Еще повоюем

Бета - Элеми Шаг. Еще шаг. Да, немного подрагивают ноги и чуток плывет перед глазами, но это, право, такая мелочь, когда есть цель. Тихонько позвякивают браслеты, но, к счастью, их сейчас надето не настолько много, чтобы они раздражали своим звоном. Главное тут — дойти до пруда до того, как… — Хм, и куда это вы направляетесь, Босацу-сан, когда вам предписан постельный режим?! — препротивнейший голос Джирошина за спиной заставил Канзеон, до этого успешно идущую по стеночке, остановиться и немного скривиться. Порой такая бдительность подчиненного реально доставала богиню. — Но постельный режим же не означает, что я не имею права вставать с кровати, верно? — произнесла Канзеон, чуть приоборачиваясь к своему помощнику. — К тому же, я не далеко, до пруда и скоро обратно. — На моих руках, — произнес Джирошин, подходя к богине. — Вам только вчера сняли повязки! А если раны вновь откроются?! — Ой, Джирошин, ну не будь ты занудой! Какие раны? Подумаешь, чуток подралась со стражей Шакьямуни. От этого не умирают, — беспечно отмахнулась Канзеон. — Разумеется, — с умным видом произнес мужчина, — за это либо лишают сил и изгоняют в Нижний Мир, либо запечатывают силы и отправляют на задворки Небес. Счастье ваше, что вы являетесь богиней старшего Пантеона, и домашний арест — единственное ваше наказание за подобное попрание всех усто… — Попрание… Попрание… Шакьямуни — такой же житель Небес, как и любой из нас. Не вижу святотатства в том, чтобы один бог по-дружески покалякал с другим богом, — хмыкнула Босацу, вновь начиная свое продвижение к пруду. — Вы снова двигаетесь?! Пожалейте мое старое сердце! Еще раз вид вас, истекающей кровью, я могу и не пережить, — всплеснул руками Джирошин, подскакивая к богине. — Тогда помоги дойти, а не мельтеши вокруг меня, — огрызнулась Босацу. — Мне необходимо узнать, как у них обстоят дела. — Да дались они вам! — возмутился мужчина в ответ. — Вы сейчас не в состо… — И что с того? Да, меня побили немного, да, недавно сняли бинты. Пускай трясутся колени, и кажется, что меня способны одолеть даже тени, отбрасываемые пламенем свечи, настолько я слаба… Является ли это все оправданием для меня, если с ними произойдет что-то непоправимое, а, Джирошин? Является ли эта слабость оправданием для той, кто взялась наблюдать за их судьбой и не уследила? — Босацу-сан… — Не является, Джирошин, уж поверь. Этим смертные и отличаются от нас, богов. Они не стараются переложить ответственность на кого-то еще и, если берутся нести какую-то ношу от судьбы, то несут ее до конца. Они не стараются спихнуть свои обязательства на кого-то еще, — фыркнула богиня. — Но он — Бог Войны, это его долг и предназначение, — попытался возразить мужчина, поняв, о чем говорит его начальница. — А они… — Он — ребенок с искалеченной душой, потерявший себя и просто следующий чьему-то приказу. Его нельзя было выпускать с Небес. А это дело было для них! Понимаешь, Джирошин, только для них. Сквозь лишения, боль, потери, сквозь слезы, смех и победы. Сквозь время. Они должны были пройти этот путь, тем самым доказав этому Небу, что с ними стоит считаться, и… заслужить шанс на прощение. А их отправляют в начало, сводя на нет все усилия! И я с этим всем категорически не согласна! — Вы попробовали выразить свое несогласие, — вздохнул Джирошин. — Это закончилось бедственно для вас. Подумайте, может… — Вот только, Джирошин, и они не согласны с таким раскладом, — качнула Босацу головой. — Они, видишь ли, не изменились за пять веков и, в то же время, изменились кардинально. — Босацу-сан… — Распорядись перенести мою кровать к пруду, — произнесла богиня. — Мне надобно следить за их успехами, но, чтобы пожалеть твое бедное сердце и свои уши, я, так и быть, буду это делать лежа. — Эм… хорошо, я сейчас же велю так и поступить, а вы пока присядьте, не то можете упасть, — распорядился Джирошин и унесся выполнять поручение. — Что бы ни произошло, парни, пока меня не было на вашем пути, я уверена, что мы еще повоюем, — произнесла Канзеон и улыбнулась.