Секундная стрелка

Вот мой закон. И не дай Бог... я, не задумываясь, перейду на другую сторону. © Валентина Антонова. След-52, Ликвидатор

о д и н Только один раз она совершила самую большую ошибку в своей профессиональной деятельности. Это было какой-то промозглой осенью. Тогда привезли молодую девушку с десятью ножевыми ранениями в область груди. Ни следов насилия, ни наркотиков, ни психических заболеваний – совсем пусто. И единственный маленький отпечаток пальца, который едва поддавался идентификации, заставил сердце под рёбрами сжаться. Она рисковала. Рисковала опоздать и рисковала провалиться. Но каждая секунда была важна – эта мысль колотилась изнутри, вырываясь, словно выбитый из чайника пар. И ей повезло так, как, казалось, не везло ни разу в жизни. Она нашла его. Того, кто убил эту бедную рыжеволосую девчонку с россыпью веснушек по всему лицу. Девчонку, с которой она обращалась с заботой. Неестественной для морга. Она посадила его на восемь лет. Уверенная, гордая собой. Вот только она не знала, что нашла не того. д в а Два раза она разбивала руки в кровь, сметая даже пыль на своём пути. Рождая всё новые и новые порывы истерик. Она билась не на жизнь, а на смерть. Билась с собственной тенью. Билась с собственными чувствами. Первый раз был после школьного выпускного. Тот отказ парня из параллели, на которого она готова была молиться, разрушил её до основания. Она пропала. Исчезла для всех. Бледная, чуть ли не прозрачная. Она сама себе успела и диагноз поставить, хотя даже и не пыталась поступать на судебного психиатра. Биполярное аффективное расстройство. И, вот-вот успев склеить себя из ошмётков, она рухнула на дно снова. На втором курсе медицинской академии, где её обманул её личный ангел-хранитель. Опозорил перед всеми. По-дьявольски расхохотался, когда показал целому курсу её вывернутую наизнанку душу. Они тоже смеялись, тыкали мясистыми пальцами. А она искала угол, куда можно забиться. Аудитория казалась круглой, и каждый звук, каждый шорох тогда будто насмехался над ней. Она прокляла людей на всю оставшуюся жизнь. т р и Трижды она, засыпая, до деталей продумывала свою смерть. И трижды пыталась воссоздать всё это в реальности. Сначала самым лучшим вариантом казались таблетки. Она надеялась, что уснёт и больше не проснётся. Но организм подвёл: интоксикация, три недели в больнице с ободранными стенами и косые взгляды родителей. На второй раз она схватилась за лезвие. Знания анатомии позволяли рассчитать что угодно, вплоть до минут смерти. А рука дрогнула, и уронила лезвие в горячую воду. Что-то внутри не дало ей завершить эту жизнь именно так. Поэтому она просто лежала с закрытыми глазами и глотала слёзы, думая, что слабая. Что глупая и никому не нужная. Последний пункт был на крыше. Только-только брошенная стройка и вечно открытый забор. Она бесцельно брела по улице, пинала под ногами листву и свернула на два двора раньше своего дома. Прошмыгнула в выбитое окно и, точно обезумевшая, взлетела вверх по ступеням на девятый этаж. А духу прыгнуть всё равно не хватило. Город был как на ладони. Все его огни, все закоулки и широкие дороги. Она шумно, прерывисто дышала, слушая город и внутренний голос. ч е т ы р е Четыре раза она вытаскивала людей с того света. Без бригады «Скорой» и новейшего оборудования. Собственными руками. И почти что за шкирку, ругаясь, что человеческая натура не умеет ценить жизнь. Сначала был мужчина, которого она толком-то и не запомнила. Только его чёрные кудри, красную нить на запястье и мокрую рубашку, потому что он решил искупаться. Завершилось для него это приключение удачно, а она стала реже приближаться к рекам городских парков. Потом она помогла странному старичку, которому стало плохо с сердцем в их допросной, и девушке с простреленным лёгким на месте преступления. У них обоих помнила только губы, твердящие «пожалуйста» – её сигнал к действию. И крайним был, конечно, Тихонов. Антидот и больница. Она потом ещё целую неделю не выходила из его палаты. Он смеялся, пытался прогнать. А она упёрлась, и всё – не сдвинешь. На месяц после своего чудесного спасения Ваня принёс ей торт. Попросил отпраздновать и клятвенно пообещал, что отныне будет заранее предупреждать, если вдруг соберётся умирать. Она закатила глаза, готовая дать ему качественный подзатыльник. Она спасла больше жизней, чем отняла. п я т ь Ровно пять секунд, чтобы навсегда перевернуть жизнь с ног на голову. // Секунда. Антонова почувствовала, как по рукам тонкими, точно шёлковыми, лентами заструилась кровь. Живая и горячая, она обжигала кожу. Она оставляла вечные отметины на запястьях, не тронутых загаром. Она попадала на лицо, похожая на сладкие брызги шампанского. Пугала и радовала, как ночной кошмар и как рождественский подарок. Она была повсюду. Её было так много, что, казалось, можно было бы захлебнуться в этом нескончаемом потоке. А блондинка всё сильнее сжимала рукоятку ножа, которым только что перерезала горло похитителю и потенциальному убийце своих детей. Просто он не знал, что дети для неё – всё. Не знал так же, как не знала она, что ошиблась. Лера и Кристина пропали три дня назад. Они возвращались из школы домой одни, потому что родители, занятые каждый своей работой, встретить их не смогли. Девчонки всегда были крайне осторожны на улице: не разговаривали с незнакомцами, ходили вдвоём и многолюдными дорогами, держались в стороне от подозрительных мест и людей. Но ни одно правило из тех, которые они зазубрили, им не помогло. Их увезли на тёмной иномарке с грязными номерами и тонированными стёклами. Прохожие, конечно, ничего не видели, а о камерах видеонаблюдения можно было вообще не заикаться. Целые сутки Валя с мужем сидели как на иголках. Женщина металась из стороны в сторону, не ела, не пила и постоянно проверяла телефоны. В полдень Степану на мобильный пришло требование о выкупе. Супруги переглянулись и оба поняли, что они в ловушке – при всём желании названную сумму собрать они не могли. А кипящая тем временем в ФЭС работа мало чем помогала. Ещё через сутки Антонова вышла на похитителя без чужой помощи. И, только знай она, каким провалом обернётся её самодеятельность, она бы послушалась Рогозину. Только знай она, что за ошибка обрушится ей на голову, она бы сделала всё по-другому. Но теперь преступник истекал кровью у самых её ног, а она и не догадывалась, что его последними словами могли бы быть не оправдания, а правда. Чистая правда, что её девчонок он и пальцем не тронул. Что никогда бы и ни за что не причинил вреда детям. Он был убийцей. Но не был сумасшедшим. А Антонова даже слушать не стала. // о д и н Одно слово однажды очень её ранило. Нельзя быть готовым к жестоким, впивающимся под рёбра ножом словам. И она тоже не была готова. Думала, что всё хорошо. Улыбалась. Без опаски протягивала руку, чтобы он мог вложить ей в ладонь только что пойманную бабочку. Пила с ним вино под звёздным небом, накрывающим город, как покрывало. Пахла его одеколоном, куталась в его куртку. А потом он сказал ей, что она ему чужая. Что она всегда словно по другую сторону баррикад от него, и он хочет свободы. Лёгкие сдавило, вниз по щекам заскользили слёзы. Она была ему чужой – не любимой, не дорогой. Просто потому, что не такая, как все. Не вешалась на шею, не читала нотации. Доверяла и оберегала. Любила так, как умело отдавать чувства её сердце. А он: «Чужая!». Кажется, она всегда была будто по другую сторону. д в а Дважды она была невообразимо счастлива. Впервые, когда родился сын – Юра, её огромная любовь, её опора и защита. Стоило только ему посмотреть на неё своими большими синими – совсем не её – глазами, как она утонула. Захлебнулась, молясь, чтобы никогда не отпускать руку этого чудесного мальчика. Он бегал за ней всюду. Она так боялась потерять его, потерять связь с ним, что редко позволяла даже родственникам к нему приближаться. Всё сама, везде сама. Её материнская любовь дошла до фанатизма. А потом родились близняшки – Лера и Кристина. На них сошёлся клином белый свет. Она не видела ничего дальше детей. Окончательно засела дома. И любая мысль о том, чтобы выйти куда-то без детей, вызывала в ней панику. Панические атаки преследовали её. Шаг в шаг шли за ней. Обнимали со спины, холодным языком проводя по позвоночнику. Она не видела им конца. Но как-то, в один день, её просто отпустило. Отпустило – и она стала снова рваться на работу, без страха отвозила детей в школу, на секции, позволяла погостить у друзей или родственников. И всё равно дети были смыслом её жизни. т р и Целых три раза она заново перекраивала свою жизнь. Бросала всё, что было, и возвращалась к своему новому началу. Обиженная, растерзанная, почти насмерть замученная, она хваталась за чистый листок, точно за последнюю надежду. Меняла чернила, меняла почерк. Но ничего не помогало. Потому что, сама того не зная, она блуждала по замкнутому кругу. В первый раз она выкинула всю старую одежду, купила новую и сменила причёску. Только много позже сама себя спросила «зачем?» и вернулась обратно, к тому, с чего начала. Подумала. Решила, что правильнее будет изменить не себя, а что-то вокруг себя. Переехала на другой конец города без старой мебели и безделушек, которые, оказалось, вечно были лишним грузом. Понять, что не помогло и это, удалось не сразу. Она ругала себя последними словами. Вычитала в какой-то книге, будто всё идёт из подсознания. Что ничего не меняют вещи на и вокруг нас. Что виновники всего — мы сами. Просидела с неделю, оплакивая собственную глупость и смывая слезами со страниц книги чернила. Захотела выдернуть душу, чтобы постирать, высушить, отгладить и принять словно бы новую. Но нет. Поняла, что себя не переделаешь, не переиначишь. ч е т ы р е Она отлично знала на своём теле четыре шрама. Самый маленький, самый старый – первый в её жизни – был на ноге, чуть выше лодыжки. И она даже забыла, где и как его получила. Второй расползся в области затылка. Там, где в игривые колечки завивались её блондинистые волосы. Именно ими она всегда его прикрывала. Шрам этот она заработала ещё в детстве: слетела с качели прямо головой вниз. Ревела на весь двор – все соседки-бабушки, как одна, сбежались, чтобы успокоить девочку. Третий она прятала под красивым кольцом с фианитом. Небольшой рубец между средним и безымянным пальцами левой руки был напоминанием первого неудачного опыта вскрытия. Тогда она только училась держать скальпель в ненатренированной руке. Закончилось это большим количеством бинтов, пропитанных кровью насквозь. Она почему-то даже боли не чувствовала. Словно бы сумасшедшая, смотрела на багровые капли, думая, что это невероятно красиво. Виновником четвёртого шрама стал муж. В пылу ссоры он настолько разозлился, настолько разгорелся, что не заметил, как, занеся над женой руку, рассёк ей плечо. Своим дорогим золотым перстнем. А она ещё долго не могла спокойно смотреть ему в глаза, хоть он и извинился. Хоть и встал на колени. Самые глубокие рубцы – на сердце – не затянулись. п я т ь Ровно пять секунд между началом и концом. // Секунда. Антонова услышала звук выстрела. Скрежет отлетающей от старого амбарного замка пули. Потом голоса. Гомон, где не было ни единого тона, ни единого слова – красной нити. Бессвязный поток, который, точно снег в июле, рухнул ей на голову, отключая сознание. Нож выпал из рук. Казалось, этот металлический крик о помощи слышал целый город. Антонова поморщилась. Кровь застывала на руках в несколько слоёв. Уже не красная, почти коричневая. Женщина чувствовала себя невероятно грязной, когда хочется лишь сорвать с себя кожу. Её тошнило, и лоб покрылся испариной, к которой прилипали волосы. И те тоже были в крови. Она зажмурилась, позволяя мелкой дрожи, проходящей сквозь неё волной, сконцентрироваться на кончиках пальцев. - Валя, что ты наделала? – риторически спросила Галина Николаевна. У блондинки всё внутри опустилось. Глаз она не открыла. Что будет дальше? Леру и Кристину нашли живыми и здоровыми, когда преступник просчитался и после получения выкупа привёл ФЭСовцев к своему дому. Похитителем оказался старый партнёр Васильева по бизнесу. Мужчине очень хотелось больших и красивых денег, но Степан работал честно. Всегда и во всём. Он отказал коллеге в использовании чёрной бухгалтерии, чем как раз и разозлил его не на шутку. Этим смешным людям никогда не было нужно ничего, кроме денег. Когда их создавали, им в головы вложили какие-то неправильные мысли. А этому мужчине, похитившему двух милейших девчонок, их положили вдвойне. Иначе его поступок Васильев объяснить не мог. И он рвал и метал, пытаясь отпихнуть Рогозину. Просто потому, что она не давала ему расправиться с похитителем своими методами. Своими силами. И могла ли она в тот момент знать, что её лучшая подруга свои силы применит на практике? Валя часто рубила с плеча – Галина чисто физически не могла контролировать каждый её шаг. Нет, не могла. Ей оставалось надеяться исключительно на миролюбивый характер Антоновой, который в этот раз подвёл всех. А Валя при виде своих друзей – ФЭСовцев – опускала глаза. Она обещала Круглову, что малейшее волнение посреди молчащего океана – и она встанет по другую сторону закона. Она обещала Майскому из всего оружия дружить только с тем, у которого есть лезвие. Она обещала Рогозиной быть собой. Она сдержала все обещания. Только во времени ошиблась. Когда Сергей застёгивал на её запястьях наручники, она думала, что лишь одна секунда – это целая жизнь. И Антонова проиграла.