Семь маяков

*** Пустая квартира встретила отсутствием запахов и гулким эхом. Дженсен прошел в гостиную, бросил сумку. На диване лежала записка, прижатая по углам яблоками: «В этот раз Ньюпорт, штат Орегон, маяк Яквина. Ты же приедешь? У меня будут гирлянды. Ты любишь гирлянды. Жду. Джаред. P.S. Не думай долго, билет для тебя я купил на твои же призовые мили». Снова тащиться куда-то на самолете, а потом на перекладных до края земли не хотелось. Дженсен мечтал о спокойных вечерах с бутылкой пива перед телевизором, о неспешном сексе. Причем о сексе спонтанном, сиюминутном, когда вдруг заводишься от мелочей, таких, как полоска обнаженной кожи между футболкой и шортами или ладонь на колене. Можно протянуть руку и … Черт! Джаред, по которому Дженсен скучал бесконечное число дней и ночей, опять исчез, улетел к своим маякам. Да, именно так, во множественном числе! Улетел и снова предоставил Дженсену шикарную возможность в который раз выбирать, остаться с ним или послать его маяки подальше. Дженсен устал, хотел есть, спать и трахаться, в конце-то концов! Нельзя так. Он долго стоял под душем, пока злость не унесло горячей водой прочь. Всё-таки у них с Джаредом в жизни много хорошего. Принялся готовить, не вот что-то сложное - омлет с оливками, луком, помидорами и сыром. В холодильнике стараниями Джареда продуктов было ровно на три раза поесть. Так и было запланировано изначально – Дженсен приедет, переночует и рванет к нему. Пока Дженсен готовил - отвлекся. Накрыл на стол, достал любимые квадратные тарелки, разложил вилки. Сам же всё и испортил. Разделил омлет пополам, разложил на две тарелки. Уселся за стол и… Две тарелки! Настроение снова пропало. Конечно, он съел свою порцию, но тошно было по-прежнему. Дженсен плеснул в стакан виски и пошел страдать в любимое кресло. Сразу вспомнил, что это не только его любимое кресло. Память не отключишь, она не дает жить спокойно, неважно, какие вплывают воспоминания, хорошие или плохие. Как бы Дженсен ни злился, память начала оффлайн-трансляцию слайдов. В таких случаях - только смириться. В основном люди подсчитывают время, проведенное вместе, днями, месяцами и годами, но Дженсен считал маяки. У них было шесть маяков, и каждый – особенный. *** Нулевой маяк. Так Дженсен про себя называл маяк, на котором они познакомились. Не-общий-маяк, еще непонятный для Дженсена и один из многих замечательных для Джареда. В ту зиму команда National Geographic Channel месяц жила в маленьком домишке, в тундре. Снимали леммингов и полярных сов. Недалеко стоял небольшой городок, штук десять улиц, пара гостиниц и маяк на отшибе. Черт знает, как тот маяк назывался, Дженсен был не в теме, и название ему ничего не говорило. Когда съемки завершили, оказалось, что они опередили график на два дня, и самолет будет только в пятницу. Делать было нечего, посидели в баре и взяли экскурсию на маяк. Уж очень красочно официантка рассказывала про вид со смотровой площадки и рекомендовала послушать истории о том, как маяк работает, в какое время его построили, а также жуткую сказку про звуки пианино. Дженсен сразу заметил одну вещь. Когда девушка говорила про смотрителя, то весьма недвусмысленно покрывалась легким румянцем и прикусывала нижнюю губу. Ладно, маяк так маяк. Что там остальные забыли на этом маяке? Может, действительно хотели разобраться в сложной системе линз? Выпили они не так уж и много. Ввалились шумной гогочущей компанией в служебное здание, и Дженсен захмелел еще больше. У смотрителя были в наличии длинные ноги и ямочки на щеках. Дженсен откровенно любовался. Тонул в насмешливых глазах. Не мог отойти дальше, чем на расстояние вытянутой руки. Все смотрели на море вокруг, на скалы и на бескрайнее небо, а Дженсен глазел на губы смотрителя и на его вздернутый нос. Смотрителя звали Джаред Падалеки, и он был по уши влюблен во все маяки вместе и в каждый по отдельности. Вероятно, только таких чудаков принимали в их странное студенческое сообщество, члены которого замещали действующих смотрителей маяков на время отпуска или болезни. Глаза Джареда горели, когда он рассказывал про маяк: - В конце девятнадцатого века зеркальный осветитель демонтировали. Вместо него установили светооптический аппарат на основе линз Френеля. В середине двадцатого века осветительная система снова была модернизирована, и проблесковый режим работы обеспечивался уже не вращением оптического аппарата, а периодическим включением-выключением лампы. - Угу, - кивал Дженсен. Линзы Френеля наверняка были прекрасны, но глаза Джареда не давали никакой возможности отследить основную нить повествования. Рот Джареда скривился от усмешки, и Дженсен честно попытался усвоить следующую информацию: - Сегодня уже нет необходимости постоянного присутствия смотрителя в маячной комнате на башне. Маяк не разжигают вручную и не следят за тем, чтобы свет не погас. Всем этим управляет автоматическая система. Смотритель в назначенное время только должен повернуть ручку включения маяка. - И где он берет это время? – выпалил Дженсен, шагнув почти вплотную к смотрителю. Джаред сделал шаг к стене, ловко уходя от наступления, и показал на стену: - Назначенное время он смотрит в таблице освещенности, которая составляется на каждый месяц года на основании времени рассвета и заката каждого дня. - А как устроена маячная башня? – Дженсен чувствовал, что действительно заинтересовался строением маяка. Смотритель укоризненно покачал головой: - Как я уже говорил, маячная башня имеет высоту двадцать шесть метров. Нижняя часть — пустотелый конус с винтовой лестницей и четырьмя ярусами световых окон для освещения лестницы. Дальше Дженсен улавливал отдельные слова – «колпак», «остекление», «проблесковый», «круговой радиомаяк» - и лихорадочно думал, как бы ему остаться и завести более близкое знакомство. А уж потом он попросит провести экскурсию заново и будет слушать внимательнее. Уходить было нельзя, но Дженсена вынесли на улицу. Ему удалось шепнуть, что если смотритель не против, то Дженсен, то есть он, Эклз, будет ждать до самой ночи. Во-о-н в том баре в конце улицы. Весь вечер Дженсен проторчал в баре, но Джаред так и не пришел. Дженсен решил: если не гора к нему, так он до горы мигом доберется. Вовремя вспомнилась одна мудрость - нельзя брать с собой алкоголь. Выпить можно, когда вы встречаетесь в кафе, но первый раз в гостях – ни-ни, никакого подношения пива от порога. Если только сам хозяин угостит. Поэтому Дженсен умылся, попросил у официантки горячий чай и сел думать, чем можно удивить смотрителя. Самое главное - не получить пинок прямо с крыльца. Тут нужна была помощь. Официантка не возражала, чтобы Дженсен проводил ее домой, и рассказала всю нужную информацию. Да, смотритель живет на маяке вторую неделю, всегда один, с девушками не замечен, готовит себе сам, а уж какая у него улыбка… Ясно, что ничего не ясно, предпочтения – гетеро пятьдесят на пятьдесят. Похоже, придется самому выяснять. С гирляндой на шее в честь приближающегося Рождества Дженсен пошел в гости к смотрителю. Смотритель не спал. Вышел немного помятый, Дженсена с крыльца не сбросил, не послал куда подальше. Зевнул и спросил: - Ты зачем вернулся? Дженсен честно сказал, что очень бы хотел познакомиться поближе. Очень. Гирлянда на его шее мигала, и в такт этому миганию бухало в ушах сердце. Джаред хмыкнул, глядя на мигающие огоньки: - Тебя Дженсен зовут? - Дженсен, - отрапортовал Дженсен. Если у смотрителя имя за весь вечер не выветрилось из головы, значит, надежда есть. Джаред еще раз оглядел смелого Дженсена с ног до головы и отодвинулся, пропуская в комнату: - Чай будешь? На меня кофе не действует, я чай крепкий завариваю. Спать меньше хочется. Дженсен с радостью согласился. Джаред минут пять заботливо подсовывал ему коробку с печеньем, потом спросил с неподдельным интересом: - Это ваша группа фильм про полярных сов снимает? - Наша, - гордо ответил Дженсен. Он действительно гордился тем, чем занимался. - Расскажи, - попросил Джаред. Дженсена не надо было упрашивать. Джареду он был готов рассказывать хоть всю ночь. В настоящее время у них был чертовски безопасный уровень работы, который им обеспечивали миниатюрные танки и микрокоптеры. Команда снимала зебр и пингвинов, настраивала беспилотники для съемок опасных животных. Львы после нескольких недель работы с танком в прайде спали в обнимку с оборудованием. - А обезьяны? - Что «обезьяны»? – с улыбкой повторил Джаред. - Ты знаешь, как снимают обезьян, которые живут в кронах деревьев? – прошептал Дженсен. - Не знаю. - Операторам устраивают специальные вышки, натягивают специальные дороги с люльками, устанавливают специальные краны, и дальше вся бригада тупо снимает обезьян из месяца в месяц. Несколько месяцев ты болтаешься между небом и землей. Терабайты записи, джунгли, листья, морды, хвосты и лапы, шмыгающие за листьями. Потом месяцы монтажа, чтобы эти лапы и хвосты нарезать в красивое кино. - Ого! - Да, работы ого-го сколько, а на выходе всего сорок минут таких офигенных кадров, что только удивляешься, откуда их нарезали. Когда Дженсен уходил в темноту зимней ночи, смотритель отчаянно зевал. - Я тебе еще не рассказал, как снимать акул и не быть съеденным, - торопливо сообщил Дженсен в попытке спасти положение. - Не рассказал, - согласился Джаред. – Прости, спать хочу ужасно. Дженсен простил. Когда все погрузились в автобус до аэропорта, наотрез отказался ехать. Взял в кафе завтрак на двоих и отправился к маяку. Джаред открыл дверь и засмеялся: - Серьезно? Ты не из тех, кто забывает таких как я, ботаников? - Разве ты ботаник? - Конечно. Только я мог отпустить тебя, даже не спросив номер телефона, - развел руками Джаред. – Хочешь ветер послушать? - Хочу, - не думая ответил Дженсен. Они завтракали под завывания ветра в комнатке наверху. - Классно воет, - Дженсен представил, как должно быть тоскливо здесь ночью. – Ты здесь почти всегда один. Грустно не бывает? Джаред помотал головой: - Нет. У меня экзамены скоро. Готовлюсь изо всех сил, ветер не дает задремать. - А когда спишь? - После экзаменов высплюсь. Смена заканчивается через три дня, домой прилечу, и еще через день экзамен. Недолго осталось. Значит, у Дженсена есть в запасе три дня. - А что там за жуткая история про пианино? – на самом деле Дженсена не интересовала всякая крипота, основанная на выдумках и домыслах, но уж очень хорошо Джаред рассказывал. - О-о-о, у каждого маяка есть своя жуткая история, - Джаред хитро прищурился. – Мне кажется, что если у маяка нет такой истории, то ее просто необходимо придумать. Дженсен усмехнулся. Они сидели на самой верхушке маяка словно два заговорщика, и без сомнений, если бы возникла нужда в такой истории, придумали бы нечто выдающееся и наводящее на всех ужас. Джаред указал на маленькое круглое окошко сбоку от стола: - Ты же смотрел вокруг? Однообразный пейзаж - камни, море и ветер, а также одиночество и достаточно суровый быт, и так круглый год. Работа на маяках не всем подходит. - Не всем, - Дженсен бы точно сбежал отсюда дней через пять, во время очередного шторма, после особенно тоскливых завываний ветра. Если бы Джареда не было рядом. Джаред кивнул и размазал малиновый джем по тосту. Дженсен поймал себя на том, что слизывает несуществующую капельку джема на своих губах. - С давних времен все смотрители пытались внести разнообразие в свою жизнь на маяках. Многие привозили с собой жен, но это не гарантировало счастливую жизнь. Так и случилось с одним здешним смотрителем. Отправляясь на службу, он взял с собой жену, а та, заботясь о своем досуге, взяла с собой пианино. Смотритель по натуре был молчаливым, жена скучала и, чтобы спастись от скуки, играла на пианино. Надо сказать, что, по словам родственников, играла она прекрасно. Смотритель тоже сначала так думал. Музыка звучала с утра до вечера, что с каждым днем все больше и больше бесило смотрителя. В конце концов он убил жену, искрошил пианино в щепки и спрыгнул с маяка на скалы. Грустная история. - И где же тут жуть? - Жуть здесь в том, что звуки пианино и сейчас слышны на маяке в тихие лунные ночи, когда на море штиль. Будто кто-то играет нежную мелодию, едва касаясь пальцами клавиш. Волосы дыбом встают, - закончил свой рассказ Джаред и с хрустом откусил тост. Дженсен вздрогнул. - А ты слышал? - Нет. Пока я здесь, все время дует ветер. Ни разу еще не было тихих ночей. Иногда думаю, вдруг повезет и услышу. Завтра обещают безветренную погоду и легкий снег. Придешь? – спросил Джаред. - Ладно, - выдохнул Дженсен. Никаких звуков музыки в ночи они так и не дождались. Ветер выл как сорвавшийся с цепи пес, Джаред учил физику, а Дженсен вдруг понял, что хочет продолжения. Впервые в жизни. И нулевой маяк стал началом их собственной истории. *** Все было больше чем хорошо – по чудесному совпадению оба жили в Остине, были «совами», не настаивали на топстве и любили одни и те же книги. И что немаловажно, их вкусы в еде совпадали, а это являлось одним из важных пунктов, которые Дженсен в тайне от всего мира про себя называл «секретами счастья». Дженсен уже был готов выговорить невыговариваемое: «Я люблю тебя». И почти уже решил, что скажет это, когда вернется из Танзании. Дженсен смотрел на животный мир Танзании через видоискатель камеры и как никогда хотел домой. За неделю до возвращения ему позвонил Джаред. Не просто Джаред, а тот самый влюбленный в маяки Джаред-смотритель, и выпалил в трубку: - Привет! Мне предложили маяк на озере Мичиган! Дженсен и не думал его удерживать. Их первый маяк был обледеневший, сплошная сосулька. У Дженсена даже сомнений не было насчет поездки. Он прилетел из Танзании, заскочил на час домой, принял душ, выгреб из сумки грязное белье, сложил чистое и снова рванул в аэропорт, на ходу жуя соленые орешки. Из-за отвратительной стыковки рейсов добирался почти двое суток, а потом целовал ошалевшего от радости Джареда. Лед был повсюду. На дорожке, которая вела из жилой части комплекса к зданию маяка, на кустах, на оконных рамах. Путь к маяку каждый вечер и утро превращался в приключение. Дженсен мерз постоянно, при любой возможности заворачивался в одеяло. Джаред ласково смеялся, разворачивал и отогревал. Его теплые ладони и горячие губы резко контрастировали с ледяной задницей Дженсена. Одно только портило настроение Дженсену. Его не очень смелое «я тебя люблю» так и осталось непроизнесенным. Признаться – не признался, но предложил съехаться. Жить вместе оказалось совсем несложно. Дженсен теперь определенно любил приходить домой по вечерам. Их жизнь была наполнена радостями: завтрак на двоих, ужины собственного приготовления, объятия в любое время суток и регулярный секс. Список «секретов счастья» Дженсена пополнился еще несколькими пунктами. Например, без мокрой футболки Джареда, брошенной на полу после пробежки, счастье точно не существовало. *** Когда Дженсен уезжал в очередную командировку, Джаред вдруг загрустил. Уставился тоскующими глазами в окно, на небо, на редкие снежинки. Обронил непонятное: - Время летит. Он вообще редко говорил короткими фразами. От этого Дженсену было не по себе. Глаза Джареда становились другими, нездешними какими-то, и Дженсен не знал, как вернуть знакомого Джареда - с теплым взглядом, домашнего и улыбчивого. А не этого... духа маяка. - Джаред, мне нужно уехать. Это моя работа и, в конце концов, она была у меня до тебя, - Дженсен отвернулся, точно зная, что Джаред начинает злиться, спросил тише, пряча раздражение: - Куда ты на этот раз? Джаред не ответил. Пожал плечами, но Дженсен все равно услышал: «У меня тоже были маяки. До тебя». *** По возвращению Дженсена ждала записка: «Улетел 15 декабря. Смена три недели. Приезжай, буду ждать». Второй маяк. Дженсен долго думал, ехать или нет. Перебирал в уме все варианты развития таких отношений. Сколько он вытерпит? Не легче ли ждать Джареда дома? Надо попробовать. Терпения хватило ровно до вечера следующего дня. Если есть возможность завтра утром обнять Джареда, почему бы ею не воспользоваться? Гарантий хорошей погоды никто не давал. Они сидели в этом чертовом маяке лишнюю неделю, потому что разыгрался шторм. Трахались, жарили сосиски, смотрели кино на стареньком лэптопе. Дженсена чуть не смыло в море. Захлестнуло волнами входную дверь, только стоило высунуть нос за порог. Джаред сначала удостоверился, что Дженсен в порядке, но мокрый с головы до ног, и только после расхохотался весело и беззаботно. Дженсен подумал, что ради этого смеха он мог бы сделать все что угодно. Попроси кто-нибудь тогда: «Отдай жизнь всего лишь за год, чтобы вот так, вместе, не разлучаясь», и Дженсен согласился бы. Электричество на маяке вырабатывал электрогенератор. Часто ломался, пыхтел и плевался бензином, поэтому вечерами они сидели без света. Комнатка отапливалась по старинке – печкой. Тени жили своей жизнью на стенах. Изгибались, переплетались, дрожали, когда пламя свечи трогал сквозняк. Обнимали друг друга, а в следующее мгновение тревожно метались по стене. Дженсен наблюдал за ними, запоминал и мечтал сделать фотографии. Вот тень Джареда покачнулась и высоко подняла локти, потому что Дженсен повел ладонями от его живота до груди. Дженсену казалось, что она сейчас вдруг вырвется из реальности, пока его собственная тень кусает губы где-то там, среди теней подушек. Позже были разговоры обо всем на свете, и Дженсен все-таки пожаловался: - У меня такое чувство, что ты от меня сбегаешь. - Я не сбегаю. Тебя нет очень долго, а у меня терпения не хватает ждать дома. Там всё напоминает о тебе. - А здесь? - Дженсен обвел рукой простую мебель и особенно выразительно махнул в сторону безжизненных скал за окном. – Что здесь хорошего? - Мне здесь спокойно. - Тебе это нравится? - Да. Я знаю, что когда ты вернешься, то дом будет ждать и меня тоже. Но пока тебя нет, я там лишний. - Не лишний. - С тобой нет. Но без тебя – да. Когда погода наладилась, вечером, в сумерках так хорошо было стоять, соприкасаясь плечами, и смотреть вдаль, на темнеющее небо. Дженсен чувствовал себя тепло и спокойно как никогда раньше. Хорошее чувство. Дженсен хранил его для худших времен. Например, когда они чуть не разбежались из-за чего-то, что вспомнить потом так и не смогли, нашелся отличный рецепт как перестать злиться. Дженсен представлял, что Джаред стоит ночью один на площадке маяка, и больше не хотелось выяснять кто прав. Решение пришло само собой – нужно просто подойти и обнять. И не отпускать. *** Третьим был маяк на краю света. Ехать не хотелось от слова совсем. Дженсен устал как собака, съемки джунглей в сезон дождей вымотали все нервы. Налить виски и закутаться в одеяло, ничего больше. Дженсен так и сделал, но напиться не смог. Обстоятельно рассказал себе, что нахер не нужна ему возня со странным Джаредом, вечно убегающим к своим маякам. Полночи смотрел баскетбол и под утро лег спать. Утром вдруг сорвался. Собрал сумку за считанные минуты. Долго потом ломал голову, почему взял три свитера и ни одной смены нижнего белья. На маяк добирался почти четверо суток, включая переход на лыжах до военного аэродрома и полет на вертолете. Дверь в домик смотрителя не запиралась. Зачем? Кто среди бескрайней стылой пустоши захочет шагать десятки миль по карликовым березкам, чтобы посмотреть на голые стены маячного комплекса? Джаред спал. Услышал шевеление в комнате, открыл глаза и выдохнул: - Почитаешь мне? Дженсен читал ему «Волшебную зиму» про круглого смешного Муми-тролля и Малышку Мю. Странная уютная сказка, и Джаред улыбался своим мыслям. Потом они любили друг друга под вой вьюги за толстыми стенами. Наскучались и никак не могли насытиться. Дженсену всю ночь казалось, что если он разожмет пальцы и отпустит Джареда, то больше никогда не увидит его. Никогда. Утром Дженсен проснулся в одиночестве, оделся и отправился к маяку. Сердце сжимала непонятная тревога. Он шел вверх по лестнице и слышал, как Джаред возится наверху, глухо звякали металлические детали. Едва Дженсен сделал шаг на смотровую площадку, Джаред в то же мгновение рухнул вниз. С такой же скоростью сердце Дженсена упало в пятки, а в груди образовалась пустота. Испугаться он не успел. Снизу раздалось: - Йухууууууу! Дженсен, посмотри на мен-я-а-а-а! Желтые крылья параплана ярким пятном горели на снежной белизне. Дженсен засмеялся: - Ты меня напугал! Спустишься – голову оторву! - Полетишь? - Да-а-а! «Счастье = желтые крылья + смех Дженсена», - написал Джаред на полях книги. Дженсен увидел эту формулу уже дома, и она согревала в сто тысяч раз лучше, чем чашка грога в промозглый вечер. *** Четвертый и пятый маяки случились в одно лето, подряд. Команда Дженсена ждала отправки в Перу в августе, а время до августа можно было потратить как душе угодно. Душа Джареда рвалась к маякам, а душа Дженсена – за Джаредом. Дженсен сам себе поставил диагноз. Звучало профессионально: «Падалеки головного мозга» . Очень хотелось придушить каждого туриста, что приходил послушать рассказы Джареда о маяке. В такие минуты Дженсен понимал сошедших с ума смотрителей. Четвертый маяк находился в раю, рай – где-то на востоке Греции. Тропинка сбегала к песчаному пляжу, и ночью над морем висела луна. Несомненно, эта луна и стала причиной - Дженсен признался, что любит. Как-то поздно вечером еле дождался, пока последний турист свалит за горизонт, запер дверь и заявил, что теперь Джаред будет только его собственный. Утром дверь все-таки пришлось открыть, и, глядя на Джареда, невыспавшегося, с припухшими губами, с засосом на шее, который едва прикрывали волосы, Дженсен тихо млел от удовольствия и даже глазом не моргнув согласился на следующий маяк. У счастливых мозг отключается. Пятый маяк сторожил огромную мель в Абердиншире. В штиль небо и море одинаково нежно розовели под утренним солнцем. По щиколотку в воде, раскачивая солнечные блики, можно было идти далеко-далеко. И самое главное, ни одного туриста на мили вокруг. Никого, кто бы мог отвлечь Дженсена от Джареда. Все-таки в мелькании серых будней слишком мало времени, чтобы остановиться и остаться наедине. Всегда что-нибудь мешает. *** На шестом маяке было… уютно. Правда, не сразу. Одного исландского маяка Джареду было мало. На следующий же день после приезда Дженсена Джаред напросился на экскурсию на автоматический маяк Тридрангар на скале в пяти милях от берега. Дженсен, глядя на то, какими глазами Джаред смотрит вокруг, пяткой перекрестился, что на этом маяке никаких маячников отродясь не было. Упаси боже оставаться тут дольше, чем на «посмотреть». Джаред с инженером проверяли линзы и компьютеры, а Дженсен прижался к нагретой солнцем стене и нервно курил. В голове шумело, ноги тряслись. Как истеричная тетушка чуть не завопил Джареду: «К краю не подходи!» Натерпелся, одним словом. Когда на свой маяк вернулись - надо же, «свой», всего за какие-то четыре часа стал своим – Дженсен Джареда час из рук не выпускал. Молчал и заласкивал, чтобы даже не думал про такие жуткие маяки. *** Но Джаред думал. Жизни своей без маяков не представлял. Дженсен сидел в пустой квартире, где все звуки тонули в тоске, и ясно понимал: Джаред убегал не от него. Джаред убегал к нему – к настоящему, который никуда не торопится, который целиком и полностью – Джареда. И Дженсен полетел. Сначала на одном самолете, потом на другом. Опять залы ожидания, самолетная безвкусная еда и влажные салфетки с отвратительным запахом. Визжащие на весь салон младенцы и воздушные ямы, от которых замирает сердце. Седьмой маяк находился за всеми ебенями, но Дженсен твердо решил до него добраться. Только вот ничего не мог с собой поделать – без конца злился. Вроде надо было уже смягчиться, сам же поперся в эти самые ебени, но нет, никак не мог, в голове заело: «Гребаные маяки!» Маяк стоял на выдающемся в море каменном мысе, к нему надо было идти по узкой тропинке. Дженсен топал и злился. Пинал сумку, пинал попадавшие под ноги камешки, обзывал себя ослом. До тех пор, пока не увидел Джареда. Тот стоял перед маяком, на тропинке, которая начиналась у самых дверей. Смотрел из-под руки на Дженсена, а потом – побежал навстречу. Несся и орал что-то, захлебываясь от радости, подпрыгивал на бегу. Дженсена отпустило, он бросил сумку и тоже побежал. Когда добежал, то обнял крепко и сказал, касаясь уха Джареда губами: - Знаешь, я всегда буду рядом. - Знаю, - подтвердил Джаред. Над ними всходила огромная сентябрьская луна, а свет маяка золотил волосы Джареда и рисовал силуэт Дженсена на фоне неба тоненькой золотой полоской.