Всегда и навеки

      Спустя несколько дней, собравшись с мыслями, он решился написать письмо Ализанне Дюпре. Всё-таки к ней должны прислушаться. Возможно, всё происходящее на самом деле не стоит её внимания, но следовало перестраховаться. Причём основательно.       Так Цицерон и поступил. Долго перебирая варианты доставки письма в уме, он быстро набросал карандашом на листке о всех своих опасениях. Также следовало придумать запасное письмо — фикцию, на всякий случай. Он не доверял Риндиру, и скорее всего это было взаимно. Босмер все эти дни проявлял к молодому имперцу недюжинный интерес, всячески следя исподтишка. Собственно, это и спровоцировало Цицерона действовать витиевато. Он чувствовал спиной чужой взгляд, странное молчание и немое напряжение. От подобного в голове быстро прояснилось и появилось понимание — так просто ему не дадут отправить предупреждение. Посему ещё один исписанный листок будет не лишним. У него пока есть время и нужно воспользоваться им в прок, пока Риндира не было в Убежище.       Но это ещё не всё. Хоть Раша и показывал ему местонахождение резиденции на карте, сам Цицерон без приглашения туда отправиться не мог. Так же у него не было контрактов, связанных с Бравилом или его округой. Да и от курьеров между Уведомителем и Слышащей он был отрезан своим рангом. Следовало найти кого-то из братьев или сестёр, кто вскоре должен был посетить этот город и сделать это в обход Риндира. Дж’бари же он не так хорошо знал, чтобы судить наверняка на чьей тот стороне, возможно, тому и вовсе не было никакого дела до происходящего. Но что-то подсказывало Цицерону, что нужно думать о самом плохом варианте, тогда не разочаруешься. Этот каджит знал обо всём с самого начала, но предупредить никого не удосужился, а ведь они теперь одна семья и должны знать о недостатках и проблемах друг друга, по крайней мере, для всеобщей безопасности. Вывод напрашивался сам собой — его так же, как и Риндира, лучше обойти стороной.       Выбор пал на Андронику, правда, Цицерон пока точно не знал, есть ли у неё планы на посещение этого графства. Но он знал, что она в весьма хороших отношениях со Слышащей и частенько наведывалась к ней, дабы отнести яды и отраву собственного приготовления. Да и тайны она хранить умела, Цицерон был в этом уверен. Оставалось только решить насчёт Раши. Он выше его по рангу и не стоило бы от него ничего скрывать, несмотря на данное Риндиру слово. Но в последнее время глава чейдинхольского Убежища слишком нервный и вспыльчивый. А семья не в лучшем положении, чтобы её члены устраивали скандалы, особенно из-за такой низости, как скума. Всё следовало продумать и решить мирным путём.       «Сначала заручусь поддержкой от Слышащей, отправлю письмо, а после расскажу всё Раше. Так будет спокойнее. Этой запиской я заставлю его держать себя в руках. Он не станет делать резких движений в таком деликатном деле, если со стороны происходящее будет контролировать Ализанна Дюпре».       Этими мыслями Цицерон пытался успокоить себя, хоть и предполагал о скором презрении, которым одарит его каджит, а, возможно, и не только он.       «Я всё делаю правильно, но пока придется скрыть правду от главы Убежища», — убеждал себя ассасин, выйдя из жилых помещений.       В тренировочном зале пахло травами и плесенью. Глаза заслезились, а нос зачесался от воспарившего под потолком духа. Мечом здесь уже не помахаешь, из лука не постреляешь. И стало понятно, почему Гарнаг так ворчит на Андронику из-за её пристрастия к алхимии. Но вот же двоякая ситуация, из-за этих ядов и припарок её и ценили в Убежище. А неприятную вонь можно было и перетерпеть. Издержки ремесла, что же тут поделать?       Девушка уже смогла немного оправиться от тех вестей, что потрясли их семью совсем недавно. Сдержанно улыбалась и даже иногда принимала участие в беседах братьев. Но всё же потеря близких людей оставила след в её душе. И Андроника не нашла ничего лучшего, кроме как возвести щит между собой и внешним миром, дабы залечить раны. Забыть о беде, рассеяв её временем. Этим щитом и стала алхимия.       Цицерон прикрыл за собой дверь, когда девушка склонилась над корзиной — та была наполнена доверху грибами. На столе лежала связка пшеничных колосьев, букет лаванды с пушицей и паслёном, рядом ютился длинный свёрток исписанной бумаги. На полках, возле алхимической лаборатории, был завал из корешков, пустых бутылок и банок с насекомыми. Звуки ударов крыльев о стекло и неугомонное жужжание наполняли это место жизнью. Такой короткой, но яркой, как вспышка молнии в пустом чёрном небе. Цицерон постучал по поверхности стола, дабы обратить внимание девушки на себя, но не напугать при этом. Она была сейчас слишком впечатлительна.       — Д-да? — встрепенулась Андроника, поднявшись с колен.       — Здравствуй, сестра. Как ты? — решил начать издалека Цицерон. Ему было сейчас немного не по себе. Даже, можно сказать, неловко. Его совесть была явно им недовольна.       «Какой ты молодец! Хочешь скинуть свои заботы на плечи хрупкой девушки!», — вскричало в нём что-то, что до сих пор молчало. Может, всё дело в её взгляде, которым она одарила Цицерона только что? Такой потерянный… и блуждающий. Она его не видит. Для неё он сейчас лишь препятствие, за которым виднеется покой.       — Если тебе что-то нужно, то говори сразу, — Андроника не кричала, говоря это, и гнев отсутствовал в её голосе. Она просто хотела подвести сразу к делу, без лишних эмоций и жалости к себе. Цицерон это понял.       — Я хотел лишь… спросить тебя… — ассасин запнулся и сконфузился. О чём он вообще думал, когда сюда шёл? Ведь это его проблема и решить её он должен сам! Но, с другой стороны, действовать нужно было быстрее, а он и так слишком долго провозился с мыслями сделать что-то за спиной Уведомителя. И вот момент настал…       — О чём же? — поинтересовалась девушка, убирая корзину под стол, чтобы та не мешалась.       Цицерон, проклиная себя, договорил намеченный вопрос:       — Поедешь ли ты в Бравил в ближайшее время?       — Бравил?.. Нет… Прости… — теперь сконфузилась она. — Раша запретил мне выходить из Убежища и выполнять контракты на какое-то время. Он сказал, что в моём состоянии лучше не браться за убийства. И он прав. Я слишком растерянна… Я не могу сосредоточиться, и даже сон не приносит мне радость. Я вижусь с ними там, Цицерон… А здесь их нет… — последние слова она прошептала, а после с ужасом прикрыла ладонью рот, испуганно глядя на брата.       «Какой же ты дурак, Цицерон!», — кричало всё внутри молодого имперца. Но нужно было как-то всё исправлять. Его сестра не должна вновь переживать чувство потери, тем более из-за него.       — Они живы, раз ты видишь их в своих снах. И их служение Отцу Ужаса продолжается, только на другой стороне. Улыбнись, Андроника, наши братья обрели вечный покой и Его защиту! Нужно радоваться за них, а не печалиться… — он взял её руки и крепко сжал. Чужие пальцы оказались холодными, как лёд.       — Иногда я им так завидую, — едва слышно сказала она. Цицерон на подобные слова не нашёлся, что ответить, и выжидательно молчал. Продолжение не заставило себя ждать: — Кто знает, что ждёт живых?.. Может из-за этого я и завидую мёртвым?..       Цицерон сильнее прежнего себя возненавидел. Зачем влез? Зачем взбаламутил душу своей сестры, как муть со дна озера?       — На всё воля Ситиса, — это всё, чем он мог утешить тёмную сестру. После чего обнял её за плечи и прижал к себе. Она не стала противиться, и лишь ответила:       — Да…       Как же ему было тошно в этот момент… Понтий был прав. Потеря вейрестского Убежища для Андроники было таким же испытанием, как для него, Цицерона, потеря брумского.       — Мы с ними ещё встретимся, даю тебе слово…       Она медленно отпрянула от него. В глазах стояли слёзы, а на губах улыбка.       — Прости… Прости… — повторяла она, качая головой. — Раша прав, мне следует взять себя в руки. Я такая растерянная, такая несобранная…       — Всё в порядке. Ты ни в чём не виновата, Андроника. Но помни, ты не одна, у тебя есть мы, — Цицерон ободряюще улыбнулся сестре, всё ещё крепко сжимая её плечи. Хоть так, но он хотел показать, что у неё есть опора. У неё есть семья.       — Тебе нужно что-то в Бравиле? — вдруг опомнилась она, словно ото сна. — Знаешь… А ведь я обещала передать Слышащей мои настойки через Дж’бари, — её взгляд прояснился. — Завтра он отправится в её резиденцию. Как же это могло вылететь из моей головы? Совсем забылась! А ведь мне только несколько минут назад Раша дал список ядов, что запросила Ализанна Дюпре… — она выскользнула из объятий брата и, взяв со стола исписанный свёрток, показала его молодому имперцу.       Цицерон нервно вздохнул. Все в Убежище понимали, что волнения в Бравиле — это только начало, и было принято решение направить к Слышащей личного охранника, а возможно, в будущем, подготовить и наёмников, для защиты самой резиденции. И он точно знал, что его на должность личного охранника вряд ли допустят. Но чтобы Дж’бари…       — Я думал, выберут Гарнага… — задумчиво отозвался молодой имперец. — Он куда лучше подходит для этого.       — Это выбор Слышащей, она так решила. Ей очень понравилась его магия разрушения…       — Неужели… — оборвал речь девушки Цицерон. Всё складывалось совсем не в его пользу. У него не было желания свои опасения передавать через каджита.       — Так что тебе нужно в Бравиле? Ты сам хочешь поговорить с Дж’бари или мне ему что-то передать? — повторила вопрос Андроника.       — Мне тоже весьма интересно, что тебе нужно в Бравиле?! — молодой имперец от неожиданности вздрогнул и, обернувшись, увидел Риндира, стоящего возле двери. — Впрочем, я предполагаю…       — Что ты предполагаешь? — спокойно поинтересовался Цицерон. Это было не в первый раз, когда босмер ловко оказывался за его спиной. Интересно, смерть от его руки также незаметна, как и он сам?       — Ты обещал держать слово… — покачиваясь из стороны в сторону, Риндир приблизился к брату и сестре. — Нехорошо так поступать, мой мальчик! — передразнивая речь Понтия, сказал он, расплывшись в улыбке и поучительно погрозив пальцем молодому имперцу.       — Твоё воображение сыграло с тобой злую шутку, Риндир, только и всего… — несмотря на то, что Цицерона прижали «к стенке», у него был шанс выскользнуть из подозрений.       — Убеди меня, тогда я отстану, — взгляд босмера был суетливый, а вся фигура как-то согнулась в спине, переминаясь с ноги на ногу. — Ну? — он продолжал улыбаться, подойдя к Цицерону вплотную.       — У меня письмо для Слышащей, — ложь лучше всего оборачивать в правду, игра от этого становится по-настоящему подлинной и тебе верят. Молодой имперец знал это по своему опыту.       — Позволь взглянуть, — наигранно ласково попросил Риндир, протянув подрагивающую руку.       — Брат, с тобой всё в порядке? — вмешалась в их разговор девушка. — Ты выглядишь скверно… Может лучше…       — Тебя никто не спрашивал! — рявкнул босмер, не дав сестре договорить. — Лучше не мешайся и помалкивай… — он хотел было прогнать Андронику, рывком устремившись в её сторону, но между ними тут же оказался Цицерон, преградив путь. Девушка от неожиданности вскрикнула, спрятавшись за спиной брата.       — Она здесь ни при чём, зачем кричать? Ты ведь хотел увидеть письмо? Верно? Так держи… — молодой имперец достал из кармана заранее приготовленный листок и протянул его Риндиру.       Тот живо выхватил его и развернул дрожащими руками. Цицерон, увидев это, лишь подумал про себя:       «Не иначе как опять баловался скумой... И в таком виде у него хватило ума притащиться сюда? Но сейчас это мне на руку...»       — Что это? — удивлённо и непонимающе спросил босмер, глядя на короткие строчки, убегающие вниз столбцом. После чего нерешительно принялся читать их себе под нос:

Любовь моя как трепетная птица, К вам в руки рвется из моей груди. Ваш образ ночью лунною мне снится, И согревает в жизненном пути. Превратности судьбы всегда коварны, В изгибе каждом кроется секрет. Люблю вас всей душой, Себя вы берегите, Я предан только вам на сотню тысяч лет… Когда наш бренный мир объявит новоселье, И все пройдет, оставив звезд, рассыпанных букет, Мы будем рядом, вместе освещать планеты, Десятки сотни тысяч новых лет.

      — Что это? — повторил свой вопрос Риндир, одарив молодого имперца изумлённым взглядом.       — Это стихи, — скромно дал знать Цицерон.       — Я вижу, — послышалось недоуменное ворчание. — А для чего?       — Не для чего, а для кого. Это для Ализанны Дюпре. Ведь Раша не на пустом месте всё это время ревновал меня к ней.       — Во даёте… Проклятые имперцы… — прежний пыл в нём поутих, и босмер неуклюже сунул листок Цицерону обратно в руки. — Забирай свои сопли, да не накапай мне тут! — он прыснул со смеху и, покачиваясь, поплёлся прочь из тренировочного зала, оставив своего брата и сестру в покое. Дверь едва слышно заскрипела, а спустя минуту послышался голос Андроники:       — Ты действительно написал стихи для Слышащей?       Он обернулся к ней с победоносным видом и, улыбнувшись, сказал:       — Это ещё не всё… У меня есть дополнение…       Однако это самое чувство победы было мимолётным. Ведь настоящее письмо всё равно должно было пройти через лапы Дж’бари. И с этим Цицерон ничего не мог поделать.