Ты не возражаешь, если я убью тебя? Возразишь, если я попытаюсь? Ведь ты стал моим злейшим врагом.
Алисе двадцать. Алиса сошла с ума когда-то давно, кажется, в декабре десять лет тому назад. Или в июне таком холодном, колючем, что зимой кажется — уже не имеет значения. Алиса помнит огонь. Языки его пламени обжигают её во снах, заставляя задыхаться от дыма и истошных воплей. Алиса помнит пылающий дом, возгласы людей, беззвездную ночь и чью-то кривую тень. А маму с папой она не помнит. И Лиззи не помнит тоже. Ведь мертвым свойственно уходить из памяти и надолго в ней не задерживаться, даже самым близким. Алиса напугана. Ей страшно до дрожи в коленках. Ей страшно от самой себя. — Доктор Бамби, мертвая страна чудес меня душит, — в очередной раз выдыхает она. — Она меня убивает! Убивает! — Откажись от своих воспоминаний, Алиса. Откажись от Страны чудес. Алиса сидит в кресле в твоём кабинете и нервно перебирает тонкими пальцами подол своего серого платья. Оно ей к лицу. Ты любишь его снимать. Ведь у неё кожа бархатная и тёплая, и тебе к ней прикасаться нравится. И то, как от твоих прикосновений она ёжится, закрывается, тоже нравится — одурманивает, скорее. Алиса боится себя и Страны чудес. Тебе она доверяет. Ты помогаешь ей свой собственный разум собрать по осколкам заново и прошлое своё воскресить, она это знает, оттого и не сопротивляется. Она это знает и в это верит. Это, на самом деле, единственное, во что она сейчас может верить. Ты любишь наблюдать за тем, как меняется выражение ее лица, когда она под тобой, нагая и такая беспомощная, хрупкая, точно фарфоровая. Слушать, как её дыхание сбивается и хрипит, — это уже вошло в привычку. Стало традицией. Это доводит до экстаза быстрее, чем опиум или морфий. Алисе твои прикосновения неприятны. У тебя руки шершавые, грубые, и губы холодные и сухие. Ты чувствуешь, как она дергается, когда ты легонько кусаешь кожу на шее или сдавливаешь ладонями её грудь. Но она молчит. Молчит и терпит. Потому что одиночество ее погубит быстрее, чем ты. Она позволяет тебе делать с собой все, что угодно — и даже не вскрикивает, когда ей больно. Она такая тихая. Опомниться не успеешь, как ее тело достанут из реки под Тауэрским мостом, стоит ей уйти, сбежать, спрятаться от тебя. Алиса ведь девчонка-изгой, над которой будут смеяться: она ведь до мозга костей сумасшедшая. Алисе больше некуда деться. У неё никого не осталось. Алиса полагает, что с тобой не потеряет себя. Алиса так похожа на Элизабет. На твою маленькую Лиззи. Обе дочери семейства Лидделл были прекрасными — как жаль, что обеих тебе было необходимо разрушить! Алиса ничего не знает. Алиса винит себя. Алиса — в руках кукольника. Она — марионетка. Безвольная. Чудовища затягивают ее своими липкими лапами на самое дно пустоты. Их фарфоровые лица глядят на неё с застывшей усмешкой. Она постепенно сгорает в своём адском поезде. Страна чудес скоро совсем сломает ее. Сожрет — скоро только кости останутся. Нужно чуть-чуть подождать. Алиса утонет в липкой темноте и даже имя своё забудет. Она от тебя зависит и лишь на тебя надеется. И за это ты ее любишь. Главное, не дать ей найти ответы. Главное, позволить ей з-а-б-л-у-д-и-т-ь-с-я. В лабиринтах Страны чудес навсегда остаться. — Мои друзья умирают, — шепчет она отчаянно. — Я вижу, как они умирают, доктор, в мертвой Стране чудес! Ты усмехаешься. Алиса такая потерянная! Считает свой маленький больной мир реальностью… Какая она забавная! Она так похожа на Элизабет… так же ничтожно глупа и так же по-детски наивна. От Лиззи, правда, только пепел остался. Однако ей ты хотя бы успел насладиться — она, конечно, царапалась, пыталась вырваться и мычала, когда ты зажимал ей рот, но ты оказался сильнее. В ее сопротивлении был какой-то шарм. Тело Лиззи — изящное, тонкое, — извивалось под тобой, и слезы блестели у неё на щеках, и волосы казались шелковыми чёрными волнами. Твоя маленькая Лиззи была так прекрасна. Ты бы, несомненно, оставил ее в живых, не будь она так горделива и отчаянна. Пожар в доме Лидделлов был вынужденной мерой. Ведь Лиззи бы рассказала. Рассказала обязательно — и все бы узнали твой маленький секрет. И твоё тело бы болталось в петле. Ведь люди свято чтят правосудие. А власти считают, что таким, как ты, единственный путь — виселица. Боже, храни Королеву! Ты ведь не хотел, чтобы твоих марионеток оставили без их хозяина, правда? Ты ждешь пополнения в своей коллекции. — Я скоро умру, доктор Бамби. — Ее глаза наполняются слезами каждый раз, когда она не может совладать со своими воспоминаниями. Они ее на куски разрывают беспощадно. — Я чувствую это: от меня ничего не останется! — Это всего лишь плод твоего разума, девочка, он тебе не навредит, — мурлычешь ты, касаясь ее плеча. — Забудь, Алиса. Прошлое помнить не нужно. — Я пытаюсь забыть, доктор Бамби! — Алиса смотрит на тебя с такой болью, что тебе даже жалко ее становится. — Но воспоминания никуда не уходят. Они все топчут меня с новой силой! — Она почти кричит, голос ее надрывается. Как же она безумна! Ее безумие — черно-красное. Чёрное — как ничто. Красное — как кровь, которую она проливает во снах, пытаясь спасти безнадежно убитую Страну чудес. Ее безумие такое же мертвое, как ее детская сказка. Оно холодное, как сталь ее сказочного ножа. Ты в предвкушении потираешь ладони. Когда последний карточный замок рухнет в ее воображении, когда перестанет улыбаться костлявый Чеширский кот и кровью наполнится прекрасная Долина слез, когда тело Алисы синими бабочками разлетится по всей Стране чудес, все будет кончено для неё. А для тебя все только начнётся. Алиса — твоё сокровище. Твой главный товар. Ведь в Лондоне туманно-дождливом любят покорных и сломленных сироток. С ней будут делать все, что угодно — и она не проронит ни звука, принимая все унижения. Ведь ты ее кукловод. Алиса — твой главный трофей. Ты ещё не знаешь, что через несколько недель полетишь под поезд. И она будет смотреть на тебя глазами, полными гнева, и руки её не дрогнут, толкая тебя на рельсы. Ты забрал у неё все, Ангус Бамби. Даже больше, чем всё, чтобы её погубила больная Страна чудес. Только ты прогадал в одном, Ангус Бамби. Алиса Лидделл своей Страной чудес была.Теперь все кончено. Что же ты наделал?