Рассказ старлея

      Офицер Статклифф поспешно вбежал на капитанский мостик, едва не потеряв фуражку об низкий для двухметрового мужчины дверной косяк. Ему срочно нужна была Старлей Герс для не терпящего отлагательств доклада. Оправившись и приведя себя в соответствующий уставу вид, Гатс негромким кашлем попытался отвлечь старшую по званию.       Стралей Ирма Герс, отвлеченная, очевидно, своими глубокимим мыслями, стояла у панорамного иллюминатора со сложенными за спиной руками, из которого открывался удачный вид на будущее поле боя - околопланетное пространство Тессея, богатого, но безжизненного ледяного мира. Бледно-голубая ото льда поверхность планеты, заметная, правда, лишь частично, по-волшебному переливалась в лучах местного солнца. Чернота космического вакуума мягко окутывала планету, убаюкивая ее в своих сонных и нежных объятиях,создавая атмосферу такой чудовищной умиротворенности, которая определенно диссонировала с докладом офицера Стаклиффа и общей ситуацией томительного затишья перед бурей. Бисерная россыпь отраженных всполохов отражалась также и в печальных глазах старлея, в которых, казалось, застыла во льду страшная боль. Гатс недавно попал в окружение старлея Герс, но был о ней наслышан от своего предыдущего начальника...       Ирма слыла личностью туманной и таинственной. Потустороннее сияние Тесея и горестно-умиротворенное молчание, царившее всегда вокруг старлея, только усиливали общей эффект печальной тайны, сокрывавшей собой, как траурной вуалью, душу Ирмы. Она всегда была несколько отрешена от внешнего мира, извечно погруженная в себя и смотрящая на все вокруг хладноватой печалью. Однако, как офицер и солдат, Герс стояла на очень хорошем счету и даже существовала легенда, будто в звание старшего лейтенента Ирму произвел сам Император после своего чудесного спасения этим маленьким и печальным офицером. Ирма не подтверждала эту красивую легенду, но и не спешила ее развеять, что только добавляло в свою очередь таинственности к ее образу в глазах других солдат.       Статклифф даже немного растерялся, видя, что его появление старлея совершенно не заботит, и она все так же продолжает изучать печальным взглядом сверкающий вакуум. Гатс немного помялся и закашлял второй раз. Ирма медленно моргнула, будто отходя ото сна, и повернулась к офицеру. Взгляд ее не успел проясниться после длительных размышлений и обдал Гатса каким-то могильным холодом. - - Здравия желаю, - Статклифф сам решил разрядить ситуацию, видя, что старлей ждет его уставного обращения, потому рука молодого офицера взлетает под козырек. Получив ответное приветствие, Гатс продолжил: - Разрешите доложить, товарищ старший лейтенант. - - Разрешаю, - тихо сказала Ирма и прикрыла глаза. Сие телодвижение означало ее предельное внимание и расположение к говорящему.       Статклифф знал, что старлею как командующему защитной группы "Гамма" его доклад не придется по нраву, потому он поначалу немного замешкался, но, чувствуя, что пауза тянется невыносимо долго, все же начал: - Противник перебросил в нашу сторону дополнительные силы. Ударное крыло увеличилось вдвое, а тяжелая флотилия - в три раза. Также эскадрилья разведки получила пополнение на десять боевых единиц и сердцем нападения будет не тяжелый штурмовик типа "варан", а командный крейсер "Черный Бахамут".       Старлей сдвинула выразительные брови к переносице и снова ненадолго ушла в себя, правда, будто забыв свой мигом опустевший взгляд на лице Гатса, которому стало немного не по себе. Он будто отчетливо слышал, как она думает: "Бахамут... Плохо. Крейсер уникальной модели означает только одно - против нас будет вице-адмирал Аль'Тафф. Да еще и с таким количеством боевых единиц..." - Вольно, - внезапно раздался ее тихий и приправленный печалью голос. Гатс повиновался и ослабил стойку. Ирма вызывала доверие, хоть и командовала строго, но в то же время будто давала настойчивый и единственно верный совет. Она была невысока ростом, но ее приказам хотелось внимать и повиноваться. Прежде чем продолжить, Ирма отвернулась к иллюминатору. - Как мы поступим, младший лейтенант Статклифф? - спросила она холодно, вглядываясь в бездонную чернь. Гатс мог поклясться, что она смотрела в сторону будущих позиций врага с уверенностью носового на шхуне, наблюдающего неминуемое черное облако шторма, причем с поразитльным спокойствием и печалью, всегда присутствовавшей в ее необычных зелных глазах. - Право не знаю, старлей, - отозвался наконец после томительной паузы Гатс. - Меня терзают мрачные мысли о том, что мы просто не удержим наступление. Они нас порвут на тысячи маленьких ефрейторов... - закончил свою короткую тираду младший лейтенант шуткой намерено. Он знал, что старлей Герс при неуставном общении относится к таким словам совершенно спокойно, да и самому хотелось как-то отвлечься от грядущего ужаса. А предложить он ничего не мог, потому как всецело полагался на мудрость старлея, что побывала не в одной передряге за свою не очень длинную жизнь. - Что ж, - протянула Ирма с интонацией школьного учителя и вновь повернулась к Статклиффу, - нам остается только держаться. Наше подкрепление уже в пути, так что в таком критическом положении находиться долго на мне придется, хотя мне не привыкать, - зачем-то добавила она в конце фразы лирическое отступление и тяжело вздохнула. - Простите? - решился уточнить Гатс. Он почувствовал, что старлей поймала волну воспоминаний, и сейчас легко будет выяснить о ней хоть что-то интересное, чего она никогда не скажет при уставном общении, да и если в этой командной рубке будет больше двух человек. - Когда я была ниже тебя по званию, - вкрадчиво и осторожно начала Ирма, будто форсируя брод доверия Статклиффа, - мне приходилось гораздо сложнее, чем даже сейчас. После того, как ты побывал под трибуналом, под осуждающим взглядом самого Императора, тебе уже ничего в этой жизни не страшно, - сказала она, понижая интонацию к концу. Немного постояв еще у иллюминатора, старлей медленно двинулась в сторону стола с картой, практически бесшумно ступая по металлической палубе. Гатс опешил. - Вы... Вы были под трибуналом? - Да, - непринужденно подтвердила Ирма, будто ответила на вопрос о погоде. - И как... как все это выглядит? - спросил Гатс в боязливом восхищении, ибо как законопослушный гражданин, он понятия не имел, что такое трибунал. Точнее сказать, он знал не больше других законопослушных граждан. - Ну, как... - Ирма в самом деле задумалась, напрягая память. Правая рука легла на шею в жесте усталости и напряжении, после чего старлей сильно наклонила голову влево, будто надеясь изменением угла зрения вызвать нужные воспоминания. - Ты стоишь под сотней осуждающих взглядов, но тебе кажется, что их тысячи. Ты абсолютно беззащитен, ведь никто здесь не будет считаться с личным мотивами твоих поступков, ты - преступник, предавший родину и все, что только есть на свете святого. Им плевать, что в жернова войны угодил твой отец, по неосторожности связавшийся с повстанцами. Им плевать, что бежал ты от жандармов, готовых тебя размазать по стенке, совсем еще ребенка. Им плевать, что ты всем сердцем ненавидишь дом, потому что именно там был разрушен твой маленький мир, твоя семья. Им наплевать, что ты прошел все круги ада по ту сторону баррикад, - рука Ирмы медленно поднимает широкий рукав кителя, и Гатсу становится виден грубый и корявый шрам, очевидно, от неудачного хирургческого шва. И все равно, у младшего лейтенанта рассказ старлея пока не вязался с действительностью. Трибунал и действующий офицер есть вещи совершенно несовместимые. - Тебе не дают права говорить на трибунале. Твою вину излагает инспектор, как записал твои слова на допросе, так и излагает, и всем опять-таки плевать, что он перевирает и искажает действительность. Ему, врущему и утрирующему, веры больше, чем тебе, говорящему правду, но бесконечно виноватому. Казалось бы, трибунал не выносит оправдательных приговоров. Его Величество Император строг, но справедлив. И знаешь, - тонкие губы старлея тронула слабая ухмылка, - я почти смирилась тогда со своей участью. А мне, кстати, полагался расстрел. Но... мне повезло. На этом заседании, на одном из нескольких подобных, присутствовала светлоликая Императрица. Я отчетливо ощущала, что только она одна не смотрела на меня с осуждением, наоборот, она сочувствовала мне. Когда инспектор замолчал, изложив желаемую меру пресечения, Императрица заговорила с Императором. Естественно, я не знаю, о чем, но даже мне снизу было видно, как меняется его лицо. Шли томительные минуты, и наконец Его Величество выносит... не поверишь, - тихий смешок прерывает речь офицера на волнительном моменте, - оправдательный приговор. Я упала на колени и зарыдала в рабской благодарности, - Ирма тяжело вздохнула и закрыла глаза. - Кстати, в такие моменты отчетливо осознаешь, как же ты беззащитен в одиночку.       Гатс слушал старлея с раскрытым от изумления ртом. Никогда прежде он не видел человека, прошедшего через трибунал, никогда прежде он не знал никого, кто удостоился бы милости Императора. И, кстати, если это все правда, а младший лейтенант почему-то в этом ничуть не сомневался, тогда ходившая по казармам байка о присуждении звания старшего лейтенанта Императором обретает под собой основание. Ирма уже приняла привычную личину отрешенной печали и ставила на карте отметки позиций, когда Статклифф наконец пришел в себя и смог заговорить снова. - Невероятно... - только и смог выдать он, все еще не до конца сопоставив маленького офицера с такой чудовищной историей, которую, кстати, Гатс познал все равно не целиком. - Я преклоняюсь перед вашей стойкостью, старлей, - сказал он, уже утвердившись в своем новом положении храниетля тайны Ирмы. - Теперь я понимаю... - Что же ты понимаешь? - спросила она с каким-то странным сарказмом, оторвавшись на секунду от карты и одарив Статклиффа каким-то тяжелым взглядом. - Все понимаю, - уверенно сказал Гатс, глядя старлею в глаза. Он понял, почему она так вниматлеьно относится к своим подчиненным, он понял, чем вызвал печальный взгляд, он понял, что за усталым лицом, которое украшают темные синяки под глазами и длинный шрам на челюсти, находится стержень, сделанный из самого прочного сплава во Вселенной. - Хорошо, - Ирма поставила на трехмерной карте еще одну метку и изменила угол обзора. - Мы немного отвлеклись. Нам неровен час вести людей в бой. Намечаем позиции и оповещаем командиров, остальное - по ситуации. - Понял-принял, - отозвался Гатс с энтузиазмом. Теперь в личности старлея его ничего не пугало, а скорее даже наоборот, теперь он хотел работать вместе именно с ней и больше ни с каким командиром. Вряд ли найдется еще кто-то, кто пережил именно такую историю...