Bedroom Warfare

- Я ждала Вас, Господин. Усуи вздрагивает от неожиданности, стоит ему только переступить порог спальни. Миса вернулась с работы раньше обычного, и он не думал увидеть ее сейчас. Он не думал увидеть ее такой. Мисаки сидит на краю кровати – стройные ноги чуть разведены в стороны, что уже перехватывает дыхание. На ней длинный белый передник горничной; может быть, тот самый, что она использовала для маскировки в Равене. Может быть, это всё, что надето на брюнетке. - Мне было скучно и одиноко. Брюнетка поводит плечом, будто бы естественно; лямка с рюшами плавно скользит вниз. Взгляд Усуи скользит по шее с пульсирующей венкой, к выразительно выступающей ключице, обводит контур яренной ямочки и струится по прямой в ложбинку меж грудей, скрытых тканью передника. Он чувствует, какая у Мисаки гладкая и мягкая кожа, как отзовутся те или иные чувствительные точки, даже не прикасаясь к ней. Это тайное знание, которое Такуми постигает как наисложнейшую из наук уже второй год. Они рассчитывали провести первую годовщину свадьбы вместе, но непредсказуемое медицинское расписание и плотный дипломатический график не позволяли cделать каких-либо планов. Возможно, оно и к лучшему. Пафос ресторанов и отелей – не стиль четы Усуи; вино и лепестки роз на кровати – банально и опостыло-пошло. Максимум, что им нужно спланировать, - нижнее белье и упаковка презервативов. Женщина смотрит на блондина из-под опущенных ресниц, словно бы невинно и смущенно. Но Такуми видит в янтарно-карих глазах куда более сильные чувства и эмоции. Он чувствует ее томление и желание. Обжигающее его нутро уже только своей аурой. — Это необходимо срочно исправить, - мужчина наконец находит в себе силы говорить; голос звучит хрипло, гортанно-глухо. Атмосфера, несомненно, принципиально важна, однако в итоге всё действие сведется к ним двоим. Обнаженным, обжигающим, ослепляющим своими чувствами. Излучающим неземной свет, принимая достижение пика наслаждения как манну, как благодать небес. Мерцая с частотой на скорости света от каждого вздоха и стона, каждого поцелуя и прикосновения. Они – две части мозаики. Навеки соединенные душами, переплетенные кончиками нервов на подсознательном уровне. Принадлежат друг другу во веки веков. - Что Вы желаете, Такуми-сама? Блондину не нужны слова, чтобы сказать очевидное: ему нужна она. Усуи предпочитает язык поцелуев: нежных и страстных, грубых, напористых, жадных, легких и сладких. Каждый раз он по новой подбирает код для губ брюнетки, так или иначе ответно раскрывая их. Мису не надо долго уговаривать: она охотно распахивает губы, впуская влажный шершавый язык в полость рта. Чуть не теряя сознание, как всегда, от ощущения, как тот сталкивается с ее собственным языком. Как он проходится по ряду зубов и деснам. Как скользит по небу, пытаясь обойтись без кислорода как можно дольше. Их желания и потребности растут вместе с ними. Они пробуют, экспериментируют; испытывают себя на прочность под напором страсти и похоти. Познавая границы дозволенного, проверяя, как далеко могут зайти в желании насладиться друг другом. Кто мог подумать, что угольки – миссионерская поза, кровать и обязательно свет, - разогреются, разбушуются до стихийного пожара, что вырывался за пределы тел? Брюнетка отступает чуть назад, позволяя Такуми коленями опуститься на кровать. Притягивает к себе за ворот рубашки, но не дает завалить на спину – прямо в поцелуе, упирается ладошками в грудь. Ловко перебирает пальцами пуговицы, расстегивая рубашку. Перехватывает его губы, каждый раз легонько прикусывая. Дразняще, распаляюще. Рубашка летит за пределы кровати, а Мисаки прижимается ближе, теснее к обнаженному мужскому торсу, обхватывая за спину. Трется, словно кошка, требующая ласки и внимания. Прошел всего лишь год со свадебного торжества, но за их плечами уже проложен долгий путь. Радости маленьких семейных праздников и горе рабочих поражений. Счастье домашнему уюту и ссоры из-за бытовых мелочей. Новые открытия друг друга с другого общественного, семейного, ракурса и трепетная нежность к тому, что было всегда в них, - привычки и эмоции, зародившиеся еще в школьном возрасте. Посвящение ночей изучению подобия Камасутры, только всё находя не по книжке – на собственном опыте. Локации, позы, эрогенные зоны – они экспериментировали, делая осторожно по шагу вперед. Терпеливо, не торопясь, у них впереди ещё целая прекрасная жизнь, в которой не так много удовольствий, поэтому любое надо растягивать. Но это не значило, что пара стеснялась в своих фантазиях. Смелые предложения не спешили быть отвергнутыми; чаще всего сразу же претворяясь на тех или иных холстах, - белоснежных простынях, ворсистом ковре или в пенной ванне. Перед Такуми настоящая дилемма – не растягивать прелюдию и сразу утолить демонов похоти, или лезть на стенку от нетерпения, но упиваться от медленного подхода к самому главному. Он знает уже наверняка – под фартуком горничной ничего нет, и прелюдию как таковую можно опустить. Но это так грубо и некультурно: портить чужие сюрпризы, комкая сценарий своей глупой животной дикостью. Усуи знает, что Миса наверняка очень старалась – от нее требуется такая сила воли для собственной инициативы в их любовных фантазиях, что он правда гордится брюнеткой в этот момент. А такие усилия надо вознаграждать по заслугам. Блондин склоняется к женской груди, целуя поочередно полушария через ткань. Это – их общая проверка на прочность, когда он с трудом сдерживается, чтобы попросту не разорвать чертов передник. Но другого хочется больше – мольбы Мисаки, взывающие к его действиям. Общество, не скрываясь, называет чету Усуи холодными и жесткими. Строгие лица, деловые взгляды, резкий тон – они были так похожи в рабочих повадках, хотя их профессии не имели ничего общего. Брюнетка завоевывала репутацию безапелляционного дипломата с убийственными аргументами; блондин подавал признаки будущего светила хирургии, чьи руки никогда не дрожали во время операции. Но всё это – для общества; одна сторона медали. На деле же у Такуми самые нежные объятия, а губы Мисаки, слова с которых разят сильней чем пули, - самые сладкие. Никакой спешки, наоборот, даже излишняя медлительность. Усуи поочередно спускает белые лямки передника с гладких женских плеч. Целует кожу, кусает выступающие кости ключиц. Кончик языка скользит вдоль шеи вниз к яренной ямочке, оставляя влажную полосу; мужчина дует на след, вызывая у брюнетки приятную дрожь во всем теле. Ками воистину покровительствует этому миру, даруя что служащим дипломатической мировой арене, что врачевателям тел и душ закрытую форму. Скрывающую от окружающих выражение самых острых чувств. Косметику чета Усуи порой делит на двоих, на пару маскируя алые пятна засосов на шее, скрыть которые шарфом иногда не позволяет обычная человеческая логика. Ткань брюк и пиджаков ложится поверх синяков от крепкой хватки пальцев на теле. Даже если кто и посмотрит косо в сторону, Мисаки лишь задерет нос повыше, а Такуми вовсе проигнорирует. Метки принадлежности – лишь их ума дела; а многочисленные отметины, оставленные во время очередного любовного марафона, вполне устраивают обоих. Миса зарывается пальчиками в светлые волосы, сжимая у корней; то ли тянет ближе к себе, то ли пытается отстранить, больше в шутку, чем всерьез. Она никогда не сможет оттолкнуть его. Целуя, нашептывая, выдыхая каждую эмоцию. У нее жалобно ноет под ложечкой, всё скручивается, изворачивается от томительного мучения. Ком от горла сваливается в низ живота, освобождая гортань от бремени молчания – громкий стон срывается с опухших губ. Девушка впервые скрупулезно подходит к выбору нижнего белья в магазинах. Это перестает быть элементом гардероба, который вечно скрыт под слоем одежды. Теперь это – главное, что есть на Мисаки. Кружева, плотная ткань и прозрачный тюль, обтекаемый нежный шелк, невинно-белые и жгуче-красные комплекты – брюнетка может считаться коллекционером. Однако у Усуи особенные предпочтения, а именно избавлять любимую женщину от нижнего белья раз и навсегда. Чувства настолько ослепляют пред ее почти обнаженным телом, что Такуми не сдерживается, разрывая ткань легким движением рук. Такуми уже собирается сорвать фартук с брюнетки, избавить себя от остатков одежды и прекратить общее мучение. Но брюнетка словно видит его насквозь, и ее ладошка с силой давит на грудную клетку блондина, останавливая перед следующим шагом. - Сдерживайте свой пыл, господин, - Миса прикусывает нижнюю губу, подается вперед, чтобы прижаться оголенной грудью к блондину. Усуи чертыхается про себя; внутри все напряжено от возбуждения. Они не смеют экономить на достижении половой гармонии. Презервативы, смазки, эротические костюмы, кажется, даже плетка – они подбирают идеальные варианты в процессе бесконечных попыток. Деньги в прямом смысле улетают из рук, не успев оказаться там после выплаты зарплат. Ни Такуми, ни Мисаки не настроены ограничивать себя в регулярных занятиях любовью. Он целует по очереди полушария груди, нежно зажимает губами соски, пока не чувствует, как они твердеют от возбуждения. Брюнетка пытается отвлечь его, удержать, но мужчина уворачивается, утыкаясь в область солнечного сплетения. Легкая щетина приятно царапает кожу, которая и без того покрыта мурашками. А губы, оставляющие влажные следы вдоль ребер вниз к животу, так и вовсе сводят с ума. Мисаки всегда казалось глупым возводить акт любви до уровня культа. Ей были непонятны яростные сексуальные влечения, страдания из-за нехватки секса в жизни. Гормональные взрывы прошли мимо девушки, в то время, когда ее ровесники только и жили, не вылезая из постелей друг друга. Но после свадьбы всё стало на свои места. До девушки вдруг словно снизошло, как это важно - любить телами. И что секс – это вовсе не грязно и не ужасно, как могут представить люди. Заниматься любовью – это целое искусство, и оно прекрасно, как Миса и не могла представить. И теперь, когда страсть, желание и единение друг с другом до рассвета плотно входили в график бывшей Аюдзавы, она изнывала от возбуждения при малейшем отклонении от него. Сдерживаться уже невыносимо; Такуми заваливает брюнетку на спину, срывая передник и отбрасывая его прочь в сторону. Он не ошибался, никогда не ошибается – без белоснежной тряпки Мисаки абсолютно обнаженная. Но сам блондин все еще одет, и они в четыре руки, синхронно избавляются от брюк и нижнего белья. Девушка не отводит взгляда, не жмурит глаза; так было в начале, когда она была неопытной и неискушенной, застенчивой с собственным мужем. Она и сейчас не ищет лишнего повода разглядывать Усуи ниже пояса, но, по крайней мере, нагота больше не смущает ее. Миса царапает спину мужчины до крови, когда он начинает резко вколачиваться в нее. Иногда ей кажется, что та покрыта шрамами; кожа явно не успевает зажить «между первым и вторым». На бедрах самой девушки то тут, то там возникают синяки; они неизбежны, когда хочется сжать в своих руках, притянуть к себе и никогда не отпускать. А Такуми слишком эгоист и собственник. Она бы попыталась назвать Усуи в постели почти тираном, но для него ее собственная удовлетворенность всегда была в приоритете. Даже если приходилось с силой зажимать руки над головой брюнетка, и боль в запястьях сдерживала от любых движений. Даже «наказания» - отбитые ягодицы, порой со следами пальцев, могли вызвать радость чуть ли не до визгов. Секс есть боль, но они ею наслаждаются Мисаки ловит себя на мысли, что могла бы вечность целоваться с Такуми. Чувствовать его губы повсюду, жадные, ненасытные, голодные. Как он напористо прижимается к ее губам, к ней самой – всем телом наваливается, не выпустить бы из своей хватки, из клетки сплетений рук и ног. Желание опьяняет, ослепляет, оставляя лишь обнаженные инстинкты. Они часто просыпаются посреди ночи – вдруг, внезапно, подрываясь от внутренних импульсов. Глаза в глаза, кропотливый анализ души, поверхностный – тела. Плоть всегда сдается быстрее души, предавая мысли своих хозяев. Искра, буря, безумие; Такуми оказывается над Мисой, брюнетка уже разводит ноги, податливо принимая мужчину в себя. Желание снимает сон как рукой. Любовь физического характера – это и спорт, и психологический тренинг. Максимальный выплеск энергии с пользой для тела, для удовлетворения своих потребностей, для спокойствия и гармонии в голове. Неважно, что достигается это порой бессонными ночами. Эти ночи стоят всего на свете. Мир сужается до двух тел, желание давит, словно обвалившийся потолок. Задыхаться, задыхаться от чувств, эмоций, которые приходится контролировать. Обнаженная кожа слишком убедительна, чтобы сражаться против друг друга. Язык тела говорит о жажде сражений. Столкновении. И в конце концов, они объявляют огонь на поражение. Мисаки раскрывается перед Такуми, показывая иную сторону своей натуры. Всегда неловкая, ненавидящая и стесняющаяся парней в юности, теперь перед ним стоит сексуальная и раскрепощенная женщина. Соблазняющая одним взглядом, притягивающая как магнит одним жестом. Он, конечно, всегда подозревал, что в тихом омуте черти водятся, но никогда бы не поверил, если бы не видел это вживую. Если бы не стал тем счастливчиком, позволяющим разрывать демонам себя на куски. Усуи входит резко и целиком; до боли, до крика. Никакой романтики разрешений или ожиданий. Нежность, трепетный шепот – всё осталось позади, в прелюдии; а сейчас лишь дикое следование инстинктам. Руки и ноги обхватывают его со всех сторон, вжимаясь коленками в бока, вжимая в себя. Стоны циклично слетают с губ по мере толчков. Блондин сразу задает быстрый темп, зная, что это мгновенно сведет Мисаки с ума, что она тут же кончит и затем последует еще один, более сильный, одновременный оргазм. Они играют, как ни парадоксально, друг против друга, однако взаимно защищая свои интересы. - Люблю, люблю, люблю, - слова льются в уши, взрываются громом, обрываясь на гласных. Брюнетка вздрагивает, крепко сжимая Такуми внутренними мышцами, что тот едва может сдержаться от погружения в абсолютное блаженство. Он целует, грубо и напористо, лишь бы немного отвлечь возлюбленную и выиграть время. Стратег из Усуи неважный; Миса царапает коготками плечи, смыкая пальцы на мускулах до побелевших костяшек. Они похожи на единый организм, спутанный клубок тел; так тесен их контакт, их связь. У него внутри все взрывается в душе, клокочет и рычит, и Такуми гортанно хрипит, утыкаясь брюнетке в шею. Мисаки дрожит под ним, в его руках, от каждого движения, прикосновения; она проиграла. Он замирает, ненадолго, давая буквально мгновения на то чтобы выдохнуть и быть готовой к следующему раунду. Усуи голоден, жаден, он больше не может сдерживаться. Руки крепче сжимают бедра, притягивают ближе некуда, сводя до отрицательного показателя расстояние между телами. Мускулы напряжены до предела. Блондин двигается быстро, рвано, он чувствует, что развязка близка, и до нее бы добраться, как до спасительной границы. Такая сильная потребность в дозе удовлетворения, словно он наркоман с десятилетним стажем. А девушка, с которой он занимается любовью, - его единственное спасение от ломки. Звучит финальный выстрел, 2:1. Они сдаются от бессмысленности борьбы и противостояния, под конец сражаясь лишь за право громче выразить свое удовольствие. Брюнетка чувствует, как мужчина кончает в нее; как теплое семя заполняет ее внутри. Первая разумная мысль, что приходит в голову Мисаки – какого чёрта. Они всегда обсуждали использование презервативов и вообще планировали повременить с детьми, которые были неизбежны с отсутствием контрацепции в половой жизни. Им так хотелось насладиться друг другом после долгой разлуки. Принадлежать лишь друг другу; делить тела/сердца/души на двоих, в своем собственном замкнутом мирке. Отгородиться ото всех и жить любовью всей жизни. Но с другой стороны – они взрослые и ответственные люди, без пропаганды чайлдфри или эгоистичных планов жизни для себя. Мисаки знает: Такуми очень хочет детей, он помнит свое детство, он нуждается в семье, для которой станет лучшим примером. И девушка без сомнения разделяет с ним эту и мечту и однажды претворить в жизнь. Еще один пункт в пользу верного выбора Усуи: он, черт побери, знает о ней всё. Видит насквозь, особенно, что больше всего она любит, когда ничто, даже самый тончайший материал, не разделяет их. Абсолютная естественность, откровение. И полное ощущение единства при близости. - Уже выдохлась? – усмехается Такуми, откидывая челку с влажного от пота лба. - Никак нет, - Миса улыбается, касается щеки мужчины пальцем и ведет вверх к виску. Блондин хочет перехватить ладонь, но девушка не дается. – Если господин желает… Она улыбается, прикусывая нижнюю губу, смотрит так игриво-томно, что у Усуи умирающе стонет что-то под ложечкой. Он просто не может отказаться. Только не от нее: такой невероятной, непередаваемой словами и мыслями. Предназначенной только для него. Принадлежащей только ему. Любимой и желанной. - Иди сюда, - Такуми не дает времени опомниться, прийти в чувства, усмирить эйфорийную дрожь по всему телу, и резко притягивает обратно к себе. - Да…. Послушно льнет к нему, всем телом идеально вписываясь в его объятия. Сразу позволяя погрузиться в нее до самого конца, благодарно стонет в распахнутые искусанные губы. Кончик языка мужчины, замерший у нее на небе, держит в сознании, не давая сразу кануть в омут диких природных необузданных чувств. Движения напористые, но медленные; Усуи шестым чувством ощущает желания Мисаки, чего хочет ее тело. Неспеша, смакуя удовольствие, подойти к финалу, оставляя заместо скорости силу. Такуми качает бедрами влево-вправо, растягивая внутренние мышцы, шире разводит ноги брюнетки – как упоительно чувствовать их напряжение под ладонями. Пульсация внутри отдает эхом по всему телу брюнетки. Проходит молнией вдоль позвоночника, заставляя выгибаться навстречу Такуми, цепляясь руками за витое железо изголовья кровати. Она ведет бедрами навстречу, пытаясь подстроиться под движения блондина, но он крепче перехватывает ее ноги. Миса сжимает его крепче с каждым толчком, царапает плечи и просит-просит-просит. Почти кричит его имя. Такуми чувствует, как сильно распирает изнутри, как желание рвется наружу. Но он старательно оттягивает сладостный миг своего собственного блаженства, подводя к нему любимую женщину. Желая достигнуть экстаза одновременнно. И когда долгожданный, финальный, его второй, а общий - третий, оргазм снисходит на него, мужчина удовлетворенно протяжно рычит, до побелевших костяшек смыкая пальцы на бедрах Мисаки. Усуи валится на бок, стараясь не разрывать единение тел, и обнимает брюнетку. Глубокие вдохи, растянутые выдохи. Сердца готовы пробить клетки из ребер. Нега разливается по венам. - Удалось воплотить твою фантазию последних лет десяти? - Представлял это в более традиционном костюме, - Такуми перехватывает ладонь брюнетки, прижимая к груди, и целует. С меньшим напором, с большой благодарностью. С вечной любовью к ней. – Но это было незабываемо. По обоюдному молчаливому согласию они растягивают послевкусие эйфории: медленные движения рук вдоль тел; ласки поддерживают огонь страсти, не давая ему вновь разгореться с прежней силой. Губы скользят по коже – быть везде, везде, быть окутанными чувствами, прикосновениями. Разум всё еще в поволоке тумана, и мысли обоих лишь об одном: не выпускать этого ощущения бытия единым целым. Когда сил не хватает даже на элементарные нежности, Усуи наконец увлекает Мисаки за собой на подушки. Молчание растворяется в душном воздухе наряду с запахом секса. Еще несколько минут сладостного транса. - Скажи, у тебя не сохранилась школьная форма Сейки? – блондин перебирает короткие темные пряди, наслаждаясь умиротворением. Голова Мисы покоится на груди, кончики пальцев скользят по мышцам пресса. - Тряхнули бы стариной, вспомнили бурную молодость старшей школы… - Насколько мне известно, - женщина переворачивается в объятиях Усуи и лукаво улыбается, - для этого одежда не нужна. Такуми улыбается в ответ и притягивает брюнетку ближе для поцелуя. Им уже давно не нужны слова, чтобы понимать друг друга. Сегодня в их спальне война, что продлится всю ночь до первых рассветных лучей солнца. Но в этой битве никогда не будет победителей. Такуми и Мисаки давным-давно капитулировали на милость друг друга.