***
Хоффман, скучая, слушал болтовню Анны, которая, услышав от Георга нужные ей слова, уже почти два часа тараторила, не думая перестать. Наверное, даже Алесия, так любившая кого-нибудь послушать, уже не выдержала бы, а граф всё ещё старался держаться спокойно, чтобы не наорать на эту девушку, не нагрубить ей — всё-таки это было бы совсем невежливо, — не сказать ей чего лишнего, хоть это было, в общем-то, довольно трудной задачей: вряд ли кто-нибудь стал бы терпеть это по отношению к себе, точнее, к своим ушам. Впрочем, наверное, нужно было просто думать о чём-то другом. Не об Анне. Анна была прекрасной, красивой, замечательной, почти идеальной, но думать об этом не хотелось. Только не сейчас. Сейчас было совсем не до неё. Сейчас она казалась такой же глупой и обыкновенной, как остальные. Это не давало наслаждаться фактом её существования, не давало жить, думая, что всё самое прекрасное принадлежит именно тебе... Хоффман старался думать о чём угодно, кроме Анны. И первым, что попалось ему сейчас на глаза, был королевский дворец. "Сверкающее великолепие", как не уставали говорить все жители Сказочного королевства. Граф не был согласен с этим. Это великолепие было не тем, что о нём говорили. Дворец имел три колоннады: одна из них была перед главным входом, а вторая и третья соединяли корпуса. Сам дворец был расположен полукругом. Хоффману подумалось, что это была идеальная ловушка: человек, находившийся во дворце, при любой катастрофе оказывался заперт внутри самого дворца или внутри двора, с трех сторон дворец был окружен водой и выйти можно было только с четвёртой — парадного входа. Запереть кого-либо там не составит труда, думалось графу. Немногие знали про подземные ходы. Над центральной колоннадой находилось что-то вроде оранжереи. И Хоффману подумалось, что высота здания вполне достаточна, чтобы скинуть оттуда человека. Да и, к тому же, колоннаду эту со всех сторон окружал высокий забор, как и общая ограда, чугунный. Хоффман не понимал смысла обеих оград. С ними обитатели дворца при малейшем катаклизме были обречены на неминуемую гибель. Анна, заметив, что её жених снова стал мрачен, мгновенно замолчала и стала непонимающе смотреть на Георга. Тот кивнул на дворец, и девушка удивлённо посмотрела на здание. Самое обычное, впрочем, возможно, ещё несколько месяцев назад дворец казался бы ей великолепным, но после дворца первого министра Делюжана или замка Георга Хоффмана в одной из провинций это здание казалось ей посредственным. Всё могло быть куда более красивым, сказочным, чем здесь. К тому же Анну страшно раздражала оранжерея над одной из колоннад. Этот сад представлял из себя полную безвкусицу! Как только королева или принцесса позволяли это безобразие здесь? Пожалуй, сад был бы куда более красив, если сделать хотя бы что-то иначе... — И тут собираются короновать нового правителя? — капризно спросила Анна. — Мне не нравится это место... Хоффман поцеловал её в лоб. Девушка нахмурилась, но тут же постаралась сделать вид, что довольна происходящим. Отец выгнал её, только узнав о том, что она стала встречаться с графом. И Маргарет поспособствовала этому. Ей всегда доставалось самое лучшее. И её все считали лучшей. Более красива, более обаятельна, более талантлива, более успешна... И Анне хотелось доказать, что она лучше. Хоффман был тем, кто мог это доказать. И Анна усмехалась про себя: она всем докажет, что может быть более значимой как в судьбе своей семьи, так и в судьбе всего мира. Она сможет это доказать. — Потерпи, дорогая, — серьёзно заметил граф. — Ты будущая жена главного казначея, тебе часто придётся бывать там, куда меня отправят. И, поверь, это не худшее место, куда мы могли попасть. Анна кивает. Она прекрасно понимает, что не сможет сейчас убедить Георга в том, что ей лучше будет сидеть дома, и прекрасно знает, что сможет сделать это чуть позже, в его доме. Он всегда становился сговорчивее в те моменты. А девушке так не хотелось ездить в такие места... Тут всегда было скучно. Это был даже не бал. Коронация. Коронация очередного глупого монарха, постоянно задирающего нос перед всеми, постоянно считающего себя лучше других, постоянно думающего о всех свысока. Анна ненавидела их всех. Монархов, таких же, как тот, исковеркавший жизнь её тётки, Катрины. — Ты не знаешь, кто будет коронован? — спросила Анна. Георг помрачнел, впрочем, его лицо часто уродовало то недовольство, наверное, на это давно не следовало обращать внимания, в такие моменты он казался Анне почти демоном, а вовсе не человеком, хотя, наверное, девушку часто поражало то неумение проявлять какие-либо чувства, какие-либо эмоции, которое преследовало графа постоянно и везде... Правда, Бейнот не раз упоминал, что Георг — человек, иногда бывавший даже излишне эмоциональным... Анна никогда не видела его таким, каким его описывал пару раз Гораций. И, пожалуй, не хотела бы когда-нибудь увидеть. Она боялась его. Боялась больше, чем кого-либо. Анна прекрасно знала, что ни одну из своих любовниц Георг не держал возле себя больше месяца. Ей повезло больше. Ей он даже предложил стать его супругой. Разумеется, времени на раздумья у девушки не было. Вряд ли можно было заставлять ждать такого человека, как Хоффман. За то время, которое Анна знала его, она смогла точно понять то, что ждать этот человек ненавидит больше всего на свете. Увидеть среди приглашённых Алесию и Монику было для девушки неприятным сюрпризом, но она решила благоразумно промолчать. Пожалуй, чего не любил Георг ещё, так это когда вмешивались в его личную жизнь, в то, с кем он общается и с кем дружит. И, пожалуй, это было то, что раздражало не только Хоффмана, но и любого другого человека. Алесия, как и всегда, была одета слишком вызывающе. На этот раз, правда, она надела ярко-жёлтое платье, а не красное, в каких часто бывала. А вот Моника... Эта девушка, эта серая мышка, постоянно прячущаяся за спину подруги, она была одета куда лучше, нежели обычно. Впрочем, сиреневый ей совсем не шёл, она смотрелась довольно глупо в этом платье. Анна улыбнулась и Алесии, и Монике. Ей хотелось выглядеть куда более уверенной сейчас. Она невеста. Стоило понимать это. Хоффман никому не предлагал стать его супругой, а ей, Анне, было сделано это предложение. Это уже говорило об её особенности, об её превосходстве. Не стоило так бояться Алесии или Моники. — Я уже представлял вам Анну в роли своей любовницы, — улыбнулся граф. — Сейчас я хочу представить вам её в роли своей будущей супруги. Моника побледнела. Анна была уверена, что, не будь здесь столько народу, эта девушка вцепилась бы ей в волосы. И про себя Анна надеялась, что никогда не окажется с этой сумасшедшей наедине. Эта девушка способна на многое. И хоть Анна была готова к такому повороту и была уверена в своей победе, лишнего шума не хотелось, а Моника обязательно разыграла бы такую трагедию, что все непосвящённые жалели бы именно мисс Эливейт... — Поздравляю вас, Анна, — несколько потрясённо проговорил подошедший Гораций. — Скоро вы будете миссис Хоффман. Не ожидал такого от нашего общего знакомого! Я думал, что ты закоренелый холостяк, Георг! Алесия улыбнулась, и Анне показалось, будто та только делает вид, что слушает. Мисс Хайнтс высматривала кого-то, и мало кому было понятно, кого именно. Впрочем, наверное, только богам известно, что творилось в голове племянницы короля Алана. Если, конечно, было известно и им. Хоффман просматривал какие-то бумаги, и он стоял уже довольно далеко от Анны, которую этот факт, бесспорно, несколько уязвлял. Но можно ли сейчас показывать это? В нескольких шагах от такого успеха, который и не снился какой-либо другой даме. Алесия, вернувшись, наконец, на землю и поняв, из-за чего Гораций так улыбается, а Моника так мрачна, удивлённо посмотрела на Анну. Эта девушка не была красива. Её и симпатичной можно было назвать с натяжкой. Слишком худенькая, слишком смуглая, слишком нескладная... В ней всего было слишком. Что привлекло в ней такого человека, как граф Хоффман? Чего было красивого в этой девчонке? Разве что глаза. Глаза её будто притягивали к себе. Богатой Анна тоже не была. Напротив, одна из многочисленных дочерей провинциального дворянина, человека беднее которого, пожалуй, и придумать было трудно. — Моника, извини, что отвлекаю, но мне хотелось бы отойти, — пробормотала Алесия, видя, что её подруга готова просто разорвать эту несчастную Анну в клочья. — Не могла бы ты пойти со мной? Девушка кивнула, и подруги отошли подальше от всей этой компании. Алесия видела, как облегчённо вздыхает Анна и делает реверанс Горацию, отходя поближе к Хоффману, видела, как смеётся Гораций, как он качает головой и как Хоффман удивлённо смотрит на вставшую около него Анну. Сама Анна в её красивом бордовом платье кажется особенно довольной и... Алесии грустно говорить это, даже почти красивой. Красивее, чем на самом деле. А мисс Хайнтс... Смотря иногда на одну из престарелых кокеток, считавших себя самыми красивыми и прелестными, она порой думала о том, что ей уготована та же участь... А Анна... Чем же она привлекала Георга? Неужели, как любил говорить Демолиш, она действительно околдовала его?***
У Ала с самого утра было прескверное настроение. Кто заставил Малуса так поиздеваться над ним? Какой из Альфонса король? Парень чувствовал, что это понимали все, абсолютно все, независимо от пола, возраста и положения в обществе, и это только подливало масло в огонь. Ал не хотел быть королём. Не хотел! Это было совсем не то, чего он на самом деле хотел добиться. Совсем не то... Он искал Марию, хотел видеть её живой и здоровой, а трон... Трон не нужен ему вовсе. Совсем и никогда. Немолодой человек стоял около дверей и не произносил ни слова. Одетый просто — в самую обыкновенную серую суконную куртку, в чёрные полотняные штаны, — он, казалось, запросто мог бы слиться с интерьером той комнаты, в которой Ал ожидал самой церемонии. Альфонсу Брауну больше чем когда-либо хотелось домой, и пусть он не слишком хорошо ладил с отцом и матерью, там было куда лучше. Во всяком случае, не нужно строить из себя непонятно кого. Где сейчас находилась Мария? И жива ли она была? Альфонс ещё раз посмотрел на человека, стоявшего в дверях. Тот был довольно высокого роста и слишком бледен. Лоб его пересекали глубокие морщины, а сам он выглядел несколько болезненно. На левой руке этого мужчины не было одного пальца, Альфонс сразу заметил это. Интересно, где этот человек мог потерять его? В битве? В результате какого-то несчастного случая? Человек резко развернулся к Алу, и парень уже было приготовился схватить нож, лежащий на столе, чтобы как-то обороняться, но, кажется, мужчина был настроен на куда более мирные действия, нежели нападение на будущего короля. Незнакомец молчал, и иногда Альфонсу думалось, что он просто не в силах сказать хотя бы слово. Глаза этого человека были серыми. Серыми и будто стеклянными. Его взгляд не выражал никаких эмоций. — Ваше Величество! — окликнула Ала какая-то девушка, вбежавшая в ту минуту в комнату. — Церемония скоро начнётся! Ал кивнул и встал, едва не запутавшись в том одеянии, которое на него нацепили. Непонятно как король Генрих терпел все эти тряпки! Наверное, первым же делом следовало изменить церемониальную одежду. Насколько же это всё было глупо... Альфонс вышел из той комнаты, где ожидал своей коронации. Всего несколько шагов, и... И распахиваются тяжёлые двери, кто-то выкрикивает имя Ала. Тронный зал сегодня казался куда более огромным и торжественным. Но Альфонс старался думать только о том, что именно тут была убита несчастная принцесса Кассандра, именно здесь был схвачен король Генрих... Фальшиво-радостные лица людей, стоявших в зале, тоже лишь ухудшали и без того не слишком хорошее настроение нового монарха. И не было никого из знакомых... Или... Ал успел поймать на себе заинтересованный взгляд кого-то очень знакомого. Того человека, с которым общалась Мария на том балу и который вывел их из здания дворца. Альфонс не знал, где сейчас находится Леонард. Он почему-то упомянул утром, что не должен появляться на церемонии. Почему? Альфонс Браун не знал ответа на этот вопрос. Что заставляло Леонарда прятаться сейчас? Едва ли это "что-то" было такой уж глупостью... Какой-то седой старик громко, торжественно проговорил слова напутствия новому королю, произнёс какую-то наиглупейшую речь о правлении кого-то из Древних королей. Это должно было быть притчей? Ал не смог придумать чего-то более абсурдного! Этот старик и правда думал, что такой рассказик будет как-то влиять на действия Альфонса в будущем? В таком случае, этого человека следовало лишь пожалеть. — На царство благословляется Альфонс Браун, первый своего имени! — прозвучали долгожданные слова. На голову Альфонса была надета корона. По правде говоря, она оказалась несколько более тяжёлой, нежели предполагал парень. К тому же стоило постараться стоять здесь с серьёзным лицом и не засмеяться в самый неподходящий момент. Вся эта церемония была настолько глупой, сумбурной, что воспринимать её всерьёз парень мог с огромным трудом. Слышались восхищённые возгласы. Ал не верил им. Верить им было бы слишком наивно. Даже для такого человека, как Альфонс Браун. Они ненавидели его, ненавидели и презирали, Ал чувствовал это. Теперь он — новый король Сказочного королевства, а — он был уверен в этом — многие из вельмож метили на его место.***
Кая с ужасом смотрела на то, как на руках, шее и лице Паула появлялись какие-то чёрные отметины, а сам он с каждой секундой становился всё бледнее; ещё несколько секунд, была уверена девушка, и мужчина погибнет, а она будет стоять здесь, в стороне, и ничего не предпримет, чтобы спасти его, того человека, который хоть и нехотя, но помог ей и её друзьям... Допускать такую подлость со своей стороны ей не хочется, совсем не хочется, это было бы слишком большой неблагодарностью к Паулу, как бы Кая не презирала все его магические штучки и фокусы. Паул шумно вздохнул, и в следующие несколько секунд его дыхания не было слышно вовсе. Кая вздрагивает. Ей становится всё страшнее. И страшно не за себя. Паул лежит, прислонившись к решётке, его длинные чёрные волосы растрепались и выглядели совсем не так, как обычно, впрочем, об этом ли следовало думать сейчас? Кая пару раз слышала, как действовали антимагические браслеты на магов. Поистине эффект этих приспособлений был ужасающим. Редкий маг выживал после их воздействия, и Кае Файр совсем не хотелось допустить гибели ещё одного чародея, её знакомого, чернокнижника Паула, томившегося сейчас здесь, в темнице. Стражников не было. Оставлять мага в антимагических браслетах одного было почти безопасно. Почти. Кая судорожно придумывала, где она может раздобыть ключ от камеры, где находился Паул. Девушка думала о том, где могут быть ключи; вообще — у начальника стражи, у первого министра и у короля. Подойти к первым двоим было невозможно. А вот король... Было не слишком справедливо обманывать друга, но выхода, похоже, не было. Но у Ала коронация. Как к нему подобраться? Через несколько секунд девушка вспоминает, что ключи Альфонс оставлял в той своей одежде, в которой ворвался во дворец неделю назад... А коронационная мантия была настолько неудобной, что поддеть под неё ту одежду было практически нереально. Значит, следовало просто найти тот костюм... И вот через несколько минут у Каи в руках ключ. Тот самый. Девушка подбегает к камере, открывает дверь, ловит на себе удивлённый взгляд Паула. Кажется, маг был не совсем доволен тем, что его потревожили. Он как-то странно смотрел на Каю, на то, как она снимала с его правой руки антимагический браслет, как потянулась к левой... Браслета на той не было. Кая удивлённо посмотрела на Паула, тот наклонился к ней. — Ты всегда приводишь за собой стражу? — прошептал он. — Не оборачивайся. Девушка изумлённо смотрела на мага, но всё же его приказание выполнила. Тот стоял с абсолютно безразличным лицом. Тут же она почувствовала в своём теле страшную слабость, ноги не держали её больше. Паул подхватил её почти перед самым её падением. — Дура! — шептал Паул Кае, ещё находящейся в сознании. — Какая же дура! Стражники подбежали. Один из них крикнул: "Чернокнижник заколдовал девчонку!", второй подбежал и сильно ударил мага, тот упал, ещё несколько секунд — и на Пауле снова были те браслеты. И мужчина был уверен, что это только начало: совсем скоро на него нацепят что-нибудь посильнее. И маг не уверен, что сможет снять хоть что-то из тех приспособлений, как снял этот браслет со своей левой руки. Кая теряла сознание. Ей было слишком плохо сейчас, думать о чём-либо она не могла. А Паул с безразличным видом смотрел на подбегавших и что-то кричавших стражников. Его самочувствие снова стремительно ухудшалось.