***
— Посмотри наверх, — Тони дернул Клэя, смотревшего на свои руки, за рукав. Тот нехотя поднял голову. Успокоив, Тони усадил парня в машину, как ребенка, пристегнул и повез по неизвестной дороге навстречу новым пейзажам. В дороге Клэй не был многословен, да кто будет говорить после того, как обвинит себя в смерти человека? Он только изредка поглядывал на своего водителя/друга/психолога, или как его еще можно назвать. Тони единственный, кто ничего от Клэя не требовал, кроме терпения, поэтому он без колебаний обратил взор на небо. Парни сидели на крутом холме, с которого было видно и лес, и город, и все на свете под куполом чистого неба. — Что я должен здесь увидеть? — опухшими глазами парень посмотрел на приятеля. — Как что? Все небо усеяно звездами. Их так много, что и не разглядеть, — он перевел взгляд наверх. — Ты собираешься дать мне урок астрономии или что? — съязвил Клэй. — Просто посмотри, и ты все поймешь. Он так и сделал. Но ничего, кроме мерцания маленьких огоньков, Дженсен не видел, как ни старался. Ну что еще можно увидеть на небе, если не неисчислимую толпу звезд? — Прости, Тони, но я тебя не понимаю, — Клэй опустил голову и потер пальцами глаза. — Ну хорошо. Тогда я постараюсь объяснить, — парень подсел максимально близко к Дженсену так, что касался своим плечом его, — постарайся сосредоточить свой взгляд на какой-нибудь одной звездочке. Вот так. Небо — ничто иное, как пространство, усеянное умирающими звездами. Да, все они медленно умирают, но некоторые, что сияют гораздо ярче, потухают за короткий срок. Но их свет всегда ярче других. Звезды перед смертью озаряют вселенную вспышкой, чтобы потом родиться вновь. Ханна была… есть… будет такой же. Яркая вспышка среди мрака, но недолгая. Ее будут помнить такой. Нет, не шлюхой, а светлой, приветливой, даже местами наивной, но настоящей. Ее будут помнить, как должное. — Спасибо, Тони, отличная метафора, но зачем ты привез меня невесть куда, когда можно было сказать это все где-нибудь возле дома? — Клэй с ожиданием посмотрел на друга. — Тебе надо было развеяться и собраться с мыслями прежде, чем снова впитывать информацию. Ты разбит, не так, как Ханна, но все же разбит. В каком-то смысле все мы разбиты. И в этом мире конец есть всему, даже страданиям, но согласись, что если бы простые и мимолетные вещи, как объятия, смех, безмятежность, умиротворение, длились вечно, то они потеряли бы свой смысл, как и каждый прожитый день, конца нет только нашим воспоминаниям. Каждый из нас будет помнить что-то яркое, незабываемое, необязательно плохое. Ты будешь помнить, как танцевал с Ханной, я — как впервые забрался на гору, а Ханна будет помнить, как ты целовал ее… — Все, хватит, Тони, заткнись! Хватит этого бреда! — Клэй перебил парня и резко встал, направляясь к машине. Каждое его слово с новой силой ранило Клэя, сыпало соль на свежие раны. Его раздражало, что это так задевает его. Будто что-то разрывается внутри, принося сильную боль. Как ни странно, именно слова делают больнее всего. Что, если единственный способ не чувствовать себя отвратно, это прекратить чувствовать что-либо вообще? — Клэй! Дженсен, стой! Перестань убегать от меня! — Тони нагнал парня и перегородил ему дорогу. — Поговори со мной. Скажи, что чувствуешь. — Что я чувствую? А ты как думаешь? Я любил ее, и я не знал. Я не знал, что без нее будет так пусто. Просто огромная часть мира исчезла, а все остальные идут дальше. Им плевать, а мне нет. Не было и не будет, — Клэй тяжело дышал от бега и бушевавших в нем чувств. Тони молчал, думая, что сказать. — Ладно, пошли к машине, тебе пора домой. Клэй успел уснуть, пока Тони вез его домой. Неудивительно. Сегодня он испытал не один стресс. Быстро погрузившись в страну грез, парень спал, прижавшись щекой к холодному стеклу. Тони украдкой поглядывал на спящего друга. Ему только семнадцать, а лицо уже приобрело островатые черты и морщинку над переносицей. Весь в ссадинах, с мешками под глазами, до ужаса замученный, он тихо сопел, скрестив руки на груди. Клэй казался таким умиротворенным, спокойным. И спокойным не в смысле поведения, а души. «Чувак, перестань пялиться на Дженсена, у тебя есть парень», — подумал Тони и сосредоточился на дороге, крепче сжав руль. Тони хлопнул дверью и обошел мустанг спереди, чтобы как следует разбудить парня. — Клэй, Клэ-эй! Проснись! — шепотом он тряс его за плечо. — Ханна! — Дженсен резко вскочил и оказался совсем близко с лицом своего друга. Тони почувствовал сбившееся дыхание Клэя. Они оба молчали и пристально смотрели друг на друга. — Тони, я… — совсем тихо начал парень. — Не надо, ничего не говори, — перебил его брюнет. Он осторожно коснулся тыльной стороной руки щеки Клэя: — Если захочешь поговорить, ты знаешь, где меня искать. А сейчас иди домой, надо выспаться, — Тони еще раз бережно погладил его щеку и освободил дорогу Дженсену, и тот, покачиваясь, сомневаясь, стоит ли уходить, выплыл из мустанга. Темнокожий провожал друга взглядом. Клэй обернулся, стоя у входной двери. Сначала парень хотел что-то сказать, но молчал, а потом, ничего так и не сказав, быстро подошел и обнял Тони, в последний раз вдыхая его манящий и успокаивающий одеколон за эту ночь. — Спасибо, Тони. Спасибо, что возишься со мной, придурком, — тот ничего не ответил, только крепче сжал в объятиях Клэя.***
Дженсен стоял в темноте посреди коридора. Теперь все по-другому. Сегодняшняя ночь определенно что-то изменила в нем навсегда. Возмездие. Вот, что всех должно настичь. Клэю больше не мерещились кошмары, после прослушивания кассет живот не крутило, как на карусели, и больше не бросало в дрожь от ее голоса. Он был настроен дослушать историю до конца и передать кассеты дальше, как того хотела Ханна, но после этого сделать все, чтобы ее смерть была не напрасной, чтобы каждый из них получил, что заслуживает, чтобы жизнь наконец обрела смысл…