Без начала.

Снег падает на лицо, но как-то невесело. Морозит кожу, холодит сердце. - Как-то тоскливо все это. – На светлых ресницах нетающий лед, сковавший по крестовине все тело. – Ты никогда не думал, что все будет так? Щелкает зажигалкой. Искра теплится на губах лишь мгновение. Мгновение тянется вечностью. - Нет, я надеялся на красотку с шикарной фигурой. – Джонс улыбается криво. В душе тускло, погано. – А это всего лишь ты. - Всего лишь я. – Искру гасит осознание нелепости. – Я тоже ждал чего-то другого… - Например? - Человека. – И лед режет сердце, прозрачной иглой, наживую. – Но, кажется, мы оба обмануты. Затягиваются дымом молчания, солидарности. Потому что под рукавами горят так болезненно синие васильки, которые жгут, рвут на части что-то под ребрами. И их так и хочется вырвать с корнями, отделить руку по локоть, потому что так проще, потому что не хочется видеть. И они и не видят. Заматывают как могут синие искры, вдыхая табачный дым. В спешке ползут по легким темные пятна. Чернилами пачкают голос, слова. - Да, жизнь и, правда, сплошной обман. – Искра окончательно гаснет. Она безнадежно мертва. – Потому что никаких «мы» никогда и не будет. Снег падает по обязательству. Белое тянется к черному. Шаг навстречу друг к другу. В легком касании нетающие кристаллы с ресниц все же плавятся, стекают дорожками несказанных слов по щекам. Потому что они не плачут. Их попросту нет. - На прощание. – Это не поцелуй. Плотно сомкнутые губы, молча, кричат остатками искр василькового цвета. Между ними нет теплоты, нет ничего. Только лишь горячие пальцы скользят по затылку пепельной скорби. Это не поцелуй. Они лишь прощаются, стирая желанное. Тело противится разуму. - Недолго… - Притягивает за шарф, впивается снова. – Ещё немного позволь… Горячее. Дыхание согревается, искры щекочут нёбо. А они продолжают прощаться. Цепляясь за последнее слово, застывшее на губах.