За волшебной стеной Слизерина

После войны Хогвартс претерпел множество преобразований. Так например, теперь все, кто хотел получить углублённое магическое образование, могли остаться в школе до 22-х лет. Были добавлены курсы новой истории маглов и истории магловского искусства, а магловскую науку изучали, начиная с первого курса. Неизменным осталось только деление на факультеты. Проблемы начались не тогда, когда Ал попал на Слизерин. Ему с детских лет говорили о том, что по нему Слизерин плачет. Все, и дедушка, и бабушка, и папа, и мама, и абсолютно все остальные родственники были уверены в том, что Ал будет учиться на Слизерине. И предупреждали его об этом, в среднем, по пять раз на день. Готовили подспудно. Каждый вносил свою лепту в его предварительное слизеринское образование. Так что он был подготовлен к жизни на родном факультете не хуже любого потомственного слизеринца. Правда, информация эта была весьма специфичной. Но все же, лучше, чем ничего. Ту самую, настоящую, необходимую, Ал собирался быстро добыть с помощью своих новых товарищей сразу же по прибытии в Слизерин. В то, что у него незамедлительно появятся новые друзья, Ал верил безоговорочно. Он хотел к своим. Он так хотел с ними поскорее познакомиться, что не допускал ни одной мысли об обратном. Он чувствовал, что является плоть от плоти слизеринцем, понимал, что только там найдет похожих на себя волшебников. И верил, что они сразу же примут его. Потому что Ал был слизеринцем до мозга костей. От рождения. По праву рождения. Как все остальные слизеринцы. Жизнь в «Гриффиндоре», как он называл всё своё привычное дошкольное окружение, приучила его ощущать себя слизеринцем. Никто не удивился, когда Алу пришло изысканное приглашение на Рождественский Бал в Малфой-мэнор, стоило только ему, первокурснику, в первый раз приехать домой на зимние каникулы. На самом деле, все были глубоко потрясены. Просто приглашение филин принес с утра, а любимое слизеринское чадо пожаловало с поезда после обеда. К тому времени Гарри настроил всех позитивно: присмирил возмущающихся и уговорил сомневающихся. Ал с удовольствием вытащил из-под кипы других посланий на серебряном блюде вскрытое и вновь запечатанное приглашение. Довольно хмыкнул и разрезал конверт. Его реакция касалась манипуляций родственников с посланием, а вовсе не самого факта его получения. О приглашении он, разумеется, знал заранее. Мама торопливо спросила, с чего вдруг приглашение? Ал невозмутимо ответил, что Скорпиус — его лучший друг. Гарри впился пальцами Джинни в руку и остановил её гневную тираду в самом начале. Возмущенная мать семейства, в обмен, поинтересовалась: с каких пор? Ал ответил, что всегда, с самого первого дня, с распределения. Джинни прожигала взглядом в сыне дырки. Если б он не был холодной слизеринской змеёй, то давно бы дымился в нескольких местах. Джинни продолжала выкрикивать обвиняющие вопросы. Но Ал не спешил отвечать маме, почему она слышит об этом только спустя почти "полгода". Он старательно сгонял с лица кривую слизеринскую ухмылку и подавлял желание немедленно уединиться, у него было несколько неотложных тайных дел на сегодняшний вечер. Вместо него маме ответил папа: − Джинни... Понимаешь... Ал — слизеринец. Что он должен был тебе писать? Скорпиус милый, общительный, веселый мальчик? Мы вместе ходим в Большой Зал и библиотеку? Шалим на истории и варим зелья? − Слизеринец, слизеринец! У тебя один ответ на всё! Сын провалился с головой в это смрадное болото, а ему хоть бы что! В эту помойку! В подвал... с этими скользкими тварями... Гарри обнял жену за талию и подтолкнул к выходу из гостиной. Она, нехотя переставляя ноги и продолжая грязно ругаться в адрес Слизерина, покинула помещение в сопровождении настойчивого мужа. Ал с облегчением расправил плечи и удовлетворенно дочитал приглашение. Джеймс пялился на брата с интересом. А Лили, сидя на своей любимой маленькой скамеечке, оторвала ладошки от пухленьких щечек и почти прокричала: − Так, Ал! Значит, тебя не будет на Рождество? − Значит, не будет. Лили, я уже взрослый. И что бы там ни говорила вся семья, но встречать Рождество я буду со всем остальным Слизерином. Жаль, что вы не сможете там быть. Ал пафосно задрал нос, небрежно захлопнул приглашение, эффектно развернулся на каблуке, и, развевая полами слизеринской форменной мантии, с достоинством удалился. Лили зачарованно смотрела ему вслед. − Что, завидно, малявка? Лили перевела свой восхищенный взгляд на другого брата. − Мы тут как-нибудь без него, сами справимся, своей гриффиндорской компанией. У нас зато весело! Правда, Лили?! Малышка сморщила носик и виновато поджала губки, пряча сжатые кулачки за спиной. Но старший брат ничего этого не заметил. Гриффиндорцам не свойственно так уж глубоко проникать в эмоции всяких малявок. Проблемы начались тогда, когда на Слизерин попала Лили. Большой Зал замер в молчании. Некоторые недоуменно искали ответы на лицах тех, кто был относительно спокоен. Но какие могут быть ответы на лицах? Никто ничего не понял. И никто ничего достоверно не знал. Рыженькая кучерявая малышка выпорхнула из-под Распределительной Шляпы, вынесшей окончательный приговор. Галстучек сменился на «в зелененькую полосочку», а грудь украсила слизеринская змейка на красивом таком, изящном гербе факультета. Светлое личико с голубыми глазками сияло счастьем, а рыженькие конопушки делали его умилительно трогательным. Лили выучила с дюжину косметических и парикмахерских заклинаний под чутким руководством тети Флёр и для церемонии выбрала прическу из «мокрых», в крупные спирали, волос. Когда она со всеми своими родными и двоюродными братьями и сестрами Уизли ехала в поезде, у неё на голове была пышная гриффиндорская копна. Лили вприпрыжку по-гриффиндорски побежала к своему новому столу. Это вызвало недовольный гул голосов: зрители, наконец-то, отмерли и начали оценивать создавшуюся ситуацию. Ал присутствовал, конечно, при маминых напутствиях Джеймсу: сразу же, сегодня вечером, написать письмо о распределении, потому что сестренка будет сильно взвинчена и занята новыми знакомствами. Но сейчас он понял, что такое же письмо придется написать и ему. Что бы там ни написал Джеймс, но теперь слова Ала приобретают особый вес. Хотя, впитывая взглядом фееричный и диковатый проход сестры к факультетскому столу, Альбус понимал, что высказывать свои догадки о том, что Лили, как и папа в своё время, весьма продуктивно побеседовала со Шляпой, не будет. Во всяком случае, не в этом письме. И только одному папе. Лили же запрыгнула с разбега на скамью, подвернув под пятую точку обе ноги! И поэтому оказалась ростом вровень со старшими. Всем очаровательно улыбнулась и сказала: − Я Лили Поттер! Слизерин — моя мечта. Ещё мечтаю со всеми познакомиться! «Бедняжка», — подумал Альбус. Лили тряхнула огненно-рыжими модельными кудрями и снова улыбнулась. Слизерин безмолвствовал. Староста факультета перегнулся через двоих первокашек и протянул ей пергамент с расписанием, чтобы хоть как-то урегулировать столь неприятный инцидент. Альбус чуть расслабился и мысленно тысячу раз поблагодарил Говарда Соммерса за такую снисходительность и лояльность. В этот момент Ал до слез прочувствовал, как же он любит свой факультет. И в этот же момент под столом его запястья коснулись пальцы Скорпиуса в поддерживающем и приободряющем жесте. Альбус одними глазами улыбнулся ему в ответ и вернул дружеское пожатие. Через два дня перед отбоем две старшекурсницы привели зареванную Лили в спальню мальчиков второго курса магистратуры. И сказали Алу, что его сестра совершенно не адаптируема к жизни на факультете. Развернулись и вышли. Ал посмотрел на Скорпи. Тот пожал плечами и направился к двери. Просто куда-то ушел. Алу было некогда обращать внимание на подобный демарш. Он обнял сестрёнку и повел её к своей кровати утешать. Поэтому он не сразу заметил, что возвратившийся Скорпи прилевитировал уменьшенную в размерах кровать Лили. Когда же он понял, что к чему, что-то менять уже было поздно: маленькая кроватка стояла в проходе между их со Скорпом кроватями. Ал вопросительно посмотрел на друга и только успел подобрать ноги из прохода вверх, на матрас, как стандартная слизеринская кровать распрямилась во весь объем. Лили прекратила шмыгать носом и восхищенно пялилась на Скорпиуса. Ал пролез по своей кровати мимо сестры к проходу и, спрыгнув, остановился рядом с другом. − Лили поживет с нами на время адаптации на факультете, — сказал староста курса, обращаясь к обитателям спальни. Обсуждать тут было нечего и все продолжили заниматься своими делами. Ал в тысячу семьдесят девятый раз убедился, что непререкаемость авторитета Скорпиуса Гиппериона Малфоя — вещь фундаментальная. Скорпи с сомнением разглядывал небольшие зазоры между тремя кроватями, слишком узкие, чтобы для чего-то сгодиться. Ал направил свою палочку на матрас Лили и трансфигурировал его в более широкий. Скорп поводил палочкой в воздухе, нацеливаясь на что-то пока Алу непонятное, и трансфигурировал все три матраса в один. Лили завизжала от восторга. − Малявка, правило номер один: не реветь. Заревешь, отправишься вместе с кроватью в свою спальню. Это касается рёва не только здесь, но и на занятиях, и где бы то ни было. Поняла? Лили сразу же посерьезнела и кивнула Скорпиусу. Ал понял, что подготовка Лили началась. Ох, как он не завидовал сестре. И как же он по-черному завидовал Джеймсу. Хотя, судя по удрученной физиономии брата, особо завидовать там нечему — на того за эти дни почему-то вывалилось все недовольство семьи. Но хоть возиться ему с сестрой не приходится. Но, как оказалось, не так уж мучительны были страдания Ала и длились не долго. Уже засыпая, лежа на своей трети чудовищного размера кровати, он перебирал в мыслях события этого насыщенного вечера. Скорпи послал за вещами Лили почти теперь уже бывшего американца Брайана и Джорджа Грэхема. Да причем так послал, что те молча сразу же ушли и быстро вернулись с пригоршней уменьшенных предметов. Среди них была и тумбочка. Что он там им сказал, наклонившись к самым их головам, образовав с ними кружок заговорщиков, Ал мог только предполагать. Но ничего на ум не приходило. Затем, они вместе со Скорпи пристроили тумбочку прямо в двух футах над матрасом Лили, у изножья кровати, потому что это было единственное место в спальне, где бы та никому не помешала. А Лили все ещё такая малявка, что и ей не помешает. Скорпи неодобрительно внушающе посмотрел на Лили, когда она снова принялась бурно радоваться. И Лили, кажется, поняла как нужно себя вести. Вернее, как стоит себя вести. Хотя, благодарственно кивнуть у неё получилось так неуклюже, что Скорп сам чуть не рассмеялся. Алу захотелось чмокнуть его в нос: за то, что не рассмеялся, и за то, как трогательно при этом выглядел. Тогда же Ал поймал себя на мысли, что благодарен ему за такие проявления чувств. Но с ужасом заметил, что все предыдущие действия друга воспринял как само собой разумеющиеся. Как будто все друзья должны и могут переселять к себе чужих сестер. Тогда об этом не было времени размышлять, а сейчас эмоции накатили и схлынули, мысль пронзила мозг и растаяла. Тогда нужно было срочно разложить некоторые вещи Лили в ванной комнате и наколдовать ей скамеечку, чтобы она могла доставать до ручек умывальника, не используя магию. И проследить, чтобы после неё в ванной не осталось рыжих длинных волос. И прочее, и прочее... А Скорп в это время раскладывал крупные вещи: сундук устроил у окна, мантии развесил в шкафу. И магией свернул огромных размеров покрывало, уложив его на свою тумбочку. Переодетой в пижамку, Лили осталось только взобраться на подготовленную кровать. Но она теперь не знала, как позволительно это делать, а как нет. Поэтому обернулась к Алу и не сводила с него вопрошающих глаз. Скорп показал ей всем своим видом, что подобные решения она запросто может принимать сама. И Ал ей своим взглядом это подтвердил. Наверное, Лили в этот момент поняла, почему слизеринки не хотели с нею общаться. Просто она слишком много болтала, когда в Слизерине принято безмолвно обмениваться взглядами. Лили живо взобралась на кровать, переползла треть Скорпиуса, нырнула под своё одеяло. И принялась внимательно следить за братом и этим прекрасным старостой. Алу казалось, что именно такое определение тогда должно было возникнуть у неё в голове. А как же ещё маленькая восторженная девочка может определять его Скорпи? А теперь, в темноте и тишине, в кромешной ночи подземелья, Алу пришла в голову мысль, что нужно присмотреть за сестрой, чтобы она не возомнила себе, будто может влюбиться в Скорпиуса Малфоя. Не то, чтобы она была не достойна. Но это будет однозначно безответно, поэтому не стоит и начинать. Как-то нужно ей открыть глаза. Так, чтобы она поняла суть проблемы и не разочаровывалась. О, Салазар! А дальше началось что-то вообще невообразимое. Скорп принялся рассказывать этой малявке малфоевскую легенду о драконах и почему его отца назвали Драко. Лили обхватила руками коленки и впитывала захватывающую историю, как будто боялась пропустить хоть один звук. Ал поймал себя на мысли, что тогда даже не подумал, насколько сюрреалистично выглядела эта картинка, ведь Лили воспитывалась как истинная гриффиндорка и просто не могла с таким обожанием на лице слушать Малфоя. «И почему Скорпи начал с семейной истории? Наверное, хотел проверить, с какими чувствами моя сестричка пришла в Слизерин? И насколько глубоко можно в своих рассказах погружаться в атмосферу слизеринской жизни?» Ал мечтательно улыбнулся в темноту, вспоминая, как для него самого Скорпи начал свои рассказы с простого перечисления основных параграфов устава факультета. Правда, потом, убедившись в предельной внимательности и уважении Ала к этой информации, он сразу же приступил к анализу и подробным пояснениям каждого пункта уложения. В какой-то момент этого экскурса в те праздничные прекрасные первые дни своей слизеринской жизни, Ал уснул. Утро было, разумеется, необычным и перенасыщенным новыми бытовыми мелочами. А потом пришел декан. Он долго объяснял, что девочке не место в спальне мальчиков, какими бы ни были причины. Скорпи подал знак Алу, что говорить будет он. Ну, в общем-то, Ал и не возражал. Он вывернул это для себя так, что Скорпи все же староста, и поэтому говорить с деканом, вроде бы, и должен он. − Сэр, ни о какой безнравственности в присутствии старшего брата и речи идти не может. Не так ли? Что же касается меня, то никаких матримониальных намерений к Уизли, даже с фамилией Поттер, у Малфоев нет и не предвидится. Декан, видимо, решил поберечь свой авторитет. Сражаться с Малфоями — кто здесь, на факультете, главный — себе дороже. Он предпочел одобрительно кивнуть, якобы удовлетворившись объяснениями, и вышел. Всё осталось как есть. Альбус чувствовал себя как не в своей тарелке. В очередной, триста двадцать пятый раз. Ал взял сестричку за руку и отвел её в гостиную, где она упорхнула к группке своих однолеток, собравшихся вместе идти на завтрак. Проследил за тем, чтобы её не начали поддевать. Впрочем, это было бы для них очень сложно, ведь за спиной Ала стоял Скорпиус Малфой. По дороге в Большой зал Альбус обдумывал, что же при встрече сказать брату? Ведь тот просто волнуется за сестричку, пусть даже он вчера показывал Алу свой внушительный кулак и куда именно он зарядит им братцу. Хвала Мерлину, Джеймс не остановил сестру, проскользнувшую мимо него с другими слизеринскими первоклашками. Только махнул ей рукой. Лили на это сдержанно кивнула, чуть притормозив, и не в припрыжку(!) пошла дальше. Альбус удивился. Но решил ещё за нею понаблюдать. Пока что далеко идущие выводы делать рано. Джейми явно собирался немедленно поговорить. Скорпиус прошел мимо. Здесь его помощь ни к чему. − Ал, как это понимать? Вчера она зареванная, сегодня — как столб на квидичном поле? − Надеюсь, ты не планируешь вмешиваться? Она сама так решила. − Она — маленькая девочка! − Она слизеринка, Джейми. Безвозвратно. − Понятно. Детство кончилось. − У нас тоже есть детство. − Ну да. Как же. Я помню: «Я уже взрослый. Я настоящий маг». − Значит, и она настоящая волшебница. Будет. Очень скоро. Не вмешивайся, Джейми. Я ей помогу всем, чем возможно. Видишь, она уже не плачет. Два дня — и не плачет. Скоро начнутся дуэли и она будет счастлива. Ты увидишь. − Гребаные идиоты. Одна спесь в головах. − Поживем — рассосется. Давай пять? − Её там тиранят? Как она там выживает? − Малфой взял её под свою защиту. Не волнуйся. Травли она никогда не увидит. А пока всему научится. Всё. Я и так разболтался. Но это только, чтобы вы все не вмешивались. − Малфой? Как и тебя? − Меня защищать было не нужно. Я сразу был свой. Он просто стал моим другом. А Лили не своя. Улавливаешь разницу? Но она быстро учится, потому что хочет. Сама хочет. Это её решение, и её жизнь. Закончим на этом? − Ты хоть понимаешь, какая это трагедия для всей семьи? − Бесполезный аргумент, Джейми. − Ну да. Слышали миллион раз: Слизерин, Слизерин! − Именно. Ал поднял раскрытую ладонь и Джеймс стукнул по ней своей пятерней. Это единственный гриффиндорский жест, на который Ал в своей жизни способен. И то, только с братом. И только потому, что он старший. Они вместе вошли в Большой зал и разошлись к факультетским столам. За гриффиндорским сразу же зашушукались. Все с фамилией Уизли сидят за ним. А вот Поттеры теперь в большинстве — за слизеринским. Определенно, не только семье Джеймса это кажется странным. За завтраком Ал разглядывал своего декана и размышлял на тему, что руководить Слизерином ставят все же слизеринцев. Пусть не самых авторитетных, кто ж из знати согласится учительствовать? Но никто из слизеринцев не обделен гибкостью ума и способностью вылавировать между множеством личных интересов, даже противоборствующих сторон. А новый декан уже и годичный опыт имеет. Но, однако, такое че-пэ, как вылитая Уизли, пусть даже и Поттер, на факультете — это большое испытание в самом начале карьеры. Ал крепко задумался, как бы он сам себя повел в такой ситуации? И пришел к выводу, что лично в спальню ни за что бы не явился. Он никак не мог воссоздать цепь размышлений, которая бы заставила взрослого мага так себя повести. Тем более, потом отступить. Ал предположил, что, возможно, просто ещё не понимает мотивы действий предыдущего поколения. И решил обратить на это внимание при случае. Следующие дни до выходных прошли сравнительно спокойно. Алу приходилось проверять уроки сестры, проверять ванную после её посещений, иногда контролировать процесс выполнения домашних заданий. Но главное — обучать её полезным «детским» заклинаниям. Ал не имел никакого права учить её этому дома, пока она была кандидаткой в гриффиндорки. Это обычные бытовые и «игровые» заклинания чистокровных потомственных слизеринцев, известные их детям почти с рождения. Он сам учился им в первые месяцы на факультете. И теперь, чтобы Лили могла противостоять, например, заклинанию Скользкой подошвы или отпереть свой, кем-то запечатанный сундук, они со Скорпи друг на друге демонстрировали заклинания и предоставляли возможность ей потренироваться. Не то, чтобы всех на Слизерине им обязательно обучают, просто Лили повезло с братом. И его другом. Новоявленная слизеринка быстро разобралась на какую ступень на своем факультете она взберется, когда её обучение закончится. И с утроенным вниманием и прилежанием впитывала новые знания. А по вечерам, перед сном, Скорпиус рассказывал Лили легенды и истории своей семьи и факультета. Эту бесценную информацию невозможно прочитать в простых детских изданиях, хотя бы потому, что никакого времени не хватит, чтобы восполнить одиннадцать лет дошкольного слизеринского образования, уж не говоря о том, что книги эти хранятся разрозненно в библиотеках многих чистокровных аристократичных семей. Вечером пятницы Скорпиус, как обычно, закрыл общий полог их кроватей, наложил Заглушающее, пока Альбус наколдовывал освещение, и принялся рассказывать новую историю. О чём она была, Ал прослушал. Он, не спуская глаз, следил за Скорпи. Раньше Ал внимательно слушал его и следил за реакцией сестры. Алу было важно увидеть, что старания друга не проходят впустую. А сейчас он уже был уверен в малышке и невольно задумался о своём. Его размышления касались семьи, того, как они вместе с Лили приедут на каникулы. Как он через три года выпустится из школы, а сестра станет старшекурсницей, и её назначат старостой, потому что Малфоев тогда на факультете не будет. Ал тряхнул головой, чтобы избавиться от подобных несвоевременных мыслей. То ли Скорпиус затянул что-то поучительно скучное, то ли Лили все же вымоталась за неделю интенсивных занятий и сильных впечатлений, но она быстро уснула. Скорп закрыл глаза и прямо так, с освещением, тоже отрубился. Ал немного поубавил свой пыл, перестал так уж пристально вглядываться в его лицо, чтобы не разбудить. А потом и вовсе улегся на спину, уставился вверх, ничего там не видя, и принялся мечтать: нагло и откровенно. Так, как позволительно одним слизеринцам, без оговорок и вранья. На факультете считается, что только умственно ограниченные врут себе. Ну бывает же такое, что от природы не дано мозгов: памяти, сообразительности. Когда Ал закончил с мечтами, просто погасил Люмос и невербально наложил очищающее. Мысленно поругал себя, что не загасил Люмос раньше своей дрочки. Хоть это и неважно — все равно все спят. Просто раньше он всегда оставался под пологом своей кровати один и не спешил убирать Люмос. Вот, привычка и подвела. Но уснуть у него не получалось. Слишком о многом он в последнее время передумал, слишком много нового узнал. Все последние события слишком глубокий след оставили в его душе. Осмыслить всё это очень сложно. Кровь вскипает и бьется в висках, тревожит сердце. Или это сердце хочет вырваться наружу и светить вместо Люмоса? Ал вздохнул бесшумно, про себя. И зажег самый малый Люмос: все же лежать в темноте он не привык. Скорпиус спал недвижимо глубоким сном. Лили сопела во сне и шевелила пальчиками у самой щечки. Ал укрыл её получше и, старясь не задеть, перелез на треть Скорпиуса. Тот так и лежал на боку, лицом к Лили, поэтому Ал, подсвечивая себе палочкой, перелез и через него. Воткнул палочку в специально, наверное, сделанный для этого завиток из листьев на деревянной спинке кровати, и устроился у Скорпи за спиной. И принялся ждать, когда тот проснется. Если, конечно, исчадие Слизерина уже не просто притворяется спящим? Скорпиус не заставил себя долго ждать. Не оборачиваясь, отыскал наощупь руку Ала и притянул её к своей груди. Ал придвинулся вплотную и обнял его, сунув нос к нему в волосы. Текли минуты. Сердцебиение у обоих немного улеглось. Но Ал никак не мог решить, с чего начать. Да и не уверен был, что ему, и правда, нужно что-то начинать. Скорпиус отнял его руку от груди и поднес к своим губам. Но едва коснувшись, спросил: − Ты меня ревнуешь? − К Лили? Нет. − Ко всем остальным? − Лили единственная, к кому я тебя не ревную. Скорпиус развернулся и пристально вгляделся в глаза Ала. − Ничего. Это скоро пройдет, Скорпи. − Конечно. Скорпиус придвинулся, обнял его, устроив свой подбородок на плече Ала. И через долгих несколько мгновений запустил пальцы в его волосы. Снова пришлось успокаивать сердцебиение. Ал гладил спину Скорпиуса через порядком мешающую ткань и, наконец, отважился влезть рукой под неё. Это вызвало бурю эмоций и новые очень сильные ощущения. В ответ на них, они оба прижались друг к другу плотнее и переплели ноги. И теперь уже было невозможно сдерживать ток крови или в перспективе поговорить о чем-то другом, проигнорировав эти действия. Ал довольно оскалился, прекрасно понимая, что Скорп не увидит, но всё почувствует. Соблазнитель из него, конечно, ещё тот. Но Ал прекрасно понимал, что даже в своей манере, он сделал вполне достаточно, чтобы развязать Скорпу руки, если он, конечно, о чем-то таком мечтал. Ал покрепче обнял друга, предчувствуя, что сейчас он вырвется из объятий и зарядит лекцию на полчаса. Только вот о чем? Когда Скорпи начинает провозглашать некие истины, его долго и вдумчиво слушают все, на кого он направил свою просветительскую работу. «Хорошо хоть я не единственный наследник, и не Малфоев. Наверное, он зарядит об этом?» Скорпи, действительно, отстранился, и вовсе не затем, чтобы перейти к поцелуям. Он привстал на локте и внимательно посмотрел Алу в глаза. − Мой папа сунул мне в прошлом году книгу, тебе её нужно прочитать. − Я её читал, если ты о белом магическом фолианте об однополых отношениях. А почему сунул? − И когда ты успел? Как ты её нашел? − Интересовался, вот и нашел. Когда ходил в библиотеку писать зелья и чары. − А, ясно. А я гадал: неужели тебе библиотеки Блэков недостаточно для чар? Попросил бы меня о моих книгах. − Почему ты не спросил, если заметил враньё? − Мне докладывали, что ты действительно находишься в библиотеке. А что ты там читаешь, не так уж важно. Ну, во всяком случае, было тогда. − И кто ж тебе доносил? − Забини. − Армангильдо? − Нет, Рафаэлла. − О, какие высокопоставленные доносчики! Скорп? − Ну да, а что? Староста Хога по дружбе пару раз сообщила, что я могу найти моего друга в библиотеке, раз так срочно нуждаюсь его увидеть. − А почему ж ты ни разу не пришел? − Потому что ты был чем-то занят в би-бли-о-те-ке. Какая разница, чем? − Свидание? − Ну, не-ет! Не было у тебя там никакого свидания. − Понятно. Доносить, так по полной, Скорпи? − Ну да, если хочешь. А почему это ты заинтересовался этой книгой? − Да ладно: почему? Вот почему ты говоришь, что твой папочка тебе её сунул? И когда, кстати, ты сам-то её читал? − Потому что он слишком ответственно подходит к своим попечительским обязанностям. Он сам формирует списки пополнения библиотеки. Некоторые книги специально заказывает интересным авторам. Ал выразил удивление. − Ну да. Находит интересных магов и предлагает им написать о своих исследованиях или путешествиях. Да мало ли? Да я сам об этом только этим летом узнал. Если не соглашаются, нанимает им писателя или секретаршу. А что? Добрая треть книг из новых поступлений так появилась в библиотеке. Хоть есть по чему писать эссе. А самыми интересными папа пополняет и собственную библиотеку. Эта книга для папы оказалась из таких. Я наугад попросил своего домовика её доставить и он принес. Это окончательно утвердило меня в мысли, что он её заказал специально для меня. А, точнее, для нас. Видимо, это подсказка. − Да зачем ему это? Ты ведь единственный наследник. − Ну и что? Есть много способов завести потомство. Вот, что за мотивы? Это — другой вопрос. − Странно. Может быть, он так хотел организовать взрыв упадка дисциплины в Хоге? Воюет же с директрисой. − И что? Я бы её все равно прочитал. Мог бы об этом догадаться? Все равно, получается, для меня. − Ну да, согласен. И что ты выяснил? − Пересмотрел все альбомы слизеринских выпускников папиных лет. Поговорил с папой Рафаэллы. С леди Нотт. Даже с мужем тети Миллисенты. Они ничего толкового не сказали. Вернее, никто не проговорился. Я не нашел на факультете никого, кто бы мог оставить у папы такой след в душе. Разве что, это кто-то с другого факультета. Но об этом узнать нереально, как ты понимаешь. Не настолько я провидец. Хотя и пытался, конечно. − А почему, Скорп, ты сам мне об этом не сказал? − В прошлом году ты выглядел совершенно незаинтересованным. А в этом, из-за твоей сестрички, просто не успел. − А летом? − На глазах у родителей? Я ждал отъезда в Хог. А ты? − Я? Да ты и сегодня выглядел незаинтересованным. Просто я не мог уже терпеть. Эти Адель и Стэйси, и Леонор... Я не мог уже бесконечно думать о том, что ты скоро пойдешь с одной из них в Хогсмид. − А папа спрашивал меня весной, не встречаюсь ли я с кем-то? − И? − О. Я, не переставая думать о книге, которую он мне подсунул, рассказал, что совершенно не с кем. Милфред постоянно ходит с леденцом на палочке во рту. Аркетт все время пропадает в библиотеке, в отделе магических животных. Какая гадость! А красавица Леонор — такая красавица, что даже в мою сторону не смотрит. − И что? − Смеялся. Представляешь? Долго и заливисто смеялся. − Ну да. Налицо явное понимание, что книга попала по адресу. А почему ты не спросил прямо? − Теперь спрошу, конечно. Ведь когда-нибудь он снова спросит, с кем я встречаюсь? − И ты скажешь, что со мной? Ал насмешливо улыбнулся. Это ж была не провокация, а наглая констатация факта. − Конечно, а ты сомневаешься, что мне хватит наглости? Ал в пятимиллионный раз выдержал пристальный взгляд Скорпи. В отличие от других, он всегда выдерживал его малфоевский взгляд. − Ал, знаешь, что я подумал? Тот сменил взгляд на вопросительный. − Ведь в этом году на рождество Лили будет приглашена к нам. И её должны будут, как пока ещё ребенка, сопровождать родители. − Да ну! Вырвалось у Ала. − Ну ты, как Уизли, прямо. Конечно, должны. − Скорпи! Но это же немыслимо... мои родители у вас в гостиной... − Да уж. − А что? − Так вот. Я что подумал? Ну не мог мой папа позариться на кого-то меньшего, чем твой отец! Если это не слизеринец, то вряд ли кто-то, кроме твоего отца. − Думаешь? − Ну, только что пришла такая мысль. И как я раньше до такой простой мысли не додумался? Полгода думал. Вот гиппогриф безголовый! А? − Даа... Ума как у самого Салазара. − А правда? − Ну, правда. Похоже. Мой папа летом почему-то сказал мне, что он не такой уж солдафон, которым ему приходится прикидываться в Аврорате. А в Хоге, когда он учился, он вообще не мог бы прикинуться идиотом, потому что был единственной надеждой... И что? Скорп, ты предлагаешь их столкнуть? − Да. Не будем пока что им про нас говорить. И сделай так, чтобы твоя мама отказалась. А папе наговори всякого, что он должен сопровождать малявку и точка. − Ну, а как же старший брат? − Скажи, что у тебя обязанности в своём кругу. И ты не можешь играть роль родителей. − Даа... Прокатит, пожалуй. Наш этикет для них — темный лес. − Ну вот. И я об этом. − А говорить им про нас не стоит, для того, чтобы они не удовлетворились, что хоть у детей всё получилось? Пусть думают, что мы такие же гиппогрифы, как и они? − Вот именно, Ал. Вот именно. Пусть покажут положительный пример. А то мы, бедненькие, так и не отважимся. Ал рассмеялся в ответ на чарующую улыбку Скорпи. Но ему не давала покоя мысль, что если это правда, то в какие терзания для их родителей всё это выльется? − Ты волнуешься за наши семьи? Да ладно, Ал. Если моя догадка хотя бы наполовину справедлива, то хотя бы мой папа протащится, хотя бы один маленький раз. − Ну ладно, действуем. Ал протянул руку, скрепить договор. Множество шалостей на факультете начиналось с такого рукопожатия. Если шалостями можно назвать заговоры против декана, директрисы, старосты Хогвартса и даже полтергейста Пивза. Но теперь это уже было посягательство на благоденствие их семей. Однако, полугодичные целомудренные размышления над смыслом и образом жизни для них обоих не прошли даром. И каждый по отдельности, они пришли к выводу, что стоит идти на поводу своих желаний, а не мифического долга. Потому что жизнь одна и прожить её гиппогрифом в клетке не такой уж почетный вариант. Скорп прочитал в глазах Ала безоговорочную решимость осуществить этот план. И не выпуская его руку, притянул его к себе поближе, давая понять взглядом, что сейчас будет поцелуй, и далеко не дружеский. Хотя по-дружески они никогда и не целовались. Это будет просто их первый поцелуй. И губы Скорпи оказались мягкими. А напора, которого ожидал Альбус, не было и в помине. Вместо него во всех движениях была нежность и уверенность. Ал пробовал вкус, упругость, влажность и невольно соответствовал этой силе. И хотел бы поддаться, да не получалось. Он, конечно, взял на себя роль соблазнителя, но теперь, в поцелуе, не мог доиграть её до конца. Последняя угасающая мысль принесла ему понимание, что притворяться бесполезно. И Ал утащил Скорпи вниз, на подушки, укладывая его на себя. Скорп испытал при этом целую гамму чувств. Во-первых, теперь отпала необходимость в осуществлении всех его планов по поимке Ала в «сети»... Во-вторых, Ал сам понимает, кто здесь главный... А в-третьих, его партнер окажется и в сексе настолько изощрен и силен, как и в дуэлях. Восхищение и чувство благодарности настолько захлестнули Скорпиуса, что их он и выплеснул на Ала своим взглядом и в новом поцелуе. Срочно потребовалось раздеться! Скорпиус запустил руку под подушки и вытащил свою палочку, потом привстал, опираясь на свободную руку, а затем поудобнее уселся на бедрах Ала. Наложил невербальное, взмахнув палочкой ровно между их телами. И вся одежда двумя ровными стопочками сложилась у самого одеяльца Лили. Ал влюбленно улыбался, глядя на это. Зачем Скорпу понадобилось так немыслимо выпендриться перед ним, он не знал, но ему это всё нравилось. И совершенно голый Скорпи очень сильно нравился. Но не было никакой причины. Просто так было короче всего. Просто Скорпи хотел побыстрее. И всё. Скорп некоторое время разглядывал Ала, а потом выпустил палочку из рук, не особо заботясь, что она упала так близко от их тел. И тут же пожалел об этом, потому что понял, что не хочет вот сейчас заниматься дрочкой. Сколько её уже было? И теперь Скорпиус знал, что это всегда было взаимно. И так глупо. И продолжать? Он неотвратимо возбуждался, и Ал тоже. Скорпиус прочитал в глазах Альбуса вопрос. О чем мог спрашивать Ал? Скорп просто ринулся вниз, накрывая тело Ала своим. Они снова целовались. И трогали друг друга сверхчувствительными сейчас пальцами и любой косточкой, любой мышцей, которая подворачивалась, и всей кожей. Скорп постепенно опустился поцелуями до груди Ала и тогда ощутил его руки в своих волосах. Эти ощущения были ещё более сильными, возбуждающими ещё больше, чем всё предыдущее, если такое вообще возможно. Скорпи понял, что нужно срочно взять палочку и произносить заклинания, иначе, скоро он обкончается просто в воздух. Но именно в этот момент услышал в таком знакомом, таком любимом голосе нотки просьбы. — Скорпи... — шептал Альбус. Он запрокинул голову и даже не пытался облизать стремительно высыхающие губы. Скорп немедленно метнулся вверх, к лицу Ала, но глаза того были закрыты, и вообще, он был довольно спокоен, чтобы волноваться о нём. Ал протянул руки вперед и наощупь вновь нашел волосы Скорпи. И снова зашептал: − Скорпи, я как будто единорожка глажу... Дыхание у Скорпи перехватило и толпы мурашек промчались в разных направлениях по телу, возникнув сразу во многих местах. Он зачем-то тут же вспомнил свою волшебную палочку с волосом единорога и она влетела ему в руку. «Стихийная магия», — где-то на периферии сознания проскользнула мысль. Скорп выкинул палочку в сторону Лили. И больше не смог сдерживаться. Он прекрасно понимал, что бесконечно будет жалеть об этом, но сперма уже хлестала и осталось только закрыть глаза, чтобы скрыть свой позор или хотя бы не видеть его. − Мне очень приятно, что ты кончаешь от одних моих слов. Скорпи мгновенно оттаял и одновременно открыл глаза, поняв, что здесь ему прощают всё. − Вот придурок ты, Альбус. У меня тут вселенская трагедь, а ты глумишься! Ал потянулся вверх и схватил Скорпи двумя руками за шею, утягивая того снова вниз, на кровать. Скорпиус даже начал брыкаться, ведь ему нужно было добраться до палочки и наложить Очищающее. Но Ал сначала сам перепачкался, развозюкал это всё по Скорпи, вдоволь нацеловался, и только потом отпустил за палочкой. Скорпи, пробираясь по кровати к палочке, вспомнил просящие интонации в голосе Ала, сравнение с единорожком... В итоге, он накладывал Очищающее на свой уже почти крепкий член. Скорпи нашел взглядом глаза Ала и понял, что можно ничего не говорить. Просто придвинулся поближе и сделал над ним несколько Очищающих. А потом опустил палочку вниз, к самой простыне, и туда же опустил взгляд. Скорпиус понял, что раньше он все время задерживался взглядом на согнутых, с натянутой до максимума кожей, коленках, на резном красивом члене, невольно пристально разглядывая его и мешочек с яичками теперь уже не украдкой, а долго-долго. Но сейчас ему предстояло в свете Люмоса от палочки Ала наложить ему Очищающее так, чтобы не повредить внутренние органы. И наложить его туда. Скорпиус не думал, что сможет определить это в словах даже мысленно. Зато сделать точно сможет. Он направил палочку, определил цель очистки и глубину, и произнес Очищающее. Ал одобрительно улыбнулся и поерзал всем телом, как бы поудобнее укладываясь. Никакая сила не заставила бы Скорпиуса сейчас отложить, передумать, сжалиться, уступить или отступиться. Он решительно направил палочку туда же и произнес привычное с детских лет заклинание, которым заклинал древки чужих метел, дорожки в парке, писчие перья и ещё десятки предметов. Альбус спрятался, закрыв глаза. Скорпи бросил палочку в сторону и метнулся к пологу кровати. Выставил левую руку между полотнищ покрова и призвал баночку со смазкой из тумбочки. Когда он втянул руку обратно, то увидел удивление в глазах Ала. − Снова стихийная магия. Объяснил партнеру всё, что мог. Иначе, как можно выставить руку за сферу заклятия Тишины и не нарушить его? И да, без палочки. И невербально. И совершенно безголово, не подумав. Можно ж было и на себя заклятие Смазки наложить. Ал настороженно разглядывал, как Скорпи, стараясь не торопиться, наносит мазь на свой член. Дотошно, как на всю голову зельевар. Скорп бросил на Ала вопросительный взгляд и друг улыбнулся. Так напряженно и с натяжкой. «Правильно. Я тоже боюсь». — Подумал Скорп, стреляя глазами в никуда. «Сейчас будем проверять нашу дружбу на прочность». — Эта мрачная мысль удивила Скорпи, она показалась ему не своей. И он пристально посмотрел на Ала. Нет, это и не его мысль. Скорее всего Ала больше занимает физическая сторона этого события, чем какие-то размышления. Ал уже ожидал с нетерпением. Скорп вытер ладонь несколькими движениями о бедро и полез устраиваться между ног у Ала. В голове долбануло кровью от того, что он сейчас сделает, и на откате сердце забилось, как книззлов хвост. И теперь уже Скорп с удовольствием провалился бы глубже их любимого слизеринского подвала, а не восседал на кровати на коленках. Он оперся на руку и подался вперед, желая начать все же с поцелуя. Альбус не сводил с него глаз. И Скорпи улыбнулся, потому что обожал эти глаза, счастлив их видеть и смотреть в них бесконечно. Ал тоже заулыбался и притянул Скорпи к себе поближе. Шепотом, в самые губы, спросил у него: − А где заклятие Эластичности? − Не будет. Скорпи хотел добавить: иначе мы никогда не узнаем, как это... Но не стал сотрясать воздух, они ж одну и ту же книжку читали. Ал закрыл глаза и уронил руки на кровать. Скорпу показалось, что одновременно Ал придвинулся к нему, хоть такое и не было возможно: воспарить вверх. Нет, просто Альбус расправил плечи и глубоко вдохнул всей грудью. Он без энтузиазма принял решение обойтись в их первый раз без заклятия Эластичности, но и обсуждать это не стал. Просто выражал согласие и на это. Скорпиус передумал целоваться и вернулся назад, придвинулся поближе и приставил рукой головку ко входу. Ал зажмурился ещё больше и вцепился пальцами в простыню. − Открой глаза, А-ал-л-л. Скорпиус постарался сказать это нейтрально, чтобы не напугать друга ещё больше. Ал поджал губы, но медленно открыл глаза. Скорпи встретил его вопросительный взгляд. Но сколько бы Ал ни пытался скрыть свои чувства от Скорпиуса, тот без труда видел досаду и разочарование в глубине его глаз. − Ал, я всё равно возьму тебя сейчас, даже, если ты скажешь: нет. Знаешь? − Да. Очень просто ответил Альбус. − Тогда, чем ты опечален? Скорпиус увидел, что Ал не хочет отвечать, а хочет закрыть глаза и сбежать в себя. − Смотри мне в глаза. Скорпи даже не подумал, что будет, если Ал не захочет сделать так, как велено. Но Ал крепко вцепился взглядом ему в глаза. Скорп просто заново начал входить. Он немного задержался у входа, размазывая свою естественную смазку, чтобы простимулировать себя. Скорпи опустил взгляд на свою руку и внимательно рассмотрел там и всё остальное, и несколько раз поднимал глаза на лицо Ала и опускал их обратно. Ал расслабил пальцы и выпустил простынь. Он как бы взял себя в руки. В конце концов, он сам это начал и не имеет смысла что-то менять. Скорп очень медленно проталкивался вглубь, в основном, чтобы не причинить себе моральной или физической боли. Когда он прошел воображаемую середину, то уже забыл какого отказался от Эластичности. Он попытался невербально призвать палочку, но стихийная магия теперь не сработала. Скорп видел, как глаза Ала наполняются слезами, а губы он нещадно рвет зубами. Скорп дошел до конца и осторожно опустился всем телом на Ала. Гладил его и целовал во влажную кожу. Даже не собирался дотягиваться до искусанных губ или искать его мокрые глаза. Немного отстранился и попробовал двигаться. Ал положил ему руки на плечи. Сердце Скорпи нещадно дернулось. Он посмотрел на Ала, но глаза того уже были закрыты, а голова запрокинута. Скорпи сделал воображаемый выдох. Вспомнил причину, по которой не наложил Эластичность и покраснел от стыда. Как же он благодарен Алу за его поведение. Скорпи двигался и пытался делать это плавно и размеренно. Ему казалось, что это невозможно. Скорпи так оценивал, что он то торопится, то затягивает. Запястья заболели, унимать дрожь ног стало невозможным. Он погладил бедра Ала, как бы вызывая его к себе, надеясь на ответ, и на то, что Ал вернется к нему и будет с ним вместе. Скорпи теперь уже хотел быть вместе. Ал медленно открыл мутные глаза и посмотрел презрительно. Но оценив ситуацию, протянул руку и повалил Скорпи на себя, разводя ноги пошире. Погладил его по волосам и поцеловал в макушку. И ещё много раз поцеловал. Скорпи выпутался из его объятий и продолжил заканчивать начатое. Ал больше не закрывал глаза и смотрел нормально, и даже с долей обожания, самой маленькой, буквально чуть-чуть, в глубине измученных глаз. Скорп наплевал на все книжки, на всех своих предков, и протянул руку Алу. Тот вложил в раскрытую ладонь свои пальцы, и Скорпи опустил их руки к поджатому к самому животу члену Ала. Они повозились, чтобы определиться, как его держать, как по нему двигаться? И Скорпи испытал чувство свалившегося с плеч камня. Он понял, что теперь всё будет вместе, теперь всё будет, как и раньше, как было всегда. Он на этом эмоциональном подъеме, почти в эйфории, от затопивших чувств раскаяния и единения, быстро кончил и перестал двигаться. Хотел, конечно, продолжить рукой, но, кажется, не смог. Ал отнял его руку от своего члена и куда-то переложил. Себе на живот, куда же ещё? Скорпи замер, хотелось упасть и не вставать. Но он не хотел помешать Алу, не мог пошевелиться, боялся отвлечь его внимание на себя. Дождался в неудобной позе конца и только потом подобрал под себя ноги и отодвинулся, сел, наконец, и расслабил несчастные ягодицы. − Ох, Скорп, что ж ты, как гиппогриф копытами? Специально? Чтобы мне не понравилось? − Извини-извини, в следующий раз буду помягче. − Вот именно, Скорп: в следующие разы. И их будет столько, сколько мне понадобится. О, никакого вызова в глазах — простая констатация факта. Мрачный взгляд. Но это просто от боли. Скорпиус опустил глаза и немного голову. Он понимал, что от своих желаний не уйдет. Но то, что это навсегда, понял только сейчас. Думать о смерти в такой момент — это так по-слизерински. − Я больше не буду думать о семье, находясь в тебе. Я вообще всегда буду думать прежде всего о тебе. − Как и раньше. − Как и всегда раньше, Ал. Как и раньше. Конец