.
Дождь больше не идёт после той ночи. Эвен обожает голубое небо и звёздные ночи, но он замечает, что с волнением ждёт ливня, надеясь, что приложение с прогнозом погоды на его телефоне ошибается, что уже очень скоро с неба вместо снега хлынет вода.
Он отправляет Исаку несколько сообщений в день, и тот теперь отвечает каждый раз каким-нибудь мемом или философской цитатой из книги, которую читает. Это похоже на платонические отношения на расстоянии. И Эвен в замешательстве, потому что не знает, чего хочет Исак. Он не уверен, что знает, чего хочет сам.
Адриан бросает попытки встретиться с ним после трёх или четырёх раз, когда Эвен придумывает отмазки, чтобы избежать личного общения. И Эвен снова чувствует, что застрял на месте, пытаясь найти ответы на вопросы.
«Хочу ли я этого парня? Хочет ли он меня? Что между нами теперь, когда от связи не осталось и следа, теперь, когда наука больше не пытается соединить нас? Кто мы друг для друга?»
Эвен всё время думает об этом, не знает, что делать дальше, ждёт, что Исак, возможно, подаст ему знак. Дождя нет ещё одну неделю, и Эвен пытается представить, согласится ли Исак встретиться с ним без этого условия.
Он думает об этом, позволяет мыслям разрывать собственный мозг и сжимать грудь. Он сейчас с парнями, под кайфом, и Мутта спрашивает его, что происходит, и упоминает, что слышал, что Исак вернулся.
И Эвен рассказывает ему, потому что чувствует, что ему теперь уже нечего терять. Он опускает детали о поцелуе и вероятности, что он испытывает к Исаку романтические чувства. Но чувствует, что Мутта и так знает. Мутта всегда знает.
— Почему ты ждёшь дождя? Ты что, прикалываешься?
— В смысле?
— Он скорее всего ждёт, чтобы ты сделал первый шаг.
.
Эвен пишет Исаку сообщение и спрашивает, не хочет ли тот поесть суши. Это предложение выглядит неловким, но, по мнению Мутты, оно достаточно дружеское. Совместное распитие кофе стало прерогативой идущих на первое свидание людей с Тиндера. А приглашение на настоящий ужин кажется странным, если не упомянуть конкретную кухню. Поэтому выбор пал на дешёвые суши в два часа дня. Вполне безобидно.
Исак говорит да.
Эвен приходит к месту встречи в 13-58, и обнаруживает, что Исак уже его ждёт. На нём зимний пуховик, шапка-бини, толстые жёлтые перчатки и серый шарф.
Он неловко топчется на месте и машет рукой, заметив Эвена. Это мило.
— Ты рано, — говорит Эвен.
— Время — это концепция, придуманная людьми. Если принять во внимание относительность времени, то я не пришёл рано, как и ты не опоздал.
— Вижу, ты по-прежнему любишь говорить о дерьме.
— Я бы не назвал теорию относительности дерьмом. Но как скажешь.
Эвен смеётся, усаживаясь за столик. Приятно снова быть участником этих перепалок. — На самом деле поверить не могу, что ты пришёл.
— Я человек слова.
.
Они заказывают дешёвые суши, и Эвен замечает, что Исак окунает маки в соевый соус, вместо того чтобы поливать им свои роллы. Он снял свои толстые перчатки, чтобы есть палочками, хотя у него это плохо получается, и Эвену достаточно увидеть его кожу, чтобы почувствовать болезненное желание прикоснуться к нему.
Исак спокойно продолжает есть. Он спрашивает Эвена о Бакке, и Мутте, и об остальных. Он спрашивает о Юлие и обещает как-нибудь навестить её, если это удобно. Он спрашивает, как у Эвена дела с учёбой и предлагает помочь с физикой, когда Эвен отвечает, что у него некоторые проблемы.
Всё это довольно мило. Кажется, будто они друзья, будто Исаку действительно на него не плевать, и он хочет сделать Эвену что-то приятное, ничего не прося взамен.
— Я мало выходил из дома, с тех пор как вернулся, — признаётся Исак, когда Эвен отмечает, что он выглядит счастливым.
— Почему?
— Боялся столкнуться с тобой.
Это предельно честный ответ, и Эвен не знает, что сказать.
— Но я рад, что теперь это уже не проблема, — добавляет Исак. — Всё не так уж плохо.
— То есть ты не будешь возражать против встреч в будущем?
— Только если ты не будешь ко мне прикасаться.
— Раньше это было единственной причиной, по которой ты со мной общался, — тупо констатирует Эвен, потому что это правда.
— Хочешь верь, хочешь не верь, но мне приятно твоё общество.
— Когда ты говорил это мне в последний раз, ты планировал свою пока самую изощрённую операцию.
— Больше никаких изощрённых операций.
— Ты решил уйти на пенсию? — улыбается Эвен.
— Я просто устал, — вздыхает Исак, и это правда. Он выглядит измождённым. — Думаю, что завязал с экспериментами на какое-то время. К тому же между нами больше нет той связи, что заставляла нас делать странные вещи.
Типа поцелуев, и прикосновений, и объятий.
.
Они расплачиваются каждый за себя и перед уходом отправляются в туалет. Эвен тащится за Исаком, и он не уверен, должен ли подождать или зайти туда вместе с ним.
Ситуация неловкая, но Исак спокоен и не обращает внимания на присутствие Эвена, закрываясь в одной из кабинок. Эвен не знает, помогло ли это совместное поедание суши или нет. Он не знает, чего хочет от него Исак. Дружбы? Общения? Попросит ли он снова обнять его во время следующего дождя?
Эвен моет руки, стоя у длинной общей раковины рядом с Исаком, и звук текущей воды заглушает его мысли. И лишь когда они встречаются взглядами в зеркале, Эвен понимает, что Исак моет руки уже несколько минут, будто ждёт, что Эвен догадается о чём-то, будто хочет, чтобы Эвен что-то сделал.
Ох.
Эвен опускает глаза, переполненный волнением и неуверенностью, и Исак делает то же самое, со смущением и сожалением.
Он смотрит, как Исак неловко смывает излишки мыла, которое налил в ладони, чтобы продлить мытьё рук; он выглядит уязвлённым и униженным, щёки пылают невообразимым оттенком красного. Весь день он вёл себя невозмутимо и ровно. И когда он наконец позволил Эвену заглянуть в свои мысли и увидеть его истинные желания, всё закончилось переполняющим его чувством стыда.
Нет.
Эвен не думает, когда тянется к руке Исака под водой. Он не думает. Просто делает это. И от их прикосновения словно искры летят, оба одновременно ахают.
И это было бы неловко, если бы не было так приятно.
Теперь они практически соприкасаются телами, стоя рядом перед зеркалом в туалете, держась за руки под текущей из крана водой и опустив глаза.
Эвен ждёт, что его отвергнут, ждёт возмущённого «какого хрена ты делаешь?!» Но этого так и не происходит.
Исак принимает его руку с поспешной необходимостью, вздох, срывающийся с его губ, настолько громкий, что напоминает финальную стадию рыдания. И Эвен никогда не привыкнет к этому — к тому, что Исак настолько изголодался по прикосновениям, что даже касание руки под краном заставляет его задыхаться.
Эвен готов рискнуть всем и обнять его. Но он знает, что Исак никогда его не простит.
— Тебе от этого больно? — спрашивает он Эвена тихо, неотрывно глядя на их сцепленные руки, словно не может поверить, что может себе это позволить.
— Нет, — твёрдо отвечает Эвен. — Мне не больно. Всё нормально.
Мыльная пена стекает между их ладоней, и Исак накрывает руку Эвена второй рукой. Он скользит пальцами по тыльной стороне, словно хочет запомнить каждый бугорок, каждую мозоль, каждую впадинку.
Эвен ошеломлён тем, как осторожно Исак исследует его руку — конечность, которую он часто воспринимает как должное, но сейчас, под прикосновением Исака она кажется чем-то невероятно драгоценным. Эвен не хочет прерывать его. Он позволяет ему делать всё, чего ему хочется. Он позволяет Исаку трогать себя, сколько ему необходимо.
Исак переплетает свою правую руку с левой рукой Эвена, и они так и стоят у раковины, тяжело дыша и не осмеливаясь поднять глаза.
Эвену хочется что-то сказать, но ничто не сможет описать то, что он сейчас чувствует. Поэтому его рот остаётся закрытым.
Но потом он чувствует, что Исак меняет положение. Краем глаза замечает, что он медленно поднимает голову. Он чувствует, что Исак поднял глаза, и Эвен делает то же самое.
Он видит в зеркале отражение Исака, раскрасневшегося и запыхавшегося, с осоловелыми глазами. Он выглядит пьяным, будто под кайфом от простого, ограниченного рамками прикосновения.
Он улыбается. И Эвен улыбается тоже.
— Ты в порядке? — спрашивает он, потому что никогда не знает, что чувствует Исак.
— Да. Это приятно.
Эвен проводит большим пальцем по запястью Исака со всей нежностью, на какую способен. И Исак впивается пальцами в его костяшки, мгновенно закрывая глаза, словно желая прочувствовать прикосновение до конца.
Они держатся за руки, пока кто-то не заходит в туалет, и им не становится стыдно, что они так бездумно расходуют воду.
Потеря контакта кажется жестокой, и когда Исак хочет вытереть руки, Эвен останавливает его.
— Не надо.
— Мокрые руки могут способствовать распространению бактерий.
— Мне сейчас насрать на бактерии, Исак.
Острая потребность, звучащая в голосе Эвена, кажется чужеродной даже ему самому, и Исак снова вспыхивает и подчиняется, принимая мокрую руку Эвена, когда они выходят из ресторана.
В трамвае они прячут переплетённые пальцы в кармане Эвена, и когда они высыхают, Исак настойчиво отнимает руку, вырываясь из цепкого плена.
— Но мне не больно. Клянусь, — убеждает его Эвен.
— Эвен, достаточно.
.
Достаточно? Нет. Его никогда не бывает достаточно.
Эвен не может думать ни о чём другом. Если не пойдёт дождь, им нужно самим что-то придумать.
Они могли бы плавать в бассейне. Они могли бы принимать душ. Они могли бы вместе принимать ванну.
Столько возможностей, одна невероятнее другой. Эвен никогда не видел Исака раздетым, он всегда был как минимум в футболке. Вероятность того, что Исак согласится принимать с ним душ, равна нулю. И всё же.
У Эвена кружится голова от одних мыслей о лете. Они могли бы поехать на какой-нибудь фьорд и провести там неделю. Они могли бы купаться в многочисленных озёрах, окружающих город. Они могли бы поехать в коттедж его отца. Эвен готов помириться с отцом ради этого.
Но Исак держит дистанцию. Он ведёт себя слишком холодно для человека, который знает, что теперь у них есть решение. И это заставляет Эвена нервничать.
Теперь ничто не мешает Исаку искать подобного утешения с кем-то другим. Эвен не может перестать думать об этом. Это грызёт его изнутри.
— Адриан зайдёт сегодня? — спрашивает Юлие после обеда. Она прощупывает почву.
— Исак вернулся, — признаётся Эвен. И она больше не беспокоит его тем вечером.
Он грустит, пока не получает сообщение. Сообщение от него.
________________________________________
Гераклит
20:34
Привет
Хай
Как дела?
Хм, нормально. У тебя?
Хорошо :)
Что нового? Как раз собирался тебе написать
Может, ты хочешь пойти завтра поплавать?
В бассейн, куда мы ходили раньше
Ты возобновил абонемент?
Да, сегодня
На это понадобилось время
Они хотели согласие от родителей
И мне пришлось доказывать, что получил эмансипацию
Ох
Да
Да, конечно
Во сколько?
После твоих уроков в школе?
В 4 часа нормально?
Да :)
ОК, круто-круто
Круто-круто
:))
:))
:))))))))))))))
Lol ок
Прости, можно я просто
?
Akjfshkjdhshdwudslhlkasg
Что это
Просто не мог сдержаться
Ты странный
<3
________________________________________
Эвен не может спать. Он слишком возбуждён, чтобы заснуть. Но он знает, что должен. Он знает, что не может себе позволить откатиться назад и вернуться к дурным привычкам и саморазрушению, ведь сейчас у него всё так хорошо. Он и так уже стал больше пить и курить, и ему нужно взять себя в руки.
Он открывает одно из медитационных приложений и позволяет мужчине с убаюкивающим голосом усыпить себя.
.
— Приём? Земля вызывает Эвена? — Мутта трясёт его за плечо, и Эвен улыбается. Он любит, когда Мутта так говорит. Земля и Мутта. Мутта и Земля. — О чём замечтался?
— Я сегодня после школы встречаюсь с Исаком, — как бы между делом отвечает Эвен, словно его тело не звенит в предвкушении, словно он не мечтает прямо сейчас переодеться в плавки.
— Серьёзно? У вас теперь всё нормально?
— Типа того? Я не знаю.
— Ты по-прежнему не можешь к нему прикасаться?
— Ага. Но мы идём плавать, — с улыбкой добавляет Эвен.
— Почему ты улыбаешься? — прищуривается Мутта. — Ты что, можешь к нему прикасаться, когда вы плаваете, или что?
Эвен не отвечает, но улыбка выдаёт его.
— Серьёзно?! Погоди. Но это же так круто.
— Пообещай, что никому не скажешь.
— Но почему?
— Не знаю. Исак очень странно себя ведёт по этому поводу, — отвечает Эвен.
— Ладно. Обещаю.
.
Эвен бежит в бассейн, надеясь, что там не будет слишком многолюдно. Он надеется, что они смогут говорить и, может быть, касаться друг друга.
Исак уже в воде в своём тёмно-сером гидрокостюме. Эвен знал, что не стоит ждать его обнажённой кожи, но всё равно надеялся.
— Ты опоздал, — говорит ему Исак, когда Эвен оказывается рядом.
— Я думал, что время — это концепция, придуманная людьми.
— По какой-то причине мне казалось, что ты будешь рад этому.
— Я рад. Я опоздал, потому что потратил много времени, прихорашиваясь для тебя, — говорит Эвен, показывая ему язык, словно ребёнок, потому что он так себя чувствует.
Исак брызгает в него водой, и Эвен не остаётся в долгу.
Кроме них в бассейне ещё только один человек, девушка, и она продолжает наматывать круги, практически не обращая на них внимания.
— Где именно прихорашивался? — дразнит его Исак, и Эвен хочет наброситься на него и, может быть, утопить немного, но не делает этого. Он до сих пор не знает, ради чего Исак позвал его сюда.
— Ты что, не считаешь меня хорошеньким? — шепчет он в ответ, подплывая ближе, слишком близко. Он теперь может пересчитать ресницы на глазах Исака.
Исак вспыхивает и отплывает в сторону, но Эвен следует за ним.
Они плавают вокруг друг друга. Исак в своём гидрокостюме, а Эвен — в плавках. Повисшая тишина кажется тяжёлой.
— Когда мы были здесь в последний раз, мы обнимались, — выпаливает Эвен.
— Когда мы были здесь в последний раз, между нами была физическая связь, которая не оставляла нам выбора, только как обниматься.
Эвен удерживается на месте, используя руки и ноги. Он взвешивает свои следующие слова.
— Если бы у меня был выбор, я бы всё равно делал это, — говорит он.
— У тебя и сейчас нет выбора.
— Есть. Ничто не заставляет меня.
— Твои воспоминания заставляют. То, как ты чувствовал себя раньше, говорит тебе, что ты этого хочешь. Это как когда ты попробовал какое-нибудь очень вкусное блюдо, и не можешь не хотеть его снова, только лишь вспоминая об этом.
— В этом нет смысла, — Эвен хмурится, потому что не хочет, чтобы Исак искажал его слова и применял к нему какие-то странные теории.
— Есть. Поэтому ты раздражён. Потому что в этом есть смысл. Я не могу выбрать тебя, если ты — единственный, кого я знал.
Исак давит на то место, где болит. Он испытывает его. Эвен это знает. Исак не может читать мысли, но то, как он умеет забираться к нему в голову и угадывать самые сокровенные мысли, иногда пугает его.
Исак знает, что Эвен комплексует из-за его новообретённой свободы касаться других людей под водой. Он пытается проверить свою теорию. Более наивный Эвен не заметил бы этого, но у сегодняшнего Эвена большой опыт, поэтому он понимает. Эвен знает, что делает Исак.
— Ты собираешься прикасаться к другим людям? — спрашивает Эвен, переходя сразу к сути, потому что недопонимания кажутся милыми в романтических фильмах, но он устал от непонимания, что чувствует каждый из них.
— А ты обидишься на меня, если собираюсь?
Эвен думает над его словами. Он будет волноваться, что его забудут и оставят в прошлом. Но он не будет обижаться на Исака. Как можно!
— Нет.
— Нет?
— Я не могу обижаться на тебя за то, что ты хочешь почувствовать ещё чьё-то прикосновение. Я понимаю.
— Правда?
— Ты не можешь выбрать меня, если я — единственный, кого ты знал. — Это причиняет боль, но Эвен понимает.
Исак смотрит на него широко раскрытыми глазами, явно поражённый его ответом. И Эвен пытается понять, в чём смысл их плавательных занятий.
— Ты стал мудрее, — говорит Исак.
— Я просто теперь лучше тебя знаю.
— Ты так думаешь?
Эвен бросается вперёд и закрывает пространство между ними, обхватывая руками Исака и притягивая к груди с такой силой, что с его изогнутых губ срывается громкий вскрик.
— Сам мне скажи, — Эвен чуть не задыхается от близости, ощущая тело Исака, прижимающееся к его обнажённой груди.
От подобной близости кружится голова. И Эвен смутился бы, что плавки вдруг значительно растягиваются под водой, но он слишком занят тем, что рассматривает горящее лицо Исака.
— Я… — Исак открывает рот и снова закрывает его. Он с трудом дышит. Эвен чувствует, как тяжело поднимается и опускается его грудь.
— Ты этого хочешь? — Эвен пытается добиться некоторого превосходства после того, как Исак только что снова задел его растревоженные чувства.
Но ему не приходится этого делать.
Потому что Исак практически мгновенно льнёт к нему, обхватывая руками за шею и устраивая голову на плече, трётся носом о кожу Эвена за ухом, обвивает ногами талию.
Они держатся на поверхности. Стук их сердец совпадает с громкими гребками девушки, плавающий через три дорожки от них. Они держатся на поверхности, и Эвен ждёт, когда дыхание Исака выровняется. Он обнимает его и ждёт.
Теперь, когда дело дошло до прикосновений, Исак становится податливым, мягким. Его острый язык больше не ранит Эвена. Обычная вредность покидает его тело. Всё, чего он хочет, — чтобы его обнимали.
— Вот
этого я хочу.
— Я не против, если ты будешь прикасаться к другим людям, — бесстыдно врёт Эвен, потому что даже это лучше, чем ничего.
— Обещай, что не будешь расстраиваться.
— Обещаю.
— Обещай мне! — снова повторяет Исак, отрывая лицо от шеи Эвена и, нахмурившись, смотрит на него.
— Я только что это сделал, — хихикает Эвен.
Исак вспыхивает, и Эвен накрывает его щёку правой рукой, а левую кладёт Исаку на бедро, чтобы удержаться на воде. Глаза Исака мгновенно закрываются, словно его мозг не может вынести одновременно прикосновения и взгляда.
— Посмотри на меня, — шепчет ему Эвен. — Смотри на меня, когда я прикасаюсь к тебе.
Исак открывает глаза, потом отводит взгляд, словно это слишком.
— Это слишком, — признаётся он.
— Это всего лишь я.
— Что-то не так с моими органами чувств, — признаётся Исак. — Мне кажется, будто я смотрю на солнце, когда ты ко мне прикасаешься.
— Романтично, — смеётся Эвен.
— Заткнись. Я серьёзно, — стонет Исак, но наконец улыбается. Он улыбается.
— Так намного лучше, — Эвен улыбается в ответ и кладёт большой палец на небольшую ямочку на щеке Исака, гладит её.
Они больше не воюют. Они не спорят. Просто прикасаются друг к другу. Просто обнимаются.
.
— Пообещай мне, — снова повторяет Исак, когда они уходят из бассейна два часа спустя, и Эвен жалеет, что не настоял, чтобы они вместе приняли душ. — Обещай мне, что не будешь расстраиваться.
Эвен даёт ему обещание, но не уверен, что сможет его выполнить.
— Я обещаю.
.
— Он встречается с другими людьми, — говорит он Адриану несколько дней спустя, когда они курят косяк в его комнате.
— С другими людьми?
— Да, я так думаю. Я не знаю.
— Как он может встречаться с другими людьми, если он их обжигает?
— Возможно, он предлагает встречаться в бассейне, или ещё как-то? Я не знаю. Может, у Юнаса есть бассейн. Уж точно у него есть ванна. Хотя, может, у него только душ.
— Чёрт, кто такой Юнас?
— Забудь, — вздыхает Эвен и трёт ладонями глаза, потому что чувствует себя уставшим и глупым. — Я обещал этого не делать, а сам…
— То есть у вас типа открытые отношения?
— Скорее открытое научное партнёрство.
Это так тупо. Эвену хочется смеяться от собственных слов.
— Знаешь, что тебе нужно, Эвен? Член. Тебе нужен член. Или вагина. Не знаю, что бы ты предпочёл сегодня вечером.
Эвен отпихивает его ногой, и они хохочут, пока его мама не начинает стучать в дверь. Он надеется, что в комнате уже не пахнет травкой, но уверен, что она всё равно догадалась.
— Привет, Юлие, — здоровается с ней Адриан. И она хорошо к нему относится, но даже близко не так тепло, как относилась к Исаку.
— Не хочу быть грубой, но думаю, в эту комнату нужно добавить ароматов, отличных от типичных запахов парней-подростков, — со смехом говорит она и зажигает новую свечу на верхней полке Эвена.
Свечу с ароматом ванили.
Такие свечи она зажигала, когда Исак оставался ночевать у Эвена.
Она машет им рукой и закрывает за собой дверь. И Эвен падает на кровать.
Даже его мать не может забыть Исака. Что же тогда говорить о нём самом?
Кто прикасается к тебе сегодня вечером? Кто обнимает тебя сегодня вечером? Можно это буду я? Ты можешь оставить немного места для меня?
— Я могу переночевать у тебя? — спрашивает Адриан. — Я так накурился. Не думаю, что смогу сейчас ехать на велике. У меня ноги, блядь, подгибаются.
— Можешь остаться. Не вопрос.
Адриан устраивается на диване.
