Что-то кроме

Очарование сельской дискотеки прорывается сквозь плотную дымовую завесу. Сияет неоновыми отблесками на боках выстроившихся позади баристы бутылок. Теплится в недопитом бокале пива. Разносится по залу с истошными воплями, которые только при полном отсутствии слуха можно спутать с музыкой. Дима глубокомысленно затягивается: и это лучший бар в этой дыре. По сторонам смотреть не стоит во избежание острого приступа отвращения. Слава напротив безжалостно беспокойно сминает зубами пластик трубочки. Тянет через нее ядовито-синий бабский коктейль с противным хлюпаньем. Губы яркие, влажные, обнимают соломинку так по-родному блядски, что Дима почти вьетнамский флэшбек ловит, вспоминая, как еще утром эти же губы растягивались вокруг его хуя. По телу прокатывается горячая волна возбуждения, которую он тут же заливает прохладным пивом. Сегодня – никакого крепкого алкоголя, потому что вечер и без этого обещает быть томным. Слава ловит его взгляд, выпускает трубочку изо рта, губы в широкой, хитрой улыбке тянет. Знает, конечно же, знает, о чем Дима думает. Но против – едва ли. Ногой ногу под столом задевает, чуть ниже на диванчике молча съезжает, не отводя поддернутого пьяной дымкой взгляда. Уже успел выучить, что Дима лишних разговоров не любит, предпочитая им общение иного рода. Их молчаливый диалог прерывает подошедший Мирон (гений, качать его). – Я думал тебя там на сувениры растащили, – почти добродушно. У Мирона вид усталый, и Дима внутренне подбирается, готовый поддержать и взять на себя часть этой усталости. – Ты слишком высокого мнения о моей более чем малоизвестной персоне, – улыбка саркастическая, но глаза сразу начинают лучиться удовольствием. Нравится ему, когда хвалят (а кому не нравится?). – Малоизвестной для тура в 13 городов? Улыбается в ответ лукаво. Слава напротив не дышит, кажется. Так пристально за разворачивающимся действом следит. Но понимает ли? Мирон в ответ бровь приподнимает и хмыкает негромко: – Сомнительный повод для гордости. – Братан, мы делаем русский рэп, это само по себе сомнительно. Культурной ценности их творчеству явно не подвезли, как им самим светских манер. Зато гонора и желания выебать замкнутый на самом себе мир русского рэпа – хоть отбавляй. Вообще, ебаться, если так подумать, у них неплохо получается. И об этом явно пора напомнить присутствующим (как здорово, что все мы здесь сегодня собрались). – Пить будешь? – Не, поехали сразу в гостиницу, – Мирон на Славу, наконец–то, внимание обращает. Скользит по нему потеплевшим взглядом: – Слав, ты допил? Такая себе прелюдия из заботы и алкахи. Но ожидать большего у Славы нет никакого права. Как бы хорошо им не было вместе, а все–таки свое место знать надо. – Да. Охуенные тут коктейльчики, я запомню на будущее. Дешевый пиздеж. Эта сучка сегодня с утра в одно ебло пол-литра пива из ближайшего круглосуточного выхлебала, пытаясь утолить похмельную жажду. А потом разъебанный рот ладонью утерла и улыбнулась так светло и искренне, что у Димы что-то тревожно заворочалось внутри. Если бы только... – Тогда поехали. Он первым поднимается на ноги. Платит тоже он. И такси вызывает. Но именно Мирон в машине по-хозяйски пристраивает ладонь на бедре Славы, с легким нажимом вверх к паху проводит. У этой бляди сразу колени в стороны разъезжаются, но Мирон уже руку убирает, праведником прикидывается (святее самого папы Римского). Обзор в зеркало заднего вида так себе, хочется повернуть голову и попросить повторить на бис, но он сдерживается. А потом подгоняет водителя, чтобы тот прибавил скорости. Слава выходит из душа в одном полотенце, переливающийся каплями воды на распаренной коже. От него несет местным гелем для душа, химозно фруктовым псевдотропическим ароматом, обволакивающим, в самую подкорку мозга въедающимся. Дима носом вдоль его плеча ведет, со спины прижимается к еще влажному телу. Мирон мимо них в душ протискивается, строго пальцем грозит: – Без меня не начинайте. Но кто же его слушать будет? Дима губами к вчерашнему темно-вишневому засосу на плече прикасается, вызывая тихий довольный выдох. Слава-Слава. Такая девочка, если правильно приласкать. Такая… – Пойдем в кровать, похуй на Мирона, – им все еще катастрофически не хватает места на постели, но трахать Славу на полу на третий день знакомства кажется неуместным. У него и так колени уже все в синяках (да и не только колени). Они с Мироном знатно постарались, чтобы на нем живого места не осталось. Слава под ним по простыни растекается, длинные руки на шею нетерпеливо забрасывает, пальцами по бритому затылку скользит. Щекочет чувствительное местечко у основания черепа, заставляя зажмуриться от удовольствия. Чтобы затем совсем по-другому на него взглянуть. У Славы глаза шалые, рот приоткрыт в полуулыбке (Мона Лиза удавилась бы от зависти), обнажая мелкие острые клыки, которыми ему так нравится вгрызаться в собственную руку. Лишь бы заглушить сорванные вскрики, пока его Дима или Мирон на хуй натягивают. – Подрочи для меня, – искать смазку слишком лень, и Дима ловко снимает одну из рук Славы с шеи и мокро языком по ладони ведет. Слава глазами сверкает. Медлит, терпение его испытывает (а вот это зря). – Давай, – Дима нетерпеливо по бедру его хлопает, отстраняется, на пятки садится меж разведенных ног. Смотреть на то, как чужая ладонь послушно обхватывает член, как неторопливо скользит вверх-вниз и снова вверх, как чужой большой палец головку лениво потирает, можно вечно. Но участвовать ему нравится куда больше. Опустить собственную ладонь поверх чужой, что может быть проще? Что может быть… Слава голову запрокидывает, упираясь затылком в подушку, стонет коротко на выдохе, глаза от удовольствия жмурит. Его вторая ладонь вверх по животу скользит вверх, к соскам. Ну, какая же все-таки девочка. Но от одного вида того, как его пальцы царапающе по груди проезжаются, как он выгибается, стоит только чуть ускорить темп, чуть сильнее пальцы сжать поверх его ладони на члене, у Димы перехватывает дыхание. Желание выебать превращается в острую необходимость, и тем разочаровывающее и внезапнее звучит рядом голос Мирона. – Блять, ну по-человечески же просил. Прерываться кажется варварством, но Дима позволяет ему пристроиться на кровати позади Славы. – Смазку куда проебал? – Требовательно. А сам по Славиной груди ладонями скользит. Дразняще медленно большими пальцами покрасневшие соски обводит. Заставляет Славу беспокойно опустить руки на собственные колени. Дима глаза закатывает в ответ и с кровати сползает в тщетных поисках. Отворачивается лишь на миг, чтобы обернувшись увидеть, как доверительно к его ладоням льнет жадный до ласки Слава. Как выгибается порнушно, стоит только сжать пальцами чувствительные соски. Смазка летит на простыни рядом с Мироном, а Дима одну из его рук отталкивает, ртом сосок накрывает. Слава уже не стонет, всхлипывает коротко, бедра вверх вскидывает в бездумной попытке притереться к чужому телу в поисках необходимой разрядки. Он языком упругую плоть потирает, а потом зубами прихватывает, вызывая первую дрожь. Ладонями по длинным бедрам скользит, тазовые косточки большими пальцами гладит. А потом вслепую пытается нашарить смазку ладонью. Вместо нее с чужими пальцами сталкивается. У Мирона ладони горячие, и как же мучительно хочется притянуть его руку к губам, по костяшкам языком провести, но вместо этого Дима свинчивает крышку с тюбика и щедро смазку на пальцы выдавливает. Растягивать Славу вдвоем – кайф какого-то особого рода. Задевать пальцы Мирона своими, прижимать к мягко сокращающимся в ответ на любое легкое движение мышцам. Поочередно входить в эту влажную от смазки, раздроченную дырку, разделяя на двоих тяжелые голодные взгляды. Диме кажется, что воздух вокруг них плавится, жарким маревом окутывает тела. Простыни липнут к влажным коленям почти неприятно, но как же сейчас похуй на это. Слава подмахивать не пытается даже. Зажатый меж двух разгоряченных тел, он лишь покорно принимает все, что они ему дают. И скоро, совсем скоро, Дима с Мироном дадут ему нечто совершенно особенное. – Дим, я попробую войти, – нетерпеливо. Вечная тяга к самоутверждению, желание быть первым, получить максимум – в этом весь Мирон. Но чужая требовательность не беспокоит, скорее забавляет, и Дима уступает (на этот раз). Слава его с расслабленно блаженным выражением лица принимает. Сам до самых яиц насаживается. И лишь вздыхает судорожно, ощущая, как Димины пальцы потирают растянувшуюся вокруг чужого члена дырку. А потом проникают внутрь, даря совершенно новое ощущение полноты. – Дима, блять, – у Мирона не глаза – пара утягивающих в уютную темноту черных дыр. Он губы языком смачивает, и толкается внутрь на пробу, заставляя Славу непроизвольно сжаться. Заставляя Диму чуть резче пальцами внутри двинуть в поисках общего, разделенного на двоих, идеального ритма. Представить, как они Славу на два хуя будут натягивать, несложно. Ведь сейчас он талантливо уже три Диминых пальца вместе с членом Мирона принимает, давясь стонами, и по временам пытаясь руку к собственному члену приложить в поисках болезненно необходимой разрядки. – Нет-нет-нет, Слав, – легкий шлепок по бедру его в чувства приводит, – ты кончишь тогда, когда тебе разрешат. А пока лучше убери руки. Не раздражай меня. Лицо, раскрасневшееся, обиженно сморщивает, за что еще один поджопник получает (нечего тут ебало кривить). Мирон его взгляд ловит, ухмыляется широко: – Воспитательные меры, герр Хинтер, у вас специфические, – губами к алеющей скуле Славы прижимается, не сводя с Димы взгляда. Провоцирует, заставляет кровь от головы окончательно отхлынуть. Дима сильнее на Славу наваливается, ноги его на плечах пристраивает. А потом гондон по члену раскатывает. Разговоры разговорами, но вот так, так у них впервые. Слишком тесно, невыносимо жарко. Охуительно важно. Головка внутрь с трудом проскальзывает. Слава всхлипывает, почти ноет открытым ртом, но старается расслабиться, и Дима чувствует, как под его мягким напором тот уступает, позволяет чуть глубже скользнуть. – Охуительно, ты охуительный, – легче легкого. Слова между ними повисают невысказанной благодарностью за то, что Слава им позволил. Позволил быть вместе, ближе чем можно было помыслить. Ближе, чем… Мирон стонет тихо, заставляет лицо к нему поднять. Сосредоточить на нем внимание. Он брови хмурит, по временам языком испарину над верхней губой стирает, и Диме хочется склониться к нему. Самому языком по этим охуительным губам провести, подбородок прикусить, распробовав соленую влажную кожу на вкус. Вместо этого ему лишь остается жадно ловить каждое малейшее изменение выражения наслаждения на чужом лице, ощущая как внутрь чужого тела поочередно входят их члены. И тем острее ощущается очередной один на двоих оргазм. У Мирона дыхание как-то разом заикается, бедра чуть хаотичнее дергаются, и Дима уже знает, что за этим последует. Условный рефлекс, выработанный всего за пару дней (Павлов бы плакал), заставляет его ускориться, лишь бы только… Оргазм их с головой накрывает, Мирон глаза плотно жмурит, у него самого веки смыкаются на пару долгих мгновений, но упустить хоть секунду чужого удовольствия кажется непростительным. Как будто это все в последний раз. Как будто им больше никогда не доведется быть так запредельно близко. Как будто… Собственное сорванное дыхание терзает слух, перемежается жалкими всхлипами Славы. Ну, что ж, он свою награду заслужил. – Мирош, дай я нашу девочку приласкаю, заслужила ведь, – ухмылка в ответ ленивая. Мирон тут же в душ смывается. Ненавидит потным спать. А Диме что? Диме приходится за них двоих отдуваться. Но он не то, чтобы сильно против. – Давай, Слав, раком, – непонимание на чужом лице сменяет раздражение, но Слава послушно поворачивается. Задницу вверх поднимает из последних сил (коленки так и дрожат). От вида, лиловых синяков и красных пятен на чужих бедрах внутри удовлетворение разливается. Дима мягко ягодицы разводит, и легко обводит языком припухшую, еще не успевшую стянуться дырку. Слава всхлипывает тихо, подушка звук приглушает, но Диме и этого вполне достаточно. Он широко языком сверху вниз к поджимающимся от удовольствия яйцам скользит, а потом обратно. Лижет Славу, как какую-нибудь (самую лучшую) девочку. Самую достойную давалку из всех, что у них с Мироном были. Языком не сопротивляющиеся мышцы раздвигает, внутрь толкается. Слава сжимается, почти воет от острого удовольствия, и Диме только ухмыльнуться хочется. Но вместо этого он ритмично трахает языком растянутую после двух хуев дырку, ощущая как Славу буквально сотрясает предоргазменная дрожь. А потом он как-то разом сжимается, замирает, кончая с тихим вскриком. Чтобы после без сил на насквозь влажных простынях распластаться. – А я думал, что ты шутишь, когда ты себя богом куни называл, – Мирон ухмыляется широко, а Дима рот ладонью вытирает. – Хоть что-то в этой жизни я могу делать хорошо? Кроме того, чтобы писать рэп и любить тебя, конечно.