Обещание

Необъятные поля Ваканды полыхали, но царившие языки пламени на ее просторах нельзя было сравнить с тем огнем ярости, что бушевал в груди Громовержца. Ему казалось, будто он никогда прежде не испытывал ничего подобного - последняя капля настигла глубокую чашу, и все ее содержимое неконтролируемым потоком выплеснулось из сосуда. Тор осознал, насколько его внутренние церберы срываются с цепей, готовые разорвать любого, кто попадется на их пути, на кровавое тряпье, в полной мере лишь сейчас - когда вновь увидел ненавистное лицо того, из-за кого все и случилось. Главный виновник торжества. Его самодовольная улыбка и какое-то меланхолическое спокойствие провоцировали Одинсона в тот же миг сбить спесь с безумного титана, и бог грома невольно сжал кулаки. Понимал, что нельзя, но церберы внутри предостерегающе скалились и рычали, предвещая лишь одно - долго он так не продержится. Тор, гнев которого придал ему еще больше силы, принялся расправляться с армией Таноса, обрушивая на них свою неудержимую мощь. Что они? Лишь тряпки, куклы для битья, на которых можно сорваться хоть самую малость, удовлетворяя внутренних церберов и затупляя бурю чувств в душе. Не к тому стремился Громовержец. С пешками он расправится, не успев и глазом моргнуть. Его заветной мечтой с того самого рокового мига на ковчеге асгардцев стало лишь одно - добраться до кукловода. Только тогда мятущаяся душа бога грома сможет найти покой. Его друзья, мстители, терпят поражение - Тор прекрасно это осознает. Он видит, как Таноса пытается сдерживать Капитан. Пытаются противостоять титану и Воитель вместе с Белым Волком, но даже они с остальными не могут усмирить безумца. И тогда цепи церберов внутри Тора звонко рвутся, а псы наконец освобождаются и угрожающе рычат. Одинсон понимает, что время пришло. Расправившись с армией жалких пешек Таноса, подобных которым он за свою немалую жизнь уже успел повидать вдоволь, он наконец имеет возможность добраться до главного игрока. В его глазах загорается неконтролируемый огонь, а рука с силой сжимает Штормбрейкер. Это оружие, сделанное из ядра звезды, поможет богу грома. И тогда он окончательно теряет контроль. Тор вновь устанавливает связь с реальностью лишь тогда, когда слышит пронзительный скрежет металла и едва различимый хлюпающий звук. Он вновь может сфокусировать пылающий гневом взгляд на титане, в грудь которого вонзился топор могучего Громовержца. Вонзился? Он слегка мотает головой и едва не теряет рассудок от осознания - тело Таноса пронзило его оружие, которое он до сих пор не может выпустить из рук. На своих пальцах Одинсон чувствует сиреневую кровь титана и понимает - ранение действительно нешуточное. Над их головами сгустились тучи, а поверженные мстители сосредоточили свои ошарашенные взгляды на открывшейся перед ними картине. Даже безумный титан, казалось, не может прийти в себя - его мерзкое лицо искажает непонятная богу грома эмоция, но она говорит лишь об одном - он добрался до кукловода. Громовержец чуть наклоняет голову, слыша одобрительный вой бешеных церберов в груди. - Я же говорил тебе, что отомщу за брата. Он шипит эту фразу так, чтобы только Танос сумел его услышать. Тор даже не узнает собственный голос. Грудь распирает от нахлынувших эмоций, дыхание сбивается, но внутри поселяется странное удовлетворение. Титан явно хочет что-то сказать, но лишь невразумительно хрипит в ответ, бросает короткий взгляд на перчатку - а дальше Одинсона ослепляет ярким светом, отчего он с силой зажмуривается. За один ничтожный миг звон в ушах заглушил любые звуки вокруг, а Громовержец будто забывается, покидая пределы реальности. Приходит в себя он в странном месте. Разлепляя свинцовые веки, бог грома рефлекторно зажмуривается вновь от яркого света вокруг. Порывисто приподнимается на локтях и осознает - он находится в абсолютно белоснежной комнате. Комнате? Нет, это место нельзя назвать таковой. Тор ощущает лишь поверхность под собой, ощупывая ее руками. Оглядывается растерянно - источника света нет, а белизна вокруг так и слепит в глаза, хотя он уже начал к ней привыкать. Стен, по всей видимости, тоже нет - тень здесь дает лишь он сам. Одинсон осторожно поднимается на ровные ноги и вытягивает сильные руки - видимого потолка также не наблюдается, потому что он не натыкается ровным счетом ни на что, кроме все той же давящей пустоты. К нему приходит запоздалое осознание, что он просто оказался в каком-то странном, незнакомом пространстве. Но как он сюда попал? И как, самое главное, ему выбраться отсюда? Он должен прикончить Таноса, закончить его грязные игры. При одном воспоминании обо всем случившемся бог грома вновь невольно сжимает кулаки. Он уже готов был откровенно кричать, теряя контроль и закипая, пока не услышал совсем близко такой до боли знакомый голос: - Лучше не горячись. Тор невольно осекается и вздрагивает. Еще мгновение назад он был здесь совершенно, до безнадежности, один, а теперь...Одинсон не верит, что его догадки верны, думая, что окончательно теряет рассудок, но его взгляд упирается в... - Локи?... Его голос звучит так потерянно и раздавлено. Одинсон видит перед собой своего брата - того самого, которого сам не смог уберечь, которого потерял тогда, на ковчеге. Так давно и так недавно одновременно. Изучающий взгляд невольно пробегается по его телу, и Громовержца наотмашь бьют свежие воспоминания, вскрывая еще никак не затянувшиеся раны. Его брат выглядит ровно также, каким он видел его в последний раз. Чуть потрепанная одежда, местами испачканное в грязи и пыли бледное лицо, и - самое ужасное - широкие, фиолетовые синяки на шее, помутненные кровавыми разводами. Тора трясет лишь от одной мысли, что Локи сейчас может быть больно, но он просто стоит, опустив руки и улыбаясь старшему брату уголками губ, будто стараясь успокоить. - Что, еще не позабыл своего брата? - безобидно произносит Лафейсон. - Локи...Но...Как же...Ты ведь... - Одинсон боится заканчивать предложение вслух, запинаясь и ощущая, как предательски дрожит неконтролируемый голос. Как хорошо, что брат и без лишних слов его понимает. - Ты вонзил в Таноса Штормбрейкер, но его перчатка уже собрана. Он воспользовался ее силой. Твои друзья начали исчезать по щелчку его пальцев, а самого тебя забросило в забытье, где я встретился с тобой. Громовержец тщетно пытался совладать с эмоциями, вновь теряя контроль. Дыхание начало сбиваться, а кулаки невольно сжиматься в бессильной ярости. Он должен был его остановить. Как же это произошло? - Зачем?... - обреченно выдыхает бог грома. - Зачем ты взял этот проклятый тессеракт? Эти слова - чертов порыв эмоций от одного горького осознания, что все это произошло из-за одного никчемного камня. Нет, не из-за трикстера - из-за камня. Тор прекрасно осознает, что его брат не мог предвидеть то, что случилось с ними в итоге. Помнит, как самоотверженно он пытался выстоять до последнего и пал смертью героя. Он просто не может винить во случившемся брата, когда слишком хорошо помнит, как отчетливо хрустнула его шея, а вместе с этим невыносимым хрустом разошлось по швам сердце Громовержца. Но Локи, видимо, кольнули эти слова, и он почувствовал металлический привкус обиды и вины на кончике языка, не понимая, что на самом деле хотел донести этими словами громовержец. - Мне кажется, я заплатил за это сполна, - тихо проговаривает он, потупив взгляд в пол. Бог грома понимает, что в очередной раз ненамеренно обидел брата. Он осторожно подходит к поникшему Лафейсону, кладет ему ладонь на плечо и отчаянно шепчет: - Прости, Локи, я не хотел тебя обидеть. Я...Я ненавижу эти камни за то, что один из них забрал твою жизнь. Трикстер, видимо, не ожидая подобных слов, поднял голову, сосредоточив полный отчаяния взгляд на старшем брате. Изумрудный блеск в его глазах начал постепенно смягчаться и успокаиваться, будто океан после шторма. - Не уходи, пожалуйста, - задыхаясь, взмолился Тор. - Я не могу потерять тебя снова. Теперь навсегда. Не могу... - Это все происходит в твоем сознании, - спокойно проговорил Лафейсон, заглядывая в глаза брата, подернутые пеленой боли. - Меня по-прежнему нет, Тор. - Из-за меня. Одинсона убивает изнутри вина - разрушительный гнев лишь притупляет ее и заглушает воем церберов. Он не может жить с мыслью: когда его Локи, его любимый брат - последнее и самое дорогое, что у него осталось - извивался, задыхаясь в огромной руке титана, он был закован в осколки металла, что безжалостно впивались в кожу и закрывали рот, заставляя Громовержца лишь приглушенно выть, наблюдая за смертью его Локи. Наблюдая за тем, как его постепенно покидает жизнь, а тот, не теряя достоинство, с вызовом выплевывает последние слова прямо в лицо своему мучителю. «Ты никогда не станешь богом.» А после раздается ужасный хруст и его брат безвольно откидывает голову назад. - Нет, не из-за тебя, - твердо произносит трикстер, заставляя бога грома поднять голову. - Это должно было случиться. Рано или поздно. А ты ничего не мог сделать. - Ты тоже не мог противостоять ему, - осипшим голосом ответил Тор. - Но это тебя не остановило. Ты не мог бездействовать. Хотел предпринять хоть что-то. Хотя бы попытаться... - Хотел, - соглашается Локи. - Но все же понимал, что у меня нет шансов выжить. Одинсон смотрит на него неотрывно и жадно глотает воздух. Что-то изнутри будто душит, выжигает легкие, отчего выворачивающая внутренности боль становится все более невыносимой и невыносимой. Аккуратные и до дрожи холодные пальцы Лафейсона вдруг касаются его виска, и перед глазами Громовержца мгновенно предстает следующая картина. Бескрайние просторы космоса и одинокий болтающийся в немом вакууме спасательный челнок. Богу грома он почему-то смутно напоминает те самые челноки, которые были на их огромном ковчеге. От этого сердце сжимается еще больнее. Но тут ракурс внезапно меняется, и Тора будто бы за руку ведут внутрь. Вот совсем близко он видит перед собой Валькирию - жалко поджавшую под себя колени, облокотившуюся о холодный металл стены. Ее взгляд пустой, но там с легкостью можно прочитать обреченность, отчаяние и страх. Рядом с ней в таком же давящем молчании сидят около пары десятков асгардцев. Даже вечно отшучивающийся от всего каменный добряк Корг со своим другом по имени Миёк на руках сидят и напряженными и обреченными взглядами вглядываются в бескрайний космос за окном. Холодный. Темный. Пугающий своей неизвестностью и отсутствием постоянного, уютного пристанища. Сказать проще? Дома, которого больше нет. Людей, которые были там, и которые погибли в той же звеняющей мраком тишине. Каждая следующая секунда - шаг в неизведанное и полная неопределенность судьбы. Они не знают, куда лететь, что делать, как жить дальше. Но...они живы. И когда это осознание будто выстрелом врезается в рассудок Одинсона, видение перед глазами незамедлительно развеивается и он вновь видит перед собой брата - терпеливо, но выжидающе глядящего на Громовержца. - Они... - пытаясь собрать мысли, витающие в голове, будто пчелы в потревоженном пчелином улье, в кучу, прошептал Тор. - Это...То, что ты мне показал...Это правда? Не мираж? - Они живы, - утвердительно кивнул Локи. - Они покинули ковчег на спасательных капсулах, когда Танос начал обстреливать наш корабль. Тор тяжело дышал, ощущая, как предательски помутняется рассудок. - Послушай, - тихо начал Локи, осторожно положив руку на плечо брата. - Одному из стражей космоса ты сказал, что тебе больше нечего терять, - в ответ на отчаянный взгляд Одинсона, трикстер продолжил. - Я слышал тебя и теперь готов ответить. Ты можешь потерять себя, Тор. И эта потеря точно станет последней в твоей жизни. Ты видел их - Валькирию, Корга, асгардцев. Да, пару десятков - это маленькая горстка по сравнению с теми, что погибли на ковчеге, но они живы, Тор. Они живы, и им нужен дом, безопасность, близкие. Им нужен ты. И пока у тебя есть твой народ, твои друзья, те, с кем ты боролся плечом к плечу, тебе есть, ради чего жить, ради чего прорываться и вытаскивать острые шипы из кожи, коими тебя ужалит жизнь в этот раз. Пока ты есть сам у себя, у тебя есть, что терять. У нас осталось совсем мало времени, так что я возьму с тебя только одно обещание. Глаза Одинсона цвета безоблачного асгардского неба невольно начали предательски слезиться, вопросительно глядя на брата. - Пообещай, что будешь жить дальше и беречь себя, - выдохнул Лафейсон. Громовержец судорожно замотал головой, будто пытаясь прогнать навязчивые, ранящие сердце, мысли. - Ты просишь меня о том, о чем нельзя просить, - осипшим голосом ответил он. - Пообещай, - стоял на своем трикстер. - Ради себя. И ради меня. Тора выкручивало изнутри. Обличие Локи, его душа, что просили его об этом в его же сознании, делали сердцу лишь больнее, раня пуще любого оружия. Что-то внутри отчаянно билось - он не может обещать это брату. Но он должен. Ради себя и ради него же. Так, как он просит. Не просто пообещать - последовать своему обещанию. - Я обещаю тебе, Локи. Слова срываются с уст непроизвольно, будто бы вовсе не Тор произнес их сам. Локи, услышав столь желанную фразу, открыто, облегченно улыбнулся. Все случилось так, как и должно было. Одинсон продолжал неотрывно смотреть на брата и осознавал, что отдал бы все на свете, чтобы до конца жизни видеть рядом с собой брата и эту изнеженную улыбку на его лице. Ту, которую он стал дарить миру так часто, когда они наконец разобрались в своих чувствах и избавились ото всех предрассудков, просто полетев навстречу космосу в поисках нового дома. Тогда они и не подозревали, что их ждет. Судьба распорядилась иначе. И Громовержец вынужден был это принять. Локи больше ничего не сказал. Он просто молча подошел к брату совсем близко и обнял его. Сжал плечи, прижался всем телом, обвивая спину. Так отчаянно и так тепло одновременно. Как тогда, на ковчеге. Когда все казалось таким простым и счастливо завершенным. Тор крепко обнял его в ответ и ощутил, как по щекам текут слезы. Его родной брат снова был в его руках. И одна эта мысль вызвала теплую улыбку на лице Одинсона. А после из-под его ног начала уходить твердая поверхность, а руки ощущали все больше пустоты между пальцев. Очнулся он там же, где и упал в забытье. Сжимая в руке Штормбрейкер, вонзенный в грудь поверженного Таноса. В глазах Тора с новой силой загорелся огонь непередаваемой ярости, стоило встретиться с титаном взглядом. Образ умершего брата с кровавыми синяками на шее лишь придал ему уверенности и сил, и он сильнее надавил на топор, вогнав убийственный металл еще глубже в тело Таноса. От этого незамысловатого действия по телу Одинсона прошла волна темного удовлетворения. Наконец ему удалось отомстить за Локи. За родного, любимого Локи, которого больше нет в этом мире, но которому он дал обещание жить. И за которого он был готов уничтожить хоть целый мир.