай просто копирует поведение всех тех шлюх, которых он когда-либо снимал, разве что он не ведет грязные разговорчики, чтобы еще больше не смущать, да и самому не сгореть со стыда. Он спускается и проводит языком прямо по члену сквозь ткань, оставляя влажное пятно, но не такое мокрое, как от предъэякулята Накахары. Хочется съязвить, что он течет, прямо как сука во время случки, но не хочется портить тот настрой, который у них сейчас, и терять доверие в ведущей роли. Вот он весь такой неопытный сидит, раздвинув ноги, шумно дышит и громко сглатывает, касается своего кадыка, прикрывает глаза, хочет пристроить куда-нибудь уже свои подрагивающие руки, то перебирает локоны Осаму, то зачесывает их, хотя свои волосы даже и не думает приводить в порядок. Будет ли он сейчас его еще больше напрягать тем, как он выглядит и что он думает по это поводу? Нет, конечно. Сделает это позже и в более подходящей обстановке. Чуя стонет в ладонь, ощущая покусывания внутренней стороны бедра, засасывания кожи, симуляции ладонью члена. Неописуемо. Дазай подцепляет пальцем резинку, оттягивает ее, выпуская наружу сначала головку и целует прямо в нее, а Чуя резко вцепляется другой рукой в край кухонной тумбы, до побеления костяшек сжимает и мычит сквозь зубы, приоткрывает рот и глубоко вдыхает через него. Боже, да он сейчас кончит, даже не прикасаясь к самому себе. — Приподнимись, — выходит как-то слишком уж глухо, на удивление. Накахара вздрагивает и ему кажется это невыполнимой задачей, потому что сейчас любые действия будут подтверждать то, что да, он даже немного боится. Пытается хоть немного оторваться от тумбы навесу, но получается слишком уж плохо, его буквально потрясывает на руках, а обратная сторона колен все еще больно соприкасается с заостренным краем поверхности. Осаму не хочет уже тянуть, рывком стягивает темную ткань прямо до конца ляжек и Чуя с облегченным вздохом возвращается в свое изначальное положение с упирающейся головой в шкаф, пока парень окончательно снимает с него трусы и невесомо касается накаченных икр, напоследок кротко щекочет за пятку, но рыжеволосый даже не улыбается, снова жмурится. Ну что, погнала, родная... — Не холодно сидеть на голой заднице, красавец? — П-прошу тебя, просто заткнись. И он затыкается, смыкая губы в тонкую линию. Больше раздвигает бледные ноги, поглаживает острые коленки и гипнотизирует взглядом колом стоящий член и думает, с чего бы начать, не останавливаться же уже на финишной прямой. Горячие пальцы смыкаются кольцом на основании и водят снизу вверх, сверху вниз, надрачивая, он использует только два пальца, чтобы сократить удовольствие и медленнее довести до оргазма. Чуя мычит в ладонь, цепляется свободной рукой за верхний шкаф и сжимает руку, убирает со рта, приоткрыв рот, постанывает на грани придыхания. У обоих подрагивают руки от возбуждения. Собственный член тоже требует внимания, но Осаму старательно пытается не замечать этого и добротно выполнять свою часть спора. Спор. Да, это всего лишь пари. Он приближается и протяжно выдыхает на головку, касается кончиком языка начала уздечки, пробует на вкус, примеряется, приподнимает рукой и проводит по всей длине все еще только кончиком, оставляя блестящую и прохладную дорожку. Второй рукой держится за бок Накахары, не давая отодвигаться дальше и наконец-то берет в рот головку, смыкая губы и всасывая щеки. Парень снова простанывает и поддается бедрами, чисто по инерции, вперед, проталкиваясь глубже. В животе сжимается тугой комок, но он никак не может излиться — Дазай туго держит и не дает этого сделать. Мафиози начинает двигать головой, не беря больше половины в рот, еще рано. Слюна скапливается во рту и скатывается с уголка губ, он вытирает ее, беря за щеку. Головка упирается и лицо Осаму похоже больше на лицо, после пчелиного укуса, а не лицо отсасывающего человека. Он считает это долгом, и это можно сравнить с ответственностью в мафии — сам себе говорит, что он обязан справиться с этим, иначе это будет величайший провал в его жизни. Чуя уже даже не закрывает рот — чего уже стесняться, все всё слышали — временами стонет, но большую часть пытается сдерживать, чтобы уж слишком не тешить самолюбие проигравшего. Дазай, перебарывая рвотный рефлекс, заглатывает прямо по горло, утыкаясь носом в короткие рыжие лобковые волосы, закатывает глаза и смотрит на лицо рыжеволосого. Тот хмурит брови, морщит нос и тихо шепчет : «А-ах, Д-дазай», зарываясь рукой в каштановые волосы. Он отстраняется с громким хлюпом, смотрит на длинную ниточку слюны, тянущуюся с его рта, и наклоняется ниже, беря в рот одно из яиц. Всасывает щеки, играет языком, слушая стоны и чувствуя усиленную хватку на голове. До конца осталось совсем немного. Дазай одной рукой гладит бедра, ноги, второй помогает себе, надрачивая напарнику. Снова берет по горло, давясь, сжимает глаза и с них скатываются слезинки, сглатывает и член обволакивают нежные стенки. Все тело схватывает судорога, Чуя вскрикивает, сгибается и сжимает голову Осаму между ног, оставляя его в таком положении и кончает, без предупреждения. Парень распахивает глаза, мычит, упирается руками в сидящее тело и отстраняется, но уже слишком поздно. Он сплевывает на пол сперму, как бы отвратно не звучало, закашливается и утирает губы, отдыхиваясь. Они сидят в молчании несколько минут, Чуя понурив голову и сведя ноги вместе, пытаясь прикрыться, а Дазай прислонившись спиной к тумбе, пытаясь не обращать внимание на неприятное послевкусие во рту, и очень жалеет, что именно в тот момент, когда ему просто жизненно необходимо нужно было закурить, он не задумываясь выкинул все сигареты. — Ну и...как тебе? — подает он голос и он выходит слишком уж звонко в этой тишине. Чуя устало фыркает, рукой зачесывает упавшую челку и в пол голоса говорит : — В следующий раз, я все-таки поспорю на вино.