Не торопись

      Февраль. Снега почти не оставалось, разве что изредка, под сборищем высоких стволов, лежит кучами, медленно плачет от тепла, обрекая себя на погибель. Недалеко, кажется, пела сойка, чуть дальше дятел оперировал старые ветки. Птицы, в целом, стали петь еще чаще и энергичней, а где-то зимовавшие животные медленно, но смело начинали просыпаться, кто откуда: насекомые — из-под древесной коры, подстилок, крупные звери — из берлог и нор. — Весна уж скоро, — приостановился отметить Тамаи, поправляя фуражку. — Да… — протянул позади идущий Мишима. — Ненароком вспоминается, как три года назад проводили ханами. — Погода была великолепная, — глубоко набрав легкие, сказал на выдохе Нома, — сакура цвела все десять дней… — Просто сказка! — расцвел на глазах Мишима. — А ты, Окада? Помнишь?       Последний, что шел вслед, претворился, что их не слушал, хотя его молчаливый ответ Мишиму устроил, отчего он еще шире заулыбался.       Воздух был волшебно чист и свеж, поддавался очень легко. Дорога, по которой шла четверка, уже была кем-то протоптана, правда, проходима больше благодаря от растаявшего снега. Неделю-две назад приходилось использовать лыжи, что, безусловно, быстрее и веселее в процессе, но в том числе и опаснее. Шел слух, один солдат из Седьмого Дивизиона все ноги и руки переломал, пока спускался с небольшой горы. Нашли беднягу примерно спустя несколько дней, почти что полностью обглоданного местными хищниками, картина была устрашающая. Никто не знал, кем он был, есть ли родственники. То ли поэтому это превратилось в обычные слухи, то ли вправду выдумал какой-то фантазер, после чего уже все распространилось по округе. Выбор верить или нет оставался за жертвами прослушивания. — Стой, — снова приостановился Тамаи, закрывая дорогу остальным левой рукой, — смотрите.       Он неспеша подошел чуть ближе к близрастущим деревьям, кивая остальным направить взгляд чуть выше. Там, совсем не высоко, сидела на ветке одна единственная сойка. — Непростая, пурпурная. Была такая у моего дяди, домашняя.       Птица, будто почувствовав присутствие незваных гостей леса, вспорхнула и рывками улетела вглубь. — До безумства красивая, — Тамаи продолжил, — хвост, крылья, голова и шея — черные, а грудка и спина — пурпурные.       Он обернулся, чтобы договорить. — Но на все прекрасное есть одно несоответствие, — он чуть наклонился и поднял перед собой указательный палец, — голос, как у утки, крякающий, жутко уши режет. Дяде моему это не мешало, он в молодости оглох, так и живет в одиночестве, далеко от всех.       Тамаи, наблюдая за неоднозначной реакцией слушателей, рассмеялся со своего же рассказа, явно подхвативший веселое настроение от Мишимы. Остальные тоже выронили несколько смешков от абсурдности истории. — У моей двоюродной сестры тоже была сойка, — неожиданно прервал наступившую тишину Окада. — Голубая. Ей отец из Америки привез.       Все посмотрели на заговорившего сослуживца. Тот в свою очередь недоуменно насторожился от вдруг образовавшегося внимания. — Ну, — собираясь с мыслями, прошептал Окада, — я видел ее всего раз. — Птицу или сестру? — спросил его Мишима.       Все снова заулыбались, сдерживая смех. Окада тоже слегка поднял уголки губ. День был удивительно приятным, грех было провести его в ненужных размышлениях.

***

— Хотите, остановимся, поедим? — посмотрел на них Тамаи. — Хотя, глядя на вас, я думаю, ответ очевиден.       Все успешно сумели вылезти из надоевших и колючих кустов. Им пришлось по ним переходить, потому что дорога, по которой до этого шли солдаты, далее была заболочена. — Лично я бы предпочел пройтись по болоту, — отцепив от рукава колючку, сказал Нома. — Можешь вернуться и осуществить это, — ответил «вожатый».       Около них раздался смешок. Мишима подошел к Номе сзади и начал отцеплять еще больше колючек, которых было немерено. Сначала тот, кому помогали, хотел сказать, что справится сам, но после понял, что так будет намного быстрее. — Будь у меня плохое зрение, издали я бы принял вас за ежей. Морских, — переведя взгляд на них, отряхнулся пару раз Окада.       На удивление всем без исключения, он был чист, словно его форма была защищена от липких игл. Мишиме, к слову, тоже повезло, отделался всего несколькими штуками. — Окада, кончай умничать, помоги мне, — окликнул его чуть раздраженно Тамаи, протягивая руки, на которых было полно колючек. — Шел бы ты впереди всех, я бы посмотрел на тебя сейчас.       Четверо встали так: Окада помогал Тамаи сзади, Нома — спереди, в свою очередь очищал ему перед Тамаи. За спину Номы отвечал Мишима. Последний снова, не сдержавшись, выдал смешок из-за смехотворного вида двоих жертв кровожадных кустов. — Было бы удобнее, если бы мы встали змейкой… — признался Тамаи спустя несколько секунд после начала их операции по удалению дискомфорта. — Помолчи, мозгоклюй, — послышался холодный голос напротив.

***

— Нома, сходи с Мишимой за пресной водой, — крикнул им Тамаи, — если я правильно понимаю, где мы находимся, тут рядом должен быть горный ручей. Я и Окада пока разведем костер. — Есть, сэр! — ответил тот, кивнув головой, отчего ощутил недавно появившийся синяк.       Мишима, догнав Ному, печально вздохнул, тем самым обратив на себя внимание, чтобы опередивший его дождался. — Надо было тебе огрызаться, — легко дотронувшись до виска Номы, начал он, — ты же видел, какой он сегодня недовольный.       Нома взял за запястье руку Мишимы и некрепко сжал, смотря на него, показывая уставший и даже молящий вид. Готов был сжать еще сильнее, но быстро отпустил. — Не трогай меня.       Он попытался отвернуться, но поворот головы задержали другой рукой. — Мишима, — вырвалось у него из уст.       Руки направили его ближе, отчего их взгляды встретились. Мишима смотрел уверенно, будто чего-то хотел от Номы услышать.       Удар спиной о дерево оказался сильнее, чем предыдущий захват у запястья. Нома на этот раз сжал горло, твердо удерживая того на месте. Мишима рефлекторно схватился за конечность, вцепившуюся в его шею, выдавил, как смог, пару жалких и нервных смешков, то ли от удовлетворения, то ли от безвыходной позиции. Оба на собственной коже чувствовали их глубокие и обрывистые вздохи, не разрывая контакт глаз.       Нома прикрыл веки и шумно выдохнул через нос, стискивая зубы. Разжал пальцы, вполглаза пронаблюдал, как свалился на колени перед ним Мишима, истошно откашливаясь, и направился дальше, к упомянутому Тамаи ручью.

***

— Плохая идея была отправлять их вдвоем, — разорвал пополам молчание Окада, будто лист бумаги.       Тамаи уже довольно долго сидел в раздумьях и подкидывал в правой руке нож, ловко ловя его и продолжая отправлять в миллисекундную невесомость. — Хотел пойти с ним вместо Мишимы? — произнес Тамаи, уставясь куда-то далеко за горизонт, туда, где скрылись две фигуры. — В какой-то степени да, в другой — нет.       Резко нож острием вонзился в землю, и Тамаи вышел из мысленного оцепенения. — Ты прав, но я не мог рисковать, — вздохнул он и, немного погодя, спросил. — Спички у тебя? — Да.       Окада, порывшись в кармане, привстал и передал из рук в руки маленький коробок. Тамаи потряс его и не услышал ровно ничего, затем вопросительно посмотрел на товарища. Окада, вытащив еще один, достал из него спичку и занялся розжигом самостоятельно. — Давно не получал? — усмехнулся Тамаи, выкидывая пустой коробок в центр намечавшегося костра. — Давно не ел, — ответил Окада после вспышки огня под ладонями.

***

      Чуть левее от пары солдат стало слышно приглушенное шуршание воды. Нома тут же стремительно отправился на исходящий звук, заставляя Мишиму в который раз перейти на бег, чтобы за ним успеть.       Ручей бился о свои края и срывался на резкие движения, будто за ним гналась засуха или снежная лавина. Для Мишимы, который заметно выдохся за весь путь, вода показалась единственным способом снять напряжение мышц во всем теле.       Добежав до Номы, он отдышался и будто загипнотизированный зашагал далее, по пути сняв и откинув в сторону свои рукавицы. Мишима уж было припал к воде, чтобы опустить в нее ладони и набрать в них природного напитка, как его остановили за плечо. — Тихо ты, подожди.       Нома слегка потряс Мишиму, чтобы он пришел в сознание, затем повернул к себе. — Вода ледяная, сразу обожжешься, — протянув варежки, сказал он. — Надень.       Нома снял рюкзак на одну лямку, отцепил от его края пустую флягу и начал заполнять ее водой. — А сам то, — снова еле выдавил Мишима, усмехнувшись, — не обожжешься?       Набрав чуть больше половины, он протянул жаждущему флягу, которую тот быстро принял. — Я закалялся зимами в отличие от тебя, — в ответ усмехнувшись, закатил глаза Нома.       Мишима, не слушая собеседника, сделал один глоток и довольно громко издал вздох удовлетворения, смотря куда-то в небо, видимо, благодаря высших существ. Нома захотел сам напиться. Сел рядом, наклонился к ручью и набрал в ладони воды. Освежающий холод в горле отдал в голову. — Надо остальные наполнить…       Ному прервал небольшой «бултых», раздавшийся рядом. Мишима уронил флягу в воду, будто потерял силы в руках. Его успели поймать, прежде чем он свалился. Мишима дрожал, часто дыша, поэтому Нома положил его на спину, поддерживая руками, чтобы он не дотронулся до земли. Приподняв фуражку, коснулся губами его лба. Температура.       Смотря на изможденное лицо, Нома начал чувствовать свою вину в состоянии Мишимы. Не стоило издеваться над ним, часто ускоряя шаг, но думать об этом было уже поздно.       Он как можно быстрее набрал пару фляг, прицепил их обратно на рюкзак и поднял на руках Мишиму, на этот раз ускоряя шаг в действительно нужных намерениях.

***

— Вот и наши молодожены.       Нома решил не язвить, бросил пару фляг под ноги Тамаи, чтобы тот замолк. — У него жар, — стеля покрывало у костра, сказал Нома. — Жар? — заметно повысил голос Тамаи, встав с места, — что ты с ним сделал?       Окада мгновенно появился между ними, расставив руками, чтобы не развязалась драка похуже предыдущей. — Не бросай ты его так, — обратился к Номе он.       Окада подсел к Мишиме и заметил учащенное дыхание, явно сердце у малого билось чаще обычного. Надо было срочно понизить температуру. — Давай сюда флягу, — протянув руку, посмотрел Окада на Тамаи.       Тот, к кому обращались, не смел медлить. Окада намочил тряпку водой и немного отжал. — У меня мята в рюкзаке, засушил в конце августа еще, — сказал он, положив Мишиме на лоб мокрую ткань. — Пока кто-нибудь воду кипятит, другой пусть сходит за хворостом. — Окада, ты откуда такой образованный вылез? — привстал на ноги Нома. — Часто бывал в госпиталях, — перевел на него взгляд Окада, — обычно в качестве пациента.       Тамаи и Нома перегляделись и, недолго думая, разошлись заниматься своими поручениями.

***

      Пар от кипятка слегка обжег ладонь, когда Нома переливал воду в железную кружку, но его это сейчас абсолютно не заботило. — Лей немного, пусть остынет, — не прекращал командовать Окада.       Неожиданно Мишима дал о себе знать — что-то промычал, изнывая, схватил первое, что попалось под руку. Это оказался рукав Окады, который до сих пор сидел над ним, меняя через минуту тряпку, потому что именно спустя столько времени она становилась горячей. Нома тем временем присел рядом, держа в руках кружку и макая в нее листья мяты.       Окада положил на напряженную кисть Мишимы свою. — Нома, — позвал он негромко, — что у вас там случилось?       Нома осмотрел округу, ему не хотелось отвечать. Начинало темнеть. Единственным светом во тьме оставался огонь рядом, что хорошо настораживало.       Недалеко послышались шаги, на которые обернулись оба, находящиеся в сознании.       Тамаи тащил под двумя руками две массивные груды ветвей. Приблизившись к тресканию дерева, он присел и начал добавлять их в костер. — Как Мишима? — спросил Тамаи, когда закончил с костром и сел ровно. — Ничего серьезного, — выдохнул Окада, — переутомился он сегодня.

***

      Ночь намечалась бессонная. Нома не мог успокоиться, что именно из-за него Мишима в таком виде сейчас. По крайней мере, он больше не стонет от ноющей боли в голове, а тихо лежит, давая о себе знать лишь набирая легкие тяжелым и холодным воздухом. Появилось желание погладить его по голове.       Убрав тряпку, Нома заменил ее на свою ладонь. Лоб стал заметно холоднее, но по прежнему был теплым. Медленными движениями ведя кисть руки в сторону затылка, Нома безотрывно наблюдал за тем, чтобы Мишима не проснулся. Его волосы были мокрыми, то ли от ткани, то ли от жара, а может, всего вместе. Нома так же медленно опустил руку на шею, прочувствовал пульс, отсутствие частоты которого его немного успокоило. Шея, к слову, была тоже горячая.       Нома наклонился и положил свою голову на грудь Мишимы, чуть задев ладонью его щеку. — Поправляйся, — прошептал он.

***

— Может, тогда ляжешь по-человечески? — прервали его ход мыслей.       Нома, глубоко выдохнув, приподнялся и сел по правую сторону от Тамаи, уставившись в танцующее пламя. Он сильно хотел спать, но в то же время он был потерян, в каком-то смысле, поэтому пытался не поддаваться желанию, клонящему ко сну. — Ты к еде не прикасался, — снова произнес Тамаи, протягивая тому железную емкость без крышки и пару палочек. — Сайра. Я знаю, ты ее любишь, так что не отнекивайся.       Нома не отнекивался. Приняв пищу, он кивнул, что-то пробубнив, и начал есть. Тамаи, пронаблюдав за жующими движениями челюсти сослуживца, перевел взгляд на Мишиму, затем на Окаду. Оба, вроде бы, спали, что давало небольшую, но все-таки свободу действий.       Негромко прокашлявшись, Тамаи так же приглушенно и не торопясь запел, хлопая по коленке в ритм: Сильно, сильно дует ветер На восточном берегу, Детей полка дух заденет Свист у уха на бегу. Легок, легок на помине Лик вражеского копья, У тех, кто женщин душу греет, Отнынь неполная семья. Тела умерших, честных юнеш, Унесет с собой прибой. Сильно, сильно дует ветер На восточном берегу.       Закончив последние две строки с закрытыми глазами, Тамаи заметил, что Нома во время его песни не продолжал есть. — Невкусно? — Да нет, — нехотя заулыбался Нома, — я такой еще не слышал, сам сочинил? — Ага. — Хороша.       Тамаи усмехнулся, гордо улыбнувшись, но не с негативным, привычным оттенком. Нома, снова задумавшись, лишь спустя секунды понял, что уставился на собеседника. Тот резко обернулся, подняв перед Номой ладонь. — Погоди, — прошептал он, — слышишь?       Нома прислушался. Да, слышит. — Медведь, — подтвердил он себе же, отложив в сторону сайру и протянув руку к оружию.       Тамаи встал и вытащил свою винтовку, направляя ее в темноту, откуда доносилось еле уловимое дыхание зверя. — Что такое? — приподнялся на локте только проснувшийся Окада, протирая глаза. — Тихо, — громким шепотом приказал Тамаи, — я стреляю.       Послышался выстрел, за ним ушераздирающий рык медведя. Тамаи быстро перезарядился, но не успел направить винтовку еще раз. В следующее мгновение свет костра отражал до жути большую морду зверя, за которой показалась летящая лапа. Лицо Тамаи осталось висеть на последних тканях кожи. Окадой овладел немой шок. Не успел он подняться на ноги, как получил пулю в челюсть.       Мишима очнулся лишь от второго прозвучавшего выстрела. Он, обрывисто дыша, наблюдал перед собой гарцующие огни костра, сквозь которые видел, как умирают его друзья. Он хотел быть уверенным, что его атаковали галлюцинации — переливания от резкого света в глазах после сна слепили его, закрывая собой полкартины; либо это вовсе был сон, он не мог понять точно.       Когда окружение затихло и не было слышно ничейного крика, он прикрыл веки, чувствуя нарастающий жар, то ли от пламени костра, то ли от скатившихся по его щекам обжигающим слезам.