Как в сказке

Джерард всегда любил сказки, и я это хорошо запомнил. Ему нравилось читать их. Нравилось перечитывать. Нравилось придумывать. И захватывала его в них не сколько история, сколько фраза, которая сопровождала каждую сказку. Джерард читал молча, прокручивая всё в своей голове. Отходил от мира сего, погружаясь в историю. Ныряя в неё с головой. Уэй читал про себя, и про него могли забыть окружающие. Он бегал глазами по строчкам, ощущая их запах и вкус. Предложения сливались в одну огромную кучу, и никто их не слышал. Но эти слова Джерард всегда произносил вслух. Он читал их громко и с выражением, даже если не для кого было. Не для кого, кроме себя. А слова замирали, растянувшись в предложении. Они зависали в воздухе, и казалось, к ним можно было прикоснуться. Но стоило только ветру подуть, задев белоснежную занавеску, как фраза рушилась. Слова крошились, отдельными звуками рассыпаясь в прах. Джерард опускался перед ними на колени, пытаясь вернуть всё обратно. Но слова растекались по его ладоням, просачиваясь сквозь пальцы. А ветер снова врывался в комнату, рассеивая остатки по всем её уголкам. Долго забилось в угол. Счастливо спряталось за шкаф. Жили сильным потоком выбросило из окна. И только один-единственный обрывок остался лежать у ног моего Джерарда, моля его о помощи. И он, такой доверчивый, такой светлый, целую ночь порхал над этой кучкой треснувших слов, собирая их в одно целое. А когда закончил — с гордым видом передал мне, бережно вложив в мои ладони. — Давай как в сказке, Фрэнки, — однажды обратился ко мне Джерард. Он лежал на траве, раскинув руки в стороны, и рассматривал небо, считая каждое проплывающее мимо облако. Цветы мягко поглаживали его щёки, заставляя тихонько посмеиваться и прикрывать глаза. — Будем жить долго и счастливо? — я повернул голову в сторону Джи и, сорвав маленькую ромашку, заложил её ему за ухо. Он был так прекрасен в этот момент. Мраморная кожа, алые губы. И такие живые, такие родные глаза. Умел бы я красиво говорить — написал бы… сказку. Про одного очень хрупкого парня, в глазах у которого был целый мир. Джерард немного помолчал, хлопнув густыми ресницами, и, выдохнув, ответил: — Умрём в один день. Слова. Я всё ещё держал их в руке. Они были такими горячими и в то же время такими холодными. Такими острыми и донельзя гладкими. А Джерард медленно начал загибать мои пальцы, заставляя почувствовать их. И пострадать из-за них. Первый. — Давай как в сказке, Фрэнки, — Джерард кружился на месте, подставив всего себя под дождь. — Построим новое королевство? — я осторожно выглянул из-под зонта, опасаясь, как бы Уэй не продрог. А он продолжал взлетать. Взлетать и падать, пиная ногами лужи. — Прежнее сменим на новое. Теперь слова саднили куда сильнее, так резко метаясь из крайности в крайность. Холодно — горячо. Острое — гладкое. Больно — безразлично. Второй. — Дав-вай как в сказке, Ф-фрэнки? — Джерард всхлипнул, вытирая слёзы рукавом чёрного свитера. — Преодолеем все трудности? — я обнял Уэя, крепко прижимая его к себе. От него пахло кофе и сигаретами. А его волосы всё ещё отдавали лавандой и яблоком. — П-пострадаем из-за них. И снова эта фраза. Снова эти слова. Такие ужасные. Такие сильные. Такие горячие. Такие острые. Три. — Давай как в сказке, Фрэнки, — Джерард облокотился на подоконник, безжизненным взглядом рассматривая высоты, открывающиеся ему из окна. — Разрушим чары злой колдуньи? — я ухватился за его плечи, когда он слишком низко переклонился через подоконник. — Позволим им разрушить себя. Я видел целый мир в глазах моего Джерарда. И он умирал, постепенно раскалываясь на части. А слова вгрызались в руку, врастая в кожу. Четыре. — Давай как в сказке, Фрэнки… — Джерард бессильно опустился на пол, щекой упираясь в холодную плитку. — Станем спасеньем друг для друга? — я покачал головой, падая на колени рядом с этим хрупким телом. Заглянул в глаза моего Джи. Но больше не видел там целого мира. — Один из нас избавит другого от страданий, — Джерард улыбнулся и, немного приподнявшись, из оставшихся сил загнул последний палец на моей ладони. Пятый. Слова перестали жечь. Перестали прокусывать пальцы и ладонь до крови. Они просто были. Просто покоились в моей ладони. Склеенные. Собранные. Живые. Спасённые. Я в последний раз заглянул в глаза Джерарда. И не увидел там мира. Не увидел там себя. Не увидел там смысла. Не увидел жизни. Джерард всегда любил сказки, и я это хорошо запомнил. Ему нравилось читать их. Нравилось перечитывать. Но больше всего он любил их придумывать. Наша жизнь была похожа на сказку. В ней было всё, чего требовала эта маленькая история. В ней был я и был Джерард. В ней были злодеи. Были крепости. Была любовь. И была смерть. Наши королевства в самом деле изменились. Моё опустело и потеряло вкус. Стиль. Краски. Радость. А у Джерарда появилось новое. Крошечное. Деревянное. Надёжно защищенное слоем земли. Наш злодей не получил желанного результата, потому что сценарий для него повторился. А это означало только победу. Победу, полученную путём проигрыша. Но самое главное — мы сохранили главный закон сказки. Главные её слова. Умерли в один день. Вот только я почему-то всё ещё имел возможность читать сказки перед сном. Читать их вместо Джерарда, произнося последнее предложение громко и с выражением. Даже если не для кого было. Не для кого, кроме себя. Впервые за долгое время я разомкнул ладонь. А слова, лежащие в ней, слабо поблескивали в свете ночника. Жили они долго и счастливо. И умерли в один день.