***
По ту сторону двери пансионата, психиатр что-то монотонно записывал в блокнот, поглядывая на девушку, сидящую на коленях перед небольшим диваном в полном одиночестве.1
1 мая 2018 г. в 04:40
Он сидел на краю дивана, но облокотившись на большое количество мягких подушек за спиной и закинув одну руку за голову, а второй теребя край одной из подушек, задумчиво глядел в потолок. Она была в ванной недолго. Недолго для неё и для её ощущения времени. Одетая в мягкую махровую пижаму, Пис мягко ступала по холодной плитке ещё влажными ногами, пока не соприкоснулась с мягким ворсистым ковром.
– Фар, будешь чай? – Прозвучал тихий и бархатный голос.
Убрав волнистую от влаги прядь волос за ухо и встав напротив него, она улыбнулась уголками губ, поймав на себе, всё ещё влюблённый спустя столько времени, взгляд.
– Нет. Иди ко мне, – едва ли не шепнул Фарайс, медленно выпрямившись и, словно дитя, протянув к ней руки.
Руки, к которым она всегда тянулась с непоколебимым доверием, с полной готовностью принимать, а главное дарить ласку. Также, как и потянулась сейчас. Мягко притянув к себе объект своей любви, мужчина прижался к её животу щекой и блаженно прикрыл глаза, ощутив её пальцы в своих волосах. Рисуя пальцами невидимые узоры на её пояснице сквозь ткань пижамы, он впервые за вечер облегченно выдохнул.
Приглушённый свет не ранил взгляда, негромкий шум из открытого окна лишь ненадолго возвращал ощущение реальности. Совсем ненадолго.
Пис вдруг мягко расцепила его руки. Встретившись взглядом с Фарайсом, она улыбнулась уголками губ и медленно опустилась перед ним на колени, столь же неспешно прижавшись виском к колену любимого.
Его брови в миг нахмурились и предприняв неудачную попытку поднять её на ноги, он забормотал:
– Не люблю когда мужчины обращаются с женщинами так, словно её место у него в ногах.
– Но ты так со мной не обращался, – шепнула Пис, ласково проведя кончиками пальцев вдоль его руки вверх, к плечу.
– Мне не по себе.
Она улыбнулась шире.
– Помнишь, ты как-то завязывал мне шнурки?
Он цокнул языком.
– Пис... – не успев закончить начатое, его губы встретились с её указательным пальцем.
– А как на руках спускал меня с высоких бордюров, когда я вставала идти? Ты даже не стеснялся что смотрят все и твои друзья... помнишь?
Он коротко кивнул.
– Вот я тогда чувствовала то же, что и ты сейчас. Такая приятная неловкость на грани со стеснением... понимаешь?
Он громко улыбнулся. Знаете эту улыбку, во время которой громко выдыхаешь от избытка чувств? Улыбку, которую пошло было бы назвать усмешкой и которой нельзя улыбнуться фальшиво. Громкая улыбка.
– Понимаю, – шепнул он, мягко поцеловав её ладонь. – И ты, Пис, кое-что пойми.
– Что на этот раз? – Едва удержавшись от того, чтобы не закатить глаза, она лишь слегка насупилась, глядя на него сверху вниз открытым взглядом чёрных глаз.
Он наклонился вперёд, не разрывая взгляда, мягко опустив ладонь на её затылок и коснувшись лбом её лба, он вновь негромко вздохнул, прошептав на выдохе:
– Меня нет.
– И ты туда же, – раздался её шёпот в унисон.
– Смотри, Пис, – он опустил взгляд на её руку, и её взгляд опустился следом.
Ущипнув девушку, он вновь вернулся взглядом к её лицу.
– Больно? – Тихим, но серьёзным тоном спросил Фарайс.
– Нет, – едва сдерживая смех, отвечала Пис.
– А должно быть.
– Мне не больно, потому что я люблю тебя.
– Тебе не больно, любовь моя, потому что меня нет здесь. Нет в этой комнате. Есть только...
– В моём сердце? – Перебила она и их взгляды вновь встретились. Её глаза уже блестели от подступивших слёз, а на губах держалась печальная улыбка.
– Да. И только там.