***
За 10 дней до обращения.
— Что с тобой происходит? — обеспокоенный голос девушки, такой нежный/ с искрящимися переливами и иногда проскальзывающими тонкими нотками/ вывел брюнета из состояния транса. — Всё хорошо, просто… Нездоровится, что ли, — буркнул парень, пытаясь отмазаться от серьезного разговора, ярко блестевшего в глазах девушки, и, видимо, заставляющего её проводить в бессоннице не первую ночь. В последнее время брюнет действительно чувствовал себя неважно. В нём пылала нескончаемая злоба, бурлящая, подымающая самые низменные человеческие пороки. Словно просыпающаяся в вулкане магма, что с нетерпением ожидает выхода наружу. Джейкоб пытался сдержать это в себе; как только не запирая, какие только замки не придумывая, какие клетки не создавая в душе, но всё оказалось тщетным. А утренний скандал с матерью разбил всё, что парень так усердно строил. Он показал, что бороться с этим невозможно, но Джейкоб не мог сдаться. Нет. Только не сейчас. Он ещё может попытаться всё исправить. Они ещё никогда так не кричали друг на друга. Никогда не произносили таких слов. Ох, чёрт, а ведь в тот момент ему хотелось собственными руками её задушить, сжать руки на горле, пока артерия не начнет набухать, пока вся шея женщины не посинеет от сильных рук парня, и пока он не почувствует, как обмякло тело и больше не шевелится, а ненавистное ему сердце не перестанет биться. От этих мыслей его передёрнуло, а к горлу подступил комок отвращения к самому себе. На лице явно читалась тревога, нежность, испуг, отчаяние… и стыд. Нет. Пока он не выяснит причину своего состояния, ему нужно оградить себя от всех, кто хоть на толику ему дорог. Отгородить от того, что с ним творится. От того, кем он становится. Он искренне хотел остановиться, но не знал как. И от чего. Всё, что он знал, так это то, что оно уже просыпается внутри него. Прячется под кроватью, В его теле, в его голове. Бесплодные попытки обуздать себя заканчиваются плачевно, брюнет преисполнен такого отчаяния, что совершенно забыл про всех окружавших его людей. Когда ты стал таким эгоистом? Мы разочарованы в тебе! Планета не вертится вокруг тебя! Обвинения сыпались одно за другим, с разных сторон, и от разных людей, но такие одинаковые по своему содержанию, они лишь ещё больше бесили парня, заставляя рычать и обжигать словами, вырывая души людей, заставляя корчиться в мучениях одним лишь словом. Камень, способный дышать. Лишь сердце мучило его угрызениями, заставляя еле живую совесть стонать от всего, что происходит с парнем. Такое ранимое, когда-то беззащитное, оно билось в тисках отчаяния, ища утешения, но в ответ ему полагалась лишь боль. Те же глаза, те же губы, вот только чувства чужие, не его.***
Громкий рык. И белоснежная хрустальная ваза летит на пол, разбиваясь на сотни мелких осколков, как и чувства парня. Ярость. Злость. И вновь очередной рык. Сгорбленная фигура парня, опускающегося на колени, оставляя рваные царапины на полу, продирая верхний слой линолеума. Дорогого. Но как же, сука, плевать. Разбивая кулаки вновь и вновь, Джейкоб силился почувствовать хоть что-то, но боль будто пропала, оставила парня одного справляться со злобой и презрением к себе. В его венах застыла кровь, в душе было пусто, как в коробке с хлопьями в детстве, когда они неожиданно закончились, а мама не купила новую пачку. Брюнет катился в пропасть, цепляясь, запинаясь, но не в силах удержаться. Он потихоньку начинал забывать свою добрую от рождения природу. Пытаясь выйти из тёмной части, Джейкоб вновь летел лишь вниз, будто силясь выбраться из глиняной ямы. Он так хотел стать героем, героем для девушки, что всегда находилась с ним рядом, но что вышло в итоге? Он хотел быть храбрым, хотел верить в лучшее, хотел любить и быть любимым, а в конечном счете окрасил всё белое в чёрный, оттолкнул всех, кого было можно и нельзя, и остался совсем один. Он хотел, чтобы кто-нибудь пришёл к нему на помощь, чтобы кто-нибудь помог ему справиться с этим, чтобы это всё закончилось. Раз и навсегда. Чтобы пришла она. Но Она больше не придёт. Только не после того, что он сделал с ней. Перед глазами вновь предстал её полураздетый, изодранный силуэт, напуганный, униженный. Не в силах поднять взгляда на него, она тихо оделась и ушла. Зачем она вообще, блять, приходила?! Он ведь предупреждал её, но сам не осознавал до того дня, чего именно можно ожидать от самого себя. Ярость и похоть, ведомые страстью и желанием. Его желанием. «— Джеки, я приготовила тебе блинчики, твои любимые! Поешь, ты так похудел последнее время. Я волнуюсь! Джеки, всё хорошо?» Она пришла помочь. И помогла, убив в себе частичку души, против своей же воли. Она такая беззащитная, невинно-наивная. Её рваные вздохи, стоны боли, наслаждения и просьбы остановится — всё это всплывало в его рваной измученной памяти, но не вызывало никаких чувств, лишь жгучая, пробирающая до безмерного холода пустота, такая вязкая и тягучая, словно деготь, замешанный прямо у парня в душе. Джейкоб тщетно пытался воззвать к совести, надеясь на её возвращение. Чёрт возьми, а она же больше никогда не придёт, не посмотрит в его карие глаза, не одарит своей лучезарной улыбкой, что заставляла улыбнуться в ответ любого прохожего, что заглянет в её веснушчатое лицо. От этих мыслей голову брюнета сдавило, а виски заломило с новой силой, он пытался прекратить это, но воспоминания лишь новой волной окутывали его воспалённый разум, принося с каждым вздохом всё новые и новые фантомные боли, сопровождающие парня каждую минуту его жалкого существования. Эти яркие зелёные глаза с горящими нотками любви в них, вздернутый нос, высокий лоб и строгий профиль. Он убил её душу. Растоптал. И почему же, чёрт подери, он получил от этого нескрываемое, противнейшее, склизкое удовольствие проклятущего мерзавца?!Это больше не я…
Но, тогда, кем стал брюнет? На это он тоже не находил рационального ответа. Время от времени ужас сделанного поступка парализовывал его, но чаще сознание было окутано плотным туманом, разрушительной и тягучей пеленой плотного дыма, окутывающего сознание. Джейкоб пытался заставить себя всё забыть, но не мог, не мог отпустить, словно пагубную привычку, что разрушает бренное тело человеческое, и вновь горел в мучениях от того, что сотворил. Он не верил, что способен на такое. Его карие глаза теперь разрывались от слёз, жгучих, противных, таких ненужных, от одной лишь мысли о рыжей бестии, что, казалось, не сможет оправиться, не сможет больше выйти в люди и поднять свой взгляд на просто мимо проходящего парня, не вздрогнув и не наполнив глаза предательскими слезами.Какого хрена?
В его голове поселилось несколько голосов сразу, разрывающих сознание, лживых и пустых, словно люди светского общества, и каждый гнул свою безумную линию, сводя день за днем парня с ума, и каждый говорил о своём, и каждый раздирал и пугал его, навечно оседая в голове сгустками болезнетворных воспоминаний. Все его будни превратились в адские мучения, заставляющие парня пережить ад наяву. Джейкоб ощущал, как человеческие черты покидают его тело и душу, уступая место звериным инстинктам: кожа начала заметно чернеть, а ногти заостряться и быстро расти. Джейкоб замучился состригать их. Ещё одно явное изменение — его радужка, некогда карего цвета, начала пылать ярко-жёлтым огнём. Всё казалось таким нереальным, выдуманным, ужасным сном, но от чего-то не желавшим окончится. Он не хотел, не верил, не мог признаться себе в том, что теряет контроль над тем, что происходит. Не мог признаться, что становится монстром.***
Втягивая жгучий, прожигающий яд продаваемый табачными компаниями в каждом ларьке города, парень погружался в свои мысли. Позволял себе хоть немного осмыслить то, что происходило с ним, ощущая пульсирующую боль напрягающегося разума. Время потеряло свой счёт, уступая бесконечности. Джейкоб совершенно не знал, сколько живёт в этой квартире, что начал снимать, когда только заметил начинающиеся в нём метаморфозы. Неделя, две, а может и месяц. Плевать. Плевать на всё. Все потом. Сейчас лишь холодный ночной воздух, громкий разрывающий рёв тяжелого рока в черных, как смоль, наушниках и горький осадок пепла внутри, остаток былой ярости.Пусть это всё закончится…
— Джеки? Это ты?Чёрт. Нет, Калеб, прошу, уходи.
Джейкоб только потушил в себе злобу, заставил себя на время забыть про агрессию, заморозить остатки былого сознания, и заставить, наконец, голоса замолчать, но звук вибраций прошлого, что издавал голос парня, такой родной и привычный, что тянет блевать, вновь пробуждал всё это, заставляя прутья клеток хрустеть под натиском тьмы. — Парень, какого хрена с тобой творится? Я тебя еле нашёл. Мы с Мёрфи тебя потеряли, у вас что-то случилось? Она сама не своя ходит. Ты меня вообще слушаешь? Ало! — голос парня становился всё настойчивее, друг попытался схватить за плечо брюнета, но тот лишь дернул им и издал такой рык, что Калеб был вынужден отойти в сторону, чтобы не попасть ему под руку. Выкинув окурок, не пытаясь даже затушить его, Джейкоб ускорил шаг.Подальше. Черт подери, просто подальше.
Слишком многое скопилось в душе, слишком мало времени осталось это разгрести. Джейкоб содрогался от чувства собственной беспомощности, его переполняло жгучее чувство бренности бытия.Держаться, только бы продержаться.
Квартира располагалась в паре домов отсюда. Он сможет. Он дотерпит. Ещё немного. Джейкоб крепко зажмурил глаза и тяжело задышал, задерживая, удерживая, запирая. Открыв глаза, он оглянулся на Калеба. — С каких пор ты, блять, куришь? У каждого есть проблемы, мы понимаем, но ты начал борзеть, парень, либо принимай правила игры, либо проваливай, — и блондин легонько, по-дружески толкнул Джейкоба, что было сделано совершенно беззлобно, но изрядно не подумав, а зря.Миг.
И кулак брюнета летит под ребра блондину, от чего тот сгибается пополам, следом второй удар, уже челюсть, и тот летит на пол.Нет, остановись. Стоп. Прекрати это, ты можешь бороться.
Дальше смутно: Сильные удары, мягкая плоть, под кулаком, крики парня, его белоснежная челка, запачканная сгустками его же крови, всё это доставило брюнету неподдельное удовольствие, он не мог оторваться от уже почти бездыханного тела, удар за ударом приближали блондина к неминуемой гибели. Щелчок. Брюнет замер, не в силах поверить в реальность происходящего. Тело Калеба замерло, его грудь едва вздымалась, шумно ловя остатки спасительного кислорода, наступил момент, когда способность не то что думать, а просто держать глаза открытыми, утрачивается целиком и полностью. К брюнету постепенно приходило осознание, появилось щемящее чувство, до сели незнакомое парню, и на смену ему пришла мелкая дрожь, противная, мерзкая, разрушающая, не позволяющая спокойно дремать ночами. Калеб не сопротивлялся, не пытался защититься, и от этого становилось еще паршивей, парень лишь хрипел и харкал собственной кровью. Яркой, багряной, манящей. От последней мысли Джейкоба начало трясти, как от удара током, заставляя полностью вернуться в сознание, давно потерявшее всякое приличие.Что Я натворил?
***
Это просто сон.
Сон и ничего большего. Но забрызганная кровью кофта с капюшоном, что подарил брюнету именно Калеб /символично, не правда ли? / говорила об обратном. Всю ночь Джейкоб лежал не смыкая глаз, сжираемый собственными воспоминаниями. Окровавленное тело бывшего лучшего друга, огни скорой. Красный. Синий. Красный. Синий. Он пытался отогнать от себя мысли, отвергая их, отказываясь принимать за правду. Его разум оживал во тьме, насылая тысячи проклятий на скорбящую ночь. Никто не слышал крики парня в тиши наступающего утра. Крики боли и сожаления от своего деяния. Виновного деяния. Никто не слышал приехавшую скорую и разговоры врачей, испуганно озиравшихся по сторонам, силясь выяснить, найти, вычислить того, кто вызвал их, не замечая брюнета, наблюдающего за всем этим с высоты пятого этажа, на одной из соседних крыш дома; он даже не помнил как там оказался, будто бы был там всегда. И никто также не видел холодные, безжизненные глаза блондина, напоминающие резное стекло, такое же разбитое и хрупкое. Они смотрели прямо Джейкобу в душу, заставляя стонать и рвать на себе всю одежду, заламывая руки в бессилие. Сколько Джейкоб себя помнил, тень блондина всегда неотступно следовала за ним, куда бы тот не пошел. Роддом, ясли, выпускной в детском саду, первый класс, четвертый, последний звонок, поступление. Калеб всегда был рядом, не смотря ни на что. Неразрывно. Вместе. Всегда. Он стал ему старшим братом, что поможет, утешит и никогда не бросит. И чем он ему отплатил? Чем помог? Процесс был почти завершён, а парень так и не мог найти в себе силы, контролировать это. На волю вырывались неосознанные желания, необузданная жажда действий, всепоглощающая ненависть и отсутствие запретов, ведомые звериной свирепостью. Его глаза полностью почернели и лишь в ночи горели жёлтым пламенем. Движения стали ловкими и быстрыми. Парень преодолевал гигантские расстояния раза в три быстрее, чем раньше. Плечи приобрели полностью чёрный цвет, а ногти затвердели и вдруг, в один момент сломали ножницы, когда Джейкоб хотел ими обстричь когти. А на месте старых человеческих, вылезали новые заострённые клыки.Этого просто не может быть.
Парень рыдал и бился в истерике, переворачивая всё на своём пути. Снятая квартира напоминала второй садом: все стены были окутаны глубокими царапинами, словно вены и артерии на шее человека, на полу и потолке также сплошь и рядом расположились глубокие острые прорывы, мебель была перевернута, либо напоминала поленницу дров, всё, что оказалось хрупким и быстро ломающимся, было разбито и сломано, находясь в разных концах квартиры, создавая своеобразный ковёр из острых осколков, окровавленных, сверкающих в ночи. Само тело брюнета было искромсано не хуже квартиры. Рваные шрамы перестали заживать, а из порезов сочилась густая багровая кровь, но парень давно не замечал физической боли, лишь боль душевную, дикую душераздирающую, ежедневно терзающую его, заставляя ощущать себя хоть немного отдаленным подобием человека. Она не смолкала, не затихала ни на минуту, заставляя парня сдирать на себе кожу, в надежде избавиться от нее, но Джейкоб уже даже привык к ней, смирился, не признавая себя без неё. Но то, что творилось с ним сейчас, вышло за любые рамки прошлых ощущений. Парень буквально умирал, постепенно разлагаясь, но не смертью физической, а смертью духовно-моральной. Психологической. Антисоциальной. Нереальной. Джекйкоб смотрел в зеркало и не узнавал себя, перед ним стоял чужак. Когда-то яркий смеющийся сердцеед, с искрой в глазах и желанием прожить новый день лучше предыдущего, не поддающийся никаким горестям и уныниям, и отрицающий существование дня сурка, теперь он был лишь пережитком прошлого. Прошлого себя. Перед ним стоял сгорбившийся, побелевший от прошедших /по нему/ эмоций, с впалыми глазницами, огромными иссиня-черными мешками под глубокими карими глазами, теперь уже почерневшими, от нахлынувшей тьмы, заставляющие прохожего содрогнуться, а некогда близкого человека сбежать, забывая кто он есть и кем он когда-то был. Теперь и без того острые черты лица стали невыносимо выделяющимися из-за внезапно обрушившейся худобы. Хотя, почему внезапно? Джейкоб не ел уже добрую половину месяца. Пища просто не лезла в горло, застревая во рту горьким комком, отчего парень буквально блевал, вот только, было бы чем. Рёбра торчали, словно темноте было тесно в грудной клетке и она продавливала себе новый путь, расширяя пространство. Вся одежда висела на нём единым бесформенным комком, а в глазах горел испуганный, непонимающий огонь ненависти. От нахлынувших чувств брюнет буквально разнёс перламутровое стекло, заставляя разбиться его на множество мелких осколков, в которых отражался лунный свет, исходящий от мерцающего диска на тёмном ночном небе, завораживающем и таком спокойном. Ему было невдомек на людские /и не только/ проблемы, они были чужды небу, как чужды людям сияние звёзд или пустая тишина космоса. Оглядевшись вокруг, брюнет то и дело замечал в осколках своё безумие, состоявшее из крупиц когда-то давно разбитой личности: рваные, растрепанные волосы. Взгляд в сторону. Безумный взгляд. Не смотреть, нет, не выдержу. Злобный оскал. Опять в сторону. Острая скула, выпирающая настолько, что, казалось, сейчас прорежет кожу. Голова кружилась, а к горлу подступала тошнота. Держаться. Нет. Тихо, парень. Прошу. Дыши, только дыши, пожалуйста, дыши. Глаза застилает пелена гнева. Пожалуйста, терпи. Пальцы сковывает. Ты сможешь. Дыхание учащается, сердце начинает биться с бешеной скоростью, брюнет чувствует, как тьма подступает к самому сердцу, окутывая, лишая сознания, подчиняя остатки былого величия. Темнота. Тишина. Отсутствие чувств. Джейкоб очнулся только, когда все его руки были в бурой крови, такой яркой, будто разлитая краска в детстве, и такой вкусной, если слизать с кулака, металлический привкус пьянил, заставлял вновь забыть кто он. Маленькие осколки былой красоты зеркальной поверхности превратились в пыль, острую, режущую пыль. Глаза брюнета отражали неподдельный ужас. При одном взгляде на свои руки, парня сотрясали рыдания, он бился в истерике не в силах понять, что с ним происходит.Нет. Нет. Нет.
В его голове набатом билось одно единственное слово, заставляя, буквально выдавливать из себя слёзы. Горючие, солёные, но такие нужные. Нужные слёзы. Вы когда-нибудь видели, как человек ломается? Ломается не в том плане, что прогибается по окружающий мир, а в том, что окончательно теряет рассудок. И врагу не пожелаешь такого зрелища. Брюнет сидел на коленях, посреди груды осколков и литров пролитой крови на них, свежей, запечено-бурой, давно засохшей или оброненной только в эту секунду. Из глаз бежала солёная, обжигающая раны вода, но он этого не чувствовал. Лицо брюнета искажало гримасу ужаса, по которой стекали сопли вперемешку с пенистой белой слюной, но ему было абсолютно всё равно. Его, когда-то карие, глаза были наполнены чернотой, с которой парень сражался так отчаянно, что на него было страшно смотреть. Но в этой борьбе силы были совершенно не равны. Тьма окружала его повсюду, в каждой трещинке, у каждого переулка, в темном углу коридора, под кроватью и даже в душах прохожих. В чёрных, как смоль, наушниках. В белоснежной ручке старого чайника. В рамке на стене комнаты. А он был один. Совершенно один. Лишь он и невыносимый страх, отдающий привкусом горечи. А на чувственных аристократических губах постоянно чувствовалась кровь, жидкая и тягучая, прожигающая душу и тело парня насквозь. Это произошло. Он, наконец, сломался. Силы зла одержали верх. Парень не мог больше играть против правил тьмы. Она здесь королева бала, под её музыку и танцевать со смертью.***
Устав от сражений с собственными мыслями, Джейкоб вышел из квартиры, в надежде хоть немного развеяться. Опять. Парень понимал и прекрасно помнил, что произошло в ту ночь, когда он также решил ненадолго пройтись, но ничего не мог с собой сделать. Улица звала. Просила. Требовала. Перекручивая в голове информацию полученную из интернета, парень достал из новой пачки небольшую сигарету. Парень понял только одно: он — пустота. Человекоподобное существо, способное вырастать до исполинских размеров и принимать какое угодно обличье. Гигантское свирепое существо, отличающееся необычайной физической силой и яростью. Голод пустот неутолим, но они не могут от него умереть. Часто нападают на одиноких путников, выпивая у них кровь. Пустота очень боится костра, к огню не подходит, а чтобы спастись от неё, нельзя оглядываться, даже если окликают знакомым голосом, даже если зовт на помощь. Нельзя. По своей сути пустоты — кровожадные садисты, намного сильнее людей, с развитой мускулатурой, острыми зубами и горящими глазами. Чаще всего предстают в облике налитого кровью мертвеца или зооморфного существа с чёрной кожей. Мало. Слишком мало информации. Старая железная дверь отворилась с большим трудом и мерзким скрипом, заставляя Джейкоба оскалиться. За ней открывалась непроглядная тьма ночи, в которую парень ступил без малейшего страха. Слыша тихие голоса ночных жителей, он продвигался в глубь подъезда к спасительной двери на улицу. Джейкоб снова и снова вспоминал искалеченное тело лучшего друга, побитую и униженную фигуру любимой девушки, слёзы одинокой матери. С рёвом брюнет выскочил из тёмного подъезда, становясь вновь одичавшим, напуганным, злым. Не он сам сделал себя таким. Никчёмность и дичайшая боль превратили добродушного парня в сурового монстра, не знающего пощады. Брюнет не видел улицы, не знал, куда идёт. Просто бежал. Бежал как никогда, сшибая на своём пути всё, что только попадётся. Он остановился только, когда сзади раздались лёгкие шаги бегущих за ним ног и послышался знакомый девичий голос. — Джеки! Слава богам, ты жив! Джеки, прошу, остановись! Давай поговорим, — девушка буквально молила Джейкоба остановиться, но он не мог. Только не с ней рядом. Схватив парня за руку, девушка развернула его, залепляя пощёчину. Это на миг отрезвило Джейкоба, но вызвало лишь большую ярость тьмы. — Я вижу, с тобой что-то не так, позволь помочь тебе. Поверь, я забуду всё, что произошло в той квартире. Только позволь мне быть рядом, прошу. — Что ты тут делаешь?! Отойди от меня! — прорычал парень, давясь слюной. Джейкоб чувствовал запах и не мог сопротивляться. Просто не мог. Запах крови пьянил и заставлял забыть абсолютно всё, — мне не нужна помощь, просто уйди! — Я…я просто сидела дома, рассуждала о том, что с тобой творится. Я решила позвонить тебе, но ты так и не взял трубку. Я звонила тебе 20 раз! — кричала девушка, утопая в слезах, — только подумай, как я испугалась. Я подумала… На миг я подумала, что ты… умер. Я так волновалась, о боже, как я волновалась, Джеки. Поэтому сразу примчалась к тебе. Ты слышал? Слышал про Калеба? Я боялась, что вы влезли в неприятности и… И я не знала, что мне делать. Что происходит, Джеки? Мне страшно… Эти слова хлестанули парня не хуже, чем удар миниатюрной ладошки, но он не дал девушке, протянувшей руку, прикоснуться к себе. Нет, милая. Нет. Просто уйди. Уйди и всё будет, как раньше. — Уходи…прошу…тебе же лучше, — шептал Джейкоб, еле сдерживая свой рык, рвущийся изнутри, корчась от съедаемой его злости. Обхватив руками голову, он с силой нажимал на виски в надежде, что это хоть как-то уменьшит боль. Буквально кричал от невыносимости положения, рыча, сопротивляясь, умирая внутренне. — Я…я…могла бы, я не уйду… я…— но парень не дал ей договорить, яростно взглянув, буквально обжигая девушку, прорычав уже почти не своим голосом: — Убирайся прочь! Холодный дождь успокаивал, пробуждая еще хоть каплю разума в нем, чего, казалось бы, уже совсем не осталось. Брюнет смотрел своими почерневшими глазами на быстро отдаляющийся силуэт молодой девушки, такой до боли знакомый, но он едва ли вспомнит его через минуту. Он видел, как подрагивают её плечи, как трясутся от страха руки, как передёргивает тело, и в этот момент он ненавидел себя. Презирал. Впрочем, как и всех, кто когда-либо существовал на этой жалкой земле. Что с ним происходило? Это будто бы были не его мысли. Не его поступки. Не он сам. По мере того, как девушка отдалялась, брюнет всё отчетливей понимал, что принял правильное решение. Так будет лучше. Она будет спасена.А со мной всё давно уже решено.
Он отступил назад, поднимая голову наверх. Прикрыв глаза, парень наслаждался ледяным дождём, ловя последние минуты прежней жизни. Как же, блять, противно сдаваться. Опускать руки. Терять себя. Последние следы человеческой кожи исчезли с его лица. Тело горело и жутко жгло. Яд темноты постепенно просачивался в самые потаённые места души.Нет.Останови это.
Но он не мог. Черт возьми, всё что он мог, это закусить губу и терпеть, крича от боли и страха. Брюнет почти охрип, когда темнота заполнила всё его существо. Ярко-кровавый взгляд не выражал никаких чувств, лишь ярость. Дикая несносная, всепоглощающая ярость. И тут, наконец, тьма поглотила его. Голова отключилась, отправляя мысли в далёкий полёт. За долю секунды Джейкоб преодолел расстояние, что смог создать бег рыжеволосой. Она не успела ни закричать, ни пискнуть, как шатен диким зверем вцепился зубами в горло девушки. Зеленоглазая сопротивлялась только первое время, пока сердце ещё способно было биться, способно было чувствовать. Смерть была мгновенной и кровавой. Ты обещал защитить… Быстрая безболезненная казнь заставила его захрипеть от невыносимой боли. «Всё будет как прежде, милая. Верь мне. Я тебя не оставлю. Он не понимал, окончено ли превращение. Знал лишь одно. Этой ночью он убил человека.