Куклы

      Солнце только-только начало пробиваться сквозь заколоченные досками окна, а Дженни уже несколько часов как на ногах. Много дел, много забот у кухонной феи. Сначала растопить камины в библиотеке и гостиной, потом приготовить завтрак на всю особнячную ораву, прибрать оставшуюся с ночи посуду, протереть пыль в нескольких комнатах, и конечно же поинтересоваться у каждого, как у них идут дела, не заболели ли, нужна ли помощь. Она всё время в движении, ни минуты на месте не задержится, словно стоит ей замереть на время, и призраки прошлого настигнут, вцепятся своими холодными лапами и больше не отпустят.       Я знаю, от чего ты бежишь. И понимаю, что никогда не смогу сказать тебе…       Время за полдень. Дженни нагрузила поднос едой, и осторожно, хоть и быстро, понесла его в гостиную. Тратить кровь не пришлось — дверь оказалась приоткрыта, и нужно было лишь подтолкнуть её плечом. Так, тихонько, чтобы не уронить ничего… Вот так. И, развернувшись лицом к дивану, сразу хмурится — ужин так и не тронут, стоит на столике поднос с холодными макаронами, давным-давно остывший чай, засохшие ломти хлеба.       -Ну Джим, ну вот опять… Ты же доктор, и так пренебрегаешь полноценным питанием!       Она вздыхает и качает головой, ставя поднос рядом с первым.       -Ладно уж, потом поговорим… Умаялся, вчера был тяжелый день, — Дженни подходит ближе, поправляет спящему плед. Сквозь напускную сердитость проступает нежная улыбка, девушка пальчиками убирает упавшую на лицо Джима жесткую прядь, чуть поглаживает его по щеке.       От этого зрелища становится невыносимо больно. Сжимаю пальцами край стола, пытаюсь глубоко и ровно дышать. Хочу переключить на другую комнату, но понимаю, что сделать это не в силах. Дженни…       Она подхватывает поднос с ужином, тихонько выходит из гостиной, прикрывает дверь так, чтобы та не захлопнулась и не запустила испытание. Всегда заботится о других, не может иначе…       Поднос благополучно доставлен на кухонный стол. У люка в подвал девушка приседает, открывает крышку.       -Твой брат очень устал и сейчас спит в гостиной. Пожалуйста, не буди его. Если что-то понадобится, лучше отыщи меня, хорошо? Кстати, ты обедал? Точно? Смотри мне, — она кидает Джеку яблоко и поднимается на ноги, сияя довольной улыбкой. Как же она красива, когда улыбается вот так, искренне и непринуждённо! Словно солнце, вдруг вспыхнувшее в этом мёртвом особняке…       Дженни вновь куда-то идёт, несёт кружку с чаем. Взлетает по лестнице легко, словно ничего не весит; минуя ненужные ей комнаты, оказывается на чердаке. Здесь она становится тише, внимательно смотрит под ноги, чтобы не наступить на разбросанные чертежи. Вижу, как поджимает губы — ей это не нравится, будь её воля, навела бы здесь идеальную чистоту. Ставит кружку на стол — всё так же осторожно, чтобы ничего не задеть. Негромко интересуется у Райана, не нужно ли ему что-то ещё, кивает, чуть похлопав его по плечу. И тихонько спускается вниз.       Снова куча дел, множество мелких забот. Стирка, уборка, готовка. Я слышу, как она поёт, поливая цветы в зимнем саду. Слышу, как она ворчит, оттирая масляное пятно с обшивки дивана в кинотеатре. Она вновь заглядывает в гостиную, проверяя, не проснулся ли доктор. Конечно, нет, Дженни…       Она поднимает голову к камере, жестикулирует, привлекая моё внимание и вряд ли догадываясь, что я и так смотрю на неё практически безотрывно. Включаю динамик, всеми силами стараюсь сохранить привычный ей сухой будничный тон.       -Я слушаю, Джейн. Что-то нужно?       Она кивнула.       -У нас заканчивается кофе и рис, и было бы неплохо добавить витаминов — сезон простуд, как-никак. Ещё на исходе стиральный порошок — найти его не допросишься! И прищепки… старые постоянно куда-то деваются, а стирки много, сам знаешь какие грязнули тут живут. И…       Она продолжала говорить, всё с большим воодушевлением. Просит ведь не для себя, а ради них…       Я на автомате соглашаюсь, мысленно откладывая в голове заметку, чтобы пересмотреть потом запись и уточнить список. А пока просто слушаю её голос, такой счастливый, такой… живой. Когда она закончила, отключаю обоюдную связь. Из груди рвётся стон, я не в силах сдержать его и остановить боль, жрущую сердце. Почему так больно наблюдать это день за днём… Каждое слово о них, каждый разговор, каждый контакт… Я медленно схожу с ума. Она никогда не узнает, что руки сбиты в кровь о стены. Что театр, который я холил и лелеял, превратился в пыточную камеру для его создателя. Что несколько месяцев назад особняк постигла ужасающая трагедия, унёсшая все жизни, кроме её и моей. Что я молю всех богов, если они только есть, чтобы она никогда не вспомнила, как в тот день вопль невыразимой боли разрывал эти стены, как отчаяние уничтожило ту Дженни, заперло её мозг в собственный особняк из иллюзий, и заставило воссоздать каждого из тех, кого она знала здесь, в виде наряженных в их одежды кукол. Я не смог увести её тогда, не смог бы знать, что Дженни, это солнышко, будет заключена в психушке. Теперь слишком поздно что-то предпринимать. Я опоздал… и теперь она останется навечно в своём мире иллюзий, счастливая хотя бы в нём. Живая… Под присмотром почти оставшейся без души куклы.