Друг?

Рома слепо и оцепенело смотрел на картину — явно старую, потерявшую со временем былой, наверное, неплохой вид, — и ничего не видел, кроме, пожалуй, размалеванного пестрого пятна. Соображал он с запозданием, но одно единственное предположение тихонько грызло где-то внутри. Картина — точно такую же Шилов видел совсем недавно в кабинете Кожуриной, изъятую с места преступления. Теперь он таращился на нее в квартире Джексона и все еще не верил до конца. Не хотел верить, откровенно боялся делать выводы и сложить два и два — Женя причастен ко всему: к трупам, к стрельбе, к покушению на Лену и Апостола. Но, даже едва отдавая себе отчет в происходящем, Рома отказывался в это верить, настолько абсурдной казалась мысль. Пять минут назад Джексон вполне искренне удивлялся «подвигам» Леднева и его пионеротряда убийц, а ведь он не умеет врать и притворяться настолько хорошо. По крайней мере, Шилову в это не верилось. Но с каждой секундой, что он оторопело глазел на пеструю мазню, все ощутимее пошатывалось оно — доверие, прежде никогда не дававшее осечек. Ни разу. Кое-как вырвав себя из хрупкой неуверенности, Рома не то боязно, не то с омерзением, не то с подступающей к горлу яростью бросил картину на разложенный диван. В это же самое время в комнате появился Джексон, на Шилова он не обращал ровно никакого внимания. Рома наблюдал за ним молча и пытаясь разобраться за считанные секунды, где он ошибся, в какой момент все полетело к чертям. Пожалуй, впервые в жизни Шилов не знал, что делать, кому верить и как реагировать. Но рука машинально потянулась за стволом, пока Рома буравил внешне безразличным взглядом спину друга. А друга ли теперь? Ситуация и находка намекали на обратное, но Шилов упрямо цеплялся за прошлое — за все, что было, за крепкое доверие, за полную и безоговорочную искренность. Неужели всему пришел конец? Вздернутый курок щелкнул как-то слишком громко. Шилов не шелохнулся. Женя обернулся не медленно и не быстро, но совершенно недоуменно. С напускным спокойствием и чуть хмурясь посмотрел сначала на Рому, потом на пистолет. Шилов примерно представлял, что тот спросит, и ждал, все еще не веря, но сжимая ствол.  — Ты чего это удумал, братишка? — голос, кажется, не выдавал удивления.  — Последний пейзаж тебе хорошо удался. Особенно последний штрих. Скажи мне, Жека, что это не деньги…  — Ты о чем? Вроде не врал, вроде и правда не понимал. Но Рома уже не верил ничему, даже своим ушам и глазам. Мозг тем временем делал свои неутешительные выводы, методично превращая былое доверие в руины. — О трупах. О трупах, о метких выстрелах, о пресловутой «Белой стреле», — Рома удивился собственной выдержке и не дрогнувшей руке. — Ты объясняй помедленнее, я ведь уже майор — мозги плавно отмирают, — Джексон по-прежнему ничего не понимал. — Когда валили Витебского, стрелок работал под художника. Картину изъяли, я ее потом у Кожуриной видел. Хоть не художник, а руку узнаю, — Шилов готов был объяснять долго и в подробностях, словно так и надо — сдержанно, уже почти безразлично, прочно уверовав, что Женя причастен ко всему и по-другому быть не может. Джексон молча опустился на диван, уставился на картину — вглядываясь напряженно, пристально и будто с медленным озарением. Рома смотрел на него сверху вниз и вспоминал себя несколькими минутами прежде. Интересно, он тоже со стороны выглядел так пришибленно? Вспоминал, как набрал номер Жеки какой-то час назад, а показалось, что прошла уже вечность. Тогда он ничуть не сомневался в друге, иначе бы не звонил, а теперь смотрел на него как-то иначе — одновременно яростно и с бестолковой надеждой: может, еще не все потеряно? — Мать твою. Как же я сразу не вспомнил, ведь так глаз резала, — удивленный, почти ошарашенный шепот Джексона прозвучал чуждо, но лишь подстегнул слабую веру в жесткую ошибку. — Там в углу подпись… Шилов растерялся еще больше, он не видел, не помнил, не разглядел никакой подписи. — …Лёнька Василевский лет десять назад подарил… Короткое и глухое «что?» застряло в горле. Рома не смог выдавить из себя ни вздоха, ни слова — ничего, только опустил голову не то удивленно, не то виновато. Женя посмотрел на него и сказал что-то еще, но Шилов не услышал, он никак не был готов к такому, даже больше, чем к Джексону-стрелку. Рома продолжал сжимать пистолет, но теперь все мысли и домыслы вертелись вокруг Лёни. А Женя… Шилов не мог заставить себя посмотреть на него, хотел, но продолжал стеклянным взглядом прожигать покрывало на диване. И вроде верил — крепко и без сомнений. И внутри стало легче, и ничего больше не грызло больно и нетерпеливо. Только перед самим собой было немного стыдно. — Поехали, что ли? А со всем остальным потом разберемся, — предложил Джексон, резко приблизившись и опустив руку ему на плечо. На пистолет не смотрел и со взглядом встречи не искал. Роме оставалось лишь догадываться, о чем думает друг. Теперь уже — без сомнения.