***
Встречать её с работы стало уже в порядке вещей. Итсуки предоставляет нужное и даже иногда делает скидки. Закатное солнце заливает душные улицы, даря тёплые оттенки всему, чему только можно, как в первый раз. Сумераги говорит, что вечер – самое яркое время и сейчас с этим чертовски трудно спорить. У неё в руках небольшой букет нежных белых не её лилий и со стороны может даже показаться, что у них свидание. Итсуки делится со спутником этой мыслью, и смеётся. Каэдэ слегка улыбается, он любит в ней эту подростковую наивную мечтательность. Вообще много чего в ней любит. Просто, должно быть, любит. Она с интересом перебирала содержимое напольной библиотеки Каэдэ (откуда же у бедного студента деньги на книжный шкаф?), и отбирала для себя то, что хотя бы немного показалось интересным, пока Маньюда работал над очередной картиной. Конечно, большую часть его книжной коллекции занимала научная литература, но и художественные произведения присутствовали. Итсуки больше всего нравились английские романы. А ещё нравилась эта однушка, находящаяся на солнечной стороне. И, возможно, (не)много нравился Маньюда, у которого, о боже, опять пара мазков масляных красок на щеке. Иногда он слишком увлекается своими натюрмортами.***
По выходным Каэдэ часто ездил за город (изображать живую природу ему тоже нравилось), и Сумераги почти всегда ездила вместе с ним, превращая поездку в пикник. И так, в то время когда Маньюда потеет над очередным пейзажем, Итсуки успевает сбегать в ближайший магазинчик у станции, сплести два венка, для себя и своего спутника (уж очень ему идёт!), и даже подремать. Ей нравится рассказывать Маньюде о чём-то странном, весёлом, иногда грустном, пусть он и не частно отвечает, она точно знает: слушает. Маньюда смотрит на Итсуки, которая впереди него босиком и вприпрыжку шагает по пыльной дороге на станцию, и ему кажется, что её рыжие волосы горят. Да, они определённо горят, как и закатное солнце на горизонте. Итсуки машет ему букетом полевых цветов, мол, не отставай от меня. Каэдэ лишь вздыхает (конечно, ведь это он несёт мольберт, краски и корзинку для пикника) и продолжает все так же медленно идти любуясь, то ли этим тёплым летним вечером, то ли Итсуки, которая будто делает его ещё чуточку теплее. Наверно, второе.***
– Каэдэ, – Итсуки слегка потягивается, – скажи, какой я цветок?, – совершенно неожиданный вопрос. Все это время она, как кошечка, лежала на футоне, даже успела немного поспать, пока Каэдэ учил материал для экзаменов в университете. Сумераги знала, что этим вечером он будет занят учёбой, но все равно пришла, пообещав «совсем-совсем не отвлекать». И этот неожиданный вопрос, наверно, первая ее реплика за этот вечер. По правде говоря, голова Каэдэ уже трещала по швам от всей впихиваемой в неё информации, и отвлечься на что-то незатейливое и в какой-то степени интересное ему было приятно, даже необходимо. – Подсолнух, Итсуки – с особой нежностью говорит Каэдэ. Долго думать ему не пришлось, ведь улыбка, которой она встретила его при их первой встрече, и встречала во все последующие дни, говорила сама за себя. Тепло её ладоней, дыхания, взгляда. Да, Сумераги определённо похожа на солнце. Нет, она и есть солнце. Да, она – второе солнце, его солнце. Прямо сейчас её руки, словно лучи, ложатся на его плечи, курносый нос утыкается куда-то в макушку. Тепло. Да, совершенно точно, солнце, его солнце.