Успокой мою душу

      В те долгие вечера, когда вся земля, казалось, засыпает, а на небе начинают зажигаться первые звезды, Натали острее ощущает себя потерянной. Она садится у костра, подлаживает собранный в гору хворост и греется, опустив взгляд в огонь. Смотрит, как трепещут его языки, как переливается всеми оттенками его благодать, тепло наполняет воздух, прогревает его, и она, очарованная его величием, следит за ним, не сводя глаз, и обретает спокойствие.       Коннору не нравится ее огонь. Он смотрит на него, как на угрозу, как на надоевшую игрушку, которая не удовлетворяет потребность есть. Обманчивый маяк, манящая пустышка. Он сидит там крепко привязанный к стволу дерева и ни на минуту не оставляет попыток освободиться. Рычит, пуская слюну на рубашку, дергает ногами. А тебя, знаешь ли, не так-то просто усадить, дорогой. Сиди, отдыхай.       Мимо костра проходят привлеченные светом мертвецы, но видят только огонь.       Натали устала от этого мельтешения каждый раз, когда приходит время разжигать огонь, они находят его и топчутся вокруг, пока им не надоедает, и они уходят.       Она дотронулась до плеча, ощутив зудящий дискомфорт под бинтовой повязкой. Она оглянулась на привязанного парня.       – Рана затягивается, как ты мне обещал,– благодарно обратилась она к нему. – Жаль мы не можем ничего поделать с твоим огнестрелом.       Коннор вертит головой, лишь на миг отреагировав на голос Натали вниманием. Но вот он снова, будто один в лесу, сидит привязанный к дереву у костра, пытается выбраться.       Натали легла на землю, напротив костра и смотрела на огонь, пока ее не одолела дремота. Так она уснула под колыбель потрескивающего костра в окружении бродящих вокруг без интереса мертвяков.       Ей снился чудный сон, в котором она стояла под сенью сочно зеленого дерева, одиноко стоящего посреди бескрайнего поля, усеянного золотой пшеницей. На ней летнее платье, хлопковое, белое, какое было в день, когда первые посланцы эпидемии начинали застилать глаза людям в Луизиане паутиной смерти. Ее взгляд устремлен вдаль, бесконечную даль, теряющуюся в молочной дымке горизонта. Она не знает, что пытается увидеть в степи, быть может просто пытается разглядеть край поля.       – Осень уже на пороге, это поле ждет наших рук… – произносит знакомый голос и поверх руки Натали, прислоненной к стволу дерева, ложится мужская ладонь.       Спиной она ощущает, что кто-то подошел к ней. Она не смотрит на него, потому что знает, кто это. Он также, как и она смотрит в бескрайнее поле, пытаясь объять его взглядом. Но смотрит по-хозяйски, чуть жмурясь от слепящей желтизны колосьев.       – Нам вовек его не убрать, – ответила девушка.       Тогда Коннор развернул ее к себе:       – Эй, поговори со мной…       Он выглядел встревоженным. Его карие глаза бродили по ее лицу, словно в надежде вычитать по выражению ту сокровенную истину, что она бережет в тайне от него все это долгое время. Его каштановые волосы, золотое лицо, правильные черты лица, манящая улыбка… Почему Натали раньше не замечала, какой он красивый? Встретились бы они в прошлой жизни, когда телефоны работали, жизнь была полна развлечений и беззаботности, она бы влюбилась без памяти, едва он проявил бы знаки внимания. Мальчик с обложки.       Натали погладила его по щеке, Коннор притянул ее ладонь к губам и поцеловал. Он подарил ей свое сердце, терпеливое и пылающее, но Натали не хватило времени и доверия, чтобы понять это при его жизни.       – Пожалуйста, говори со мной. Говори как с живым, – прошептал он, глядя Натали в глаза. – Я буду знать, что все в порядке.       – Я обещаю…       – Обещаю, – Натали пробудилась от звучания собственного голоса.       Она сонно приподнялась на локтях. Костер давно догорел. В воздухе витала прохлада утра. Ходячих вокруг не было. Коннор сидел на месте.       – Доброе утро, – произнесла она и грустно улыбнулась, вспомнив свой сон.       Коннор ей не ответит. Мертвецы не говорят с живыми. Но она может хотя бы надеяться, что он понимает ее.       Она собралась, вскрыла банку тушенной утки и перекусила. Взбодрившись, принялась отвязывать парня от дерева.       – Ты объявил мне бойкот, почему ты не рычишь?       Он и в правду не произнес ни единого звука, даже поднялся спокойно.       – Смена репертуара? Жаль мы не забрали с собой твою гитару, хотя твое бренчание по вечерам угнетало и рвало мне уши, –бодро щебетала Натали, поднимая брюхатый рюкзак и пытаясь вдеть руку задумчивого Коннора в лямку. – Думаю, для нас двоих твоя гитара не составила бы большую сложность. Главное, чтобы живые не услышали… Ай!       Мертвец потянулся и цапнул отвлеченную Натали за бинты на кисти, когда она закинула-таки лямку на его плечо. Натали взбрыкнулась, вырывая руку, в тот же момент рюкзак рухнул на землю.       Коннор проследил бесцельным взглядом за ее дернувшейся рукой.       Девушка пощупала кисть, вроде не прокусил. Наверное, стоило провернуть это дело молча, тогда, может быть, он и не отреагировал бы на раздражители.       «Кого я обманываю?» – печально опустились плечи девушки.       Она посмотрела на неразумное существо перед ней, бродившим взглядом по лесу, как потерянный мальчик.       Она улыбнулась ему, вспоминая уговор во сне.       – Ладно, сегодня я понесу.       В полдень солнце поднялось в зенит, Натали к тому моменту прошла остатнее поле и теперь уверенным шагом направлялась к реке.       – Судя по карте штата, мы окажемся в Монреале через миль…16, может 20, – задумчиво потянула девушка, так и этак вертя картой. – Может 45, хрен его…       Она посмотрела на бредущего рядом на короткой привязи Коннора. Когда рядом нет искушений в виде крупных животных, выживших или банально увлеченной толпы зомбаков, он очень милый, следует за ней везде без вы*бонов. Иногда им случается ночевать на небезопасных местах, тогда Натали не привязывает его намертво к дереву, а к себе. Пару раз он спасал ее от диких животных. Благодарность Натали была невообразимой, ведь ей Коннор не казался бездушным мертвым парнем. И она копила все те мелочи, которые хоть как-то могли сигнализировать ей о его душевности, сознательном присутствии. Ей так это было нужно…       Натали скинула тяжелый рюкзак на берегу реки и глубоко вздохнула, наслаждаясь прохладой древесной тени. Отсюда до моста было рукой подать, а там по прямой и до Монреаля совсем ничего.Самое трудное уже позади. Натали была рада, что сумела вытащить их из нехоженого дикого леса и теперь желала устроить себе небольшое вознаграждение. К тому же на этом настаивало ее испекшееся на жаре тело. Грязь под одеждой поплыла и зудилась, особенно туго приходилось с ранками, они вообще казалось, горят отдельными участками.       Натали заметила, как натянулась веревка, протянутая под лямку сумки. Коннор с сонным видом остановился подле нее, его слегка качало. На его носу сидели черные очки, которые Натали удалось надыбать в разбитой фуре, щеки покрывала двухдневная щетина. Он походил на крутого мафиозника, который побывал в мясорубке и теперь плетется пересекать нелегально границу с Мексикой. Это было бы смешно, если бы он был жив. А так разницы никакой: что чудом спасшийся мафиози, что убитый на бойне добряк.       Девушка поглядела на него и передумала привязывать к дереву.       Она протянула руку и сняла с него очки, и вздохнула.       – Посмотри на себя, кто же тебе поверит, – пробормотала она. – Надеюсь, ты не боишься воды?       Она, быстро орудуя своими пальчиками, расстегнула пуговицы на рубашке и стянула ее с него вместе с футболкой. Коннор остался не при делах. А Натали уже, поспешив к воде, застирала в песке грязную одежду. Кровь почти не поддалась, но зато не стала выглядеть как футболка жертвы теракта. Так, печальные розовые разводы с дырами от пуль, что особенного. Закончив выжимать одежду, она повесила их на сучки, чтобы просушились, то же самое она сделала со своим верхом.       Вокруг было спокойно, и Коннор смиренно стоял, когда Натали подошла к нему и, испытывая смущение, расстегнула его джинсы.       – Ты как большой ребенок, – ворчала она, раздевая его до трусов.       Выскользнув из своей одежды, Натали потянула за собой Коннора в воду.       Вода не была холодной, напротив она была прогрета лучами бабьего лета и приятно освежала тело. Девушка продолжала заходить в воду, пока ее уровень не оказался чуть выше ее живота.       – Итак, Коннор, воды ты не боишься, – отметила Натали, оборачиваясь к нему. – Это значит, если течением принесет выжившего, ты рванешься к нему, не беспокоясь о речном потоке. А потом мне придется сачком вылавливать тебя на мосту.       Она промочила покрасневшее от жары лицо и, разминая шею, поглядела на молчаливо смотревшего в воду парня.       – А о твоем голоде я могу только догадываться, – сказала она.       Она отвернулась, принимаясь растирать аккуратно руки и плечи. Коннор перевел взгляд на голую спину девушки. Ее воспаленные от ран плечи, которые она аккуратно промывает водой. Она сняла бинты с рук, перед омовением, выше кисти и до плеча не было живого места от укусов – следы естественной борьбы с нынешней сущностью Коннора. Он не был паинькой. Зомби есть зомби, и ему не нравится, когда его насильно привязывают к дереву или препятствуют охоте на периодически появляющихся живых.       Натали обернулась к нему. На белой, длинной шее виднелись еще два следа от укуса, на плече спереди заживали рубцы самого первого укуса, который Коннор сам залечивал когда-то…       Тем не менее, девушка тепло улыбнулась ему.       – Ты что стоишь, олух? Мойся давай.