middle of september.

Детская любовь самая искренняя. Она не знает корысти, меркантильности и собственной выгоды. Детская любовь — первый распустившийся в марте цветок на вишневом дереве. Такой нежный, его легко ранить. Легко убить. Но именно он запоминается людям приходов весны в их жизни. Чонгук любил так, как не любил никто и никогда в жизни. С песочницы до самого университета он следовал за своей любовью безмолвной тенью, тихим летним ветерком, невидимым ангелом-хранителем. Ему достаточно лишь было видеть улыбку Чимина, слышать его смех и осознавать, что вот он, живой и здоровый стоит впереди. До Пака не дотянуться как до неба, его не изучить как и океан. Если Чимин солнце, то Гук луна. Им не суждено встретиться, им не суждено любить. Но природа считает иначе. К четырнадцати годам омеги благоухают, а альфы борются за них. Так было, есть и будет вечно. Это и погубило Чона. Он считался изгоем, ведь каждый в его классе имел свой уникальный запах, один лишь он был будто пуст, будто невидимый совсем. Насмешки омег давили, альфы и вовсе мальчика не замечали, не чувствуя абсолютно никакой угрозы. Ведь что он может? Щуплый, низкий и абсолютно напуганный. Но даже в самом маленьком и слабом теле может биться самое большое и теплое в мире сердце, которое кровью обливается каждый раз при виде рыжего омеги. Гук чувствовал запах Чимина, чувствовал, что этот человек ему судьбой предназначен. Мир вокруг пропал и остался лишь солнышко Пак. Никто не нужен, никого больше нет. — Пап, я пойду, — громко, так чтобы родитель услышал, говорит Чонгук из коридора в сторону кухни. — Удачи, малыш, — слышится ласковый голос, а после стук ложки о стенки кружки с кофе. — Ты всех поразишь, крольчонок. Они еще не чувствовали такого запаха, поверь. Высокий пухлогубый мужчина появляется в дверном проеме и о косяк облокачивается, смотря на своего сына с самой яркой улыбкой. — Лучше поздно, чем никогда. Не переживай и иди. Второй курс то самое время, когда мы с твоим отцом встретились. Даже завидую немного. — хихикает Джихун и подходит к сыну, проводя рукой по худому плечику. Чонгук лишь тяжело вздыхает и головой мотает, тихо проглатывая ком в горле. Он бы радовался появлению запаха лет в четырнадцать-пятнадцать, но не в двадцать, когда он уже стал изгоем. Любимая улыбка стала адом, а собственное имя из губ Чимина звучало как проклятье. Время не щадит никого. Из самых примерных детей-ангелов вырастают монстры. Пак знал, что он завидная омега, что многие мечтают хотя бы об одной ночи с ним. И они это получают. Рыжий знает себе цену, он любит удовольствия, что даровала нам всем мать природа. Секс стал культом для парня, ведь кругом так много альф с потрясными запахами, которую голову кружат. Но не Гук. Чонгук — оно. Человек без пола, не имеющий запаха. По крайней мере до своего двадцатого дня рождения. Снова двор университета. Оглушающий галдеж первокурсников, насмешки над младшими от старших курсов и крики зазывал в университетские клубы. Парень останавливается рядом со стендом представителей клуба спортсменов, осматривая плакат со школьной футбольной командой. Хочется быть там, среди них. Посередине. Тогда Чимин обратил бы на него внимание и заметил бы в нем кого-то помимо «зубрилы» и «бесполого существа»? — Эй-эй, оно вернулось? — слышится мерзкий и до боли знакомый смех. Хосок был четверокурсником, главной танцевального клуба, отчего имел большую популярность. Помимо идеального владения своим телом как во время танцев, так и в постели, шатен был до безумия привлекателен, поэтому стал фаворитом Чимина. С этого и началась цепочка издевок. Хо смеялся над всеми «ущербными», а Пак его поддерживал, лишь бы его парень не потерял интерес к самому рыжему. — Как твое лето, засранец? Да ты подкачался? — задира руку Гука с легкостью поднимает и отпускает, сразу отвешивая подзатыльник младшему. — Воняешь омерзительно. Решил кошачьим ссаньем облиться, чтобы запах хоть какой-то иметь? — артистично помахав перед своим носом рукой, показывая все отвращение, что испытывает, Чон старший отшатывается и присвистывает. — Чимми, иди зацени. У бесполого новая кликуха. Ссыкун. Рыжий бежит по первому зову, будто собачка к своему хозяину. Влетает в объятия, как он думал, своего альфы и глубоко носом запах втягивает. Терпкий карамельный кофе сразу заполняет легкие Пака и тот сглатывает, чувствуя как сердце с ритма сбивается. Ему всегда казалось, что лучшего запаха, чем у Хосока не услышит в жизни. Он ошибался. — Да, и правда мочой воняет, — кривит губы в нелепой улыбке и покрепче альфу обнимает, стараясь не смотреть на предмет издевок. — Скинься с крыши, Чонгук, сделай всем одолжение. — Нет, не надо. Тогда университетская жизнь не будет такой веселой. Живи, вонючка, живи. — хлопает сильно брюнета по плечу и к рыжим волосам принюхивается, зарываясь в этот апельсиновый сорбет носом, и уводит омегу в сторону входа в здание. Что мог Гук сделать? Что он должен был сказать? В такие моменты язык будто исчезает и он не может даже звука издать. Смотрит лишь преданным взглядом на змея, который сердце стиснул и вонзил в артерию ядовитые клыки. Это все, что он может. Если Чим змей, то Чонгук — Ева, которая подается и не сопротивляется. Брюнет ненавидит омегу, но любит так безмерно и безоглядно. — Забей, — коротко кидает проходивший мимо омега с таким бархатным голосом, который по телу музыкой разливается. — Они тупицы, не слушай их. Пахнешь классно. — Тэхен оборачивается и дарит брюнету свою квадратную улыбку, которая, кажется, спасает этот день. Гук знал, что Ким тоже считался изгоем из-за своей чудаковатости и из-за того, что он из семьи, в которой достаток был ниже среднего. Может стоит держаться вместе? Это первый раз, когда омега обратил внимание на новоиспеченного альфу, поэтому сердце с ритма вновь сбилось и захотелось выпустить на свободу все скопившиеся эмоции, но брюнет лишь промолчал, сжал в кулаки лямки черного рюкзака и пошел быстрым шагом к своему корпусу, чтобы снова сесть за заднюю парту и смотреть в окно, как всегда это и происходило. Пока Гук пытался усмрить бурю своих эмоций на первой паре, Чимин сидел в объятиях Хосока на матах в спортивном зале и краем уха слушал лепет парня об очередной вечеринке, на которой они дожны быть главными гостями, но Пак совсем не до этого. В голове не укладывается, как его альфой может быть «оно». Жизнь шутит намного лучше, чем он, как оказалось. Всю свою жизнь он подкидывал дрова в огонь, в котором сам же и начал гореть. Если Чонгук его альфа, а это значит, что и семью он сможет сделать только с ним и против природы не попрешь. Стоило один раз вдохнуть аромат и теперь сердце сбивается каждый раз при мысли о том, сколько он успел наговорить и натворить. И не хочется вовсе рыжему терять свой статус, начиная водиться с бакланом, который ниже днища. Не для этого столько времени омега строил из себя то, чем по факту не являлся. «Может, если я буду сильнее издеваться, то ничего и не буду чувствовать и все встанет на свои места?» — думал парень про себя, искусывая свою пухлую нижнюю губу. — «Бред и совсем не смешно». Чимин занимался самобичеванием и переворачиванием своего разума и сознания, строя планы избежания неизбежного, пока Гук ловил на себе все больше взглядов омег. Новые запахи всегда сильно привлекали их, но парень и подумать не мог, что все так изменится. За обедом впервые к нему подсели, а на паре биологии даже пригласили в общий проект. То, чего брюнет не ждал — пришло в один момент. Впервые он почувствовал, что дышит, а не задыхается, хватаясь за тонкие нити жизни сквозь стиснутый кнут на горле. — И как тебе? Наверно, нравится привлекать к себе внимание этих голодных донельзя шлюх? — Ким Тэхен всегда появляется слишком внезапно, а голос его снова мурашками разбегается по всему телу, заставляя ойкнуть от неожиданности и руку на грудь положить. — Что ты тут делаешь? — решает не отвечать на вопрос Чон и откидывает рюкзак к перегородке на крыше, усаживаясь рядом с ним на пол и облокачиваясь о метталический заборчик. — То же самое, что и ты, — шатен губы облизывает и садится рядом с гуком, глубоко вдыхая воздух через ноздри, ловя запах Гука, — я прячусь. — Я не прячусь, — мотает головой альфа и достает из рюкзака плеер, начиная распутывать наушники. — Конечно, ты совсем не приходишь сюда каждый большой перерыв и не ревешь. — хмыкает омега и достает пачку дешевых сигарет из куртки из искусственной кожи. — Мы убогие. Наше место на крыше, а главным хобби нашим должны быть грусть и мысли о том, что хорошо было бы прекратить это чертово существование. Не так ли? Брюнет отвечать не стал. Правда всегда больно режет, ибо она острее самого заточенного кинжала. Он расправляется с наушниками и включает одну из любимых групп, вставляя белые наушники-капельки в уши. Взгляд падает на курящего парня рядом. Он улыбается, но в глазах его читается что-то, что больнее безответной любви, больнее ножа в печень. Тяжело вздохнув, альфа вынимает правый наушник из уха и протягивает его брату по несчастью, который в свою очередь принимает, как ему показалось, руку помощи. Это первый шаг к дружбе, которая спасет две израненные души.