Skin To Skin

      Чондэ привычным движением натягивает перчатки. Кожа тихо скрипит, когда маленькие пальцы сжимаются и распрямляются. Он поправляет воротник водолазки и бросает взгляд в зеркало, проверяя, не осталось ли открытого участка бледной кожи, подхватывает рюкзак, открывает дверь и выходит.       Мир по ту сторону все такой же: неприветливый и страшный. Люди боятся касаний. Все они попрятались в броню из одежды, считая единственным средством спасения. Но каждый понимает, что они лишь оттягивают время и однажды это произойдет. Когда-нибудь они почувствуют кожу своего истинного, внутри начнется цвет, а с ним и отсчет.       Чондэ идет быстро, но взгляд так и цепляется за редких людей, что держатся за руки и улыбаются так лучезарно, что Чондэ чувствует себя одной большой пустотой. Он бы тоже хотел сбросить все эти слои ткани, снять надоевшие перчатки и почувствовать теплоту чужого тела. Но он хочет жить. Так принято.       В аудитории Кенсу встречает с доброжелательной улыбкой и внимательным взглядом из-под очков, а Минсок ставит стаканчик капучино на стол. Кофе горчит и Чондэ думает, что выкинул бы его, не будь здесь старшего. И это странно, потому что капучино он любит и каждый новый учебный день неизменно начинается с горячего стаканчика. Но сейчас и воздух обжигает холодом, а под водолазкой все горит, и настроение никакое, и совсем не хочется ничего, просто лежать где-то бездушной куклой, исступленно пялясь в никуда. И эту его апатию замечают друзья: Кенсу начинает тихую беседу об обыденных и совсем неинтересных вещах, а Минсок дотрагивается до плеча Чондэ, поддерживая разговор. От этого совершенно обычного жеста Чондэ хочет заплакать: сам не знает почему. Он чувствует себя разбитым и сваренным, говорит машинально и совсем не слышит себя.       С приходом профессора Чондэ возвращается в реальность, все такой же рассеянный и от чего-то замученный. Лекция пролетает мимо ушей, а на страницах тетради начинают распускаться прекрасные чернильные цветы. Удивительно, но ни Кенсу, ни Минсок не толкают Чондэ, чтобы тот взялся за голову и ручку, поэтому последний погружается в рисование с головой. Гибкие стебли переплетаются меж собой, листья гладят друг друга нежно и трепетно, а лепестки горят даже на белой расчерченной бумаге. Чондэ рисует просто цветы, но его скулы пылают и ладони потеют. Откуда-то издалека слышится шум и громкие голоса, а потом покой Кима рушится карточным домиком. Опоздавший плюхается на место рядом с ним, кидает рюкзак и роется в нем, доставая тетрадь и пенал. Когда последний летит на парту, Чондэ слышит, как карандаши и ручки бьются друг о друга. Честно, он впервые видит, чтобы кто-то из его однокурсников носил больше, чем одна пишущая ручка. Более того, он впервые видит этого парня. Чондэ знает это точно, потому что такого он не забыл бы: у него красивое лицо с правильными чертами, аккуратная родинка над тонкой верхней губой и глаза, от которых бросает и в жар, и в холод. Чондэ замечает, что парень одет достаточно легко, конечно, в его понимании. Взять хотя бы голые кисти рук и открытую шею. Возможно, у него уже есть истинный и теперь он проживает ровно отмеренное время. Чондэ возвращается к своим цветам, но чувствует нечто схожее с тоской, какую испытываешь в пасмурный тихий вечер в полном одиночестве.       — Красивые, — шепчет глубокий, богатый голос, Чондэ вздрагивает не то от неожиданности, не то от низких ноток, к которым всегда питал слабость, — Они выглядят откровенно.       Чондэ переводит взгляд на цветы и стыдится, слыша тихую усмешку опоздавшего на расцветающие алым щеки. Не гибкие стебли с нежными лепестками — сплетенные тела. Поспешно переворачивает страницу, на что парень рядом лишь хмыкает. Чондэ отворачивается к окну и встречается взглядом с любопытными Минсоком и Кенсу. Он беззвучно кивает, спрашивая, те понимающе улыбаются и мотают головами. Раздраженный Чондэ отворачивается и от них, злобно пролистывает тетрадь до нужной страницы и принимается записывать каждое слово профессора, пытаясь отвлечься от задумчивого постукивания о парту тонкого пальца привлекательного опоздавшего, что не сводит взгляд с профиля Кима.       — Прекрати пялиться, — шипит Чондэ, метая взгляд в сторону парня. Последний моргает и будто приходит в себя, берет ручку и начинает записывать лекцию.       — Извини, — слышит Чондэ, но ответа не дает.       Как оказалось, опоздавшего незнакомца зовут Бён Бэкхён. Учится он на одном с Чондэ потоке, но не пересекались они потому, что Бён сильно болел и лежал в больнице. Чондэ даже испытал укол совести: нагрубил парню в его первый день в новом учебном году. Но укол оказался не особо болючим, скорее комариным, а потому забылся вовсе. Чондэ не хотел, но инстинктивно находил в толпе студентов широкие плечи Бэкхёна и его голую шею. Во время обеда Бён сидел со спортсменами, так что догадаться, что он входил в какую-нибудь команду не составляло труда. После лекций Бэкхён оставался в школе, и Чондэ так и не выяснил, когда же у него выходной от всяких дополнительных и тренировок. Подумать только, Чондэ стал совсем как те девочки, что бегают за Бёном и пытаются узнать о нем все: от банального номера телефона и до того, в чем он спит и какой бритвой пользуется. Чондэ становилось противно от самого себя. Каждый раз, пересекаясь с Бёном взглядом, он предательски краснел и мысленно бил себя. Выдумать причину излишнего любопытства в сторону красивого парня оказалось делом простым, а внушить, что любимые книги Бёна помогают лучше понять, почему он ходит с открытыми участками тела, не боясь соприкосновения со своей кожей, оказалось трудно. Но Чондэ продолжал говорить себе одно и тоже и все так же краснеть под масляным взглядом.       Друзья, казалось, понимали Кима лучше него самого, а потому не допытывались и говорили, чтобы тот был осторожнее и что со временем все встанет на свои места. Чондэ на это лишь фыркал.       Все пары закончились, и территория университета начинала пустеть. Чондэ хмуро смотрит на дождь, что льет как из ведра. Вытягивает руку — она вмиг становится мокрой, а по спине пробегаются мурашки. Холодно.       — В такую погоду и бродячих собак в дом пускают…       Еще с минуту Ким топчется на месте. Стоящие рядом студенты находили зонтики и по двое-трое бежали до ближайшей остановки. И вот Чондэ один. Губы искусывает и лямки рюкзака сжимает, не решается. Стоит выскочить под холодный шквал, и температура обеспечена, не говоря уж о до последней ниточки мокрой одежде. Но домой хочется, а ливень проходить явно не собирается. Втягивает воздух глубоко в грудь, смыкает губы в тонкую полоску и бросается под дождь. На макушку падают первые капли, а потом Чондэ чувствует, как его хватают за локоть и грубо дергают обратно под навес.       — Совсем сдурел? Куда под такой ливень без зонта?       Ким дергается от знакомого голоса и сталкивается взглядом с Бэкхёном. У него все та же полуулыбка на лице и что-то непонятное в глубине глаз.       — Тебя это не должно волновать, — острит Чондэ, но голос предает: срывается и чуть дрожит. Сглатывает ком в горле и осознает, что сильные пальцы Бэкхёна все так же держат его и не позволяют отстраниться. Чондэ некомфортно. Он понимает, что их кожу разделяет только ткань его водолазки. Чертов Бён Бэкхён одним своим видом бунтует против законов этого мира. Неужели ему хочется поскорее закашлять мерзкими цветами, а потом умереть в них же?       — А тебя не должен волновать я, но это не так, — Бэкхён усмехается, а Чондэ предательски краснеет и дергается, но хватка Бёна стальная. Чондэ сощуривает глаза и цедит сквозь зубы «отпусти», и только после этого Бэкхён его отпускает. Неожиданно Киму кажется, что стоят они слишком близко: почти касаются друг друга. Он спешит увеличить расстояние. Бэкхён не возражает.       Повисает тишина. Чондэ вспоминает, что сегодня — впрочем как и в любой другой день — у Бёна тренировка, но он здесь: стоит на крыльце университета вместе с ним и смотрит на разгулявшуюся непогоду. Ким не решается задать вопрос, потому что они не друзья и даже не приятели. Зачем лезть в чужую жизнь, если в себе разобраться не можешь? Хотя Чондэ уже не просто залезает, а тонет, копается в пучине дна, ища какие-то разгадки на вопросы, что придумал сам.       На периферии зрения Бэкхён возится, а потом раскрывает небольшой зонт.       — Тебе ведь до остановки? Пойдем вместе.       Он не спрашивает. А Чондэ бы возмутиться, почему он решил все сам, но Бэкхён притягивает его к себе и выходит под дождь. Капли барабанной дробью стучат по зонту, но Чондэ их не слышит: его сердце бьется гораздо громче. Их плечи соприкасаются, а рука Бёна сжимает талию, не давая отойти ни на шаг. Даже сквозь слои одежды он чувствует обжигающую теплоту тела Бэкхёна. Хочется притронуться к нему, почувствовать больше, каждой клеточкой. Чондэ пугается своих мыслей.       Они доходят до остановки под тихий голос Бэкхёна. Чондэ совершенно не понимал, почему Бён пытался завязать с ним разговор. Когда дождь им больше не грозит, Ким выскальзывает из рук Бэкхёна с неожиданной неохотой. Кажется, Бён замечает это и чуть улыбается, закрывая зонт.       — Ты же знаешь, мы можем касаться друг друга, ничего не боясь, пока наша кожа закрыта.       — Тогда почему ты ходишь так, будто тебе законы не писаны? — Чондэ замирает. Именно этот вопрос мучает его с того самого дня, когда опоздавший незнакомец сел рядом с ним.       — Я не вижу смысла прятаться, — просто отвечает Бэкхён.       Чондэ немного сбит с толку.       — У тебя есть истинный?       Вопрос срывается с губ самопроизвольно, и Чондэ отчаянно краснеет, неловко отводя взгляд. Бэкхён кажется тоже растерянным. Он моргает пару раз, и улыбка его становится загадочной, а в глазах вспыхивают огоньки.       — Да, я нашел его.       Бэкхён смотрит внимательно, а у Чондэ внутри что-то падает, обрывается. Он бормочет нечто вроде «Вот оно как, я знал» и отворачивается. Под испытывающим взглядом Бёна ему становится неуютно, и он предпочитает следить за номерами проезжающих автобусов. Затылок горит: Бэкхён все еще смотрит. К счастью, ждать долго не приходиться, забрызганный и грязный автобус останавливается. Чондэ чувствует облегчение, ведь маршрут нужный. Он бросает Бёну быстрое «Спасибо за зонт, пока» и забирается внутрь. Когда слышит закрывающиеся позади двери, не может сдержать облегчения. Почему-то рядом с Бэкхёном совершенно не получалось расслабиться. Стоит ему сесть на свободное место, придвинувшись к окну, как дыхание вновь обрывается: Бэкхён. Стоит в проходе со своей снисходительной улыбкой, ничего не говорит и садится рядом. Их бедра соприкасаются, и Чондэ вжимается в окно, но глубоко в душе счастлив, что даже так контакт их тел не обрывается.       — И все-таки ты намок, — вздыхает Бэкхён и поднимает руку. Чондэ завороженно смотрит, как длинные изящные пальцы с аккуратными ногтями приближаются к его лицу. И останавливаются, не прикоснувшись. Бэкхён шумно втягивает воздух и быстро вплетает ладонь в свои волосы, зачесывая их назад. Он начинает что-то громко тараторить, и Чондэ кажется, что Бэкхён смущен. Речь его настолько скора и эмоциональна, что Ким ловит лишь то, что забавно получилось: им нужен был один автобус.       Затихает Бён только через две остановки. Просто замолкает. И тогда неловко становится не только Чондэ. Бэкхён немного ерзает, а Ким упорно смотрит в окно.       — Там есть свободные места, — тихо произносит он, не глядя на Бёна. На самом деле, автобус пуст.       — Я хочу сидеть с тобой, — так же тихо отвечает Бэкхён, замолкает, а потом усмехается, — ты тоже хочешь.       Чондэ давится воздухом, он решительно смотрит на ухмыляющегося Бёна. Взгляд его метает молнии.       — С чего ты это взял? Не будь таким самоуверенным.       Добродушная улыбка Бэкхёна пропадает. Красивые губы пошло растягиваются в издевательской усмешке. Лицо Бёна внезапно оказывается прямо напротив Чондэ, дыхание опаляет кожу, проходится по каждому нерву, посылая табуны мурашек. Сердце Чондэ теряет привычный ритм. Бэкхён непозволительно близко. Он больше, выше и сильнее — в эту минуту Чондэ понимает, видит и чувствует это как никогда раньше. Рядом с ним он беззащитен. Глаза холодные с чем-то дьявольским, правильный нос без единого изъяна и губы. Если Чондэ поддастся вперед на какие-то жалкие миллиметры, то сможет почувствовать их на своих.       — Ты хочешь меня коснуться. Почувствовать мою кожу. Думаешь, я не заметил того, как ты плавился в моих руках? Или ты сам еще не разобрался в себе? Советую сделать это поскорее, иначе…       Бён обрывает себя резко, отстраняется, а Чондэ вжимается в окно и крепко сводит колени, уходя от соприкосновения бедер. Только сейчас он может сделать полноценный вдох. Слова Бёна доходят медленно, но верно. Чондэ хочет, чтобы этот кошмар быстрее закончился.       И он кончается: Бэкхён поднимается с места и выходит на следующей остановке. В автобусе остается лишь Чондэ и водитель. Ким не хочет, но смотрит в окно. Бэкхён не оглядывается, переходит дорогу и идет под неуспокаивающимся дождем на обратную остановку. Чондэ хмурится и совсем не понимает. Неужели Бэкхён сел не на тот автобус? Перепутал номера или специально?       Остановка и Бэкхён исчезают. Чондэ откидывается на неудобное кресло и чувствует себя истощенным. Дышать тяжело. Опустив руку на грудь, чувствует, как сердце бьется быстро-быстро. Автобус останавливается на светофоре, и руки Кима, обернутую в плотную кожу перчатки, что-то касается. Он опускает глаза: Бэкхён оставил свой зонт.       Неожиданно Бэкхён становится частью жизни Чондэ. Да и вообще, все, что связанно с Бёном, неожиданно. Ким понятия не имел, но факт остается фактом — они что-то похожее на друзей. Именно что-то похожее, потому что Чондэ не смог возразить, а Бэкхён решил все сам. Дождь не сдавал своих позиций на протяжении недели, и каждый день Чондэ умудрялся забывать, ломать или терять свой зонт, а у Бэкхёна каждый раз отменялись тренировки и дополнительные. И каждый раз он провожал Чондэ до остановки, садился с ним в автобус, выходил постоянно на разных улицах и ехал обратно. Ким догадывался, что Бэкхён просто не запоминал их и выходил, ориентируясь на время. А потом незаметно Бён влился в их компанию. Кёнсу и Минсок на это лишь многозначительно улыбались, но Бёна приняли с раскрытыми объятиями — Бэкхён оказался веселым и активным парнем. Но Чондэ все равно не может понять, как это могло произойти. Даже сейчас Ким задается этим вопросом: как так получилось, что они лежат на диване в его квартире и смотрят какой-то фильм? Чондэ остается только смириться и принять данное.       — Передай колу, — толкает Бэкхён ногой бедро Чондэ, а тот протягивает руку и бросает бутылку, стараясь закрутить посильнее и попасть прямо в лицо Бёна. — Вот заляпаю тебе диван — будешь знать, как кидать в меня газировку!       — Потом будешь собственноручно чистить его, — парирует Чондэ и прикрывает глаза. Он устал за день и хочет спать, но у Бэкхёна, конечно, на все свои планы. В него входил просмотр нового эпизода «Звездных Войн», исключительно на диване Чондэ с последним в ногах. Бэкхён никак не мог оставить Кима одного. И это странно. Потому что у Бёна есть истинный, о котором он порой рассказывает. Чондэ соврет, если скажет, что его это совершенно не волнует. И сейчас, вглядываясь в мужественные черты лица Бёна, он думает, что этому истинному повезло и не повезло. Чондэ так и не разобрался в себе.       — Познакомишь меня со своим истинным?       Бэкхён дергается и поворачивает голову, вопросительно смотря в глаза Чондэ.       — Зачем тебе это?       — Просто интересно, — пожимает плечами Чондэ и вновь возвращается к наскучившему фильму.       Бэкхён молчит. И лишь звуки боев заполняют повисшую тишину. Чондэ ежится и кутается сильнее в плед, дотягивая его до носа. Возмущений Бэкхёна, оставшегося без теплого покрывала, не слышно, потому что их нет вовсе.       — Это приятно? — голос звучит приглушенно.       — Что именно? — сразу же отзывается Бэкхён. Кажется, он только и ждал какого-нибудь вопроса или собирался сказать что-то сам: ему тоже было тяжело от оглушающей немоты.       — Касания. Кожа. Цветы в легких и в сердце.       Чондэ смотрит сквозь полуприкрытые веки, ему действительно интересно. Стоит ли жертвовать временем ради какого-то человека, которого определила тебе судьба и вселенная, а потом задыхаться в лепестках?       — Не знаю, — осторожным голосом.       — Не знаешь? — Ким пробуждается от сладкой дремы и приподнимает голову, — у тебя ведь есть истинный, значит вы касались друг друга. И я никогда не видел тебя кашляющим. Что растет внутри тебя, Бэкхён?       — Ничего, — голос Бёна низкий, а на губах нет и тени привычной улыбки или усмешки, — я соврал.       В груди Чондэ что-то просыпается, оно шевелится и щекочет. Бэкхён лежит напротив и изучает лицо Кима. Чондэ чувствует, как тот боится.       — Я догадывался, что у тебя никого нет, — медленно произносит он, — еще с нашей первой поездки в автобусе. Ты бы не вел себя так, если бы встречался с кем-то.       — Тогда почему ты ни разу не говорил мне этого? — Бэкхён чуть злится: Чондэ играл с ним, с его чувствами. Он садится и возвышается горой над Кимом.       — Я сомневался, — нерешительно отвечает Чондэ.       — Больше можешь не сомневаться, — усмехается Бэкхён и поднимается с дивана, оглядываясь в поисках телефона.       — Ты куда? — Чондэ приподнимается на локтях и следит за перемещениями парня.       — Домой, уже поздно.       — Но мы не досмотрели фильм.       — Какая разница? Ты почти спал все это время, — сухо произносит Бэкхён, а Чондэ чудится, что его обвиняют.       — А ты пялился на меня!       Бэкхён вскипает.       — Да? А почему бы мне не пялится на парня, который мне нравится?       Чондэ вздрагивает, а внизу живота что-то дергается, падает и разбивается.       — Да, ты мне нравишься, Чондэ. Можешь назвать меня придурком, но я втрескался в тебя по уши в первую встречу, — Бэкхён не говорит, а рычит. Он делает два широких шага и оказывается рядом с напуганным, раскрасневшимся Кимом, ставит руки по обе стороны от его лица и склоняется так, что спадающая челка щекочет лоб Чондэ. — И меня неимоверно бесят эти глупые законы этого глупого мира, потому что ты в них веришь и боишься.       Один вдох и один выдох — на двоих. Чондэ теряется в своем перевернутом мирке и в решительных глазах напротив. Бэкхён близко. Его тепло и злоба обжигают. Чондэ не может сдержать дрожь. Он нравится Бэкхёну. Могут ли они быть истинными? Чондэ хотел бы этого, но… боится узнать. Боится просыпаться от разрывающих естество приступов, боится корней, что захватят его. Боится оказаться истинным. И желает этого, как ничто иное.       — Будешь прятаться всю жизнь в этих одеждах? Бояться касаний днем, а ночью мечтать о том, чтобы почувствовать чужую кожу? Ты хочешь прожить жизнь настолько жалко? Да, ты считаешь это легким и безопасным способом, но в чем прелесть?       Каждое слово разрезает полотно, что закрывало долгое время взор. Свет просачивался, и Чондэ видел очертания, но никогда не решался порвать материю и увидеть, что там. Он предпочитал кормить себя сладкой ложью, ведь так проще.       — Я твое счастье. Прими меня. Ты прекрасно чувствуешь это, Чондэ. Знаешь, что мы истинные.       Он знает. Все его тело тянется к Бэкхёну. Чондэ хочет, чтобы эти длинные пальцы сжали его талию до желанной боли, чтобы губы прошлись по каждому сантиметру тела, а язык оставил свой мокрый след. Чондэ хочет цвести алыми отметинами. Хочет принадлежать Бэкхёну и телом. Потому что душу он сам не заметил как отдал.       — Чего боишься? Цветов? Времени? Эти цветы символ наших чувств, а время мы разделим на двоих. Дай мне шанс сделать тебя счастливым.       Бэкхён никогда не спрашивал — он делал. Широко распахнутыми глазами Чондэ видел, как приближалось лицо Бэкхёна, как расстояние сокращалось, как чувственные тонкие губы чуть раскрывались. Он чувствует кожу. Холодную. Бэкхён раскрывает глаза и смотрит с такой болью, что ком в горле встает. Это не поцелуй. Бэкхён так и не смог коснуться Чондэ — лишь перчатки, что легла на его губы. Ладонь Кима опаляет жаром, даже через перчатку: дыхание Бэкхёна вырывается неровными сильными выдохами. Он отшатывается, как от удара. Чондэ понимает, что разбил его, жестоко и полностью. Сердце ведь такое хрупкое. Своими неверными действиями Чондэ втоптал его в грязную землю, а оно продолжает биться. Ким пытается заглянуть в глаза Бэкхёна, но те спрятаны за челкой. Создавалось впечатление, будто Бён думал, что, опустив голову, никто не сможет прочесть его чувства.       — Бэкхён…       Собственный голос кажется жалким и чужим. Это не он говорит, а кто-то другой. У Чондэ всегда звонкий и переливающийся, а этот дрожащий и неуверенный.       У Бэкхёна миллионы мыслей в голове скачут, путаются и мешаются. Он цепляется за одну, но та ускользает. И лишь какое-то страшное чувство перекрывает все, просыпаясь и захватывая. Медленно подняв голову, Бэкхён видит Чондэ, растерянного, испуганного и слабого. Что-то толкает его вперед, заставляет схватить тонкое запястье и навалиться на худого парня, подмять под себя. Чондэ испуганной птицей бьется под ним, но Бэкхён словно окаменел. Он превосходит Кима. Так легко заполучить его. Достаточно, лишь схватить вторую руку, которой Чондэ толкает Бёна в плечо, а затем смять невинные губы. И Бэкхён хватает запястье и заводит руки наверх, чувствует дрожь тела под ним и видит метающиеся, широко распахнутые глаза. Чондэ принадлежит ему, так почему он не может это принять?       Глаза Бэкхёна пылают изнутри, и Чондэ боится обжечься. Старший наваливается на него, вжимает в диван и не двигается. Чондэ выворачивается, пытается выскользнуть, но не может: руки его крепко сжаты, а колено Бэкхена вклинилось между бедер, отрезав шансы на спасение. И последнее сильно беспокоит Чондэ, потому что с каждым движением он напирается на него, и непонятное чувство разливается внутри. Он сильно напряжен: все его мышцы в какой-то лихорадке. Чондэ боится того, что происходит с его чувствами и телом.       Бэкхён наблюдает. Он видит нервно дергающийся кадык и тонкую кожу, натягивающуюся так, что видны голубоватые вены. Видит манящие губы и проходящийся по ним язык. Видит капли пота стекающие со лба и вбирающие воздух и запах бёновского тела крылья скульптурного носа. Видит сверкающие глаза, что бегают по его шее и ключицам, ныряют под ворот рубашки и мажут по широкой груди, а после, словно обожженные, мчаться вверх, замирая на губах. Немая сцена. Ни вдоха, ни движения. Для двоих затух и фильм с его красочными боями.       У Чондэ мир разделен на до и после, черта — Бэкхён. Раньше он боялся своего истинного. Сейчас же Чондэ поддается вперед и прижимается к губам. Касание о чужую кожу и тысяча разрядов. Потому что истинные. Для обоих это нереально, невозможно. Касание не перерастает ни во что большее, но ощущения и чувства заставляют румянец вспыхнуть на молодых щеках. Бэкхён отмирает первым. Слитным движением он стягивает кожаные перчатки и наконец переплетает свои длинные пальцы с маленькими, почти детскими. Чондэ отстраняется на какие-то миллиметры, делает глубокий вдох, словно только вынырнул из воды после долгого погружения. Бэкхён пользуется возможностью и целует Чондэ по-настоящему, так что дыхание спирает и хочется скулить и плакать. От ласк Чондэ изнемогает, уплывает от реальности и понимает, что это все — безнадежно правильно, что Бэкхён тот, кто сможет сделать его безмерно счастливым, подарить настоящую жизнь со всеми ее красками и ощущениями. Нужно лишь было отпустить страхи, предрассудки и позволить себе сделать шаг.       Их сердца бьются в унисон, а внутри расцветает весна.