Безумный

Я ни о чем не сожалею. Что бы я не делал, все кажется мне прекрасным. Таким же прекрасным, как мое лицо!.. Нервно хихикаю и скребу длинным неровным ногтем белую стену. Она такая мягкая, как подушка. А если бы еще была красной, то, возможно, напоминала мне внутренности. Постоянно представляю себе, что бы было, если бы я не убивал, не сошел с ума. Наверное, смеялся с подколок брата и дружил с Джейн. Что за чушь лезет мне в голову?.. Врачи каждый день приходят ко мне в палату и вкалывают лекарства, от которых клонит в сон. Наверное, успокоительное. Только оно ни черта не помогает! Как же я ненавижу психбольницы и этих грёбаных врачей! С каким бы удовольствием я вскрыл бы им вены, наблюдая за тем, как медленно и мучительно жизнь покидает их, раскидал бы их внутренности по комнате, запустил руки в их податливые мертвые тела, лишь бы мне дали волю. Хочу окрасить их в прекрасный цвет крови… Все такие серьезные. Они сердито переговариваются о чем-то, иногда бросая пугливые взгляды на меня, слушая мой безумный смех. — Слышал, в этой палате раньше была Натали Оуллет? — А, эта та, с часами вместо левого глаза? Жуткое зрелище. Помнится, она каждую ночь вскакивала и кричала. — Врачи ввели слишком большую дозу снотворного. Она скончалась, и сюда поместили этого отморозка. Он ничем не лучше. — Как жаль. Натали, часы, жаль… Какая ложь. Наглая, беспардонная ложь! Им не жаль, они не могут испытывать жалость к таким людям, как я! А я, к сожалению, псих… — Я хочу, чтобы вы стали прекрасными! Я кричу. Боже, до чего же они уродливы! Их омерзительные лица каждый раз кривятся в гримасе страха, и не выражают больше ничего. Я же просто хочу сделать их красивыми… Я хочу, чтобы они улыбались! Меня никуда не выводят из комнаты. Да и зачем? Еду мне носят в палату, а все остальное время я смотрю в потолок или принимаю горькие лекарства. Как же я устал от всего этого. готов просто умереть, лишь бы не переживать один и тот же день всю жизнь. — Пожалуйста, выпустите... Не могу больше! Меня воротит от этих белых стен! Я хочу крови, кишок, намотанных на люстру, как гирлянда, хочу выпотрошенных людей, их вечные улыбки, а не это все! Выпустите меня отсюда! — Я исправлюсь… И какой черт дернул меня сказать это? Я никогда не исправлюсь. Не хочу. Мне никогда не перестанет нравиться металлический запах крови и разложения. Это просто невозможно. Мое больное сознание окончательно покинуло меня. Бью кулаками и головой стены, пол, дверь. Кричу, плачу, истерю, зову брата, хоть и сам убил его. Что со мной происходит? Я… сожалею? Нет, нет, нет, неправда! Я не умею сожалеть! Ложь… Слезы снова капают из глаз, обжигая солеными ручейками белы шершавые щеки, отвратительные розоватые шрамы, острый подбородок. Я точно сожалею. Как же странно… Я схожу с ума. Плевать, что я уже сумасшедший. Для меня это странно. Для других — тоже. Так странно, просто до невозможности. Сижу в углу, не реагирую на врачей и их бесконечные бессмысленные расспросы. Слез уже нет, не плачу. Но безумно сожалею. Все чаще молюсь всем богам, если они сеть, чтобы Джейн нашла меня и убила. я не хочу жить с таким тяжелым грузом за спиной… Кажется, сегодня я видел ее в окне. Как же жалко, что оно зарешечено. А врачи говорят, что в моей палате нет окна. Как же его нет, если вот оно, если я смотрю в него каждый день. А, может, это и вправду игра воображения… Сквозь это воображаемое окно я вижу небо. Днем оно мутно-серое, как стены палаты. А ночью звезды полностью покрывают небосклон, как веснушки на его теле. Закаты и рассветы тоже по-своему прекрасны. Именно тогда я вижу Джейн. Она стоит и молчаливо смотрит на меня, все крепче сжимая свой нож в руке. На ней мои подарки: платье, маска, парик. Как это мило. — Джейн, пожалуйста, убей меня! Это так странно и страшно, простить кого-нибудь о чем-либо. Я боюсь. И даже вырезанная мной улыбка не сможет теперь прятать все мои эмоции за ложной маской насмешки и безумия. Прошу, убей меня, Джейн… Ты ведь за этим пришла сюда? Тихонько подходит к моему окну, садится на корточки, шепчет что-то. — О, тебя поймали, ублюдок Джеффри? Все-таки моя вечность оказалась длиннее твоего безумия. Джейн такая забавная. Когда же она успела стать такой? Помнится, в последний раз я видел ее в больнице. Тогда она была плаксивой слабачкой. А сейчас… — Джей, прошу, сделай то, за чем пришла… В ответ шепчу какую-то бессвязную чушь. Но меня это устраивает. Все чаще начинаю бредить, и врачи из-за этого вкалывают мне какую-то дрянь. Меня мутит. Девушка кивает. В своем наряде она похожа на прекрасную черную тень, следующую за мной по пятам. Ей подходит ее имя — Вечная. Чувствую, как по венам все быстрее циркулирует кровь. Мое чертово оледенелое сердце в груди, которое в последнее время все больше болело от осознания, затрепыхалось сильнее. Похоже, я на пределе. Так и знал, что психушка до добра не доведет. Джейн, убивай скорее, или не успеешь!.. Смеюсь. Истерически, захлебываясь воздухом и утирая рукавом смирительной рубашки слезы. Эта весть о скорой кончине очень рассмешила меня. Словно гора с плеч упала… Это последние минуты. Не знаю, что прикончило меня быстрее — Джей или безумие. Но это было просто превосходно! Такое чудесное чувство — умирать. Хочу испытать его еще раз! Безумец, сидящий во мне, решивший, что все слишком грустные. Убийца, что вырезал улыбки на губах жертв. Маленький мальчик, не сумевший подарить другим тепло и доброту своего оледенелого сердца. Безмозглый дурак, что встал на неверный путь. Знай, мне жалко тебя всей душой, что у меня есть… Джефф, я сдох, как последняя шавка. Я ничтожество. Я не смог сделать то, что хотел ты. Я лишь сделал то, что хотел я сам -исчез…