Плисецкий

Виктор захлопнул дверь, несколько провернул ключ в замочной скважине, и почувствовал, как что-то мягкое касается его ноги. Уголок губ Виктора дёргается вверх, и поворачивается к двери спиной, щелкая выключателем. Внезапная вспышка грязно-желтого света на секунду ослепляет. — Ну привет, Потя, — мужчина немного наклонился и издал легкий смешок, когда кот замяукал, смотря снизу вверх на Виктора. Виктор постепенно разулся, скидывая свои лакированные туфли на пол, которые с тупым стуком ударялись о серую плитку. За обувью последовало черное пальто, по которому стекали серебристые капли. Виктор попал под дождь, поэтому его штанины тоже намокли. Никифоров, повесив свое пальто на вешалку, присел на корточки и погладил мурлыкающего кота, который неловко толкался в его теплую ладонь. Виктор медленно прошел по коридору, пробежавшись кончиками пальцами по шершавым обоям. Он усмехнулся, когда заметил на стене несколько выцветших черточек с мелкими цифрами, сделанные красным карандашом. Когда Юра был совсем маленьким, он частенько просил Виктора “померять” его. И даже если Плисецкий вырастал на несколько жалких миллиметров, он радостно бежал к своему деду, хвастаясь, что он уже взрослый. Все двери в комнаты были закрыты. Потя, мелкими шажками следуя за Виктором, снова замяукал, когда Никифоров остановился напротив высокого комода, покрытого толстым слоем пыли. Он чуть наклонился, сдул немного пыли, и откашлялся. Виктор аккуратно поднес руки к маленькой деревянной фоторамки. Мужчина провел пальцами по поцарапанному стеклу, и немного грустно улыбнулся. Снова Юра. Совсем не такой, как сейчас. На этом фото он широко улыбался, обнимая одной рукой мягкую игрушку, а другой рукой держался за рукав Виктора, у которого еще были длинные волосы. Первые соревнования, хоть и между маленькими детьми, деливших один каток увенчались успехом, и Яков, разрешив Никифорову прогулять вечернюю тренировку, поехал с ними в парк аттракционов. Там Виктор выиграл для Юры плюшевого тигра. Наверное, эта игрушка до сих валяется где-то в темном шкафу. Виктор негромко цокает языком, на секунду зажмуривает глаза. Он сжимает кулаки, и громко выдыхает, немного мотнув головой, отчего с его волос за шиворот накрахмаленной рубашки падает несколько холодных капель. Никифоров вздрогнул. Виктор прошел дальше по коридору. Из закрытой двери послышалась тихая мелодия джаза, которая периодически прерывалась. Из тонкой щели между дверью и мягким ковром тянулась тонкая струйка сизого дыма. Никифоров хмыкнул, склонил голову на бок, и немного опасливо положил руку на металлическую ручку. Та с тихим скрипом опустилась вниз. Дверь неспешно распахнулась. Юра, сидевший на стуле, чуть кивая льющейся музыке из старого радио, вскинул голову, впиваясь взглядом в Виктора. Он пренебрежительно фыркнул, неловко передернул плечами, и потушил почти целую сигарету о гладкое покрытие кухонного стола. Никифоров облокотился о дверной проем, недовольно качая головой. Потя сел немного позади Виктора, прищурив свои глаза. — Привет, — бросил Юра, отводя взгляд. — Привет, — словно эхо отозвался Виктор, рассматривая под своими ногами разноцветный линолеум. Плисецкий вскинул голову. Он несколько раз моргнул, привыкая к холодному свету, который источала маленькая лампочка без абажура. Парень поморщился, затем постучал костяшками пальцев по столу и мотнул головой в сторону неаккуратной табуретки, ножку которой Виктор сам несколько раз чинил. Никифоров заметил этот жест, едва заметно улыбнулся, и, шаркая ногами, подошел к столу. Он медленно опустился на табурет, отчего тот тихо заскрипел. Юра не изменил своей позы, лишь положил одну руку на стол, тыльной стороной ладони вниз. Виктор облизнул свои губы, сжал руки в замок, а затем неуверенно произнес, пытаясь не смотреть на Плисецкого: — Ты как? Юра усмехнулся и немного опустил голову, смотря на Виктора. Плисецкий быстро мазнул по своему коту, который уже тихо задремал. Он покачал головой из стороны в сторону, легким движением руки убрал длинную челку со лба. Мелодия, теперь более медленная и ритмичная, внезапно прервалась. — Ты идиот? — Виктор осклабился, — Виктор, сегодня похороны были. Как думаешь, как я? Никифоров неопределенно пожал плечами и провел кончиком пальца по столу. — Хотя неважно. Забей, — Юра опрокинул голову на грудь, — Ты там был? Этот вопрос не требовал ответа. Конечно, Виктор был там. Видел гладкий гроб с цветами на одной из крышек. Видел труп, лежавший внутри. Видел Никифоров, как несколько плачущих девушек кидали землю на уже опущенный гроб, что-то бормоча про Бога и лучший мир. Он и сам принес две красных гвоздики, положил их на совсем новую надгробную плиту, на которой красивым шрифтом было выведено имя умершего. Вместо ответа Виктор кивнул, постучал ногтем по столу. Он откинул челку с лица, а затем потянулся к радио, нажимая кнопку. Внезапно заиграла громкая, отвратительно попсовая песня. Никифоров и Плисецкий почти синхронно нахмурились. Виктор надавил на другую кнопку. Тихий писк, а затем повисла приятная тишина. Никифоров, немного напрягшись, аккуратно коснулся пальцами руки Юры. Последний вздрогнул, но не отдернул руку. Плисецкий зашипел, когда Виктор немного смелее сжал руку, рвано выдохнув. Мужчина улыбнулся. — Тебе неприятно? Виктор отпустил руку Юры, но затем пробежался кончиками пальцев по его раскрытой ладони. Плисецкий нахмурил брови и сжал ладонь в кулак, вызвав тем самым смех у Никифорова. Виктор послушно убрал свою руку, и хлопнул себя по карману пиджака. Он разочарованно поджал губы, и сложил руки на груди. — Сигареты закончились, — зачем-то произнес Виктор. Юра посмотрел в окно, поджал колени под себя, отчего стул громко заскрипел. Виктор улыбнулся, подпер щеку рукой, а второй рукой потянулся к лежащей на подоконнике синей пачке сигарет. Никифоров увидел, как Плисецкий напрягся и дернулся, чтобы остановить его, но подросток сдержался, чуть обиженно надув губы и поднес ладонь к окну, покрытое белыми разводами. Виктор схватил пачку и открыл ее. Щелчок зажигалки. Виктор зажал между губами длинную сигарету с неприятным привкусом, остававшийся на тонких губах. Никифоров глубоко затянулся, отчего кончик сигареты приобрел ярко-красный цвет. — Интересно, как я умру? Что думаешь, Юр? — эта фраза звучит глупо и неуместно, отчего Юра резко оборачивается и округляет глаза. — Это странный диалог, — немного грубовато произнес Юра, а затем снял с запястья тонкую черную резинку. Он пригладил свои волосы, и, сделав несколько ловких движений, сделал неаккуратный хвостик. Юра запахнул свою олимпийку, немного съежившись, и прикрыл глаза.

***

— Бедный Виктор, — тихо произнес Отабек, дотрагиваясь ладонью к холодному камню. — А? — Он до сих пор разговаривает с Юрой, — Бек грустно улыбнулся, разглядывая разноцветные венки, ярко выбивающихся на фоне каменных крестов и рыхлой земли, — Будто Юра...кхм,.. ещё жив. Будто он когда-нибудь сможет вновь прийти домой, погладить кота, а затем приготовить его безвкусные макароны, — Отабек тихо хмыкает, а Крис недовольно качает головой, становясь возле него. Джакометти, немного стесняясь, кладет на свежую могилу несколько белых роз с аккуратными шипами. Бека запускает руку в карман, а затем вынимает оттуда кошелек, обычный и потрепанный, который может много лет болтаться в кармане куртки, не порвавшись. Отабек медленно проводит по нему ладонью, а затем открывает его, вжикнув молнией. Он несколько секунд роется в нем, а затем вытаскивает небольшой клочок бумаги, пожелтевший, и с какой-то мелкой надписью в углу. Отабек присаживается на одно колено возле могилы, не боясь испачкать свои новые брюки, купленные специально для недавних похорон. Он горько усмехается, внимательно рассматривает этот листочек, и аккуратно кладет его возле потухшей свечи, несколько капель воска которой упали на один из многочисленных цветков. Крис напрягается, когда Отабек, отряхнув свою куртку и штаны выпрямляется. Джакометти внимательно всматривается в клочок бумаги сквозь линзы очков. Только это не просто бумага. Это немного помятая, слегка нечеткая фотография Юры. Точнее, маленького Юры, на голове которого венок из синих роз — раньше это был любимый головной убор Виктора, когда он выступал. Мальчик смеется, сидя на чьих-то руках, и придерживая венок. В наивных глазах маленькие огоньки, а на губах легкая улыбка. — Здесь он очень милый, — комментирует Крис, с неуверенностью и дрожью в голосе. Отабек угукает и снова проводит по надгробной плите ладонью, все ещё проверяя, правда ли это происходит. Красивыми, золотыми и витиеватыми буквами на сером камне высечено: Юрий Александрович Плисецкий (2001—2018)