Верный пёс

Над величественным Везувием всходила Луна, окутанная тонкой тканью облаков и опоясанная лоскутами чёрного шёлка, унизанного мерцающими бусинами звезд. Словно бледноликая почтенная дама или богиня, взошедшая на балкон небесного чертога, чтобы окинуть царственным взором освещённые собственным светом владения. Вокруг старого полуразрушенного храма, наполненного ныне потоком молодой, как побеги возрождающихся дерев на пепелище, горячей крови, таилась тишина. Не напряжённый гул затишья, какой бывает перед бурей. То была приятная тишина. Тишина покоя, имеющая свой вкус и звучание. Агрон лежал на спине, заложив руку под голову, другой обнимая прижавшегося к нему и глубоко спящего Назира, и размышлял о вещах, о которых способен думать вместо сна лишь верный пёс вожака стаи. Сон не шёл к нему, и он продолжал утопать в воспоминаниях о свершившемся, переосмысливать настоящее, и размышлять о возможных перспективах будущего, которое никогда прежде не казалось настолько осязаемым. Агрон отчётливо видел будущее, как будто бы сама карта времени лежала перед его взором, и в ней уже был предначертан руками богов великий день неизбежного триумфа. Он знал, что невозможное возможно, и отвергал любые противоречащие этому доводы. И свои мысли, если они имели наглость приводить его к сомнению. Он предпочитал вырывать их с корнем, выскабливать из лабиринтов мозга, чтобы каждым новым утром вновь вверять свою никчёмную жизнь благословению богов, становясь их волей. Для Агрона существовала лишь одна истина, обелённая слепящим светом солнца, очищенная священными водами, обоюдоострая и несущая смерть во имя великой цели. Но даже неизменная, неизлечимая под каменными коростами утрат душа могла получить суровые уроки от самого справедливого из существующих учителей. И имя тому учителю – время. Агрон никогда не пошёл бы на сделку с собственной совестью, а именно этим в своё время казалось необходимость делить свою цель и радость побед с галлами, как, впрочем, и неким сирийцем, сон которого он теперь так трепетно оберегал. Всё это было слишком сложно, и Агрон даже не пытался описать это словами. Никто бы не смог объяснить ему этого, если бы он сам однажды это не почувствовал. Назвать братьями тех, кто стоит с тобой плечом к плечу, ощущая, как сам благосклонный к этому Юпитер Либертас простирает над вашими головами свою длань, наполняя мечи жаждой крови. Только отнятая взамен жизнь позволит мёртвым упокоиться с миром. Когда они будут отмщены. Кровь обагрит реки россыпями рубинов, сотнями тысяч смертей заходящего солнца, она заставит небо плакать проливать на землю потоки ледяных слёз, а свод небесный подёрнется трещинами, ломаясь и извергая испепеляющее пламя возмездия. Даже теперь, в пору ночного отдыха, сердце Агрона не могло успокоиться при мысли о мести. О том, что его брат по крови был убит несвободным человеком, рабом. Ни у кого в этом мире нет права на такой суд. Агрон понял это слишком поздно. Смерть - наименьшее из оскорблений, способных принести вред загубленной душе… Презренный плевок в лицо, воздетая на позорном столбе воля, втоптанная в навоз гордость. Шутка, вырвавшаяся из зловонного лживого рта. Насмешка, которая встанет костью в извергающем хохот горле, забава, ставшая проклятьем. Она заставит занесённый меч слиться воедино с карающей рукой и, не дрогнув, поразить мерзкую гниющую плоть, не заслуживающую ни почестей, ни слёз. Было время… Возможно, было. Когда деньги и прелести мира могли искупить эту вину, стерев с лица то претерпленное унижение. Теперь этого нет. Ничего не осталось. Единственный возможный путь, ведущий или на вершину мира, или в ревущую голосами мёртвых пучину, равнодушно пожирающую языками пламени валящихся в её ненасытную пасть грешников. Агрон закрыл глаза и попытался глубоко и медленно вздохнуть. Назир тихо кашлянул, немного пододвинулся и вновь спокойно утих. Уже долгое время Агрон лежал в постели без сна, не смыкая глаз и посвящая себя своим мыслям, когда вдруг уловил тихие шаги неподалёку. Внимательно глядя на очерченный тьмой провал двери, Агрон заметил движение, и из черноты ночного храма вырисовался силуэт. Не стоило долго всматриваться, чтобы понять, кем был появившийся человек, словно возвышающийся среди своих смертных соратников всемогущий бог, подобострастно ласкаемый серебристым светом лунного луча. Агрон хотел подняться, но был остановлен взмахом руки. Рука опустилась вниз, давая понять, что беспокоиться не о чем. Отдыхай, - говорил этот жест, - Я не мог уснуть, только и всего. И, не задерживаясь лишнего, гость прошёл мимо, тихо ступая по каменному полу. Агрон опустился обратно, ложась и вновь расслабляясь. Прости, - подумал Агрон, - За то, что моим объятьям есть, для кого раскрываться. Если Свобода - прекраснейшая из богинь, воспаряющая на белоснежных крыльях выше самого неба, то ноги её, покрытые старыми шрамами, истекающие кровью, стиснуты железом прикованных к исполинским скалам кандалов, и не всякому избравшему для себя такой путь, под силу избавиться от этих оков. Но куда короче кажется этот путь, разделённый на двоих, даже если один из них склоняется под неимоверной тяжестью, другой, желая во что б это ни стало сохранить своё сокровище, возьмёт двойную ношу на себя, в надежде когда-нибудь поднять гордую голову и, предвкушая долгожданный покой, раствориться в любящем взгляде, замутнённом слезами счастья. Наполнившись до краёв нежнейшими чувствами к спящему на его плече Назиру, Агрон ощутил, как всё его тело охватывает невероятное возбуждение. Возмущённые чувства наполняли огнём тело, но Агрон не мог решить, стоит ли давать им выход. Назир спал. Тревожить ребёнка не хотелось… Но кончики пальцев нетерпеливо вздрагивали от нервного желания сию же секунду воплотить свои желания в жизнь. Оббежав глупым взглядом потолок комнатки, Агрон наклонил голову, смотря на волосы и край скулы сирийца. Я только дотронусь, - пообещал себе Агрон. Но он не коснулся волос Назира, как поначалу планировал, а, мгновенно изменив направление, положил руку на его плечо, давая совести вольную и признавая, что сделал это не зря, уняв собственную дрожь. Назир поднял голову. Он тоже не спал. Смотря ему в глаза, Агрон заулыбался, обхватывая его под щёку ладонью, и ответная улыбка тронула губы Назира. - Нужно спать, - приподнимаясь и целуя его, сказал Агрон. - Конечно, - подтвердил Назир, всё так же ласково улыбаясь. - Но мы не будем, - кривя губы в еле сдерживаемой усмешке, пробормотал Агрон. - Не будем, - отозвался любовник, широко улыбаясь, - У нас есть дела. - Безотлагательно займёмся ими, - и Агрон, качнув бровью и скинув ветхую ткань, в былые годы именовавшуюся чьим-то плащом со своих бёдер, закидывая ногу поверх Назира и поднимаясь над ним, начал нетерпеливо целовать его губы. Течение тихой песни их любовных ласк непочтительно прервал доносящийся со двора звук чьей-то отягощённой вином дурноты. Назир насмешливо поморщился, услышав неподалёку рёв отравленной алкоголем глотки. - Сраные галлы! - многообещающе шепнул Агрон, бросая Назира, рванувшись к окну, чтобы сказать то, что он думает лично тому, кто вздумал нарушить нежность его прелюдии и оскорбить этим Назира, - Мерзкие твари… - Агрон, - удержал его Назир, - Он вывернет кишки на песок и успокоится! – и, придумав способ получше слов, Назир, крепко стиснув ноги нависшего над ним мужчины, обхватил его член ртом. Подействовало безотказно. Агрон, сбитый с толку, остановился на месте, опуская голову и смотря в потёмках на то, как малыш сосёт его член, и, протянув руку, прихватил его за волосы. Удовлетворив потребность в усмирении Агрона, Назир, выпустив член изо рта, лёг, оглаживая его ноги, смотря на него снизу, из тени каменной стены, взглядом призывая продолжить начатое и ни на что не отвлекаться. Намёк был красноречив. Агрон, отбросив желание обозвать извергающего рвоту наглеца во дворе крепким словом, вернулся на своё первоначальное место, приподнял Назира, и, придерживая за ноги, сделал попытку войти в его тело. Сириец легко впустил его в себя, сжимая после, заставив в полной мере ощутить плотное обволакивающее тепло внутри себя. Агрон двигался резко, судорожно, ненасытно, погружаясь в тело Назира как можно глубже, пока тот, сквозь дымку удовольствия, не принялся шептать вслух теснящие грудь слова, призванные усладить его слух заверениями в невероятном наслаждении, которое тот доставлял. Дыхание Назира трепетало, кровь вскипала, заставляя содрогаться всё его тело. Получив удовлетворение, Назир тягостно, но блаженно улыбнулся, в то время, как Агрон, вынув член, сдвинулся в сторону, доканчивая рукой, и, сдавленно рыча, излил семя на пол рядом. Лежа рядом и глядя в потолок, оба они медленно приходили в себя после взаимно приятного проявления любви друг к другу. Поймав взгляд Назира, Агрон, пододвинувшись, осторожно поцеловал его, вновь принимая в свои объятья. - Теперь захотелось спать… - проговорил Назир, улёгшись, как ему нравилось, на плечо любовника, - Агрон? – позвал он, слыша сопение над ухом. - Да? – вздрогнул тот, проснувшись. - Сперва засну я, - попросил Назир. - Да... Хорошо, - согласился Агрон, сонно прикрывая глаза. Спустя пару мгновений его вновь сморил сон, и он без стеснения разразился храпом. Назир, как водится, не успевший уснуть, безнадёжно улыбнулся. Вновь будить Агрона желания у него не было. Прислушавшись, Назир сделал вывод, что Агрон храпел мерно и достаточно мелодично, чтобы под это можно было попытаться уснуть. Умение засыпать под его храп пригодится мне в будущем, - утешил себя Назир и, закрыв глаза, задумался, убаюкиваемый монотонными воззваниями к богам. 28 марта 2012 - исправлено