***
Из сна вырывает звук вибрирующего под ухом телефона. Сехун не спал всю ночь, вошкался и путался в одеяле. А сейчас и без того недолгий сон прерывает чье-то смс-сообщение. О кое-как разлепляет глаза, берет в руки мобильник и читает сообщение. «Привет. Некрасиво было вчера так убегать. Ты задел мои чувства. Мне нужна компенсация.» Сехун хочет разозлиться на такого глупого шутника, но сил не хватает. Он жмурится из-за яркого солнечного света, переворачивается на кровати и, кое-как попадая по клавиатуре, пишет ответ. «Привет. Ты кто? Что тебе нужно?» «Вспоминай. Клуб, туалет, поцелуй.» Сон сам отступает мгновенно, заставляя О резко сесть на кровати и нахмурить брови, вспоминая все, что случилось вчера. «Откуда у тебя мой номер?» «Бекхен дал. Он хороший парень, помог мне узнать твое имя, О Сехун. Так как насчет еще одной встречи? Помни, ты должен мне.» Около минуты Сехун сидит не шевелясь. В голове полная тишина и отсутствие каких-либо мыслей. Он не знает, что ответить. Соглашаться будет глупо, но отказывать почему-то не хочется. Сехун вдруг вспоминает взгляд темных шоколадных глаз и моментально принимает решение. «Хорошо, только должен мне ты. Компенсацию жду я.» Отложив телефон, Сехун поворачивает голову в сторону мирно сопящего на соседней кровати Бекхена, который закутался в одеяло. Бекхен дал номер Сехуна этому незнакомцу. На губах младшего играет злорадная улыбка, он тихо встает с постели, аккуратно ступая по полу, подходит к Бёну и, склонившись над самым ухом, громко кричит, зная, какое жуткое похмелье сейчас у этого крохотного соседа: — Бекхен! Ты зачем разбрасываешься моим номером?! Бён резко дергается, открывая глаза и по инерции начинает бить воздух, не отойдя ото сна. Он впивается в О непонимающим и чуть злым взглядом, поднимая брови вверх, а тот накидывается на старшего, чтобы разбудить. Бекхен начинает брыкаться, стараясь спихнуть с кровати своего соседа-шпалу, который громко смеется над самым ухом. Бён изо всех сил старается угодить ему пяткой в живот, но не получается. Еще несколько попыток, и они оба оказываются в плену белоснежного одеяла Бекхена. Сехун все еще громко смеется, а Бекхен мученически стонет из-за нарастающей головной боли. — Ты чего такой бодрый, Сехунни? — медленно тянет Бекхен, потирая заспанные глаза. — Не называй меня так. Мне уже не десять. Бекхен смотрит чуть издевательски на Сехуна и треплет его отросшие черные волосы. Сехун знает его больше десяти лет, они познакомились, когда О переехал в Нью-Йорк с родителями и перевелся в новую школу. Они быстро стали близкими друзьями и смогли сохранить свою дружбу до самого университета. Взрывная парочка, которая приносит уйму проблем всем своим преподавателям. И пусть они давно не дети, быть серьезными им не к лицу. Сехун хочет как-нибудь возразить своему другу, но его отвлекает звук нового уведомления на телефоне, из-за чего он быстро выпутывается из плена пушистого одеяла, чтобы взять мобильник в руки. «Вот и замечательно, Сехун. Сможешь подойти к 4 к Национальной Академии дизайна на пятой авеню? Знаешь, где это?» Сехун прекрасно знает, где это. Музейная миля — это одно из самых любимых мест в большом и шумном городе. Бывать там одно удовольствие, особенно в фестивальные дни, когда каждый музей работает бесплатно и весь день можно бродить по пятой авеню, погружаясь в новые миры и эпохи. «Да, я знаю это место.» «Я рад. Буду ждать тебя.» Сехун откладывает телефон, впиваясь взглядом в скрученного в коконе из одеял Бекхена, и в издевательской манере щурит глаза, ухмыляясь. — Бекхенини, а ты виноват передо мной. Ты в курсе? — С чего бы вдруг? — настороженно тянет Бён, испуганно смотря в ответ. — Ты почему дал мой номер какому-то неизвестному парню? — Сехун в принципе-то не злится на своего друга, но так разбрасываться информацией нельзя. Мало ли что может случиться. — Что? Ты о чем? — Бекхен быстро останавливается, словно бы вспомнив, и быстро выдает: — А-а-а, ты про Чанёля… — Про кого? — тут же спрашивает О. — Пак Чанёль. Он вчера поймал меня в клубе и устроил допрос о тебе. Кто ты, сколько лет, что любишь, чем увлекаешься. Даже номер твой выпытал. А что я должен был сделать? Он милый и веселый. Я решил, что тебе не помешает поговорить с ним. Бекхен пожимает плечами, а Сехун приходит в легкое недоумение. Надо же, им интересовались. Так еще и как-то поняли, что Бекхен его друг. Сехуну приятно и боязно одновременно. Что делать? О не знает, но именно сейчас хорошо подойдет тактика друга: «не задумывайся и плыви по течению». Сехун легко выдохнул, вспомнив вчерашнего парня. Чанёль…красивое имя. Он правда мил. Нагл и напорист, но мил. — Когда-нибудь ты сведешь меня с серийным маньяком, хён, — замечает Сехун и быстро подрывается с места, идя в ванную, чтобы умыться. Утро началось необычно, страннее просто некуда. Умывшись и позавтракав, Сехун принялся выбирать одежду и собирать сумку. Бекхен все еще сидел на кровати, кутаясь в теплом одеяле и трясясь от холода, которого нет. Но так проявляется похмелье. Закинув все нужное в сумку и кое-как заставив Бёна подняться и промаршировать в ванную, Сехун с чувством выполненного долга выходит из общежития. Идя на улице по свежему воздуху, О понимает, что эссе все еще не написано, а срок сдачи неумолимо приближается. Педантичность внутри начинает биться в истерике. День пролетает слишком быстро. Виной всему ожидание предстоящей встречи. Бекхен появляется только к третьей паре, весь вымотанный и уставший, тенью плетясь около Сехуна. Отправив Бёна домой досыпать, он спустился в метро и сейчас едет в тихом вагончике, отделив себя от окружающего мира двумя наушниками, в которых играет до боли любимая Нирвана. Все пространство вокруг наполняется прекрасным голосом Курта Кобейна и красивым перебором гитарных струн. Доехав до нужной станции, Сехун выходит на улицу, встреченный ярким апрельским солнцем, что слепит глаза. Пройти самую малость и Сехун окажется прямо перед Академией, что полна красивых картин и различных скульптур. Перед О возникает большое здание цвета слоновой кости. Оно пестрит большими стеклянными дверями, обрамленными по краям деревом, и громадными окнами, что так похожи на дворцовые. Красивые резные балкончики и великолепная покатая крыша. Все это вызывает внутри Сехуна бурю эмоций и воодушевления. Хочется узнать в этом месте каждую деталь, каждую трещинку, которые, О не сомневается, так же прекрасны. До встречи остается пятнадцать минут. Сехун опять пришел раньше назначенного времени. Оперевшись на маленькое ограждение прямо перед Академией, Сехун достает из сумки свою большую тетрадь, чтобы все-таки написать эссе, но он не успевает даже достать ручку, потому что двери Академии резко открываются и перед ним возникает вчерашний незнакомец по имени Пак Чанёль, который удивленно вскидывает брови вверх, увидев Сехуна. — Привет, — глубокий бас обволакивает своим звучанием, и у О вдруг мурашки бегут по спине. — Привет, — чуть тише отвечает Сехун, осматривая Чанёля. На нем белая кофта, которая наверняка больше по размеру, потому что рукава прячут ладони, оставляя только пальцы. Кудрявые волосы торчат в разные стороны, беспорядочно и неаккуратно, но очень красиво. На носу красуются красивые очки с квадратными линзами, а за ними те же большие шоколадные глаза. Его уши смешно, но мило оттопырены, и Сехун ненадолго задерживает на них заинтересованный взгляд. А потом он скользит к черным джинсам, с большой дыркой на колене, и каким-то кроссовкам, слишком большим на вид и немного нелепым, но все равно интересным. — Ты всегда приходишь рано или только меня решил порадовать? — лукаво тянет Чанёль, а Сехун заливается краской от этих слов. Нагл, бесцеремонен, дерзок, но так красив. Сехун признает, хотя не хочет. — Чтоб ты знал, я хотел опоздать. Но слишком рано закончил все свои дела. Радуйся, Чанёр-а, — не остается в долгу Сехун. — Так ты знаешь мое имя, Сехунни? — ласково отвечает Пак. — Неужели Бекхен доложил? Он был так пьян, что я думал, он все забудет. Сехун оставляет это заявление без внимания, проходя вперед и опережая Чанёля, который, хмыкнув, следует за своим спутником. Они пару минут идут в тишине по шумной улице, слушая звук ее жизни. Сехуну должно быть некомфортно вот так идти с человеком, которого он не знает, но почему-то все совсем не так. В такой тишине идти приятно. Но бросив быстрый взгляд в сторону Пака, он замечает легкую улыбку на его губах и маленькое черненькое пятнышко на мизинце левой руки. — А что ты делал в Академии, Чанёль? — Я? — чуть потеряно переспрашивает Пак. — Нет, не ты, а королева Англии, — на полном серьезе язвит Сехун, вызывая вспышку чуть хрипловатого смеха Чанёля. — Тебя так просто не взять, — он бросает быстрый взгляд в сторону О и улыбается. — Я там работаю. Почти. — Что значит «почти работаешь»? — Ты знаешь, как устроена работа в Академии? — Сехун отрицательно мотает головой. — Чтобы начать там работать, не нужно подавать заявление или проходить собеседование. Необходимо наличие рекомендации от ее участника. Сейчас я работаю с одним из наставников. Мне пообещали, что если моя выставка пройдет успешно, то я получу место в Академии, — Чанёль гордо улыбается и задирает подбородок, чуть щуря глаза. — Так ты рисуешь? — Не слышу энтузиазма в голосе, — наигранно обиженно тянет Пак, а Сехун лишь прячет улыбку в кулак, отворачиваясь. — Прости. — Да, я рисую. Но совсем чуть-чуть. Можно сказать, просто балуюсь. Улыбается Чанёль и заводит Сехуна в маленький дворик, отделенный от шумной улицы забором. Вокруг полно небольших домиков с резными балкончиками и решетчатыми окнами. Вокруг царит непривычная мегаполису тишина. На деревьях расцветают первые зеленые цветочки, и в воздухе витает аромат свежескошенной травы. Чанёль ведет О за собой сквозь этот небольшой сказочный мирок и заводит его в более темную арку, где внутри стоит два больших камня, не позволяющих машинам пробраться внутрь двора. Чанёль садится на один из камней, а Сехун подходит к стене, украшенной разными граффити, и начинает их рассматривать. — Нравится? — чуть тихо и хрипло интересуется Чанёль. — Очень, — не скрывая восхищения отвечает Сехун. Он бегает взглядом от одного причудливого рисунка к другому, наслаждаясь яркими и пестрыми красками. До слуха Сехуна доносится щелчок зажигалки, эхом раздавшийся в арке, и он поворачивает на него голову. Чанёль, поджав к себе ноги, сидит на камне и зажимает губами фильтр сигареты. Вокруг расплывается табачный дым с ароматом черники, и Сехуну этот запах щекочет легкие. Недолго думая, он подходит к Чанёлю, вытянув руку, и ждет ответа от Пака, который сначала хмурит брови, выдыхая дым, а потом неловко отдает прикуренную сигарету Сехуну. Он подносит сигарету к губам и осторожно вдыхает сизый дым, чувствуя легкое головокружении. Чанёль хмыкает, доставая из потрепанной пачки новую сигарету, и рассматривает Сехуна, заинтересованно разглядывающего рисунки на стене. Его бледная, почти фарфоровая кожа ярко контрастирует на фоне черной смоляной футболки с закатанными рукавами. Черные выразительные брови чуть сведены к переносице, из-за чего между ними пролегает небольшая морщинка. Чуть прищуренные глаза-полумесяцы быстро бегают взглядом по стене. На красивых, слегка подкаченных руках аккуратной сеточкой выделяются витиеватые голубоватые вены. Запястье правой руки обрамлено каким-то странным браслетом, словно бы сделанным маленьким ребенком. На ногах красуются светло-голубые джинсы-скинни и вансы с разными шнурками. Сехун поправляет волосы, чуть заправляя их назад, и замирает, закусив губу. Сигарета в его руках безбожно тлеет, а О так и не спешит прикоснуться к ней. Чанёль еще раз вдыхает черничный дым и прикрывает глаза, наслаждаясь ощущениями. — Это сделал мой друг, — в тишину выдыхает Чанёль. — В самом деле? — Да, он обожает уличное искусство. Пустые и безликие стены — это его холст, — мечтательно замечает Чанёль и вновь подносит сигарету к губам. — Его зовут Тао. Присмотрись к рисункам, и ты заметишь его подпись в самом необычном месте. Сехун переводит свой взгляд на стену, покрытую большим изображением чеширского кота из сказки «Алиса в стране чудес», с его волшебной и немного пугающей, по-доброму странной улыбкой, красивыми большими бирюзовыми глазами и несколькими картами буби и червей. На одной карте вместо масти стоит какая-то закорючка, похожая на буковку Т, если хорошо рассмотреть ее. Чтобы рисовать такое на стенах, надо иметь большой талант и желание, которыми О, к сожалению, никогда не обладал. Он любит смотреть на картины, любит их изучать, но не создавать. Сехун бросает истлевшую сигарету на землю, примяв ее подошвой, и поворачивает голову к Чанёлю. — Ты тоже такое рисуешь? — Нет, я не особо спец в этом деле. Мое ремесло портреты. — А меня ты нарисуешь? — Сехуну почему-то так неловко, но вопрос сам слетел с губ, не давая предупреждения. Может быть, во всем виноваты две затяжки черничными сигаретами? — Если ты будешь себя хорошо вести, то я обещаю подумать, — улыбается Пак, потушив сигарету. — С чего вдруг я должен верить такому наглецу, как ты, Пак Чанёль, а? — прищурив глаза, Сехун поддерживает игру. — Ты считаешь, что я наглец? Ты задеваешь мою гордость. — А она размером с земной шар? — колко вставляет Сехун, обезоруживающе улыбнувшись. Чанёль лишь ухмыляется и встает с камня, на котором сидел. Ведет Сехуна за собой, уводя его из тихого мира сказки, и выводит обратно на шумную и кипящую жизнью улицу. Они продолжают свой путь по пятой авеню, тихо беседуя, а потом живот Сехуна издает странный звук, заставляя того покраснеть от смущения. — Ты голоден? — тут же спохватывается Чанёль. — Вообще да, вся моя еда сегодня — это две чашки кофе, — отчего-то виновато тянет Сехун. И Пак кивает сам себе, подхватывая его под руку, и ведет к ближайшему магазинчику с едой, покупая два сэндвича, чтобы перекусить. Он пропускает мимо ушей все протесты Сехуна о том, что он не маленький и сам может оплатить все за себя. Перекусив, они продолжают гулять дальше, проходя мимо больших и красивых зданий шумного мегаполиса. Сехуну нравится этот город, он никогда не спит и часто меняет будничную строгость своего одеяния на яркую и шумную мишуру ночного безумства. Нью-Йорк – это город из камня и стали, производивший как раз то впечатление, какого добивались его строители: возникший бурно и целенаправленно, без всяких традиций, воздвигнутый решительно и смело трезвыми, не отягощенными предрассудками людьми, высшим законом для которых была красота и целесообразность. Нью-Йорк – это пример новой, дерзкой, антиромантической красоты. На этот город стоит смотреть не снизу, задрав голову к небесам, а с высоты птичьего полета, когда все его величие можно охватить одним взглядом, который так и норовит зацепиться за какую-нибудь маленькую яркую деталь. Чтобы жить здесь, требуется большая изворотливость, какой необходимо учиться еще в младшей школе. Чанёль и Сехун шли молча, не говоря и по большей степени погружаясь в собственные мысли. О изредка бросал быстрые взгляды на своего спутника и гадал внутри, зачем тот позвал его? Они не виделись прежде, знают друг друга от силы часа три, но почему-то в его компании до боли приятно. Даже молчать. Просто так идти по городу, не говорить ни слова, даже не смотреть друг на друга, а просто идти и улыбаться. Из-за чего? А разве имеет значение? Сехуну кажется, что нет. — Сехун, можно я побуду немного наглым? — неожиданно нарушает сложившуюся тишину Чанёль, привлекая к себе внимание. — Наглым? А до этого была не наглость? — смеется Сехун. Чанёлю бы обидеться, да он не может. Лишь по-доброму улыбается в ответ, показывая свою маленькую ямочку на щеке. И как О не замечал ее раньше? — Что ты имеешь в виду? Мои слова? Мои действия? Или, может быть, вчерашний поцелуй? — начинает негласную игру Пак, чеширская улыбка озаряет его лицо, и он полностью переводит свой взгляд на Сехуна, выжидающе смотря на него. — Да, именно. Поцелуй. Ты же помнишь, что задел мои чувства? И ты должен мне за моральный ущерб, — начинает в ответ смеяться Сехун. Нет, этот Чанёль слишком забавен, играть с ним до боли забавно и приятно. — Время в хорошей компании станет полноценной оплатой твоих задетых чувств? — Да, думаю, это станет прекрасной оплатой. Но делать так все равно нельзя, — нравоучительным тоном замечает Сехун, как учитель, вытягивая указательный палец. — Хорошо, Сехунни, в следующий раз я спрошу твоего разрешения. Сехун жутко хочет спросить, а будет ли еще один раз? Желание внутри просто разрывается большим ярким фейерверком, но вместо этого вопроса он возвращается к началу разговора, почти слыша свой собственный разочарованный внутренний голос на задворках сознания: — Почему ты хотел побыть немного наглым? — Хотел задать пару вопросов. Я многое узнал от Бекхена, но хочется, чтобы ты сам тоже кое-что рассказал о себе, — как ни в чем не бывало отвечает Пак, пожимая плечами. — И что же он успел рассказать обо мне? — немного с опаской интересуется О. — Тебе по порядку? — Сехун смеется и кивает. — Ну, сначала я выведал у него твое имя, потом твой возраст. Потом узнал, как ты оказался в этом городе. Кое-как умудрился узнать твой телефон, чтобы написать тебе. А потом просто слушал, как твой друг обожает тебя и души в тебе не чает. — Именно так он себя и ведет, напившись, – подмечает Сехун. – Но что, к примеру, ты хочешь узнать обо мне еще? Может быть, сказать размер моей одежды? Или группу крови? Или как зовут моих родителей? Могу всю родословную расписать, — начинает язвить Сехун, щуря глаза и улыбаясь. Своими словами он заставляет Чанёля смеяться, и ему это очень нравится. Улыбка у Пака до ужаса приятная и красивая. Просто так смотреть на нее уже одно удовольствие. — На кого учишься? – Чанёль разводит руками в сторону, слегка посмеиваясь. — Журналист. — Значит, любишь писать? — Да, давно этим занимаюсь, так что почему бы не связать свою жизнь с любимым делом? Ты ведь точно так же сделал, – Сехун толкает плечом Чанёля, вызывая у него удивление и еще одну чеширскую улыбку. День тянется медленно. Его сопровождает легко льющаяся беседа и тихий чуть хрипловатый смех, поделенные на двоих наушники и какие-то глупые шутки. Чанёль и Сехун бродят по длинной пятой авеню, изредка скрываясь в маленьких дворах, скрытых от посторонних глаз. В большом шумном мегаполисе, который никогда не спит, есть несколько сотен скрытых за пеленой невзрачности крошечных мирков, что поражают своей красотой. Сехун находит места, о которых будут знать только они вдвоем, только он и Чанёль. Маленькие уютные арки, разукрашенные причудливыми рисунками, не принадлежащими ни Паку, ни его другу. Старые, облезлые лавочки, на которые парни садятся, закинув ноги. Легкий серый дым летает вокруг, окутывая своим кольцом, наполняя легкие сладким ароматом черники и завораживая странным танцем. Потолки кажутся такими высокими и недосягаемыми в подъезде, на стене которого маркером Чанёля Сехун аккуратно пишет маленькое послание для каждого, кто придет сюда и узнает это место, что принадлежит только им, им и этому апрельскому теплому дню. Оно хранит быстрые взгляды, неловкие прикосновения и расплывающийся в воздухе смех. "Я хочу жить в мире, где каждый может выбрать себя, стать космонавтом, а не учителем, балериной, а не кассиршей, писателем, а не клерком", — красуется на стене сообщение, вырванное из самого сердца Сехуна, что выбирает свой путь слушая себя, а не других. Все внутри трепещет, когда последнее слово выводится отрывистым почерком и в конце ставится заключающая точка. Чанёль смеется, смотря на эти красивые острые буковки и заключая: — Ты странный, Сехун. — Такой же, как и ты. Это плохо? — Ни капельки, — улыбается Пак, отбирая у него маркер, чтобы дополнить его послание. "Мы хотим жить в таком мире." Они тушат сигареты о стену, на которую только что излили свои души, считая это символичным, и уходят. Солнце окрашивает улицу в красивый нежно-розовый цвет, вытягивая тени, делая их непропорционально длинными и странными. Легкий ветер гуляет по улочкам, слушая разговоры незнакомых ему людей и обещая хранить их тайны. Сехун смотрит на Чанёля, смотрит в его темно-шоколадные глаза и покрывается мурашками, липким и сковывающим удовольствием, когда глаза скользят по его лицу и телу, изучая. Оттопыренные ушки Чанёля краснеют на кончиках, и Сехуну это нравится до странного и сводящего с ума безумия. Чеширская улыбка Пака становится личным фетишем Сехуна. А яркие и блестящие, карамельные глаза-полумесяцы и мягкие черные волосы О становятся фетишем Чанёля. И это вполне равноценный обмен, который устраивает обоих. — Я хочу кофе, — невпопад выдает Сехун, остановившись. Чтобы спрятать неловкость и смущение. — Я бы тоже не отказался выпить теплый напиток, – соглашается Чанёль, одаривая О мягкой улыбкой. — Идем искать кофейню? — Идем. Чанёль хватает за руку О, быстро преодолевая расстояние, отделяющее его от исполнения желаний, и, лавируя между идущими навстречу людьми, бежит и громко смеется. Сехун бежит за ним. Все кажется до ужаса странным и глупым. Ветер играет с волосами Сехуна, растрепывая их чуть назад, Чанёль улыбается как сумасшедший. Его теплое прикосновение обжигает, словно бы оставляет свои следы, но Сехуну все равно не хочется вырывать руку из хватки Пака. Через несколько минут они останавливаются, тяжело дыша, и Сехун осматривает непримечательные на вид деревянные двери, на которых изображен маленький совенок с книжкой. Его привели к книжному магазину? — Но…— начинает Сехун. — Внутри есть кофейня, — прерывает Чанёль. — Я тут часто бываю, не переживай. Пожав плечами, Сехун проходит внутрь, и перед ним открывается яркий книжный мир, знакомый с детства. Приятный аромат новых листов, пестрые обложки, цепляющие на себе взгляд, и улыбающееся лицо пожилого мужчины, одетого в полосатую рубашку, классические брюки и галстук в горошек, вызывают внутри О фейерверк эмоций. Много стеллажей с книгами и отдельный кофейный мир в углу этого помещения просто радуют глаз своим уютом. Чанёль проводит его к кассовой стойке в углу, за которой стоит девушка лет пятнадцати, с веснушками и до ужаса рыжими, почти огненными волосами. — Что будешь? — спрашивает Пак, рассматривая предложенный ассортимент. — Пожалуй, я возьму карамельный капучино, а ты что выберешь? — Я, — Чанёль замолкает, щуря глаза, — я выберу арбузный раф. — Хороший выбор, — улыбается Сехун. Чанёль и Сехун забирают свой ароматный авторский кофе, перемещаясь к окну, и садятся на широкий подоконник, украшенный мягкими подушками, специально для тех, кто любит мягкий пуховый уют, читая книги и попивая горячие согревающие напитки. Волшебный вечер. Пак быстро выпивает свой кофе, даже несмотря на то, что он слишком горячий. Сехун же тихо пьет свой маленькими глотками, обхватив стаканчик двумя руками, чтобы согреть их. За окном медленно темнеет. Люди спешат домой, все реже и реже попадая в поле зрения Сехуна. Все кажется таким правильным и настоящим сейчас, что невольно в груди все сжимается от радости и некоего спокойствия. Чанёль достает свой маркер и начинает что-то творить со своим бумажным стаканчиком. — Что ты делаешь? — спрашивает Сехун, но его вопрос напрямую игнорируют, даже не подняв головы. Через несколько минут, пролетевших как один миг, Чанёль выпрямляется, гордо улыбаясь, и протягивает Сехуну свой стаканчик, на котором нарисован он сам. Его черные, чуть отросшие волосы, блестящие в свете закатного солнца, черная футболка и узнаваемые черты лица — мультяшный Сехун, который просто-напросто кажется слишком милым, чтобы быть реальностью. О хочет что-то ответить, поблагодарить или что-нибудь еще, но его мысленный поток обрывает Чанёль. — Я обещал, что в следующий раз спрошу. О Сехун, можно ли поцеловать Вас? — все та же наглая и самодовольная улыбка касается губ Чанёля, он чуть прикусывает их и сверкает глазами. Сколько это продлилось? Не важно. Игра и перестрелка взглядами были слишком восхитительны, чтобы отвлекаться на что-то еще. Сехун ставит свой стаканчик на столик рядом, присаживаясь к Чанёлю поближе и не разрывая зрительного контакта. В животе Пака летают бабочки, когда взгляд О блуждает по его лицу, рассматривая глаза, скулы и останавливаясь на пухлых губах. Выдохнув легкое «можно», Сехун сам прикасается своими губами к Чанёлю, потерявшему дар речи. Неловкий, невинный поцелуй так сильно отличается от того, что был прошлой ночью в туалете какого-то клуба. В тот раз он нес в себе лишь желание, сиюминутный порыв, вкус текилы и толику легкого безумия, а сейчас это что-то более ценное, интимное и важное, с привкусом кофеина на губах и мятной жвачки. Теперь это станет частью маленькой истории, которую они будут писать вместе. Пак, потерявший свою дерзость в объятиях хрупкого и нежного Сехуна, робко поднимает свои руки обхватывая ими шею О, стараясь притянуть его ближе, насладиться и растаять. Растворится в этом моменте, оставить его на память, сохранить и впитать. Целомудренное прикосновение к губам, такое трепетное и легкое, что кружит голову. — Мы закрываемся, — робкий соловьиный голосок прерывает их, заставляя отпрянуть друг от друга. Девушка смущается, боится поднять глаза, переминаясь с ноги на ногу, а Чанёль и Сехун и вовсе ничего вокруг не замечают. Мир растаял где-то на периферии, потерял свое значение или просто сконцентрировался в глазах напротив. Сехун быстро встает с места, хватая Пака за руку, выводит его на улицу, которая встречает прохладой и ночной свежестью. Уже так темно, они даже не заметили. Сехун не отнимает своей руки, наслаждаясь теплом. А Чанёль, не боясь, сжимает хрупкую ладонь О в своей лишь сильнее, желая почувствовать Сехуна чуть ближе. Несколько долгих, мучительно долгих секунд они стоят на месте, не шевелясь, а потом Пак срывается с места, уводя Сехуна за собой. На небе светится яркий лунный диск, угадывающий в глазах каждого дикое и яркое желание. Такое постыдное, но такое сильное, что подавить невозможно. — Куда мы идем? — немного хрипло тянет Сехун, сильнее сжимая большую ладонь Пака в своей. — На улице холодно, тебе так не кажется? Я живу недалеко отсюда. Выпьем горячий чай и согреемся, — отвечает Чанёль, и ему глубоко наплевать на то, что сейчас ни ему, ни Сехуну ни капельки не холодно, а дома кроме растворимого кофе нет ни одного напитка. Сехун улыбается, вновь показывая свои прелестные глаза-полумесяцы и угадывая то, что будет. Мучительно длинное расстояние распаляет желание внутри. Молча, не говоря больше ни слова, они подходят к маленькой железной двери подъезда, открывая ее и подходя к лифту, который слишком долго едет. О постоянно сжимает руку Чанёля в своей, изучая его профиль и стараясь успокоить бушующее сердце, в то время как Пак не отрывает своего взгляда от чертовски красивых, карамельных глаз Сехуна. Он прекрасен. До одури и подкашивающихся ног. О часто облизывает губы юрким язычком, от чего те так маняще блестят. Чанёлю кажется, что требуется лишь минута, чтобы сойти с ума. Такова сила Сехуна. Когда створки лифта открываются, Чанёль срывается с места, ведя за собой неуклюже спотыкающегося Сехуна, и быстро нажимает на нужную кнопку, чтобы эта маленькая кабинка отвезла их на пятнадцатый этаж. Дом, в котором живет Пак, является элитной многоэтажкой, так разительно отличающейся от тех домов, в которых сегодня он с О оставлял мини-послания неизвестным им людям. Как только двери смыкаются, Сехун толкает Чанёля к стене, нависая над ним и опаляя шею горячим дыханием. Он хватает его за подбородок, тут же впиваясь в пухлые губы, и, не встретив никакого сопротивления, углубляет поцелуй, проводя языком по ровной линии зубов. Одной рукой Пак притягивает Сехуна к себе, а второй смело путает руку в смоляных волосах, ощущая их мягкость. Сехун старается держаться, но этот парень сносит крышу с пол-оборота, подкашивая ноги и затуманивая разум. Внутри затягивается приятный узел, и кажется, что весь мир уплывает из-под ног. Легкий и звонкий щелчок открывающихся дверей и тихий вздох разочарования, заставляют Сехуна отпрянуть от Чанёля, освобождая ему путь, чтобы он провел его к себе. Быстрее, как только можно быстрее, Пак преодолевает оставшееся расстояние, доставая из кармана джинсов ключи и стараясь с первого раза попасть в замочную скважину дрожащими руками, что у него не получается. Перед глазами все плывет, но, кое-как собрав последнюю волю в кулак, он наконец-то попадает ключом, несколько раз повернув его и открыв дверь. Пак стоит на месте, позволяя Сехуну первому пройти внутрь, на что тот без каких-либо вопросов выполняет негласную просьбу. Сехун останавливается у стены, впиваясь затуманенным взглядом в сильную и напряженную спину Чанёля. Он тяжело дышит, его руки чуть дрожат и внутри все разрывается на части от ожидания. Пак не поворачивается, а Сехун послушно ждет, чувствуя, как краска приливает к лицу и оно становится чуть розовым от приходящего осознания. Сделав еще один вдох, Чанёль поворачивается к О лицом. В лунном свете темной квартиры Сехун еще прекраснее. Его кожа словно бы светится изнутри, блестит и сияет. Губы чуть краснеют от поцелуев и щеки до безобразия милы с розоватым оттенком. Взгляд невинный и чертовски возбуждающий. Он стоит, не шевелясь, распаляя желание внутри. Чанёлю все еще кажется, что он сходит с ума. Сехун чуть приоткрывает губы, бросая сумку на пол, шумно сглатывает и прикрывает глаза, стараясь усмирить бушующее сердце. Три. Два. Один. И Чанёль сдается, срываясь с места. Он прижимает Сехуна к стене своим телом, пока тот чуть испуганно впивается в него взглядом своих карамельных глаз. Чанёль готов поклясться, что слышит стук хрупкого сердца рядом, оно разрывается от эмоций. Пак чуть приподнимает руку, осторожно касаясь ею лица Сехуна, чуть шершавым пальцем очерчивая скулу, О кладет свою чуть похолодевшую руку поверх чанёлиной и тянется к нему за поцелуем. Невинным касанием губ, от которого все внутри сжимается сильней. И он совсем не понимает, как так вышло. Вчера он старался написать эссе, от которого зависит учеба и удачная сдача сессии, а сейчас стоит в квартире странного человека, которого почти не знает. Это должно пугать, но нет. В руках Чанёля О чувствует себя как нельзя правильно. Как нельзя так, как надо. Его глаза чернеют и легкая улыбка касается губ. Пак проводит пальцами по нежной бархатной коже, заглядывая в блестящие глаза, и кладет руку на грудь Сехуна, чувствуя быстрое сердцебиение, смешивающиеся с его собственным. Это волшебно и страшно одновременно. — Это будет слишком нагло и дерзко, если я скажу, что ты мне нравишься, Сехун? — улыбается Чанёль, поймав взгляд О, растерянный и удивленный. Он обхватывает своими руками талию Сехуна, наслаждаясь его легкими прикосновениями, полными нежности. Таким невинным и таким желанным он не ощущал никого. К Сехуну хочется прикоснуться, но осторожно и трепетно, чтобы не навредить. — Это будет чертовски правильным сейчас, — выдыхает Сехун и легко снимает с лица Чанёля очки, убирая их на какую-то полку рядом. Чанёль подается чуть вперед, накрывая губы О своими. Сехун упорно тянет Чанёля на себя, сокращая расстояние, которое так некстати кажется слишком большим. Пак отрывается от губ Сехуна, перемещаясь на его шею, оставляя яркие багровые отметины там, тут же нежно целуя их и возвращаясь обратно к сладким губам. Чанёль вырывает из груди Сехуна резкие вздохи, тихие стоны, заставляя того цепляться за ткань кофты своими тонкими изящными пальцами, что сводят с ума Пака, стоит ему только кинуть на них быстрый взгляд. Неловкость и желание смешиваются воедино, напрочь срывая все тормоза. Чанёль находит край футболки Сехуна и тянет за него чуть вверх, освобождая его от ненужной вещи. Чуть бледное подтянутое тело предстает перед оценивающим взглядом Пака, из-за чего О хочет закрыться, он жмурится и смущается, а Чанёль лишь перехватывает его запястья, прижимая их к стене, смотрит так нежно и трепетно, вновь касается губами губ О, так легко и нежно целуя. Сехун чувствует защиту, расслабляется в сильных руках Пака, плавится и доверяется, перемещая руки на шею и обнимая сильнее. Чанёль оставляет легкие поцелуи на острых ключицах, прикусывает, вырывая из груди О тихий стон, и улыбается, заглядывая в чуть помутневшие глаза Сехуна. Чанёль ведет руками вдоль подтянутого живота, доходит до кромки джинсов и возвращает руку обратно на талию. Те места, которых касается Чанёль, горят как от огня и покрываются мурашками. А Сехуну этого мало, мало до безумия, он прижимается всем телом к Паку, стараясь полностью ощутить его рядом, льнет к теплу, и Чанёль дает его. Он подхватывает Сехуна под бедра, и тот обнимает его за шею, обвивая талию Пака ногами. Сехун требует поцелуев, запуская пальцы в кудрявые и спутанные волосы Чанёля, который несет его в комнату, чуть придерживая сильными руками. Он выгибается в спине, когда Пак опаляет дыханием шею, чуть царапает острыми ногтями и прикрывает глаза. Пак осторожно кладет на кровать Сехуна, быстро снимая с себя ненужную кофту. Сехун рассматривает тело Чанёля, медленно ведет взглядом вдоль него, начиная улыбаться, а потом быстро садится, притягивая Пака к себе, целует и тянет на себя, ложась на мягкую постель. Ночь наполняется громкими стонами и рваными вздохами, позволяя двум людям соединяться вместе, не отрывая друг от друга глаз, распалять внутри огонь и закрывать глаза от наслаждения, сталкиваясь лбами и губами в немой схватке чувств и эмоций.***
В глаза бьет яркий свет, который старается заставить открыть глаза, хотя хочется еще немного полежать вот так. Сехун уже не спит, но глаза не открывает, пытаясь найти рядом сильное тело, которое засыпало вместе с ним, согревая своим почти огненным теплом. Пошарив по всей кровати рукой, он понимает, что лежит один. Кое-как разлепив глаза, О смотрит по сторонам, замечая, что кудрявая макушка торчит из-за мольберта, который закрывает вид на все остальное. В комнате уже так светло, что Сехун может рассмотреть обстановку здесь. Бежевые стены, много вещей, разбросанных на полу (в основном это листы, использованные и нет, краски, кисти и несколько раскрытых книг), шкаф, ломящийся от обилия неаккуратно сложенной одежды внутри и рядом стоящий книжный стеллаж, наполненный разными статуэтками и лишь маленькой долей книг, для которых собственно он и предназначен. Сам Сехун лежит на белоснежной постели, прикрытый тонкой простынею, под которой он совсем нагой. Даже и утруждаться не стоит — все воспоминания яркими картинками летают перед глазами О, который тут же краснеет, накрывая лицо большой подушкой. Чанёль слышит шум, вызванный проснувшимся Сехуном, поэтому, подавив смешок, бодрым и веселым голосом, к которому вновь вернулась дерзость, произносит: — Доброе утро, Сехунни. — Который час? — мычит в подушку Сехун. — Около одиннадцати. А что? — Я впервые опоздал в университет. — Я опоздал в Академию, — подмечает Пак. — Тебя это волнует? Собираешься уйти? — Нет и…нет, не дождешься, — Сехун садится на кровати, встречаясь взглядом с бездонными черными глазами, блестящими в лучах яркого солнца, начиная самодовольно улыбаться, показывая свои глаза-полумесяцы. Чанёль готов поклясться, что они покоряют множество сердец вокруг. Зрительный контакт длится около минуты, после чего Пак вновь принимается за работу. Сехун встает с постели, прикрыв себя простыней и встает за Чанёлем, смотря на мольберт. На нем нарисовано большое распахнутое окно, с летающими занавесками, расправленная кровать и кто-то, лежащий на ней, прикрытый одеялом. Гадать не стоит, кто это изображен, — вариант лишь один, и сейчас он стоит позади художника, положив руки ему на плечи и уткнувшись носом в макушу. — Значит, ты нари-…— начинает Сехун, с нотками самодовольства в голосе. — Заткнись, — Чанёль откладывает свой карандаш в сторону, вставая со стула и приковывая к себе взгляд Сехуна, потому что в отличии от него Пак не прикрыт ничем. Коснувшись губ О своими пальцами и очертив острую линию челюсти, он оставляет легкий поцелуй на его губах. — Прими душ, мы пойдем в пекарню недалеко. Я голоден, а дома нет ничего. — Слушаюсь, — смеется Сехун, легко коснувшись губами кончика носа Чанёль, развернувшись к двери и собираясь уже выйти, как вдруг останавливается. — А что теперь? — Что ты имеешь в виду? — недоумевает Чанёль. — Теперь я могу сказать, что мы… — Сехуну так неловко говорить это вслух. Даже несмотря на то, что было прошлой ночью. Дерзкий, наглый, но чертовски милый Чанёль подходит к нему и весело произносит: — Да, стесняшка. После того, что было, так просто от тебя я не отстану. И этих слов вполне хватает для того, чтобы улыбка Сехуна стала ярче солнца за окном, а новый день начался так же легко и просто, как началась новая история, связывающая двух людей вместе.