"Shape of you"

      Сбегать как Золушка с праздника было слишком мелодраматично для Карлы Футли, однако, это не значило, что она так не поступила. Свою позорную капитуляцию после эффектного поцелуя на танцполе на глазах у коллег и подопечных она совершила под абсолютно дурацким предлогом, который даже не запомнила, оставив Блейка в замешательстве и компании девушек-интернов, положивших на него глаз. И, хвала всем богам, ей предстояло расхлебывать последствия лишь спустя два дня, в утро пятницы, на очередной смене, до наступления которой Карла провалялась дома с большой банкой «Шоколадной терапии» от Бена и Джерри и за просмотром сериала «Кости», который веселил ее натянутостью некоторых выводов героев.       Счастье не могло быть вечным, а потому в пятницу доктор Футли, скрепя сердце, пришла на работу со стаканом кофе, в солнцезащитных очках и паршивом настроении. Медсестры, знавшие не понаслышке о крутом нраве главы отделения хирургии, даже не пытались поздороваться, чтобы не попасть под горячую руку. Воздух вокруг Футли становился тяжелым от звеневшего в нем напряжения, и это означало то, что стоит прозвучать одному неверному слову — и полетят головы.       Уверенным шагом Карла прошла к интернам, которые, заметив в дверях своего куратора, резко сникли и молниеносно выстроились в шеренгу. Это заставило доктора улыбнуться: она хорошо натаскала своих подопечных, и они, если уж не уважали ее, то хотя бы боялись, а с этим уже можно было работать.       — Так, детишки, признавайтесь, кого вы покалечили, пока меня не было? — преувеличенно бодро спросила Карла. Она знала, что интерны были бы не самими собой, не испорть они что-нибудь за время ее отсутствия. Оставалось лишь выяснить масштабы трагедии, чтобы подумать, как можно решить все проблемы с минимальным для больницы и нервов самой Футли уроном.       Однако, интерны молчали. Их взгляды провинившихся школьников блуждали по стенам больницы, но никто не сознавался в повинности. Это начинало настораживать и злить Карлу, и без того начинавшую закипать от тихой ярости.       Луиза Мартинез вздохнула так тяжело, как делают это люди, впервые прыгающие в бассейн с десятиметровой вышки. Она была ответственной девушкой, исполнительной и увлеченной врачебной практикой, временами — даже слишком. Остальные знали, что с годами она станет отличным врачом, но ее вечное желание угодить руководству и чрезмерное следование правилам раздражало ее однокашников. Луиза была слишком правильной, и Карла не брезговала пользоваться этим качеством в своих воспитательных целях.       — Мы перепутали карты мисс Йорк и миссис Йеменсон, у одной из них была аллергическая реакция на анестезию, но мы быстро среагировали и сейчас обе пациентки в полном порядке, — говоря это, Мартинез пыталась унять дрожь в голосе. Футли ни за что бы не поверила, что это ошибка Луизы, а потому лишь кивнула, намереваясь выяснить, кто из ее лоботрясов-недоучек перепутал карты и чуть не угробил пациента, вызвав анафилактический шок.       Адам Никсон, кара небесная отделения хирургии, благодарно взглянул на Луизу и опустил глаза в пол. Одной проблемой меньше. Карла растянула губы в улыбке, которая заставила стыть кровь в жилах интернов.       — Никсон, твои пациенты, да? — получив в ответ тяжелый кивок, доктор Футли сделала глоток успевшего остыть кофе. Проклятье, пока она распекала своих подопечных, ее главная радость утра потеряла свои волшебные свойства, — Остаешься на дежурство. Луиза, мы тут не в летний лагерь приехали, чтобы заводить друзей. Тоже остаешься на дежурство. Остальные — марш на осмотры, если узнаю, что вы еще где-то напортачили, будете неделю за старичками утки выносить. Живо!       Интерны бросились врассыпную как тараканы, и лишь Луиза и Адам остались стоять на месте для дальнейшего инструктажа.       — Доктор Футли, вас искал доктор Розенберг, — Мартинез выглядела очень виноватой, и хоть так она пыталась загладить свою вину, — Он еще с приема хотел с вами связаться… Закатив глаза, Карла выбросила опустевший стаканчик в урну. Конечно же, ей предстоит еще целую вечность избегать любого упоминания об этом дне медицинского работника, и в первую неделю это будет особенно тяжело.       Она жалела о содеянном. О том, что выбрала такую дурацкую тактику избегания Розенберга, о том, что вообще заговорила с Гриплингом, о том, что позволила себе спустя много лет на пару минут забыть о том, кто она и где находится, о том, что целовала Блейка и ей понравилось. Надо было сказаться больной или до победного убеждать доктора Майерса в необходимости покупки нового оборудования в операционную. И ни в коем случае не приближаться к Зубной Фее на расстоянии пушечного выстрела.       — Мне кажется, ему ничего не светит, — смеясь, сказал Адам, — Доктор Футли ясно дала понять, что не страдает от недостатка мужского внимания. Вы отжигали!       В такие моменты Карла жалела, что Никсон вообще появился на свет. Он не знал меры в разговорах и шуточках, вечно совершал какие-то глупости и бесил наставницу одним своим присутствием. Однако, в его оправдание можно было сказать, что руки у Адама были золотые. Если уж ему давали орудовать скальпелем, то он делал все играючи легко.       Интерн был талантливым, но безалаберным, и Футли искренне надеялась, что его очевидная влюбленность в Луизу, которая пока что-либо этого не замечала, либо предпочитала делать вид, что не видит этих щенячих взглядов, полных неприкрытого обожания, поможет ему стать чуть собраннее.       — Ты что, бессмертный, Никсон? — поинтересовалась Карла, забирая карты у интернов, чтобы посмотреть, над чем они корпят в данный момент.       — Если бы был, я бы точно не стал работать врачом. Я бы стал супергероем и надирал зад плохим парням с пушками. И не оборачивался бы на взрывы, а шел как в слоу-мо с каменным лицом… — переведя взгляд на хлопнувшую себя по лбу Луизу, Адам нахмурился, — Это был риторический вопрос, моя вина. Но если серьезно, то вы крутая, доктор Футли. Пришли, увидели симпатичного дантиста, покорили его и ушли, как ни в чем не бывало. В этом есть шик.       — Так, стоп, откуда ты знаешь, что он дантист? — раздражение Карлы достигало критической точки, и будь у Никсона хоть немного больше инстинкта самосохранения, он бы точно захлопнул рот и спасся бегством. Однако, его воспитало кабельное телевидение и оригинальные серии «Стар Трека», а значит, его путеводными звездами по жизни, как у капитана Джемса Т. Кирка, были слабоумие и отвага.       — Доктор Моррис сказала, что вы вместе учились в колледже, — Луиза вступила достаточно робко, но раз уж она тоже об этом знала, то все интерны только и делали, что перемывали Карле косточки в течение последних пары суток.       Будь проклята Кендал за то, что не может держать свой длинный язык за зубами. Карла была вынуждена смириться с тем, что ее неугомонная соседка по комнате в общежитии в последствие стала ее коллегой. Доктор Футли не так часто пересекалась с педиатрией по работе, поскольку в большинстве случаев могла делегировать простенькие операции, вроде удаления аппендицита и наложения швов, кому-то из интернов или действующих хирургов. Но на еженедельной летучке ей приходилось лицезреть Кендал и слушать, с каким воодушевлением она рассказывает об успехах своего отделения.       И если своих интернов Карла муштровала как в армии, то доктор Моррис пыталась быть со всеми на короткой ноге и выдавала временами невероятно неуместные комментарии. По мнению Футли, доктор Моррис всегда была немного с придурью, и отчаянные попытки завести ребенка сделали только хуже: от гормонов, которые она принимала, ее настроение менялось быстрее, чем рекламные ролики по телевизору, и старший персонал городской больницы Шелтеред Шраббс молча терпел это, искренне желая заведующей педиатрией поскорее забеременеть и уйти в декрет, чтобы цунами ее эмоций по праву досталось исключительно ее мужу.       — Я понимаю, что доставила вам огромное удовольствие, дав повод для сплетен и отличное шоу, но если вы еще раз вспомните про этот случай, то я превращу вашу интернатуру в ночной кошмар. И особенно это касается тебя, Никсон. Должна же я хоть немного компенсировать то, что ты регулярно портишь мое настроение и все, до чего дотягиваются твои безволосые маленькие ручонки… — Карла посмотрела на хихикающую Луизу, от чего она тут же замолчала и, получив в качестве указания к дальнейшим действиям кивок в сторону регистратуры, умчалась туда, — Иди за картой мистера Махоуни, у него сегодня операция, будешь ассистировать мне во второй операционной через два часа.       Адам радостно улыбнулся и поспешил исполнить указания начальства. Он бы радовался значительно меньше, знай он, что будет помогать в процессе удаления яичка, но Карла решила, что это будет отличным сюрпризом ее «любимчику». Она не призналась бы никому и под дулом пистолета, но она любила своих интернов, каждого из них, а Никсон напоминал ей, какой она сама была когда-то очень давно, и это одновременно злило и пробуждало в докторе Футли чувства, схожие с теми, что она испытывала, уча крестниц играть в баскетбол.       Зайдя в раздевалку, Карла достала свеженький халат и упакованную медицинскую форму. Непослушные волосы она всегда собирала на работе в тугую косу, чтобы во время подготовки к операции ее проще было полностью спрятать под шапочкой, но к концу дня пружинки локонов неизменно лезли на лоб и выбивались из плетения в разные стороны.       Любимые кроссовки как обычно ждали своего часа в железном шкафчике, который доктор Футли никогда никому не показывала. На дверце внутри магнитами крепилось несколько листочков: номер доставки индийского ресторанчика в двух кварталах от больницы, в котором готовили сносный зеленый карри, расписание работы спортзала, в который Карла ходила уже четыре года, пара стикеров с номерами такси, на услуги которых у нее были скидки постоянного клиента, и несколько фотографий. На снимках в личном шкафчике Карлы семья Джинджер и мама улыбались, сидя за столом на День Благодарения, Худси на детской площадке бегал за своими неугомонными дочками, а сама она, такая юная и свежая, однако с очень угрюмым видом, смотрела на улыбающегося Грипплинга, говорившего что-то Джинджер в первый день учебы в колледже.       Изначально, фото с Блейком в ее архиве появилось под предлогом того, что этот день стал началом важного этапа в жизни доктора Футли. Но со временем Карла призналась себе самой, что это фото висит там по совсем другой причине. Ей было жаль, что она так глупо потеряла одного из лучших друзей в своей жизни, и она скучала по тому, как они общались раньше. Карле было тяжело на сердце от мысли, что ее пустая интрижка с Томом испортила в конце учебы дружбу с Блейком. Пьяная попытка переспать с Гриплингом была худшим решением, которое Футли только могла принять, потому что последовавший отказ заставил ее крепко задуматься о многом.       Она думала, что может стать такой же, как ее коллеги — заводить ничего не значащие романы, заниматься сексом без обязательств и не мучиться совестью. Но оказалось, что такой вариант никогда не подходил Карле, которая привыкла держать романтические чувства при себе, но от этого не испытывала их меньше. Она пробовала встречаться с несколькими мужчинами после окончания учебы, но обычно, дольше года никто не задерживался — их всех не устраивало то, с какой отдачей и самоотверженностью Футли дневала и ночевала на работе, чтобы стать главой хирургии. И потому, когда Карле исполнилось тридцать два, она зареклась вступать в новые отношения и решила полностью посвятить себя медицине.       Черт ее дернул сказать во время танца то, о чем Футли задумалась уже очень давно. У них могло бы получиться что-то с Блейком, потому что он был хорош вопреки всему, что она раньше о нем думала или говорила, и он был таким сам по себе, без притворства и без особых усилий.       Гриплинг был хорош даже в детстве. Такой красивый мальчик в отглаженной рубашке, в двубортном пиджачке с золотыми пуговицами и в открывающих тощие коленки шортах. Всегда с дорогими игрушками, с белоснежными носовыми платками, с идеальным пробором на светлых кудрях — маленький франт, иначе не скажешь. Увидев его впервые, Карле стало за себя стыдно.       Она никогда не стеснялась того, что ее мама работает в больнице, это было предметом гордости маленькой Футли. Но мама, будучи разведенной медсестрой с двумя детьми, не могла тратить столько денег на игрушки, сколько позволяла себе тратить роскошная миссис Гриплинг, появившаяся однажды на детском празднике в меховом манто и с россыпью бриллиантов на длинной тонкой шее.       Блейк приходил по утрам с дорогими игрушками, но даже эти красивые вещицы не помогли ему найти себе друзей. Быстро поняв, что других детей привлекают лишь его вещи, маленький Гриплинг перестал приносить их вовсе. Все чаще в его рюкзачке оказывались старые книги без картинок, прописи и нотные тетрадки. Все реже он здоровался с кем-то из детей.       Карла поймала его на слежке в один из солнечных деньков, пока они с Худси гуляли по двору и думали, где лучше всего было бы прорыть туннель, чтобы он соединял их дома на случай необходимости капитуляции от пришельцев-захватчиков. Футли была слишком маленькой, чтобы понять, что золотому мальчику одиноко. А Блейк был слишком одинок, чтобы не уцепиться как за соломинку за детскую вражду, которая связала их в школьные годы, в богатстве и бедности семьи Гриплинг.       В шестнадцать лет, собираясь на свадьбу Доди, Карла с тоской смотрела на свое отражение в зеркале. Она была нескладной, высокой, худой и плоской. Платье Джинджер было велико в груди настолько, что его пришлось предварительно ушить у портнихи.       Макияж ощущался как маска, волосы не лежали в укладке так, как они выглядели на фото в парикмахерской, туфли на каблуках и вовсе казались изобретением Сатаны. На фоне невесты и ее подружек, Карла была гадким утенком, и ей не хотелось об этом лишних напоминаний.       Неизвестно, почему приглашенный Гриплинг выглядел безупречно до тошноты. Как мечта, как кино, как принц из сказки, в которой нет места дурнушкам без груди и в чужих, уже сношенных платьях. Никакие старания Джинджер не делали Карлу красавицей, никакие туфли и шпильки в волосах не могли сотворить чуда и преобразить ее. Карла ощущала себя паршивой овцой своего семейства, которую всегда представляли как «ту, вторую, страшненькую», судя по шепоткам, что ей довелось услышать от каких-то парней из школы, когда она ходила в супермаркет с Джинджер.       Предложение Бейка потанцевать звучало как самая жестокая издевка. Карла струсила тогда перед Гриплингом впервые в жизни, и она отдала бы многое, чтобы этот же раз был последним. Футли свято верила, что после школы вообще никогда не увидит мистера Всегда-с-Иголочки и все забудется, но жизнь полна сюрпризов, а люди — скрытых достоинств и недостатков.       Как позже признался Худси, он сболтнул Блейку про ее планы учиться в медицинском колледже, чтобы зарыть топор войны. И именно тому, что Худс оказался таким же болтуном, как его несносная сестра, Карла была обязана своими счастливыми годами студенчества. Гриплинг был наказанием и подарком одновременно. Такой обходительный и вежливый с ее семьей, такой улыбчивый и радостный в день их заселения в кампус, он стал любимой темой Лоис и Джинджер, которые в каждом телефонном разговоре нет-нет, да спрашивали о том, как он поживает. Карла как мантру твердила им «мы не пара», и это становилось дурной привычкой, которая опостылела ей самой.       Ведь Блейк был настолько любезен, что пустил ее позаниматься к себе, пока Кендалл занималась аэробикой, хотя мог поступить мелочно и закрыть перед ее носом хлипкую деревянную дверь. Он был настолько добр, что подменял ее на сменах, когда она свалилась с гриппом и не могла даже сидеть из-за ломоты в теле. Он готовился с ней к экзаменам вместе, делился конспектами и обедом, рассказывал интересные вещи, о которых Карла и знать не знала, и слушал, когда ей хотелось поделиться какой-нибудь историей с ним.       Она не заметила, когда начала смотреть на него другими глазами. Карле пришлось принять как данность то, что она увлеклась Гриплингом слишком сильно, и это было непросто. Иногда она ловила себя на том, что смотрит на него дольше, чем это положено по всем правилам приличия. Когда ей выдавался шанс прикоснуться к его руке или плечу, она не сразу понимала, что делает это так часто, как не должны делать друзья. И каждый раз Карла одергивала себя, пока не поздно, чтобы не вызвать подозрений хотя бы у самого Блейка, поскольку все остальные видели ее насквозь, задавая вопросы о природе их отношений снова и снова.       День Святого Валентина на втором курсе университета был самым худшим на памяти Футли. Она сидела в комнате Блейка в его очках и смотрела на розовые открытки часами. Это было похоже на какое-то помешательство, но Карла не могла себя заставить читать учебник, когда целая гора сердец упала к ногам Блейка, и он мог перебрать их обладательниц, одну за одной, на их радость и восторг. Он мог пробовать этих девочек как конфеты из ассорти — каждый раз новая, каждый раз сладкая. Каждая из них мечтала о том, чтобы кто-то вроде Блейка отвел ее в ресторан, выслушал глупую болтовню, проводил до дома, а на десерт — довел до самого сильного в жизни оргазма, оставшись джентльменом даже в этом пикантном вопросе. И — о, удача — самый видный красавец их потока был великолепно свободен и абсолютно не обременен какими-либо постоянными отношениями.       Когда Гриплинг вернулся с дежурства, он выглядел уставшим, но даже такой, в несвежей форме, с немного растрепавшейся прической и светлой щетиной — которой Карла у него никогда раньше не видела, и она была готова в этом поклясться — он был настолько красив, что от этого у Футли внутри все скрутило спазмом. И будь все дело лишь в смазливой мордашке, это можно было бы пережить. Ситуация же осложнялась тем, что Блейк, как чертов Джеймс Бонд, обладал целым рядом очевидных достоинств помимо природной красоты. И их совокупность стала для сердца Карлы верной погибелью.       Она ощущала свою глупую влюбленность как болезнь, и переносила ее так же, как привыкла переносить простуду — на ногах и делая вид, что ничего не происходит, даже если по ночам трясет в ознобе и хочется просто сдаться своей слабости в плен.       Может быть, поэтому ухаживания Тома, за которым дурная слава шла уже далеко за пределы их факультета, Карла приняла так легко. Она знала о том, что от таких, как Том, матери советуют держаться подальше, а потому не боялась. Футли знала, на что шла, позволяя ему увлекать себя в поцелуи и в постель.       Она думала, что будет одной из его любовных побед, но Том на следующий день пригласил ее поужинать, а еще через пару дней позвал в кино. Карла тогда лишь удивленно пожала плечами и согласилась на роль его девушки, впервые в жизни поверив, что смогла кого-то заинтересовать. Впервые в жизни она чувствовала себя желанной, но счастье, по законам вселенной, не может длиться долго.       Сломанный нос Тома, сжатые в нитку губы Блейка, сладкая ложь и громкая сцена — Карла сделала неправильные выводы, и выбор сделала тоже неправильный. Она поверила Тому, потому что уже сделала это однажды. Она приняла на веру то, что Гриплинг не был таким хорошим, как ей всегда казалось, потому что она ждала подвоха годами в силу детской привычки.       Подвох себя ждать не заставил. Том Нильсон не придумал ничего лучше, чем использовать Карлу для подготовки и сдачи экзаменов, которые он сам провалил бы с треском. И как только баллы были оглашены, его интерес к Карле прошел так же стремительно, как появился.       На церемонии вручения дипломов Карла сидела в мантии и конфедератке, рядом с Джинджер и Дарреном, и отрешенно смотрела куда-то в сторону сцены. Она не слушала ни речей ректора, ни напутственных слов чертовой Кедалл, ни радостной болтовни родной сестры. Этот день должен был быть одним из самых счастливых в жизни младшей из дочерей Футли, но вместо этого ей было горько, как от чашки эспрессо из автомата в комнате отдыха медперсонала.       Когда пришла очередь Гриплинга взойти на сцену, Карла молча наблюдала за тем, как он жмет профессору Нильсону руку, забирает диплом и садится на свое место, такой же одинокий, как и в первый день учебы. В такой же конфедератке и мантии, как у нее самой, такой же задумчивый и совсем не воодушевленный их общим праздником, успевший стать близким и далеким, полный загадок, как неизведанная земля, и родной до щемящего чувства в груди, после всех бытовых мелочей, детских неурядиц и взрослых недомолвок.       — О, Блейк так возмужал, — удивленно прошептала Джинджер сестре на ухо, — А почему мы не сидим рядом с ним?       Карле потребовалось собрать всю свою волю в кулак, чтобы не расклеиться окончательно прямо там. Лоис накануне попала в больницу, и будь она в тот день рядом, она бы точно раскусила младшую дочь в считанные минуты. Но с Джинджер притворяться было значительно проще: она крепко держала Даррена за руку, ослепленная своей влюбленностью и романтическими мелочами, которые определенно приведут ее когда-нибудь под венец. Ведь Джиндж всегда была именно той, кого ищут хорошие парни: славной девчонкой из соседнего двора, что может одинаково радоваться похвале своей стряпне и победе Янки в полуфинале.       — Ты удивишься, если я скажу, что после моих выходок это было бы неуместно? — спросила Карла сестру, получив в ответ полный недоумения взгляд. Все дальнейшие вопросы она ответом не удостоила, и лишь Даррен спас ситуацию, предложив девчонкам поужинать.       Сочные стейки и бутылка красного немного успокоили Джинджер. Все разговоры троицы сводились в основном к их общему прошлому, случаям из детства и шуткам, понятным лишь им одним. Для Карлы это было мучительной пыткой — смеяться, но помнить, что каждая ее история имела константу в виде всегда опрятного и немного надменного мальчишки из фешенебельного Протектед Пайнс.       Когда пришло время прощаться, Джинджер оставила своего возлюбленного и сестру наедине, решив посетить дамскую комнату перед уходом. Паттерсон расплатился за ужин и предложил подождать на улице.       — Знаешь, для человека, закончившего колледж, у тебя слишком кислая мина, — с улыбкой сказал Даррен, запустив руки в карманы старых и местами стертых до дыр джинс. С возрастом он стал таким же крепким и рослым, как его старший брат, а годы ношения скобок исправили неправильный прикус. Если раньше кто-то смеялся над внешним видом Паттерсона, то теперь никому бы и в голову не пришло назвать его нескладным. Джинджер видела в нем красоту задолго до этих чудесных метаморфоз, и отчасти, он стал таким именно благодаря ей, — Ты снова что-то натворила?       В этом вопросе было до неприличия много отеческого участия, и от парня, который был старше лишь на три года, слышать подобное было непривычно и даже немного неправильно.       — Это моя природа, приятель. Я — ходячая катастрофа, — Карла поежилась от дуновения холодного ветра. Ее выпускное платье было слишком тонким и легким для вечерних прогулок.       — Просто вы, Футли, настоящие королевы драмы. Но это делает вас теми, кто вы есть, — Паттерсон снял с себя гоночную куртку и порылся в карманах, достав оттуда телефон, бумажник и маленькую бархатную коробочку. Когда кожанка оказалась на костлявых плечах Карлы, Даррен открыл коробочку, показав ей достаточно скромное обручальное кольцо с небольшим рубином посередине, — Мне придется смириться с тем, что моя семья будет большой и шумной, но, думаю, так даже веселей. На правах твоего почти-родственника, дам тебе совет – если ты напортачила, никогда не поздно попросить за это прощение.       — За что? — весело спросила Джинджер, выходя из кафе. Даррен быстро захлопнул коробочку и спрятал руку за спину, чтобы его возлюбленная не увидела кольцо раньше времени, и на его счастье, она была достаточно захмелевшей для того, чтобы не успеть разглядеть маленькое украшение в темноте, — Что это у вас там за секретики?       Уверив Джинджер, что они просто болтали по душам, Даррен усадил в стоящее на обочине такси свою возлюбленную и приобнял Карлу на прощание так, что она впервые улыбнулась за весь вечер. Он действительно отлично вписывался в их драматичную семейку именно потому, что был спокойным, рассудительным и надежным. Таким был Дейв, их отчим, принявший девочек как своих родных, и таким был Паттерсон, показавший Карле по секрету обручальное кольцо.       Футли неспешно побрела к общежитию, в надежде помириться с Блейком и попросить прощение за сказанное сгоряча. Она волновалась почти так же сильно, как при поступлении в колледж, и каждый шаг давался ей с боем. Дойдя до нужного корпуса, Карла сделала глубокий вдох, набираясь решимости, но в ночной тишине ее внимание привлек тихий скрип.       Обернувшись на звук, Карла увидела, как машина Томми ритмично покачивается, припаркованная в десятке метров от входа. Стекла его Шеви Камаро запотели, и не нужно было быть гением, чтобы понять, что происходило в скрипучем салоне с дерматиновыми креслами под питона.       К горлу Футли подступила тошнота: в этой машине она с Томом каталась по городу, смотрела фильм в открытом кинотеатре и впервые поцеловала его. Она не любила Нильсона, но у них были и хорошие моменты, которые, как оказались, не значили ровным счетом ничего.       Поднимаясь в лифте до нужного этажа Карла пыталась глубоко дышать, чтобы успокоиться и не лить слезы обиды, которые никак не желали прекращаться. В нелепом платье, которое она бы никогда не надела, будь ее воля, в чужой куртке, в раздрае и смятении, она собиралась впервые в жизни искренне извиниться перед Блейком, и выглядеть еще большей дурнушкой, чем она была обычно, было определенно не тем, чего она добивалась. Девушка посмотрела на свое отражение в панели лифта и обреченно вздохнула: да, она выглядела жалко и откровенно некрасиво с потеками туши, с растрепанными волосами и чувствами.       Постучав в дверь Гриплинга дважды, она надеялась, что не найдет его, но он был у себя. В костюме с иголочки, как всегда, с идеальной укладкой волной и красивый даже в ужасном освещении одной-единственной лампочки в коридоре. Карла пыталась спрятать свое лицо, пыталась выглядеть хоть немного менее жалкой, потому что она не привыкла демонстрировать кому-либо свою слабость.       — Я не знаю, имею ли право просить тебя о чем-либо… Но пожалуйста, не выгоняй меня.       И Карла не знала, чем заслужила объятья, в которые ее заключил Блейк Гриплинг, но кажется, они были единственной правильной вещью, которую можно было сделать в то мгновение. Было так странно обнимать его в пустом коридоре общежития и чувствовать все, словно во сне. Что руки Блейка сильные, хотя он и проигрывал ей на уроках физкультуры в школе, когда их делили на смешанные команды для игры в баскетбол, что он настолько высокий, что если она захотела бы сказать ему что-то на ухо, то ей бы пришлось встать на цыпочки, что у него хороший парфюм, и, хотя Карла не разбиралась в парфюмерии, она чувствовала, что это совсем не похоже на дезодорант, которым в школе пользовался Худси.       Стоило Блейку взять ее лицо в свои теплые ладони, Карла попыталась отвести глаза, исчезнуть, раствориться в воздухе серой дымкой, потому что она не заслуживала такой доброты. Она не заслуживала того, чтобы кто-то улыбался ей так, касался так, говорил с ней так. Но все это происходило взаправду, такое хрупкое, что воздух звенел, а каждый вздох мог безвозвратно разрушить мгновение.       Наверное, Футли поняла, что любит Блейка в ту секунду, когда он достал свой нагрудный платок. Она считала, что у нормальных людей это осознание происходит в романтической обстановке, как в кино, а на свой счет не была уверена, что подобные чувства посетят ее вовсе. И вот, до чего она докатилась: она как последняя плакса развела сырость, а ее щеки старательно оттирал от туши мистер Всегда-с-Иголочки. И она любила его в тот миг всем сердцем, так пугающе сильно, что от этого кружилась голова и перехватывало дыхание. Они снова были вдвоем, они были так близко друг к другу, как никогда раньше, и это волновало ее до холодка по коже и потных ладоней, сцепленных в замок за спиной.       Текила лилась рекой в ту темную летнюю ночь, и, наверное, только она и придала Карле смелости. Какой бы бравадой она не привыкла защищаться от мира, она действительно боялась быть осмеянной за свои глупые чувства. Она всего лишь была одной из многих других, кто не устоял перед парнем мечты. Ничем не лучше прочих молоденьких дурочек, которых, как оказалось, набралось не меньше пары десятков.       Только текила, огромное количество шотов текилы, говоря честно, подтолкнуло Футли ближе. С сожалением посмотрев на то, как ткань белоснежной рубашки мнется в ее смуглых пальцах, Карла подняла взгляд на Блейка, и притянула его к себе, сминая его губы своими. Он знал с самого начала, что так и получится, он не был удивлен ни минуты, и целовал Карлу так, будто он был рожден оставлять после себя пепелища из розовых бумажных валентинок.       — Мне лучше уйти, — отстраняясь, сказал он заплетающимся языком. Даже пьяный вдрызг, даже в качестве прощального подарка, Блейк был недосягаем для дурнушки-Футли.       Ей не приходилось раньше разбираться, где заканчивается вежливость, и начинается симпатия, но в тот вечер она явно нащупала эту похожую на пропасть грань. Карла всю ночь скрупулёзно собирала вещи, чтобы на утро и духу ее не осталось в ее бывшей комнате. Она не могла заставить себя спать, хотя и чувствовала себя измотанной.       Футли хотела сбежать как можно быстрее от собственного позора и больше никогда не вспоминать о произошедшем. На утро у порога стояло четыре коробки и один набитый доверху рюкзак — скромные пожитки легко поместились в такси и отправились в найденную ранее съемную квартиру в родном Шелтеред Шраббс. Пришедшая с рассветом Кендалл ничего не сказала, но выглядела весьма удивленной такой спешке и рьяному желанию съехать из общежития. В тот день ее сердце захлопнулось так же, как и хлипкая дверь за ее спиной, отныне и впредь.       Когда Худси спустя несколько лет сообщил о том, что хотел бы видеть Карлу в качестве шафера, она расхохоталась и сразу же дала свое согласие. Они обещали друг другу еще давным-давно, что примут на себя все сопутствующие обязанности, когда кто-то из них решится на брак. И если бы это была Футли, Худси стал бы образцовой подружкой невесты, помогающей выбрать торт и уделавшей всех всухую в караоке песней «Single Ladies» и сопутствующем ей танцем. На счастье Карлы, будущая миссис Бишоп была не против.       Джанин сначала относилась настороженно к тому факту, что лучший друг ее возлюбленного — это женщина, но потом успокоилась и поняла, почему так произошло. Ее любимый Роберт, которого Карла величала не иначе как «Худси», становился более смешливым и беззаботным, когда был рядом с ней. Всегда застенчивый и тихий, он мог позволить себе шутить и веселиться в компании старой подруги, которая поддерживала его рассказы о своих школьных шалостях и странных вещах, которые они делали вместе в счастливом и ставшим таким далеким детстве.       В день свадьбы Футли, кажется, волновалась даже больше жениха и невесты. Она знала, что Джанин уже находится в положении и переживала, что в душный летний день ей может стать плохо, однако торжество проходило без сучка без задоринки ровно до того момента, пока сбоку не послышался знакомый голос.       — Такими темпами окажется, что все наши знакомые переженились у нас за спинами, — задумчиво протянул Гриплинг, сделав глоток из массивного хрустального стакана.       В ту минуту Карла справилась с собственным возмущением и желанием придушить Худси за то, что он тайком позвал Блейка на свадьбу (снова!), со всей желчностью, появившейся в ней благодаря двум годам работы в хирургии, ответила:       — Такими темпами окажется, что это самое дурацкое начало разговора. И откуда у тебя бурбон в стакане? — решив вести себя демонстративно резко, Карла отобрала напиток у Блейка так, чтобы ненароком не коснуться его пальцев. Она только сейчас смогла увидеть Гриплинга во всей красе, и к ее огромному разочарованию, выглядел он обыкновенно идеально. На свадьбах он смотрелся лучше всего, такой расслабленный и вежливый, с манерами аристократа и немного порочной ухмылкой человека, находящегося в легком хмелю, — Признавайся, я точно знаю, что крепче шампанского на этой свадьбе ничего не наливают.       Как оказалось, в идеальных пиджаках идеально скрывается полная фляга бурбона, и эта приятная неожиданность значительно помогла им в общении. Гриплинг не менялся в худшую сторону, он лишь хорошел с годами, как французский коньяк, оставаясь верным себе, своей укладке и чертовым накрахмаленным платочкам, которые больше не ассоциировались у Карлы ни с кем другим.       И вот, в свои тридцать шесть, она упрямо повторяет одну и ту же ошибку, надеясь на другой результат. Если верить Альберту Эйнштейну, это — чистой воды идиотизм, а Карла никогда себя дурочкой не считала. Поэтому она с настоящей злостью на собственную сентиментальность, попыталась сосредоточиться на работе и подошла к палате мистера Махоуни.       Мистер Махоуни был необычным пациентом по ряду причин. В первую очередь, он спонсировал клинику, в которой доктор Футли трудилась на протяжение всех лет ее медицинской практики, и его пожертвования всегда были весьма щедрыми. Но для Карлы он выделялся среди прочих пациентов лишь тем, что был первоклассной сволочью с кучей претензий к, как он сам это называл, уровню сервиса. Молитвами доктора Майерса, руководитель отделения хирургии еще не придушила богатого ублюдка, но была к этому так же близка, как Техас к Мексике.       Никсон смиренно ждал куратора в палате пациента с картой болезни на изготовке. Судя по его весьма кислому выражению лица, он уже узнал, в какой операции будет ассистировать, и это было отличной темой, способной отвлечь ее миньонов от горячих сплетен со дня медработника.       — Как самочувствие, мистер Махоуни? Есть жалобы? — доктор Футли получила просьбу, которая была скорее приказом доктора Майерса, говорить с таким дорогим их клинике пациентом крайне вежливо. Держалась Карла из последних сил, и, уже поняв по тому, с каким остервенением пациент вдохнул побольше воздуха, чтобы разразиться очередной тирадой, приготовилась повторять в уме мантры, которые Джиндж разучивала, чтобы справиться с болью в процессе родов.       — Милочка, мое самочувствие было бы в стократ лучше, не будь у меня злокачественной опухоли. Лежать неделю в этом клоповнике то еще удовольствие, за это время могли бы начать меня лечить. Вы хоть понимаете, сколько за неделю торгов я зарабатываю обычно? А вы тут прохлаждаетесь, сплетничая с подружками-медсестрами! Адам впал от услышанного в такой ступор, что не сразу понял, что стоит перед пациентом разинув рот. Он еще ни разу не был свидетелем подобного неуважения к своей наставнице, и зная, что доктор Футли за словом в карман не полезет, готовился к худшему.       — Мистер Махоуни, с подобным отношением к женщинам-докторам, я бы побоялась говорить в таком тоне с той, что через два часа будет отрезать одно из ваших яичек. Они у вас точно железные, раз вы не боитесь, что я, слишком долго прохлаждаясь в больнице и сплетничая с медсестрами, могу, чисто случайно — конечно же — удалить их оба, по неосторожности.       Острый язык был, пожалуй, главным проклятием Карлы Футли в течение всей ее весьма насыщенной жизни. Она не умела лебезить перед крутыми девчонками в школе, и целовать зад богатеям в клинике не научилась тоже, будучи занятой непосредственно лечением пациентов. Хоть должность главы отделения хирургии оплачивалась более чем щедро, и заработок доктора позволил даже погасить кредит на учебу в университете до сорока, Карла работала не столько ради денег, сколько из чувства морального долга и совсем немного — из упрямства и желания доказать, что она хороша в своей профессии, кто бы что ни думал или говорил.       И вот, неосмотрительная несдержанность привела доктора Футли на ковер к непосредственному начальству. Она буравила взглядом предметы на чужом рабочем столе: фотография жены в летах, которой, однако, удалось постареть с достоинством и шармом, часы, подаренные вскладчину на юбилей главами отделений клиники, рисунки внуков, медицинские карты и справочники, стакан остывшего кофе и маффин на фарфоровой тарелочке, который испекла помощница, кажется, Дениз — добродушная пышечка с глухим сыном и патологическим желанием окутать всех своей материнской заботой (вот уж с кем стоило бы подружиться чертовой Кендал).       Доктор Майерс пытался отчитать свою протеже, но, зная давно и крепко, насколько пустой это труд, он лишь тяжело вздохнул и оперся головой на собственную ладонь.       — Ты уже взрослая, Тигр, — с улыбкой заметил он, используя прозвище, данное им самим еще годы назад, во времена интернатуры Карлы. Она носила в больнице кеды с анималистичным принтом, а на Рождество вдобавок получила и комплект хирургических шапочек с похожими черными полосками от своего дорогого наставника. Доктор Майерс был другом семьи, поскольку ее мама и отчим работали с ним в клинике десятки лет, и ему довелось увидеть, как из озорной рыжей девочки, прячущейся под столом на ужине по случаю Дня Благодарения, вышло одновременно благословение и кара их городской больницы — Когда же ты уже поймешь, что ты не просто практикующий хирург? Ты — лицо отделения, руководитель, и, в конце концов, наставник! И многие были против того, что себе на смену из всех кандидатов я выбрал молоденькую девочку с душой нараспашку и ветром в голове. Но я настоял на своем решении, потому что видел в тебе потенциал. Ты не можешь и дальше выезжать на таланте, данном тебе Богом, и ослином упрямстве.       Эти слова заставили Карлу пристыжено опустить взгляд. Она знала, какие слухи ходили по больнице, когда она только вступила в должность. Нашлись злые языки, которые распускали грязные слухи о фаворитизме, в которых Футли представала в образе молодой и коварной любовницы с большими карьерными амбициями. И слышать их было одновременно тошно и больно.       — Доктор Майерс, я не думала, что это действительно является проблемой. Мне казалось, что главное — лечить людей. Устало потерев переносицу, наставник Карлы сделал глоток кофе и с тоской поглядел на обветрившийся морковный кекс.       — Да, так и есть. Но нам будет нечем лечить, если такие пациенты, как мистер Махоуни уйдут и оставят нас с огромными зияющими дырами в бюджете. Сама знаешь, аппарат МРТ уже год как на ладан дышит, и нам нужно купить новый. В педиатрии буквально сегодня кто-то из детей засунул в унитаз плюшевого медведя, и поэтому этаж затопило. Мы продолжаем судебные разбирательства с одной пациенткой, которой сделали операцию по уменьшению желудка, и она снова поправилась спустя год, потому что желудок вновь растянулся. А ведущий хирург загорелась идеей провести две орхиэктомии по цене одной…       Футли стоило огромных усилий не захихикать, и она посчитала это своим личным достижением. Это было бы непрофессионально, а потому она лишь пыталась дышать глубоко и размеренно, не выдав своей реакции и оставаясь внешне невозмутимой.       Доктор Майерс знал свою подопечную слишком долго, чтобы не заметить искорки веселья в ее глазах, а потому разочарованно покачал головой и снял с переносицы очки в роговой оправе, которые он носил так долго, что они успели войти и выйти из моды дважды.       — Лирическое отступление подошло к своему закономерному заключению, а вы, доктор Футли, в принудительном порядке отправлены в недельный отпуск. Карла удивленно распахнула глаза, уставившись на доктора Майерса и открывая рот точно выброшенная на берег рыба.       — Но как?.. Вы не можете! Я нужна здесь! — пытаясь оспорить решение начальства, врач размахивала руками и хмурила брови так сильно, что между ними образовался залом первой морщинки, — Как в отделении может не быть главного хирурга, тем более — целую неделю?       — Поверь, Карла, доктор Гибсон будет просто счастлив подменить тебя в ближайшие семь дней, — от упоминания коллеги Футли поморщилась как от зубной боли. Гибсон прошел интернатуру вместе с ней и всегда был ее заклятым врагом, самой заветной мечтой которого было в один прекрасный день подсидеть «Морковку», как он сам называл ее в лицо, и потешить свое непомерное эго. Хоть он и был козлом, оперировал он более чем сносно, так что выбор кандидатуры на замену был обоснован, пусть и обиден для Карлы лично, — Твоих непотраченных дней отпуска хватит на пятерых, и профсоюзы съедят меня заживо за то, что ты сама не горишь желанием отдыхать. Мистера Махоуни прооперируют, он немного успокоится, а ты посидишь и подумаешь на досуге о своем поведении и о моих рекомендациях. Так что иди куда-нибудь и развейся, а как вернешься, веди себя хорошо. Кивнув, доктор Футли встала и уже на пороге услышала, как доктор Майерс на прощание бросил:       — Сходи на свидание со стоматологом. Он ждал, что ты вернешься, весь вечер, и это было очаровательно.       Издав нечленораздельный звук, означающий крайнюю степень раздражения и смущения, Карла поспешила уйти куда подальше. Ей хотелось, чтобы мир напоминал ей реже о существовании Блейка, но напоминания сыпались буквально отовсюду, и ощущалось это как самая настоящая безнадежность. О нем говорил доктор Майерс, о нем наверняка скоро спросит Джинджер, до которой благодаря Доди Бишоп, слухи доходят вместе с утренней газетой и кофе, интерны уже всласть посплетничали на этот счет и, говоря честно, даже собственное подсознание доктора Футли не оставляло ей ни минуты покоя, заставляя образ Гриплинга время от времени проскальзывать во снах и оставлять после себя ощущение глупой юношеской неловкости.       Карла не знала, как справиться с собственными эмоциями, а потому сделала то, что делала каждый раз в таком случае. На ее счастье, Худси и Джанин договорились с соседской девочкой, что она присмотрит за детьми, и согласились встретиться после работы в баре.       В отличие от сестры, Карла не была уверена, что действительно верит в существование Господа Бога, но она была благодарна ему за своих бесконечно понимающих и верных друзей. К сожалению, выбираться с ними часто не выходило и из-за плотного графика работы в больнице, и из-за наличия трех дочек у четы Бишопов, однако каждый раз, когда им удавалось оставить свои дела хотя бы на несколько часов, это становилось доброй посиделкой, от которой на сердце легко и светло.       Карла надеялась на подобный эффект и в этот раз. Ей необходимо было развеяться и, говоря честно, немного выпустить пар. Она не была сплетницей, но иногда она испытывала острую необходимость в том, чтобы выговориться. И в том, чтобы выслушать, и дать толковый совет, Худси не было равных. Еще с самого детства Футли прислушивалась к его словам, и с течением лет, ничего не изменилось.       Однако, когда они встретились в баре вечером и взяли первый раунд напитков, старый добрый Худс не порадовал подругу утешающими словами. Услышав из уст Карлы всю историю, он лишь расплылся в своей бесконечно доброй улыбке и переглянулся с Джанин, которая мягко рассмеялась.       — И вот, это наконец-таки случилось, — подытожил Бишоп, делая глоток стаута. Пена осталась на верхней губе, и он мгновенно промокнул ее салфеткой, — Вечности не прошло.       — Если ты решил подтрунивать надо мной весь вечер, то это плохая идея, Худс. Вся больница об этом судачит, и я понятия не имею, как заставить их забыть о произошедшем. Карла хмуро катала диск подстаканника по столешнице красного дерева вперед-назад, чтобы хоть чем-то занять руки. Она всегда была импульсивной, и на импровизированной исповеди перед самыми близкими друзьями нервничала вдвойне.       — А зачем? Только слепой не видит, что между вами есть напряжение, — Джанин отпила совсем немного космополитена и игриво повела плечами, — Я помню, как на нашей свадьбе вы мило болтали о чем-то своем в уголке. Вы были так увлечены друг другом. Шумно выдохнув, Футли запустила руку в непослушные рыжие вихры. В отличие от Джанин, она выглядела весьма неряшливо в своем теплом худи, джинсах и кедах, а потому, подобные заявления она воспринимала лишь с огромной долей иронии. Карла не допускала даже мимолетной мысли о том, что ею, такой вот нескладной и абсолютно не женственной, можно по-настоящему увлечься. И даже когда она получила весьма очевидный знак внимания, она не могла поверить в то, что кто-то вроде Гриплинга может действительно быть в ней заинтересованным.       — Не говори ерунды, Джанин. На той свадьбе мы впервые обмолвились парой слов спустя несколько лет абсолютной тишины, и это ничего не значило.       — Насколько я помню, он на одних только свадьбах дважды приглашал тебя на танец, — задумчиво протянул Худси, обмакивая сырный шарик в брусничный соус. Обычно он не баловал себя такими закусками, поскольку врач заставил его следить за весом и уровнем холестерина в крови, но раз уж его благоверная дала добро, то он с особым удовольствием уплетал закуски к пиву и довольно щурился глазами до морщинок-лучиков.       — Он делал это в шутку, — упрямо протестовала Карла. Ее стакан опустел, а потому она подняла его в воздух и привлекла внимание официанта, который ушел за повторной порцией виски, — Да и я в жизни не поверю, что он свободен.       Джанин ухмыльнулась так, что это не предвещало ничего хорошего.       — Карла, красивый мужчина, врач, которого ты знаешь с пеленок, поцеловал тебя у всех на виду, и ты еще сомневаешься, придумываешь оправдания и отговорки… Милая, все как на ладони.       Худси приобнял любимую жену за плечи и склонил голову, удобно устроив ее на плече супруги.       — Мило, правда? Я даже не помню, когда заметил, как он мечтательно ее разглядывает издалека. Нам скоро будет сорок, а они ведут себя как подростки.       Джанин положила свою ладонь поверх ладони мужа и нежно провела пальцами по его немного загрубевшей коже. В полутьме бара их обручальные кольца тускло сверкали, и, глядя на семейную идиллию, доктор Футли почувствовала себя предельно неловко, хоть и видела их нежности уже далеко не в первый раз. Для супружеской пары с детьми, Бишопы были уникальны — они будто застряли в периоде влюбленности друг в друга, и быт не заставил их озлобиться и вести себя друг с другом раздраженно, что поражало Карлу. Про себя она думала, что никогда не смогла бы жить душа в душу с кем-то хотя бы неделю, потому что не питала иллюзий насчет собственного характера и знала, что сведет своей эмоциональностью и вспыльчивостью в могилу даже тибетского монаха.       — Ну, хоть первый поцелуй состоялся. Может быть, и на свидание сходят лет через десять, — миролюбиво подметила Джанин.       Карла хотела возразить друзьям и сказать, что уже целовала Гриплинга однажды. А еще она хотела напомнить им, что все еще сидит с ними за одним столом, и элементарно невежливо говорить о ней в третьем лице. Но в конечном итоге хирург решила, что лучшим решением проблемы будет заказать еще выпивки.       Спустя пару часов разговоров, когда виски в Карле было значительно больше нормы, она уже не печалилась о своих мелких неудачах. Какая-то местечковая группа исполняла старые хиты на сцене, музыка лилась из колонок и заставляла врача покачивать головой в такт, и ничто больше не имело значения. Футли невпопад смеялась над репликами слегка захмелевшего Худси, не слыша, что он ей говорит, вытягивала Джанин за руки на танцпол и кружилась до белых кругов в глазах.       Карла давно не пила так много, поскольку работа хирурга подразумевает абсолютную трезвость. Сверхурочные часы, смены, на которые она выходила даже в собственные выходные и возня с интернами вытягивали из нее все соки, и, получив выходной, она будто бы сорвалась с цепи. В другой день Футли бы осмотрительно выпила что-то легкое и поехала домой рано на общественном транспорте, чтобы отоспаться и на следующий день быть в строю, но поскольку доктор Майерс насильно отправил свою протеже в отпуск, можно было позволить себе небольшое отступление от устоявшихся правил.       Впервые за несколько дней мысли о Гриплинге вылетели у Карлы из головы, и за это она была готова расцеловать Худси и Джанин, которые подошли к ней, когда группа на сцене начала наигрывать «Лайлу» Эрика Клэптона и вокалист, раскачиваясь из стороны в сторону, ждал момента, чтобы вступить с вокальной партией.       — Дорогая, няня больше не может нас ждать, поэтому мы вынуждены оставить тебя, — крикнула Джанин в ухо подруге, пытаясь перекричать музыку, — Но за тобой скоро приедут, мы оставили твой номер, так что жди.       Карла пьяно улыбнулась друзьям и кивнула. Она смутно понимала, что они говорят, но на прощание крепко обняла их и вернулась к столику, чтобы перевести дыхание после жарких танцев. Ее ожидал ставший теплым виски, несколько купюр, оставленных друзьями и салфетка, на которой заботливой рукой Джанин было написано «Веселись» и пририсовано два сердечка.       Усмехнувшись, Карла залпом осушила свой стакан, щурясь от теплой волны, прокатившейся по горлу вниз. Ее немного вело, но ей нравилось это ощущение покачивания на волнах и секундной потери равновесия. Спертый воздух бара, пропитавшийся жаром и потом, дурманил и не давал голове проясниться. Звук рождал легкие вибрации, и Карле было невозможно представить себя где-то еще, где было бы лучше, чем в этом месте. Она откинулась на спинку и закрыла глаза, чтобы насладиться моментом, но спустя несколько мгновений сидение рядом с ней прогнулось под чьим-то весом.       Уже собираясь грубо отшить того смельчака, который решил к ней подсесть, Карла запнулась, услышав, как знакомый голос мурлычет так тревожаще близко:       — Carla, you've got me on my knees…       Вздрогнув от неожиданности, Футли распахнула глаза и так резко повернула голову в сторону весело улыбающегося Гриплинга, что от этого ей стало дурно. Он сидел напротив, как ни в чем не бывало, подперев рукой голову, и выжидающе смотрел ей в глаза. В какой-то момент Карла понадеялась, что это ее пьяная галлюцинация и часто заморгала, но видение не рассеивалось, а лишь больше веселилось и издало тихий смешок.       — Как ты?.. — заплетающимся языком Карла пыталась проговорить каждое слово отчетливо, и поэтому ощутимо потеряла в скорости речи, так что Блейку не составило особого труда оборвать ее на полуслове.       — Худси. Мы вроде как дружим и даже обмениваемся открытками на Рождество. Он попросил подбросить тебя, так что пойдем?       Такой подлости от лучшего друга Карла ожидала в последнюю очередь, поэтому, находясь в нетрезвом уме, она судорожно начала перебирать варианты для дальнейшего побега. Они так и не поговорили после маленького происшествия на дне медработника, и недосказанность нравилась Футли значительно больше, чем перспектива тяжелого разговора, после которого она должна будет забыть обо всех своих глупых душевных терзаниях и принять уже, наконец, правду, в которой ей нет места рядом с мистером Совершенство.       — Нет! Я еще не натанцевалась, — про себя подумав, что это одна из самых глупых отговорок в ее жизни, Карла пыталась состроить самую серьезную мину, на которую была способна, и встать из-за стола так, чтобы не перевернуть его своим неуклюжим шагом, — А ты можешь ехать домой. Возьму такси.       Гриплинг встал со своего места, и Карле с тоской подумалось, что он очень легко сдался. На дурную пьяную голову ей хотелось, чтобы он хоть немного проявил твердость характера и заставил ее сидеть на месте. Настоял на своем, упрекнул в том, что она выпила слишком много, поставил перед фактом того, что пора уже отправиться домой и отойти ко сну. Но он никогда не был хоть сколько-нибудь властным.       Одной из главных черт Гриплинга, которая покорила Футли уже давным-давно, была, как ни странно, его джентльменская галантность. То, как он умел заваривать чай, который можно пить сразу, не боясь обжечь нёбо, его накрахмаленные платочки наизготовку для дамских слез, угощения, которыми он никогда не преминул поделиться, и большой зонт-трость, который жутко неудобно носить, но зато, он с легкостью укрывает от любого дождя сразу двух человек. Это так подкупало, что Карле грешным делом казалось, будто она попала в кино тридцатых годов, и из-за угла вот-вот выйдет Кларк Гейбл и пожмет Блейку руку, точно закадычному приятелю, а Лана Тернер улыбнется ему застенчивой улыбкой, провожая взглядом.       Поэтому, было логичным ожидать, что когда Блейк поравнялся с Карлой, он протянул ей руку в приглашающем жесте. Кавер-группа будто нарочно завела «Someone like you» Вэна Моррисона, и люди на танцполе оперативно разбились на пары.       Приняв приглашение, Карла положила руку Гриплингу на плечо и начала неуклюже топтаться на месте. Блейк придерживал ее за талию, ведя. Все вокруг немного кружилось и смазывалось, казалось, будто это лишь приятное сновидение, которое Футли видела в своей широкой постели, уже добравшись домой, и, завернувшись в одеяло так сильно, что виднелась лишь макушка.       — Какая-то очень знакомая песня, — негромко сказал партнерше по танцу Блейк, немного сильнее сжав ее ладонь, чтобы привлечь внимание.       — «Дневник Бриджит Джонс», — уверенно выпалила Карла, не задумываясь ни секунды, чтобы потом пожалеть о том, как глупо выдала свои обширные познания в романтических комедиях. Но отступать уже было поздно, — в конце фильма она в одних трусах обнимается с Марком Дарси на улице под эту песню.       Рассмеявшись, Блейк кивнул.       — Точно. Видимо, этот фильм я смотрел когда-то с тобой. Если память не изменяет, на Рождество.       И Карла улыбнулась воспоминаниям о том, как на втором курсе, еще до дня Святого Валентина, подбила Грипплинга на просмотр этого глупого фильма. Они ели имбирное печенье, купили вина, которое разогрели в микроволновке и посыпали корицей, гордо именуя получившееся «глинтвейном», а потом устроили марафон всех рождественских фильмов, которые им нравились. Блейк отдал предпочтение «Одному дома» и «Очень плохому Санте», а Карла выбрала «Гринча» и историю о том, как неуклюжая женщина отыскала свою любовь вопреки уродливым свитерам от мамы и собственным тараканам в голове. И хотя фильм был не очень-то и рождественским, Гриплинг не стал спорить и посмотрел его без возмущения и нытья.       Он искренне смеялся над неловкими ситуациями, в которые попадала Бриджит, а Карла украдкой смотрела на него. Зеленый свитер с рубашкой, аккуратный пробор, красивая улыбка и непринужденная поза заставили ее задуматься о том, что Гриплинг из того же племени мужчин, что и мистер Дарси, и таких осталось критически мало, если вообще остался кто-то помимо Блейка. Он заметил, что взгляд подруги зацепился на нем и повернулся к ней в тот раз лицом. На скулы ложился свет с экрана, волосы с другой стороны немного растрепались, но все еще выглядели идеально, а его широкие темные брови — признак породы и голубой крови, не иначе, — взлетели вверх в немом вопросе. В тот раз Футли лишь протянула ему миску с печеньем и предпочла сделать вид, что не она так глупо пялилась на него полфильма, со временем это немного забылось.       Танцуя под знакомую по фильму песню в баре, Карла смутилась, как и тогда, во времена беззаботного студенчества.       — В этот раз получается значительно лучше, — заметил Блейк, со смехом стерпев легкий щипок плеча от своей партнерши, — Хотя, мне бы и в голову не пришло, что тебе нравится танцевать.       Карле никогда не нравилось, и откровенно говоря, двигалась она весьма неумело, с непривычки от того, что кто-то другой ведет. Но, как оказалось, это может быть приятным занятием, за которым не замечаешь, как постепенно начинаешь расслабляться.       Видимо, расслабилась Футли даже слишком сильно, запнувшись о собственную ногу и едва не упав. Блейк весьма уверенно удержал ее от падения, прижав ближе к себе. Вдохнув глубоко, Карла чувствовала, как от его рубашки и лацканов пиджака пахнет парфюмом, и запах, хоть и свежий, тепло раскрывался там, где кончался воротник и начиналась кожа шеи с едва различимо бьющейся веной.       — Может, хватит на сегодня танцев? — голос Блейка был негромким и успокаивающим. Он поглаживал Карлу по спине, совсем немного путаясь пальцами в распущенных рыжих волосах, — Думаю, сейчас самым лучшим решением будет поехать домой. Хорошо?       «Домой» из его уст звучало действительно хорошо. Будто дом был общим и будто бы это было раем на земле. Карла согласно кивнула и отстранилась, немного осоловело оглядываясь по сторонам. Она чувствовала, что усталость накатывает на нее волнами, и весь былой задор куда-то бесследно исчез, оставляя после себя лишь легкую заторможенность и нерасторопность.       Мягко направляя Футли в сторону выхода, Гриплинг положил купюру на стол, за которым она сидела с друзьями, и придержал дверь, когда она выходила из бара. Ночь оказалась на удивление прохладной и свежей после духоты помещения, и от этого у Карлы закружилась голова. Она шла очень осторожно, пытаясь совладать с собственной координацией, и благодарила себя за то, что не додумалась нарядиться в неудобное платье и обувь. Конечно, в толстовке, джинсах и кроссовках на фоне мистера Всегда-с-Иголочки она выглядела максимально небрежно, но она уже смирилась с мыслью, что он неизменно был опрятным и лощеным в любых обстоятельствах.       Блейк открыл перед ней дверь своего автомобиля и, убедившись, что все в порядке, занял место водителя. Он выждал, пока машина заведется и немного прогреется, и мягко тронулся, выехав на проезжую часть. В салоне заиграла какая-то ненавязчивая музыка, под которую Карла была готова задремать, но из состояния сонливости ее вывел голос старого друга.       — Куда тебя подвезти?       Поворочавшись в удобном кресле, Футли протерла глаза, чтобы прийти в себя.       — Худс не выболтал тебе этого? Вот незадача. Я думала, он рассказал тебе про меня абсолютно все.       Сменив передачу, Гриплинг немного ускорился. Светофоры, все как один, горели лишь желтым, поэтому ничто не останавливало его на перекрестке.       — Он, вероятно, решил, что мы поболтаем об этом при встрече. К сожалению, ты бегаешь так быстро, что обычно поговорить не получается. Но сейчас вроде бы появился шанс, поэтому скажи, пожалуйста, свой адрес.       Фыркнув, Футли пробормотала «Чатер-Оак Плейс, 72», и смотрела на то, как за стеклом проносятся мимо знакомые магазинчики, кафе и кофейни. Большая часть из них уже была закрыта, и лишь неоновые вывески мерцали холодным ярким светом. На той скорости, что ехал Блейк, все яркие огни для захмелевшей и сонной Карлы казались полосами, сливающимися в бесконечный поток, который преследует ее, похожий на разноцветную ленту.       — Неужели у тебя нет других дел в пятницу вечером? — голос Футли был таким тихим, что приходилось прислушиваться к каждому слову. Будь она чуть более трезвой, то задала бы этот вопрос сразу же, решительно отказавшись от помощи и поехав домой самостоятельно, но Худси верно оценил состояние лучшей подруги, впрочем, как и всегда, и сделал то, за что она никогда не скажет ему «спасибо», даже если он действительно заслужил благодарность, — Прискакал как рыцарь на белом коне.       Гриплинг не отвлекался от дороги и продолжал вести так, будто ему не задавали провокационных вопросов. Его сдержанность всегда была достойна похвалы, и она в очередной раз его не подвела.       — А чем плох такой вариант? Прокатиться по ночному городу, заскочить в бар, потанцевать с красивой женщиной и проводить ее до дома.       Сдержав смешок, Футли поинтересовалась:       — А ты нас не познакомишь? Не заметила ее в «Алиби».       Потому что это было естественным, как дыхание — отшучиваться от комплиментов, которые заставляли заведующую отделением хирургии покрываться неровными пятнами румянца. Ей было чуждо кокетство, как впрочем и уверенность в собственной привлекательности, и за смехом легко было скрыть печаль человека, самоуничижительные шутки которого никогда не были шутками по-настоящему.       — Мне нравится то, что ты остаешься верна себе. Бога переживешь, лишь бы последнее слово было за тобой. Это держит в тонусе, — Блейк завернул за угол, почти добравшись до места назначения. Ему было забавно украдкой поглядывать на Карлу, которой еще хватало сил, чтобы отпускать шпильки, но уже не доставало для того, чтобы по-настоящему злиться или обижаться, — Я сказал тебе, что ты красивая, а ты обратила все в шутку, как ни в чем ни бывало. Поцеловал тебя — и ты сбежала сломя голову. Знаешь, лет десять назад, я бы опустил руки.       Вслушиваясь в низкий голос, Карла подперла ладонью лицо. Ее все еще немного кружило, и в услышанное верилось с трудом, но любопытство взяло верх.       — А сейчас?       Припарковавшись, Блейк позволил себе повернуть голову в сторону Футли. Он выглядел таким уверенным и спокойным. Его взгляд пронизывал разрядом статического электричества — мурашки, онемение, удивление.       — А сейчас, если ты позволишь, я провожу тебя. Вдруг ты снова задумаешь сбежать.       И от того, как он подмигнул ей, Карла растерялась, а затем рассмеялась чуть хрипло, но от того не менее искренне. Это было таким жутким ребячеством, которое Гриплингу обычно было не свойственно, и все напряжение, появившееся между ними в салоне автомобиля, тут же куда-то ушло.       Обычно Футли предпочитала игнорировать наличие лифта в своем доме, но не стала сопротивляться, когда Блейк его вызвал, и молча зашла в кабину.       Перед тем, как вдавить кнопку с цифрой пять в железную отполированную панель, она немного промазала, поэтому сначала они доехали до четвертого этажа. Двери разъехались в стороны, но ни один из двоих не сдвинулся с места, пустая лестничная клетка встретила их тишиной и темнотой. Обитатели дома уже спали в своих постелях, и скрежет створок старого лифта не мог нарушить их блаженный покой.       В кабине лифта Карла взъерошила свои непослушные волосы и задрала голову к потолку, прикрывая глаза. Ей было не слишком хорошо от выпитого, но и не настолько плохо, чтобы мечтать об уединении в ванной. Усталость навалилась на плечи и клонила к земле, и Футли продолжала стоять прямо из чистейшего упрямства. Она не знала, что за ней наблюдает пара внимательных синих глаз, и это было к лучшему, поскольку ее собственный взгляд плыл, точно по волнам.       Оказавшись на нужном этаже, они покинули кабину и встали у синей двери с несколькими дверными скважинами и золотым глазком. Здесь свет все же горел, но кто-то явно сэкономил на лампочках, вставив в патрон самые дешевые и тусклые. Усмехнувшись, Карла вспомнила об их выпускном. Сладкое дежавю, горькие воспоминания.       — Действительно, похоже, — словно прочитав мысли, сказал Блейк. Он тоже помнил тот вечер, события прошлого и настоящего наслаивались друг на дружку, образуя паттерн, — Но не совсем.       Гриплинг сделал медленный шаг в сторону Карлы, будто спрашивая разрешения. Она тоже придвинулась ближе, и оказалась обвита его теплыми руками. Затем он мягко скользнул ладонями выше и, коснувшись скул, притянул лицо Футли к себе.       Они уже целовали друг друга раньше, но никогда не делали этого так осторожно. Спешка была ни к чему, как и напор — все происходило естественно, своим чередом, будто они прощались так каждый божий день, годы напролет. На первый поцелуй, смазанный, пьяный и полный нереализованного желания, похоже не было, да и на второй, оказавшийся таким отчаянным и совершенным в сиюминутном порыве — тоже. Ощущалось одновременно ново и знакомо, как новое исполнение старой песни, от которой всегда щемило в груди и тянуло на ностальгию.       Карла запустила руки в светлые мягкие волосы, льнула всем телом ближе и не могла думать абсолютно ни о чем. Обычно в ее голове постоянно вертелось множество мыслей, сменяющих друг друга как кадры на видеопленке. Отрывки из медицинских карт, списки покупок, сообщения в телефоне, обещания, данные матери и сестре, смешные истории с племянниками и крестниками, шутки Худси и Джанин, болтовня интернов и разговоры с коллегами — все вылетело из головы, оставив после себя пустоту. И как оказалось, не думать было чертовски приятно.       Отстранившись, Карла открыла глаза, чтобы взглянуть на то, каким взъерошенным и неожиданно довольным выглядел Гриплинг. Он улыбался открыто, как не позволял себе это делать на людях, его плечи немного сутулились, что было ему несвойственно, и он впервые выглядел для Футли не совершенным, а живым, и оттого — желанным вдвойне.       — Пойдем, — шепнула Карла, увлекая его в очередной, короткий поцелуй, на который Гриплинг не преминул ответить. Она давно не приглашала мужчину в свой дом, и, впервые за очень долгое время, действительно хотела, чтобы он остался. После всех неудач, Футли было боязно заходить с кем-то так далеко, и потому она предпочла оставить попытки сойтись с кем-либо и игнорировать собственные желания. Но Блейк был так близко, теплый, сильный, с парфюмом, от которого можно потерять голову, и руками, которые скользят по телу так, будто знают каждый его изгиб. Кто смог бы устоять перед таким соблазном?       — Карла, — голос Блейка стал ниже и глуше, и он ничего не мог с этим поделать, — я вынужден отказаться от этого предложения. И, пока ты не сбежала, послушай моё.       Дернувшаяся от неожиданности Футли действительно собиралась уже спрятаться в своей квартире после очередного «нет» от Гриплинга, но он предусмотрительно держал ее за плечи и внимательно смотрел в глаза, объясняя как ребенку:       — Я хотел бы пригласить тебя на свидание, самое настоящее. С ужином, разговорами, музыкой и цветами. Или, если захочешь, на матч, с хот-догами, шутками и толпой болельщиков вокруг. Концерты, театр, ралли, выставки, вечер стендапа, хоть просмотр очередного ужасного фильма с Адамом Сендлером в главной роли. Мне, в общем-то, подойдет любой сценарий, если ты согласишься.       Непонимающе хмурясь, Карла склонила голову набок. До нее с трудом доходил смысл его слов, но ей было ясно как день, что Гриплинг, за которым в университете ходила слава любимца женщин, зовет ее куда-нибудь. На свидание, самое настоящее, как он сам сказал. И это не укладывалось в ее затуманенном виски мозгу.       — Зачем? — неуверенно протянула Футли, взглянув на свою синюю дверь. Они могли бы уже быть голыми в ее спальне и не тратить время на пустые разговоры, но почему-то продолжали задушевную беседу, словно в дамском романе.       — Чтобы в следующий раз, когда ты пригласишь меня к себе в гости, ты не смогла свалить все на опьянение и мою непорядочность.       Опешив от такого ответа, Карла поняла, что Гриплинг был прав. Она никогда не могла найти в себе смелость, чтобы на трезвую голову сделать такой шаг. И, ко всему прочему, у нее и в мыслях не было, что их первый подобный разговор состоится на пороге ее квартиры, благодаря звонку Худси и яичку мистера Махоуни. Жизнь не готовила ее к такой романтике, и единственно верным было лишь рассмеяться.       — Ты даже не сомневаешься, что приглашу. Не слишком ли ты уверен в себе? Улыбка Гриплинга была такой довольной и хитрой, что Карла невольно заулыбалась сама.       Он взял ее руку, притянул к губам и оставил на ней невесомый поцелуй.       — Я буду обаятельным. Полагаю, ты не сможешь устоять. Футли подумала, что если Гриплинг еще не старался и не применял свой шарм, то у нее действительно нет ни единого шанса. Она уже давно проиграла в этой войне, и, говоря честно, была благодарна за то, что на ее спутнике всегда было очень много одежды, потому что сам Блейк совсем не помогал со своими улыбками, поцелуями, интонациями и движениями держать себя в руках.       — Так значит, мы идем на свидание… — звучало это как полная капитуляция. Дрожь в голосе выдавала хозяйку с головой, — Надеюсь, ты помнишь, что я люблю острое?       Получив в ответ кивок, Карла почувствовала, как вокруг ее талии обвиваются крепкие руки. Ей было жарко и хорошо, и хотелось, чтобы это мгновение длилось если не вечно, то очень долго. Получив на прощание еще один, уже совсем не целомудренный поцелуй, Футли поняла, что уверенность Блейка в том, что она еще позовет его в свою квартиру, была совсем не хвастовством и бравадой, а констатацией очевидного факта. Это было фатумом, неизбежностью, если угодно — предначертанием свыше. Рано или поздно этого было не миновать, и, кажется, так было всегда.       — Заеду за тобой завтра в восемь. Доброй ночи, Карла.       Будь Футли немного трезвее, она бы возмутилась такой самонадеянной уверенности. Ей могло быть неудобно назначить свидание на восемь, может быть, она бы хотела договориться на более позднее или раннее время, но ее просто поставили перед фактом.       Может быть, она хотела бы пойти в свой любимый индийский ресторанчик, а не туда, куда захочет ее отвести Гриплинг. В конце концов, он мог бы сказать ей, куда они собираются пойти, чтобы дать ей возможность одеться подобающе и не опозориться на месте. Блейк не стал дожидаться ее ответа и вызвал лифт, который только и ждал его, чтобы на прощание махнуть рукой и скрыться за железными дверьми, оставив Карлу всю ночь мучиться от бессонницы и целого миллиона мыслей, которые отрезвили ее, уже лежащую в спальне в кромешной темноте.       Когда Футли смогла-таки проснуться, за окном было уже далеко не утро. Прикроватные часы показывали час дня, телефон в джинсах, брошенных в гостиной, сел в ноль, а у Карлы оставалось не так много времени, чтобы привести себя в божеский вид.       В зеркале ванной на нее смотрело заспанное опухшее чудище с колтунами рыжих кудрей и несвежим дыханием. От этого зрелища Карла жалко заскулила и подумала, что сказаться мертвой проще, чем сделать из этого хотя бы обычную версию себя. Однако, сделав над собой усилие, она шагнула под горячие струи душа и какое-то время просто приходила в себя, пока кожа не стала красной от высокой температуры и хлеставшей спину воды.       Расчесывать волосы после оказалось самой настоящей инквизиторской пыткой: они никогда не поддавались ни одной расческе, но в этот раз были настолько спутанными, что пластмасса тихо хрустнула, оставив в руке Карлы лишь ручку, а гребень — где-то в районе затылка.       Выругавшись, Футли попыталась исправить это, но отвлеклась, услышав из спальни, что ей звонят. Как оказалось, это была Джинджер, которая иногда набирала сестре во время обеденного перерыва. С обреченностью нажав на кнопку, Карла приложила мобильный к уху.       — Привет, я тебя не отвлекаю? — спросила старшая таким бодрым голосом, что младшую немного передернуло. Врач чувствовала на себе тяжесть похмелья, и ее желудок предательски заурчал, требуя сытный горячий завтрак.       — Нет, Джиндж. У меня тут неожиданно нарисовался отпуск, так, что я только встала.       — Ого, а так вообще бывает? — удивленный голос, доносившийся из динамика, заставил хирурга немного напрячься. Она понимала, что расспросов не избежать, но была не готова объяснять сестре по телефону битый час причину, по которой она оказалась свободна от работы на неделю, — Знаешь, а это даже хорошо. В последнее время у тебя был уставший вид. Отдохнешь, выспишься, и с новыми силами вернешься в клинику… Мы с Дареном собирались позвать тебя на семейный ужин в воскресенье, приедут мама и Дейв, будут пироги и запеченный гусь. Хотела узнать, есть ли у тебя смена в больнице, но раз все так удачно сложилось, то ждем тебя завтра у нас, да?       Карла бросила взгляд на кучу мятой одежды у своей постели и присела на край кровати. Вода с волос струилась по плечам и капала на одеяло.       — Да, я буду, — обреченно ответила младшая из сестер, подтянув на груди полотенце, в которое она завернулась после душа. Часть волос все еще была спутанной, а лицо по ощущениям казалось чужим, — Джиндж, слушай… А что ты обычно делаешь с лицом, если хочешь выглядеть свежей, но времени в обрез?       На том конце провода на несколько мгновений повисла пугающая тишина.       — Смотря в чем проблема, — неуверенно протянула Джинджер.       Тяжело вздохнув, Карла протерла глаза. Видимо, у нее не было другого выхода, кроме как сдаться сестре и рассказать, почему ее ни с того, ни с сего заинтересовали секреты красоты.       — У меня все опухло. Я выгляжу так, будто меня ночью искусал рой пчел, а вечером вроде как есть планы.       Джинджер была хорошей старшей сестрой, но одним из ее неискоренимых грехов, появившихся в ходе тесной дружбы с Доди Бишоп, стало любопытство.       — Хм, планы вечером, так. Погоди-ка… Карла, ты что, идешь на свидание? — голос сестры был таким веселым и игривым, что Футли пожалела, что вообще решила обратиться к ней за советом, — Подумать только! Наверное, он тот еще красавчик, если ты решила для него прихорошиться.       Возмущенно вскрикнув, Карла обиженно нахмурилась. Она знала, что не имела репутацию человека, озабоченного своей внешностью, но слышать такие замечания было неприятно.       Даже если это и было правдой.       — Ладно-ладно, не злись. Я просто рада за тебя, правда. Ты можешь попробовать протереть лицо кубиками льда и выпить зеленого чаю. По идее, за три-четыре часа отек спадет, пойдешь на свидание красавицей.       Закатив глаза, Карла предпочла никак не комментировать слова сестры. Ее рецепты не требовали ничего экстраординарного, вроде шерсти единорога, так что можно было их попробовать и надеяться на лучшее.       — Спасибо, Джиндж.       — Не за что, — голос сестры был таким добрым и участливым, что нельзя было сдержать скромной улыбки, — Мы же семья. А теперь рассказывай, кто этот парень? Я просто сгораю от любопытства. Кто-то из клиники?       — Пока, Джиндж, — резко бросила в трубку Карла прежде, чем нажать на отбой. Минутка сестринской любви кончилась так же стремительно, как и началась.       На экране тут же всплыло сообщение от сестры. Иногда она вела себя как подросток, и до последнего писала в мессенджер. «Я все равно узнаю» — гласил текст, сопровождаемый хмурым смайликом, у которого из носа валил пар. «Завтра не отстану от тебя, пока не расскажешь все в мельчайших подробностях» — припечатала Джинджер, усиливая и без того страшную угрозу.       Вновь поставив телефон на зарядку, Карла вернулась в ванную, чтобы потратить там еще добрых два часа на то, чтобы уложить непослушные волосы — но в конечном итоге просто взбила их немного и зафиксировала лаком кудрявые пряди — и накраситься — использовав значительно больше косметики, чем при повседневном макияже, в котором она ограничивалась тональным кремом и карандашом для бровей. Решив, что это лучшее, на что она была способна, Футли в пушистом халате поплелась на кухню, вспомнив, что завтрак и обед она успешно пропустила.       Холодильник не радовал разнообразием продуктов, но там отыскались парочка не успевших стухнуть яиц, немного молока и болгарский перец, а с этим уже можно было работать. Ароматный омлет и горячий кофе взбодрили многострадальную Карлу, а какая-то глупая передача по ящику, которую она в последний раз видела еще во времена школы, помогла отвлечься от неприятных мыслей.       Когда шоу закончилось, Футли обнаружила себя на диване в халате в половину восьмого. Оторопев от того, как мало времени осталось, женщина бросилась в спальню, чуть не поскользнувшись на ковре. Ее метания по квартире чудом не закончились катастрофой, поскольку она давным-давно спрятала все туфли подальше за ненадобностью, а гладильная доска и утюг потребовали от их обладательницы некоторой сноровки. Платье никак не хотело гладиться, на подоле то и дело появлялись складки и заломы, а выбор белья и вовсе заставил Карлу прийти в отчаянье. Она рылась в своем комоде, пытаясь обнаружить там хотя бы одну пару колготок, но нашла лишь подаренные сестрой чулки, которые еще лежали в упаковке. Отыскать бесшовный бюстгальтер и трусики в этом бесконечном ворохе спортивных поддерживающих топов и хлопковых шорт, которые носились в повседневной жизни исключительно для удобства, было так же сложно, как и иголку в стоге сена.       Звонок в дверь застал Футли, когда она закрывала шкаф с гладильной доской. Чудом она успела вернуть практически все вещи на место, и единственные признаки беспорядка остались на кухне, в виде оставленной пустой кружки с остывшим кофе на самом донышке и грязной тарелки и вилки в раковине. Про себя подумав, что это мелочи, Карла наспех прыснула на шею духами, которые когда-то купила ей Лоис на Рождество, и, даже не упав по дороге со своих выходных шпилек, открыла дверь гостю.       Гриплинг озадачил ее хотя бы тем, что пришел с цветами. Небольшой букетик, похожий на тот, что были у подружек невесты на свадьбе Доди Бишоп, не отличался какой-то пафосной роскошью, но был очень милым: белые, лиловые и синие цветы, отчасти полевые, были перетянуты завязанной в бант ленточкой. Карле до этого никогда не дарили букетов, и она немного замялась, принимая его из рук гостя.       — Ты чудесно выглядишь, — Блейк наклонился, чтобы поцеловать свою спутницу на вечер в щеку, — Наверное, букет будет лучше оставить здесь, но если хочешь, можешь взять с собой.       Кивнув, Карла направилась на кухню, чтобы отыскать там какую-нибудь емкость, подходящую на роль вазы, но, заметив, что она находится там одна, женщина оглянулась на порог, где Гриплинг ее терпеливо ожидал.       — У тебя какой-то принцип не заходить ко мне в квартиру или что? — спросила Футли, решив, что опустевшая стеклянная банка для печенья вполне сгодится, чтобы поставить туда цветы.       — Ты не пригласила меня зайти, а входить без приглашения невежливо.       — Боже, — ворчала доктор, махнув рукой в приглашающем жесте. Она знала, что для ее спутника манеры никогда не были пустым звуком, но иногда это ее немного раздражало, — Так что, какая у нас сегодня программа? Я достаточно официально одета? Или нужен был фрак?       Судя по звукам, Гриплинг устроился за барной стойкой, где оставалась грязная кружка.       Черт.       — Ну, я зарезервировал столик в одном семейном кубинском ресторанчике. Там обычно достаточно людно, но мне удалось договориться, так что нас ожидают. Мясо на гриле там выше всяких похвал. Что скажешь?       С облегчением вздохнув, Карла расплылась в улыбке. Она была рада, что вечер они проведут в уютном месте, а не в ресторане, где гостям предлагают тысячу вилок на тысячу случаев, а официанты смотрят на тебя, как на ничтожество, если ты заказываешь к ужину не то вино. Подобные заведения заставляли ее чувствовать себя неловко, да и цены там кусались сильнее, чем дети Худси, когда у них резались зубы. Поэтому семейный кубинский ресторанчик с мясными блюдами без лишней зауми и с щедрыми порциями казался благословением богов.        — Lo que estoy tratando de decir es que me gusta. Но у меня давно не было практики в испанском, и я могла сказать что-то с ошибками.       — Todo perfecto, — Блейк улыбнулся, наблюдая за Карлой. Она поставила банку с цветами прямо рядом с ним на стойку и очень быстро забрала кружку, что заставило его расплыться в улыбке еще сильнее, потому что выражение лица у его давней знакомой было таким смущенным и в то же время раздосадованным, точно у нашкодившей девчонки — На самом деле, однажды я был на Кубе. Кортни помогла оформить все документы, но получить разрешение на въезд было задачкой не из легких. Удивительная страна, по улицам проезжают ретромобили, старые трущобы покрашены всеми цветами радуги, везде вдоволь музыки, рома и сигар, а люди, хоть и живут небогато, выглядят намного счастливее нас. Сполоснув кружку и тарелку, Карла вслушивалась в этот рассказ молча. Сама она бывала пару раз в Мексике, когда Джинд еще не была замужем, и они вдвоем валялись на пляжах, веселились и привезли домой кучу сувениров и несколько бутылок хорошей текилы.       — Наверное, дело в роме. Сложно грустить со стаканчиком рома в руках. Ты сегодня не пьешь, да?       — Ну, почему? Сегодня я взял такси, чтобы заскочить к тебе, и оно уже ждет нас внизу.       Всплеснув руками, Футли чуть не разбила злосчастную чистую кружку.       — Ты не мог меня предупредить? Счетчик же включен! Тебе выставят огромный счет.       Гриплинг без спешки и суеты поднялся со своего места и подошел к хозяйке квартиры ближе. Он был невозмутим, и, казалось, что его веселит происходящее.       — Меня это не беспокоит, и ты не бери в голову. Какой смысл быть дантистом, если даже не можешь себе позволить оставить таксисту на чай?       Подставив локоть, он терпеливо дождался, пока Карла сообразила, что нужно сделать. Они покинули квартиру и спустились вниз. Гриплинг открывал ей дверь за дверью, и это ощущалось немного забавно, но приятно, и Карла впервые подумала, что ей нравится эта обходительность, хоть раньше и казалось, что так носиться можно только с пациентами, которые не в состоянии самостоятельно сесть в такси или покинуть помещение.       В двадцать первом веке манеры из восемнадцатого были чем-то диковинным и чудным, но Футли, привыкшая к тому, что ей следует полагаться лишь на себя, была впечатлена, и, если уж быть абсолютно честной, очарована тем, как за ней ухаживал Блейк. Она не смогла удержаться от того, чтобы положить в такси свою ладонь поверх его, на что получила в ответ достаточно нежное, едва ощутимое поглаживание пальцами, и этот жест ощущался как нечто невероятно интимное, от чего Карлу бросило в жар. Они не говорили в салоне машины, и Футли была этому рада, потому что мысли ее неожиданно перешли в совсем другое русло, и говорить она была элементарно неспособна из-за внутренней борьбы со смущением и медленно накатывающим возбуждением. В другой ситуации она лишь посмеялась бы над собственной глупостью, но ей было совсем не до смеха в попытках выровнять дыхание и не думать о том, как и где эти пальцы могут трогать ее может быть даже этим вечером.       Чертовы чулки, которые подарила Джинджер, тоже мешали сосредоточиться. Они оказались удобнее, чем младшая из сестер Футли ожидала, но главной проблемой было то, что в них она ощущала себя немного на взводе, и только в такси поняла, в чем была причина. Ее возбуждало носить чулки и чувствовать, как они сидят на середине бедра. Карла никогда и подумать не могла, что ей будет нравиться мысль о ношении такого предмета одежды на свидании с мужчиной, однако факт оставался фактом — подарок Джиндж явно добавил сексуального напряжения в вечер многострадальной Карлы.       Вселенная определенно имела зуб на главу отделения хирургии, потому что в более неловкой ситуации она не находилась никогда в жизни. Футли хватило упрямства на то, чтобы стать отличницей в старшей школе, на учебу в медицинском колледже, на карьеру и на выплату всех кредитов, которые только были взяты ранее на образование и квартиру, но на Блейка Гриплинга его не хватило бы никогда в жизни. Он был непреодолимым идеальным соблазном, ненавязчивым и манящим, как его парфюм, чей мягкий шлейф Карла чувствовала с каждым вздохом. Силы воли Футли хватало лишь на то, чтобы смотреть в окно и покрываться легкой испариной, но она чувствовала взгляд Гриплинга на себе и продолжала делать вид, что не ощущает его на своей покрывшейся мурашками коже.       Иногда Джинджер со смехом рассказывала, как Даррен «пожирал ее глазами» в то сладкое время, когда у них полным ходом шел медовый месяц, логичным результатом которого стала старшая племянница Карлы — это звучало нелепо со стороны. Младшая Футли никогда не понимала этого по-настоящему: ее разум оставался трезвым, а потому любые любовные игры казались не больше, чем фарсом. Развлечением, за которым можно скрасить ожидание развязки. Но, сидя на заднем сиденье такси, бок о бок с Гриплингом, она понимала, о чем ей говорила сестра. Она чувствовала его взгляд так же явно, как ощущается тепло прикосновений, и подспудно хотела, чтобы он продолжал смотреть на нее, с интересом и –по возможности — с такой же степенью возбуждения, какой успела достичь она сама.       Эти взгляды были сущей пыткой, но очередное плавное движение его пальцев по ладони едва не заставило ее издать маленький, но совсем неуместный стон. Нужно было взять себя в руки и быть сдержанной, но, Карла была человеком, а не всесильным божеством вроде Гриплинга, и она уже не в первый, и не во второй раз хотела послать все к черту и любым, даже самым абсурдным образом, оказаться с ним наедине в совсем иной плоскости.       Держалась на тех самых остатках былого упрямства, но сдавалась и опускала руки в бессилии, потому что неожиданно для себя поняла, как скучала по этому. Футли запретила себе тратить силы и время на попытки построить с кем-либо серьезные отношения и не разменивалась на мимолетные увлечения, и все то желание, что копилось в ней и требовало реализации после изматывающей нервной работы в клинике, теперь топило ее как волна, прорвавшая плотину.       — Все в порядке? — спросил Гриплинг, придвинувшись опасно близко. Про себя Футли попросила у Господа сил и сосчитала до десяти прежде, чем заставить себя кивнуть. Его дыхание было слишком близко к шее, потому что он наклонился к ней, задав свой вопрос, и Карла немного поерзала на сиденье, что было очень плохим решением, которое лишь усугубило и без того плачевное положение, в котором находилась доктор Футли. Блейк беспардонно вторгался в ее личное пространство, и от этого она готова была лезть на стену. Она хотела отстраниться, но машина не была такой большой, чтобы можно было сесть дальше, чем на расстоянии нескольких сантиметров.       — Ты сегодня на удивление тихая. Интересно, о чем ты так глубоко задумалась. Вспыхнув румянцем, Карла обернулась к Гриплингу, который только и ждал этого. Между ними висело напряжение и тишина, и Футли казалось, что он читает ее как раскрытую книгу, а все ее мысли — как на ладони. Она затаила дыхание и поняла, что ее сердце стучит так быстро и громко, что она слышит каждый удар. Весь мир на считанные секунды замедлился и сжался.       Такси затормозило напротив «Бойерос».       Вывеска заведения манила красными буквами. Свет резкими линиями ложился на лица и плечи людей, курящих у входа. Из подвешенных к козырьку здания динамиков играла зажигательная латина, а охрана лениво поглядывала на заходящих, готовая в любой момент решить возникшую проблему.       Футли несколько раз была в этом районе города и видела эту вывеску, но никогда не бывала в «Бойерос». Как оказалось, она напрасно не наведалась туда раньше: приглушенное освещение, уютная обстановка кубинского кабака и уютный закуток, в котором Гриплинг забронировал им столик, обещали приятный вечер.       Выступление, которое было обещано посетителям афишей на дверях, еще не началось, группа на сцене проверяла оборудование и наигрывала приятные мелодии для того, чтобы настроить инструменты к концерту.       Хостесс быстро приняла заказы на напитки от пары и поспешила передать их в бар.       Буквально через пару минут Карла и Блейк уже пробовали капиринью, приготовленную именно такой, какой она и должна быть по оригинальному рецепту.       Освещение в ресторане было таким мягким и ненавязчивым, что будто было создано для романтических свиданий. Музыка лилась из подвешенных к потолку динамиков, немного заглушая общий гул. Жизнь вокруг кипела, но их столик был отделен от прочих деревянными панелями, словно кабинка.       — Ты уже когда-нибудь была здесь? — реплика Гриплинга была весьма аккуратной для человека, который хвастливо сказал всего день назад, что определенно добьется расположения Карлы. Она не слишком элегантно поставила на стол стакан, плеснув пару капель напитка на собственную кисть и чистую скатерть.       — Не приходилось. Честно говоря, в последний раз я заказывала еду не на вынос на мамин юбилей. Обычно я просто звоню в одно из проверенных мест, делаю заказ и иду работать. Кто-то из интернов забирает еду и заносит в комнату отдыха, если я в операционной. А ты тут частый гость?       Сделав еще пару глотков капириньи, Гриплинг отставил опустевший бокал в сторону.       — На самом деле, нет. Скорее друг хозяина ресторана. Протезировал его челюсть полтора года назад, а он удивительным образом это запомнил. Не только у Кортни в нашей семье есть полезные знакомства.       Футли помнила, какой красавицей всегда была сестра Блейка. Они внешне были очень похожи, но в отличие от брата, старшая из детей Гриплинг не обладала располагающей собеседника теплотой взгляда и особым мягким шармом, с которым ее брат был неотделим. Джинджер вроде бы была достаточно близкой подругой Кортни, и в детстве та еще могла проявить свою эмоциональность и даже сочувствие, но с возрастом это ушло без следа, оставив после себя лишь холодную нордическую красоту.       — Как она поживает?       — Более чем прекрасно, — в размеренном голосе Гриплинга Футли уловила едва различимые нотки гордости, — Построила головокружительную карьеру в юриспруденции, на данный момент она подумывает открыть собственную компанию. Это обещает быть детищем всей ее жизни. А как поживают твои родственники?       Вспомнив об обещании, данном Джинджер днем, Карла с трудом удержалась от того, чтобы не закатить глаза. Ей не хотелось идти на семейный ужин, потому что там Джиндж будет расспрашивать о мужчине, который имел смелость пригласить главу отделения хирургии на романтическое рандеву в вечер пятницы. И как бы она не любила сестру, маму и всех остальных членов ее разношерстного семейства, завтрашний день сулил локальную катастрофу, потому что Лоис тоже не останется в стороне, когда узнает.       - По-прежнему шумные и неугомонные, все живы и здоровы, мама счастлива на пенсии с Дейво, нянчит внуков, Джиндж пишет третью книгу, Даррен получил должность заместителя начальника городской пожарной службы, — сделав небольшую паузу, Карла грустно улыбнулась, вспоминая, как ее мама, которая с каждой новой встречей старела на глазах, радостно стискивала своих девочек в объятьях — Вижусь с ними не слишком часто, сам понимаешь, много работы, но мы регулярно созваниваемся. Завтра поеду к сестре в пригород, она устраивает семейный ужин. Джинджер обещала пироги и гуся, это очень серьезное заявление.       Рассмеявшись, Гриплинг позволил себе коснуться руки Карлы. Она могла бы стряхнуть его ладонь со своей, но ей нравилось тепло, которое она чувствовала, и улыбка Блейка, безукоризненная, как и положено хорошему дантисту.       — Звучит действительно здорово. Я всегда думал, что у тебя замечательная семья. Помнишь тот день, когда мы поступили в колледж? Ты и твои родные подарили мне один из самых лучших дней в жизни, но у меня никогда не было шанса выразить свою глубочайшую благодарность.       Карла помнила тот день очень хорошо благодаря фотографиям Дейва и собственной неловкости. На снимках они стояли очень близко друг к другу, золотой мальчик и хулиганка, он — аккуратно причесанный, высокий и статный, в легкой летней рубашке, которая ему шла под глаза, и она — с дикими кудрями, рыжим облаком растрепавшимися во все стороны, в какой-то застиранной футболке и в джинсах, которые выглядели так, будто им было уже не меньше десяти лет активной носки. Молодые и забавные, но совсем не похожие на самих себя теперь. Или похожие даже слишком сильно.       — Я была так чертовски зла на тебя, когда узнала, что мы будем учиться вместе, ты даже представить себе не можешь! — Карла всплеснула руками и чуть не сшибла официантку, принесшую им основные блюда.       Девушка, которая обслуживала их столик, была невероятно красива, и от ее красоты у Футли сперло дыхание. Фигуристая голубоглазая кубинка с бейджиком «Росанна» на пышной груди заставляла затаить дыхание и глупо глазеть на нее всех, кому она имела неосторожность подарить свою улыбку.       Росанна встретилась взглядом с Гриплингом, и неосознанно Карла немного поморщилась, понимая, что проигрывает официантке всухую. Таких красавиц она сама встречала далеко не каждый день, и уже была готова к тому, что Блейк проводит ее взглядом до тех пор, пока она не скроется в дверях кухни, но вместо этого с удивлением обнаружила, что он даже бровью не повел и внимательно наблюдал за своей спутницей.       Опешив от такого внимания, Карла закашлялась. Она не ожидала, что его синие глаза будут обращены к ней, и это было единственным способом побороть неловкость, который она смогла придумать за считанные доли секунд.       — Могу я задать вопрос? — Футли набрала в грудь побольше воздуха и вдохнула запах прекрасно прожаренного мяса, от которого голова шла кругом.       — Конечно.       — Почему? — Футли указала большим пальцем за свою спину, где находился вход на кухню, — Серьезно, я не понимаю. Это розыгрыш? Ты шутишь надо мной? Любая женщина будет рада оказаться сейчас на моем месте и сидеть с тобой на свидании, и…       На этом у Карлы кончились все слова и аргументы. Она действительно не могла понять, чем заслужила к своей скромной персоне такое внимание, и чувствовала себя самозванкой, которую вот-вот выгонят из ресторана, потому что настоящая приглашенная звезда вот-вот явится, и тогда девочка на разогреве обязана будет откланяться как можно скорее.       — Я не обижусь, если ты уйдешь, только скажи честно, какого черта ты тут делаешь.       Блейк замер, услышав это. Его столовые приборы аккуратно легли на салфетку, а вторая рука притянула кисть Карлы ближе. Она была готова к чему угодно, но не к тому, что он оставит легкий поцелуй на тыльной части ее руки и проведет пальцами по ее сухим ладоням, которые она моет с мылом и антисептиками десятки раз на дню.       — Пытаюсь произвести на тебя впечатление, Карла. Я здесь только потому, что ты согласилась принять мое приглашение поужинать вместе.       — Ты не взглянул на нашу официантку. Она просто королева гребаной красоты, Блейки-бой, и даже я таращилась на нее, хоть она и не по моей части. Мимо тебя прошагало произведение искусства, а ты не шелохнулся! Как это объяснить?       Он мягко рассмеялся, не отпуская руку Футли ни на секунду. Обходительный, вежливый, хорошо воспитанный, и — очевидно — сумасшедший, потому, что других объяснений происходящему Карла найти не могла. Для нее все это было дикостью. Ошибкой природы. Она отчаянно пыталась понять, чем заслужила все это, и не находила ни единого объяснения. А когда все оказывается слишком хорошо, чтобы быть правдой, единственное, чего станешь ожидать — так это подвоха.       — Какой бы красавицей не была наша официантка, произведение искусства сидит сейчас напротив меня. Редкий экспонат, ничего не скажешь. Ты правда не видишь, что происходит?       Неуверенно покачав головой, Карла отвела взгляд в сторону соседних столиков. Прямо напротив них сидела парочка: высокий мужчина с военной выправкой и субтильная женщина с большими карими глазами и кожей, обласканной солнцем. Под пиджаком у дамы, присмотревшись, Футли различила кобуру. Ее спутник же был одет даже слишком просто, в футболку, потертые джинсы и бомбер, но выражение лица не оставляло ни намека на небрежность, которая просматривалась в его одежде. Хотя внешне они были совершенно не похожи, их объединяли какие-то едва заметные реакции и жесты. Возможно, они были полицейскими в штатском, Футли не могла знать наверняка, она смотрела на них лишь потому, что не могла встретиться со своими страхами лицом к лицу и стойко выдержать, что бы там ни было, как взрослая. Она обратилась в слух и ловила каждое слово, произнесенное Гриплингом спокойным глубоким голосом.       — Ты сводишь меня с ума. Ты сбежала после того, как я поцеловал тебя. Ты танцевала со мной вчера ночью, но не хотела, чтобы я проводил тебя до дома. Ты пригласила меня к себе, но не веришь, что я позвал тебя на свидание не из вежливости. Я пытаюсь разобраться в твоих поступках и словах, но все тщетно, потому что ты — это вечный контраст, постоянное «да» и «нет» сразу же, следом. Ты непостижима, Карла, и я понятия не имею, что должен делать, чтобы ты поняла, насколько я серьезен.       Футли нервно рассмеялась. Блейк бросил все усилия к достижению цели, которую ненароком успел достичь давным-давно. И она была ничуть не лучше, в платье, которое носила только по праздникам и в подаренных сестрой чулках. Все казалось таким абсурдным, что смех в ее груди все не стихал, и Гриплинг, не понимающий, что это означает, и не знающий, как ему следует поступить.       Осознание приходило очень медленно. И от собственной глупости Карла веселилась еще больше. Они, очевидно, питали друг к другу весьма конкретный интерес, но почему-то стушевались, неуверенные в собственных силах и шансах. Забавным было то, что они не сошлись в намерениях: Карла не слишком рассчитывала на что-то помимо, дай бог, удовлетворительного секса, а Гриплинг, в отличие от Футли, оказался романтиком, желающим для начала немного пообщаться на избитые темы, вроде работы, семьи и планов на ближайшие выходные.       — О, тебе будет сложно. Ты уверен, что оно тебе надо? — получив в ответ достаточно уверенный кивок, Карла поманила пальцами Блейка ближе с заговорщическим видом человека, готового поделиться сокровенной тайной, чему Гриплинг не противился и с сосредоточенным лицом придвинулся ближе. Шепотом она сказала ему прямо на ухо:        — Тебе придется открыть передо мной очень, чертовски много дверей. И каждый раз отодвигать мне стул, это было на удивление приятно. Справишься?       Опешивший Гриплинг был бесценным зрелищем, которое Карле доводилось увидеть не так уж часто. Рассмеявшись, она сократила расстояние между ними, неудобно потянувшись через весь столик, и коротко поцеловала его, так быстро, будто их могли заметить, а времени было в обрез.       Блейк уже опомнился от своего короткого шока и, не веря ушам своим, улыбался своей спутнице в ответ.       — Я думал, что ты потребуешь что-то пострашнее, вроде серенады в костюме лобстера или цистерны твоего любимого мороженого с шоколадным печеньем.       — А что, так можно было? — с хохотом спросила Футли, пытаясь отрезать кусочек стейка, — Тогда надо срочно все переиграть, можешь не отодвигать стул, теперь я жду пожизненный запас «Бена и Джерри».       И они продолжили ужин за шутками, стейками и коктейлями с янтарным ромом. Вспоминая случаи, которые приключались с ними в годы школы и студенчества, задавая друг другу вопросы о работе, травя забавные байки, они не заметили, как пронеслось время. Когда группа начала выступление, разговоры отошли на второй план, поскольку из-за шума разобрать хоть единое слово можно было только перейдя на крик.       Солистка пела чарующим голосом о том, как ее сердце разделили пополам Гавана и Атланта. Эту песню здесь знали и определенно любили — кто-то одобряюще заулюлюкал, несколько пар встала из-за своих столиков и направилась ближе к сцене. Кто-то достал телефон и включил камеру, снимая происходящее на видео, чтобы выставить у себя в историях и похвастать друзьям, как здорово проходит вечер.       Карла ожидала, что стоит музыке стать достаточно медленной, она окажется вовлеченной в танец, и была готова к тому, чтобы принять приглашение. Абсолютно не новое, но волнующее положение рук и ног, медленные шаги и волны дыхания где-то рядом с шеей. Они двигались никуда не торопясь, расстояние между ними оставалось на грани приличия, но было совсем небольшим. Футли нашла в себе смелость сделать небольшой шажок ближе и положила голову на его плечо, не заботясь о том, что возможно на его одежде останется немного пудры. В ответ на это она почувствовала, как его ладонь скользнула по талии ниже, но остановилась практически сразу.       — Как целомудренно, — усмехнулась Карла, изогнув бровь.       — Это первое свидание, распускать руки положено на третьем, — ответил Гриплинг даже слишком серьезно. Футли знала, что он был способен говорить с таким лицом что угодно, потому что так его воспитали, но решила попытать удачу и заставить его потерять лицо хотя бы ненадолго.       — А ты бы хотел их распустить?       Брови Блека поползли вверх, но он упрямо смотрел куда-то вперед, а не на Футли, которая лишь задумчиво хмыкнула, увидев такой ступор. Поняв, что задала вопрос как нельзя удачно, Карла продолжила, вспоминая, как своему голосу придавали флиртующее звучание женщины в фильмах.       — Как интересно. И что же делают джентльмены, когда хотят распустить руки? Может быть, они делают так? — рукой Карла уверенно направила ладонь Гриплинга ниже, абсолютно не смущаясь. Футли всегда была той, кто выбирал вызов, а не правду, и ей было не впервой подталкивать Блейка к чему-то, на что он сам не осмелился решиться. Она подначивала его на киномарафоны кошмарных фильмов, на пиццу в три часа ночи во время подготовки к экзамену по гистологии и даже на то, чтобы во время ночного дежурства, когда в клинике было тихо, устроить гонку на инвалидных колясках, и если уж ей удавалось это раньше, то грешно было не попробовать.       — Да, и так тоже, но нечто подобное в ресторане — против правил приличия, — Карла бы пошла на попятную, если бы обращала внимание, лишь на слова, но слыша, что голос Гриплинга дрогнул, готова была поклясться, положив одну руку на сердце, а вторую — на Библию, что дело уж точно не в идеальных манерах и этикете.       — Не знаю, как ты, а я уже устала от музыки и танцев. Ты вроде бы должен проводить меня, по правилам приличия? — Футли начинала нравиться вся эта игра в церемониал британской королевы. Да, он отнимал время, но как оказалось, Блейка можно сразить его же оружием, и это было упоительной маленькой победой.       — Непременно. Уже поздно, и я не могу допустить, чтобы с тобой случилось что-то плохое, — как в полусне пробормотал Гриплинг, отстраняясь от партнерши по танцу, чтобы вернуться с ней за столик, который они покинули.       Подозвав Росанну, Гриплинг попросил счет, и пока его несли — заказал им такси. Краем глаза Футли заметила, что ее спутник был достаточно щедр в чаевых, но куда больше ее заинтересовал тот факт, что его руки были беспокойными. Он случайно смял чек, нетерпеливо тарабанил пальцами по столу и чуть не смахнул со стола перечницу. Как опытный хирург, Карла знала это состояние по себе, и с уверенностью могла сказать, что Блейк нервничал, и притом — достаточно сильно, поскольку обычно все его движения были размеренными.       Десерт, что они заказали ранее, остался нетронутым, а потому Росанна бережно упаковала его и принесла в бумажном пакете с ручками из бечевки. Она пожелала им доброго вечера и улыбнулась на прощанье, на что Карла ответила широкой улыбкой, а Гриплинг прошел мимо, даже не кивнув головой. Он вел Футли под руку, сжав челюсть так сильно, что играли желваки, и ничто не могло вывести его из состояния молчаливой сосредоточенности.       Оказавшись на улице, они ждали, пока такси подъедет к «Бойерос». Вероятно, водитель заплутал где-то неподалеку, петляя из переулка в переулок. Карла скрестила руки на груди, в нетерпении перенеся свой вес с одной ноги на другую. На улице было весьма прохладно, и, пытаясь избавиться от неприятного ощущения, Футли повела плечами. Кожаная куртка, которую хирург всегда носила незастегнутой, тихо скрипнула. Если бы она не смотрела на дорогу, глядя на приближающуюся желтую машину такси, она бы заметила на себе цепкий взгляд, в котором читалась отчаянная борьба.       — Прошу прощения за это, — не дав Карле времени на то, чтобы задать вопрос, за что он извиняется, Гриплинг притянул ее к себе и поцеловал. Ее смятение было недолгим, пальцы сами собой оказались в светлых волосах, портя прическу.       — В жизни не прощу, — Футли чувствовала, что ее губы немного припухли, но это не мешало ей ухмыляться, садясь в такси.       — Добрый вечер, — поприветствовал их водитель, мельком оценивший парочку в зеркало заднего вида. Больше он к ним взглядом не возвращался, следя за дорогой и приборной панелью. Таксиста не удивишь увлеченными друг другом любовниками, и пока они не пачкают салон, ему нет до них дела. По привычке он прибавил громкости по радио, чтобы заглушить звуки, раздающиеся сзади, и прервал уединение пассажиров лишь остановившись у тротуара напротив нужного дома.       Идти домой было, по меньшей мере, странно: Карла делала шаг за шагом, сопровождаемая Гриплингом, по холлу до лифта, и ее не отпускала мысль, сводящаяся к простому «Вот оно». Вот оно: сейчас они поднимутся наверх и Блейк останется. Они могут выпить вина у нее в гостиной ради приличия или сразу направиться в спальню. Может быть, все произойдет в кромешной темноте, или со светом. Может быть, им хватит часа, а может — не хватит всей ночи. Выяснить это все Карле лишь предстояло, и она немного нервничала, но старалась не думать о плохом, чувствуя на талии тепло чужой руки.       Открывая ключами дверь своей квартиры, доктор Футли чувствовала, что по коже бегут мурашки. Она зашла в коридор, включила свет в прихожей и сбросила с ног опостылевшие туфли, став в мгновение ока ниже Гриплинга. Он вопреки собственной чопорности разулся без ложки и придвинулся ближе, чтобы оставить на губах Карлы очередной поцелуй. Его руки притянули ее ближе, горячие и не оставляющие шанса на побег.       - Вина? — оторвавшись на секунду, спросила хозяйка квартиры. Она никогда не страдала близорукостью, но, в то мгновение все немного смазалось и было не в фокусе, и расширенные зрачки Блейка, стоящего так близко, казалось и вовсе затопили всю сапфирово-синюю радужку.       — Пожалуй, нет, — еще один поцелуй не заставил себя ждать. Урванный украдкой, сладкий и испепеляющий, не подлежащий сомнению, этот поцелуй был коротким, но исчерпывающим.       Они привалились к стене, потому что Карла притянула гостя к себе и опиралась о холод кирпичной кладки, контрастирующей с ее собственным жаром, исходящим от открытого участка кожи на спине. Рука Гриплинга скользнула по ее бедру и остановилась точно на резинке чулка, плотно облегавшего длинную ногу.       — Оу, — мягко рассмеялся Блейк, касаясь пальцами границы между тканью и кожей, — приятно быть желанным гостем.       — Заткнись, — улыбнулась в ответ Карла, накрыв его ладонь своей, — и не реагируй так, будто это восьмое чудо света.       Слова «Ты не представляешь, как недалека от истины» Футли разобрала с большим трудом, поскольку все ее внимание было сосредоточено на том, как губы коснулись ее шеи. Она задохнулась собственным рваным вздохом и едва не съехала по стене вниз, но ощутила на бедрах своевременную поддержу. Мысли путались, и единственной идеей, что возникла в ее воспаленном разуме, было как можно быстрее оказаться на мягких сатиновых простынях.       Карла знала, что ей будет нравиться происходящее, но она и не догадывалась, насколько. Услышав словно со стороны свой собственный сдавленный стон, она поспешно закусила губу, чтобы заставить себя замолчать. Оставалось только надеяться, что это не звучало так жалко, как казалось ей самой, но стоило ей лишь издать этот звук, и ладони, оглаживающие ее бедра, надавили, сжимая.       Прижатая к Гриплингу вплотную, она чувствовала, что он тоже хочет ее. Скользнув ладонью по брюкам, она остановилась именно там, где они топорщились сильнее всего, и весело подумала, что разочаровываться размерами ей точно не придется.       Мысли подобного рода никогда ее не посещали, когда она думала о Блейке, но слава в университете, ходившая о нем среди тех девчонок, которым посчастливилось иметь с ним подобного рода дела, видимо, не была студенческой байкой. Даже от Кендалл Моррис после одного инцидента в комнате отдыха Карла однажды услышала комментарий о телосложении Гриплинга, который отпечатался в ее памяти и фактически сводился к ремарке «Сложен как бог», но она предпочитала игнорировать это, чтобы не задумываться о том, как же пронырливая соседка пришла к подобному выводу.       В ответ на это простое действие он лишь шумно втянул воздух и замер.       — Господи, — пробормотал Блейк, напрягшись всем телом.       Сама Футли была с ним чертовски солидарна. Ей было физически сложно стоять, потому что ноги подкашивались, и она чувствовала себя разморенной донельзя. Карле было жарко и мало, она поражалась их общей стойкости и гадала, как же они, набросившись друг на друга еще в коридоре, смогут сделать хотя бы несколько шагов.       -Вперед и налево, — севшим голосом ответила Футли, запрокинув голову так, чтобы иметь возможность смотреть в глаза своему помешательству. Она не ожидала, что ее подхватят и отнесут туда, куда она чуть ли не приказала пройти, однако она была легко подхвачена Гриплингом, и в этом положении ей было очень удобно обвивать его ногами, скрещивая лодыжки.       Он положил ее на постель бережно, позаботившись о том, чтобы она не ударилась о каркас кровати. Блейк был утянут вниз следом, и ему было никак не выпутаться, что он, впрочем, и не пытался делать. В темноте спальни, нависая над ней, он прижимался к ней чертовски близко, окольцованный ее ногами и руками.       — Даже не пытайся слинять, — шепнула Карла, прежде чем начать расстегивать его рубашку.       — Ты не находишь, что для этого уже немного поздно? — поинтересовался Блейк, стягивая с нее платье.       Думать о своевременности Карле не хотелось. Она осталась в одном белье, в то время как на Гриплиге было еще много одежды, и это мешало ей судить трезво. Особенно, когда он осторожным движением сдвинул резинку чулка и освободил от них поочередно, то одну, то другую ее ногу.       Раздвинув колени, Футли ожидала чего угодно, кроме как того, что произошло на самом деле.       — Ты не возражаешь? — обратился к ней Гриплинг, поддевая пальцами ее трусики и спустившись так низко, что не оставалось ни малейших сомнений о его дальнейших намерениях.       Карла никогда не была в восторге от кунилингуса, и получала его далеко не так часто, поэтому неожиданный энтузиазм ее партнера вкупе с тем, что она стеснялась того, что в моменты возбуждения пахла далеко не розами, заставил ее растеряться.       — На самом деле я не то, чтобы… — начала она, но не смогла продолжить собственную речь, потому что ее выгнуло дугой на постели от пары изящных движений языком и пальцами, — Ох, блядь.       Стыд по-прежнему сковывал Футли, но она лишь скулила от прикосновений, которые пробирали ее до дрожи. Такого с ней раньше никогда не случалось, и она не знала, что должна делать, но единственное, что она могла, это вцепиться пальцами в простынь и молить о пощаде.       Ей было мокро и жарко, стыдно и умопомрачительно сладко. Карла ерзала, то отстраняясь, то подставляясь ласке, и в какой-то момент заметила, что крепко сжимает светлые волосы, притягивая голову Блейка ближе. Заметив это, она тут же разжала пальцы, на что ее партнер взял ее ладонь и сжал, прежде чем влажно мазнуть языком именно там, где нужно было, вырвав из ее уст второй непрошенный стон, уже глубокий и бесстыдный.       — Стой-стой, — сбитое рваное дыхание и надломленный голос выдавали Футли с головой, и Блейк послушно приподнялся, замерев в ожидании. Ребра Карлы на каждом вдохе раскрывались, она была почти голой, в то время, как Гриплинг освободился лишь от половины одежды и даже не снял штаны, — Может, оставим это на потом?       Согласно кивнув, Блейк потянулся к пряжке ремня. Лежать и всматриваться в его силуэт у Карлы не было ни малейшего желания, и поэтому она встала на колени, напротив него, помогая и невпопад целуя то щеки, покалывающие щетиной, то шею, бьющуюся веной под натянувшейся кожей.       Она провела рукой по его торсу и возмущенно вдохнула воздух, отстраняясь.       — Что-то не так? — разглядеть выражение лица Гриплинга возможным не представлялось, однако она могла догадаться и по голосу, что он в смятении.       — Ты прикалываешься? У тебя там стиральная доска или что? Тебя отфотошопили? — не унималась Футли, на поверку пощупав его за бока, пресс и грудь. Как она и думала, крепкие сухие мышцы, без жира и без единого упрека. Она привыкла к тому, что у всех ее бывших были обычные фигуры, у кого-то немного намечался живот от пива на футбольных матчах, у кого-то было много волос или плоская задница, но Гриплинг действительно был «сложен как бог», и обидно было признавать правоту Кендал, но отрицать это было бессмысленным, — В тебе есть хоть какой-нибудь изъян?       — А в тебе? — спросил он, запустив руки в ее непослушные волосы и мягко огладив по голове, — Ты такая настоящая. Открытая. Послушная.       Последние его слова пришлись ровно на тот момент, когда его пальцы оказались в ней, вошедшие беспрепятственно и легко. Футли от неожиданности охнула, ощущая, как они двигаются, скользя по стенкам, мокрые и сильные.       Карла держалась, и сама не знала, как. Ей хватало всего этого с головой, ее захлестывало и окончательно лишало рассудка то, что происходило с ней, пока он касался ее кожи, ее губ и бедер. И когда, наигравшись с ней окончательно, он соизволил войти, она уже металась на постели, не уверенная, что ее хватит надолго.       Толчки, сначала с маленькой амплитудой, а затем все с большей, приближали ее к оргазму, который она уже успела позабыть как явление, хотя и всегда была отзывчивой на ласки и легко могла достигнуть его при должном внимании к прелюдии. Ее живот напрягался на каждом вздохе, а голос сел от приглушенных стонов окончательно, но даже это не испортило ей тех секунд, в которые в ее солнечном сплетении растеклось чувство всеобъемлющего удовольствия. Оно было похоже на взрыв, оглушивший Карлу и выбросивший ее из реальности на несколько секунд. Она осознала что произошло только тогда, когда и Гриплинг, кончив после нее, обессилено рухнул рядом и вытер со лба пот своим запястьем.       Футли уже почти задремала, когда почувствовала, как кончиками пальцев ее поглаживает Блейк. Повернувшись набок, чтобы иметь хотя бы иллюзию разговора лицом к лицу, она сонно пригляделась к нему в темноте. Гриплинг улыбнулся ей и притянул к себе, обвивая руками горячее потное тело. От этого Карле стало немного противно, но подниматься и принимать душ она не смогла бы, даже если это спасло ее от верной смерти.       — Ты спрашивала меня об изъянах, да? Я немного храплю, — его голос был тихим и успокаивающим, как и руки, блуждавшие по телу уже без похоти, нежно и аккуратно.       — А я пинаюсь во сне, так что мы квиты, — зевнула Карла, прежде чем провалиться в сон после успокаивающих поглаживаний по спине.       Она спала крепко, не просыпаясь от обещанного ранее храпа. Работа в больнице кого угодно сделает непритязательным в отношении сна, и Карла, как глава отделения хирургии, овладела искусством отрубаться и спать в любой удобной для этого позе и ситуации, но раньше ее будили люди, делившие с ней постель одним лишь своим присутствием. Привыкшая к одиночеству, обычно она вскакивала посреди ночи и ей требовалось время, чтобы понять, какого черта происходит, но в этот раз, то ли потому, что она вымоталась стараниями Гриплинга, то ли потому, что знала его уже очень долго и не в первый раз засыпала где-то рядом, ничто не помешало ей проспать всю ночь без сновидений и спонтанных пробуждений по нескольку раз за ночь.       Утро для Футли настало где-то часов в одиннадцать, когда чья-то машина за окном разразилась воем сигнализации. Нехотя отозвавшись на шум недовольным мычанием, Карла потянулась на постели точно кошка, и почувствовав, как скрытая до этого одеялом грудь оголилась, скорее натянула одеяло до подбородка. Оно пахло потом и мужским парфюмом, чей запах ей был приятен и знаком. Что-то было не в порядке, и сонная хирург поняла, в чем дело лишь тогда, когда осознала, что находится в своей собственной кровати нагишом и в одиночестве. На поверку оказалось, что мужской одежды в комнате нет ни на полу, ни на стуле, где аккуратно было разложено ее платье и проклятые чулки. Прислушавшись, Футли старалась различить хоть единый посторонний звук, но в квартире висела абсолютная тишина, нарушаемая лишь шорохом листвы за окном.       Карла завернулась в одеяло на всякий случай и поднялась с постели. Ее шаги босых ног отдавались едва различимыми шлепками пяток по прохладному полу, за которыми волочился пододеяльник. Догадка Футли оказалась чертовски верной — она была дома абсолютно одна, а ее любовника и след простыл.       Будь это кто-нибудь другой, Карла была бы даже рада, что гость свалил восвояси до ее утреннего кофе и был таков. Она не любила, когда мужчины, с которыми она встречалась, задерживались на ее территории в моменты, когда им уже было пора идти, требуя от нее то завтрак, то минет на дорожку, то еще пару-тройку часов поваляться и поспать. Но в глубине души она рассчитывала на то, что в этот раз все сложится хорошо. Ей хотелось немного побыть счастливой, даже если она обманывала себя и принимала слова Гриплинга за чистую монету, она устала быть той, кто остается в жизни ее партнеров мимолетным воспоминанием, которое со временем и вовсе отходит на второй план, будто ничего никогда и не было.       — Поздравляю тебя, подружка, такой тупицей ты еще ни разу не была, — пробормотала Карла, ероша спутавшиеся волосы. Посмотрев в сторону кухни, она увидела цветы, подаренные ей вчера, все еще красивые и свежие, и это было для нее последней каплей.       Яростно пнув диван, Футли не рассчитала силы и ударила мизинец так, что искры посыпались из глаз. Больше из-за обиды, чем из-за боли, шокированная Карла рухнула на подушки и, трогая место удара, чтобы проверить, не сломала ли она себе ненароком палец, она захныкала, не заметив, как в дверной скважине провернулся ключ.       Из состояния бесконечной жалости к себе ее вывел взволнованный голос и ладонь, легшая на плечо.       — Ты в порядке? Что случилось? — Блейк присел перед ней на корточки, пытаясь разглядеть ее лицо, закрытое непослушными прядями.       — Нет! Чертов диван, он стоял здесь и… — задыхаясь от душивших горло слез, которые были совсем ей не свойственны, Карла не могла даже закончить предложение.       — И он напал на тебя? — с улыбкой поинтересовался Гриплинг, заметив, что палец на ноге у нее был насыщенно-розовым и опухшим, — Дай, посмотрю.       — Ты стоматолог. Если бы я выбила себе зуб, упав с дивана, от этого была бы хоть какая-то польза, — бубнеж Футли не убедил Блейка ни на йоту. Он аккуратно осмотрел ее ногу, прощупал косточку и придя к выводу, что перелома действительно нет, поднялся, по-хозяйски уверенно пошел на кухню и вернулся спустя минуту с ледяным компрессом.       — Конечно, все не так страшно на первый взгляд, но это может быть трещина, если ты переусердствовала, пытаясь одолеть собственную мебель. Было бы неплохо заскочить в клинику на рентген и удостовериться, что кости целы, — разглядывая Гриплинга, выглядевшего на удивление свежо, Карла помотала головой и поморщилась от того, как холод компресса жег пылающую от удара кожу.       — Да в порядке я, все пройдет уже через час. А ты где был? Гриплинг встал с дивана, на котором все еще завернутая в одеяло сидела доктор Футли и показал ей пакеты, которые до сих пор оставались незамеченными.       — Заскочил в магазин за продуктами. Я проснулся раньше и хотел приготовить нам завтрак, но столкнулся с одной маленькой проблемой: твоим пустым холодильником, в котором не было даже молока. И представь себе мое удивление, когда оставив тебя сладко спать, я вернулся из продуктового на конце улицы и обнаружил в слезах. Не будь мы так давно знакомы, я бы подумал, что ты так убиваешься из-за меня.       Горделиво задрав подбородок, Карла фыркнула. Ее щеки еще были мокрыми, но уже высыхали, оставляя после себя неприятное пощипывание на коже.       — Вот еще, слезы по тебе лить. Много чести, Блейки-бой.       Рассмеявшись, он вернулся в прихожую и наклонился, чтобы поцеловать ее, но она лишь отгородилась ладонью.       — Фу, ну ты же стоматолог, а я даже зубы еще не чистила. Дай мне буквально пять минут.       — Я готов подождать ради тебя все шесть, — обворожительно улыбнулся Гриплинг, чтобы все-таки невесомо коснуться ее лба своими губами, — и тебе не обязательно прикрываться, я уже имел удовольствие видеть тебя нагишом и не буду возражать, если подобное повторится.       Вспыхнув от стыда и возмущения, Футли закрылась в ванной, сумев запереть дверь со второй попытки, потому что хвост одеяла мешался в дверном проеме.       В зеркале на нее взирало лохматое недоразумение, завернутое в одеяло. Она неуверенно улыбнулась своему отражению, и ее улыбка становилась все шире, а правая ладонь коснулась лба, накрывая пальцами то место, куда ее несколько мгновений назад украдкой чмокнули в гостиной. Доктор Футли не знала, что ей следует делать и чего ждать, а потому решила, что самым верным будет последовать утренней рутине и надеяться на лучшее.       Когда ее традиционный утренний моцион был закончен, Карла вышла из ванной заметно посвежевшей и запахнутой в белый пушистый халат. Запах, разлившийся по квартире, приятно щекотал ноздри и заставлял желудок предательски заурчать.       Гриплинг возился у плиты с лопаточкой и двумя включенными конорками. На одной стояла сковородка с жарящимся на ней беконом, а на другой в кастрюльке кипела вода. Он использовал в процессе готовки фартук, висевший на крючке на стене скорее как предмет декора, чем действительно используемый в процессе готовки атрибут, и ножи, которые видимо, немного заточил перед этим, судя по тому, что точилка лежала на столешнице.       — Я не знаю, что ты делаешь, но пахнет просто невероятно, — Футли подошла со спины и заглянула Блейку через плечо. Для удобства, а совсем не из сентиментальных чувств, она практически завалилась на него, устроив острый подбородок где-то на уровне ключицы.       — Яйца бенедикт. Каждое утро завтракаю ими, но в будние предпочитаю не тратить время на готовку и заказываю их в кафе у работы. А вот в выходные могу себе позволить приготовить их самостоятельно. Я подумал, что готовить и соус к ним, как полагается, будет немного накладно, потому что не нашел у вас в продуктовом уксуса, но думаю, что эта маленькая неточность компенсируется сливочным сыром и помидорами.       Про себя Карла подумала, что в жизни не готовила себе на завтрак ничего сложнее болтуньи и миски хлопьев с молоком, но предпочла об этом промолчать и устроилась за стойкой, подперев ладонью щеку.       — Ты хочешь кофе? — повернулся к ней Блейк, и получив в ответ кивок, наполнил помытую со вчера кружку и плеснул туда немного молока. Благодарно приняв из его рук живительный напиток, Карла сделала несколько глотков и зажмурилась от удовольствия. Себе самой она бы приготовила точно такой же, с тем же количеством молока и без сахара.       — Вот это сервис, — улыбнулась Футли, когда перед ней на салфетку легли приборы.       — Хоть это и бутерброд, есть руками его было бы крайне тяжело. И к тому же, такие мелочи зачастую оказываются самыми важными.       И он был прав, бесконечно прав. Карла всегда ценила даже самые маленькие жесты превыше слов после истории с Томми, и ей нравились эти приятные пустячки, за которыми скрывалось то, что делало Блейка самим собой. Деликатность, воспитание, обходительность, чуткость, манеры и чувство юмора, в сумме дающие ей мужчину, который выверенными движениями порезал томаты на разделочной доске с невероятной скоростью и точностью, а затем потянулся рукой к баночке со сливочным сыром.       Спустя минуту на столе перед Карлой стояла тарелка с теплым ароматным завтраком, поданным вместе с небольшой порцией свежего овощного салата, на который и пошла часть нарезанных помидор. Отрезав первый кусочек и отправив его в рот, Карла удивленно хмыкнула и покачала головой.       — Какого черта ты вообще пошел в медицину, если умеешь так готовить? Ты внебрачный сын Гордона Рамзи? Я, кажется, собираюсь съесть все вместе с тарелкой.       Гриплинг сдержанно улыбнулся и не ответил ей ничего, поскольку еще в детстве был научен не говорить с набитым ртом. Он резал ножом свою порцию очень аккуратно, и в его движениях Карла видела нечто родное. То, как он пользовался приборами, было похоже на нее саму — примерно так же она орудовала скальпелем и зажимом в операционной, и это с высоты собственного опыта она не могла не заметить.       Расправившись с завтраком, Карла сделала глоток уже остывшего кофе и неожиданно для себя самой поняла, что давно не чувствовала себя такой спокойной и довольной. Она была сыта плотным вкусным завтраком, ей не нужно было бежать со всех ног на работу, она выспалась и чувствовала, что мышцы в ее теле немного растянуты, как после хорошей тренировки, и виной тому был совсем не спорт.       — Если я не ошибаюсь, ты сегодня навестишь семью? — спросил Гриплинг прежде, чем выпить кофе, который долил им обоим.       — Да, ужин, верно. Видимо, у меня сегодня праздник живота. Ем до отвала весь день. Для Джиндж будет личным оскорблением, если от пирогов и гуся останется хоть что-то. Хорошо, что нас будет много. Но даже если бы у нас не было столько родни, мы с Дарреном все равно каждый раз смело бросаемся на амбразуру и едим за четверых. Лоис тоже не прочь подкрепиться, а Джинджер и Дейво едят мало, как птички. Хорошо, что племянники пошли аппетитом в Паттерсонов, иначе бы их учителя думали, что их морят голодом. Знаешь, они готовы как саранча уничтожить все сладкое в доме, но за счет того, что они постоянно бегают и прыгают, все равно остаются худыми. Когда меня оставляют приглядывать за ними, мне вручают ключ от шкафчика со сладостями. Они запирают печенье на ключ, представляешь? И эти маленькие негодники несколько раз даже смогли выкрасть его у меня, но теперь я опытная нянька, и им меня не одурачить, — болтала Карла, размахивая руками и вспоминая, как ее племянники обдурили ее, один раз обчистив карманы во время спонтанных обнимашек. Дети действовали сообща ради высшей цели в виде миндальных сконов из кондитерской и шоколадок Хершис, хоть обычно они и препирались между собой, — А еще близняшки Худси. Когда у нас какой-то большой праздник, мы зовем их к нам, и дети играют на заднем дворе. Иногда мне кажется, что если оставить их всех вместе, они разнесут весь дом, но пока вроде обошлось парой разбитых ваз и одним зашуганным котом Джанин.       — О, я видел его на открытках. В прошлое Рождество они повязали ему алый бант на шею, и клянусь, это был самый недовольный и пушистый кот, которого я видел в жизни, — подхватил Гриплинг, вспоминая это маленькое чудовище, грозно взирающее на получателей открытки от семейства Бишопов. Сплюснутая морда и сверкающие гневом желтые глаза этого питомца было не так-то просто забыть, особенно учитывая, что Джанин держала его на руках так, будто он был готов броситься в атаку и расцарапать лицо фотографу, и так, кажется, и было.       — Он ужасен, — рассмеялась Карла, — Но знаешь, могу понять этого бедолагу. Я бы тоже была зла, дергай меня за хвост, усы и уши каждый день команда маленьких разбойников. Хотя по факту с интернами я ощущаю себя похожим образом. У меня есть один «любимчик», в прошлом месяце он на спор сбрил себе брови и каждый день рисовал себе новые, пока родные не отросли. Один раз он нарисовал себе сросшуюся черную бровь, похожую на огромную гусеницу, и приперся в таком виде в операционную. А еще у него были брови ниточкой, домиком и как у японских гейш, просто две точки. Если меня посадят, то потому, что мое терпение кончится, и я все-таки придушу Никсона голыми руками.       — Готов поспорить, после этого парня ты голосуешь только за демократов.*       — Наверное, ты в этом прав. Хотя на последние выборы я и не ходила, я штопала одного паренька, попавшего в аварию на мотоцикле, и мне было немного не до политики.       — А я поучаствовал в голосовании. Кортни очень беспокоят такие вещи, и поэтому она попросила меня пойти с ней на выборы. Я знаю, что она голосовала за Хиллари Клинтон, и я из солидарности поступил так же, решив, что могу доверять ее выбору в данном вопросе.       — А как же твоя собственная гражданская позиция?       — На самом деле, я далек от политики, — признался Гриплинг, разведя руками, — Да, я знаю, за что борются партии, знаю историю, они все иногда предлагают здравые вещи, но в конечном итоге они просто поставят общественность перед фактом, когда примут или отклонят закон в третьем чтении, так? Круг моих интересов лежит в других областях.       Футли кивнула, прежде чем встать с насиженного места. Она собрала со стола тарелки и опустевшие кружки, и направилась к раковине.        — Дай угадаю, выставки современного искусства, аукционы… — ей пришлось повысить голос, чтобы ее можно было услышать за шумом воды, — Опера?       -Да, нет и да, — Блейк подошел к ней ближе, поцеловал в щеку и с готовностью взял полотенце, чтобы протирать им мокрую посуду, — А еще мне нравятся европейские гонки, скачки и русский балет.       — Ты такой светский засранец, ты знаешь? — весело спросила Карла, передавая ему свою любимую чашку, — Мог бы соврать, что любишь регби, чтобы я не чувствовала себя плебейкой.       — О, обожаю регби, — Гриплинг отложил полотенце в сторону, чтобы подойти к Карле со спины и совсем не по-джентельменски провести рукой за полу халата, — Единственное, что я о нем знаю, это то, что в конце кто-то кричит «тачдаун», но это моя любимая игра.       — Врешь просто отвратительно, — Футли предстояло сделать сразу несколько вещей, а именно: умудриться не разбить тарелку, которую она собиралась помыть, но была прервана таким наглым и совсем нечестным образом, сделать вид, что ее совсем не беспокоит, что ее шею мягко целуют, а рука под халатом вот-вот окажется там, где ей вообще-то было самое место, и не смеяться слишком сильно, потому что так она разбрызгает воду по всей мойке и халат будет мокрым, что в целом тоже не было большой бедой. И, говоря честно, получалось у нее все хуже, — Кажется, не домою я эти чертовы тарелки, да?       — Ни единого шанса, — согласился стоматолог, оторвавшись ненадолго от своего занятия, услышав тяжелый взволнованный вздох Карлы. Ее тактической ошибкой было выходить на завтрак в одном халате, потому что он оказался очень удобной одеждой для весьма конкретных целей. И за эту ошибку она расплатилась одной разбитой банкой из-под печенья, бывшей вазой для подаренных ей прошлым вечером цветов, и собственным сиплым голосом.       Оторвавшись друг от друга и наведя порядок на кухне, Блейк и Карла дружно посмотрели на часы. Каким-то волшебным образом они показывали половину четвертого, и это означало, что на ужин с семьей Карла должна была собираться очень быстро.       — Вот дерьмо, — удивленно воскликнула она, запахнувшись в халат еще сильнее, чем раньше, и поспешив в ванную, — Даже не смей за мной идти! Я так точно опоздаю.       На довольном лице Гриплинга появилась хитрая улыбка.       — Очень жаль. Значит, в другой раз.       Отвечать было совершенно некогда, поскольку явиться к Джинджер и Лоис Карла планировала с чистой головой и не пропахшей сексом насквозь. С облегчением рассмотрев собственную шею, она убедилась, что синяков на ней нигде нет. Это уже было маленькой победой, поскольку замазывать их тональным кремом хирург не умела — в этом деле высшего пилотажа в их семье добилась только Джинджер, когда была подростком и только начинала встречаться со своим будущим мужем.       Душ был быстрым и холодным, точно в армии. Карле нужно было выйти из этого приятного разнеженного состояния и взять себя в руки. Она с остервенением проводила по волосам обломком расчески, направляя на них фен. В результате волосы получились пушистыми как облако, и от этого не спасло ни одно фиксирующее средство, имевшееся в ее ванной. Лицо в этот раз не опухло, чему нельзя было не радоваться, хоть и было необычно румяным, и даже слой тонального крема не мог этого скрыть.       Одеваться Футли пришлось в спешке. Она крикнула из спальни Блейку, чтобы он заказал такси, прежде чем достать из шкафа любимый пиджак и джинсы. Сколько бы не пытались мама и сестра заставить Карлу носить более женственную одежду, она упорно хранила верность своим верным скинни, и в лучшем случае соглашалась на полуофициальный верх для подобных семейных посиделок. К тому же, свой максимум она уже продемонстрировала прошлым вечером, и была морально не готова снова ехать в чулках в одном такси с Гриплингом. По крайней мере, не на вечер пирогов и гуся.       Закончив сборы, она достала из шкафа закрытую бутылку вина, которую ей в качестве благодарности принесла одна из пациенток около полугода назад, и уверенно направилась к выходу. Палец на ноге, не беспокоивший Карлу, пока она ничем его не касалась, ныл в кроссовке и заставлял неприятно поморщиться.       — Ты готова? — Гриплинг поднялся с дивана и выключил пультом телевизор. Все это время он смотрел какой-то фильм, который Футли не смогла определить во время метаний по квартире, и теперь был готов выдвигаться.       Немного прихрамывая, Карла отдала ему вино и покинула вместе с Блейком квартиру, заперев дверь на ключ. Без лишних обсуждений, они снова вызвали лифт, и хирург с досадой подумала, что такими темпами совсем разленится подниматься пешком, но нога все еще беспокоила ее в месте ушиба, а потому можно было позволить себе небольшую слабость и не спускаться по ступенькам, преодолевая дискомфорт. Блейк утешающе сжал ее руку, не отпуская, и когда они оказались на первом этаже, поддерживал ее на каждом шагу, хотя это и не было обязательным.       Такси уже ожидало их. Сев в кабину, Карла сцепила руки в замок и положила их на колени.       Блейк сидел рядом, проверяя почту на телефоне. Они неспешно тронулись с места после того, как таксист убедился, что ничто не мешает ему выехать с парковочного места.       — Ты уверена, что не хочешь показать ногу кому-нибудь? — спросил Гриплинг, не отрываясь от чтения сообщений в телефоне.       — Не думаю, что это имеет смысл. Если будет хуже, поеду в больницу завтра. Заодно и посмотрю, как там справляются мои интерны. Они подозрительно молчат, так что проверить, как у них дела, было бы неплохо, — Карла откинулась на спинку сиденья и почувствовала, как рука Блейка ложится на плечо и придвигает ее ближе.       — Все с ними в порядке. В конце концов, им рано или поздно придется научиться справляться с этой работой без твоей помощи, если они планируют быть врачами в будущем, — зарывшись носом в рыжие волосы, Блейк невесомо поцеловал ее, — Лучше думай о том, что Джинджер приготовила потрясающий ужин, и ты сможешь немного отдохнуть сегодня вечером, постарайся пока забыть о работе.       — Последние несколько дней я только и делаю, что отдыхаю, — положив голову на его плечо, Карла тяжело вздохнула. Она действительно чувствовала себя на удивление спокойной и отдохнувшей, но уже начинала тосковать по рабочей суете с непривычки. Ей нравилось работать в клинике, она всегда отдавала всю себя, чтобы вечером притащиться домой и рухнуть спать до звонка будильника, оповещающего о начале нового рабочего дня. Быть вне больницы так долго было странно. Приятно, конечно же, но она уже думала о том, что ей предстоит сделать по возвращении в клинику, — А ты выходишь на работу в понедельник?       — Да. В отличие от тебя, у меня пятидневка, выходные полностью в моем распоряжении. Думал о том, чтобы съездить в сервис и поменять масло, а еще планировал купить продуктов на неделю и сходить на стрижку. Если хочешь, давай выберемся куда-нибудь завтра вечером?       Кивнув, Карла поерзала, устраиваясь удобнее. Ехать до дома Джинджер было еще где-то минут сорок, а музыка в салоне играла какая-то мелодичная и успокаивающая. Футли сама не заметила, как задремала, и разбудило ее лишь то, что Блейк несильно сжал ее плечо.       — Просыпайся, мы приехали, — тихо сказал Блейк, позволяя ей принять вертикальное положение и сонно оглянуться за окно. Это действительно было крыльцо Джинджер, ее двор и улица, на которой уже зажглись фонари, потому что на округу опустились теплые сумерки.       Блейк первым покинул такси, и придержал дверь, пока из него вылезала Карла. Нога снова напомнила о себе болью, стоило ей ступить белым праздничным кроссовком на асфальт, и это помогло проснуться окончательно.       В теплом желтом свете фонарей на лице Гриплинга четче выступали острые скулы. Он склонился чуть ближе к своей давней знакомой, мягко проведя ладонью по ее волосам.       Губы Карлы растянулись в слабой улыбке прежде, чем она оказалась втянута в знакомые объятья, которых уже было так много, что и не сосчитать. Но оказаться в них вновь каждый раз было чудесно. Они были теплыми и успокаивающими, знакомыми и родными, удобными для того, чтобы оставить голову на плече и просто вдыхать теплый запах парфюма, который уже выветрился с кожи, но остался на несвежей рубашке. В них было спокойно и уютно, словно дома, под одеялом. В этих объятьях можно было бы стоять годами.       И именно в этот момент единения Карла услышала голос сестры, которая, как оказалось, вышла на крыльцо, когда услышала шум подъехавшей к ее дому машины.       — Мы уже тебя заждались, но у тебя, очевидно, была весомая причина опоздать, — Джиндж, скрестившая до этого руки на груди, просияла, поняв, с кем обнималась ее младшая сестра, — Привет, Блейк, рада тебя видеть! Как дела у Кортни?       — Добрый вечер, Джинджер, я тоже очень рад встрече. У Кортни все хорошо, надеюсь, как и у вас, — Карла наблюдала за их беседой словно со стороны. Она уже собиралась вырваться из рук Гриплинга, поскольку ощущала себя застуканной на горячем, но Блейк ей не позволил, продолжая держать ее, как ни в чем не бывало. Его не смутило даже то, что младшая Футли наступила ему на ногу, потому что он банально проигнорировал это и улыбался ее сестре.       — У нас семейный ужин, и будет здорово, если ты к нам присоединишься. Яблочный и тыквенный пироги удались на славу, но вот-вот закончатся стараниями Даррена и детей, — миссис Паттерсон приглашающее махнула в сторону дома, откуда доносился едва различимый смех и звуки музыки.       Карла испепеляла сестру взглядом и надеялась на то, что между сестрами существует ментальная связь, с помощью которой Джинджер знала, как ее за эти слова ненавидят в эту минуту, но старшей было наплевать на все недовольство, которое отразилось на лице младшенькой, как впрочем и Блеку, не обращавшему внимания на переглядывания сестер.       — О, с огромным удовольствием, если вас это не стеснит, — с готовностью отозвался Гриплинг, отпустив наконец Карлу. Она буравила взглядом спевшихся так быстро предателей и обреченно вздохнув, пихнула своему спутнику бутылку вина.       — Пойду скажу, что вы приехали, — спешно ретировалась Джинджер, подмигнув сестре напоследок, и заставив ее заскрипеть зубами от такого очевидного способа дать им пару минут наедине, пока она растрезвонит всей семье грандиозную новость.       Посмотрев на Гриплинга, она лишь закатила глаза.       — Тебе обязательно было это делать?       Ответ не заставил себя долго ждать.       — Меня тоже пригласили на пироги и гуся. Было бы невежливо отказаться.       Блейк сказал это так беззаботно и радостно, что Карла даже не могла на него злиться, как не старалась. Она прекрасно знала, что ему и в половину не так неловко будет присутствовать на этом ужине как ей самой, и что это не его будут доставать с расспросами Джинджер и Лоис, для которых присутствие Гриплинга будет подобно разрыву бомбы. Зная свою семью слишком хорошо, Карла ожидала на кухне допрос с пристрастием и кучу неуместных вопросов за столом, но кажется, это было неизбежным.       — Ты хоть понимаешь, что нам придется весь вечер развлекать их своими объяснениями? — неуверенно спросила Карла, косясь на окна. Занавески дрожали, и она была готова поклясться, что видела там крашенную в рыжий химию Лоис.       Неопределенно пожав плечами, Блейк взял ее за руку и повел в дом. Он знал, что Карла была не в восторге от идеи представить его перед всей семьей в новом качестве, но его самого это совсем не пугало. Ее семья уже была знакома с одним из лучших стоматологов Шелтеред Шрабс, и поэтому волноваться так сильно не стоило, даже если Футли и выглядела растерянной и напуганной. Чтобы успокоить ее, Гриплинг украдкой улыбнулся ей прежде, чем открыть дверь и войти в дом Паттерсонов, где их ждали гусь, пироги и теплый прием.       Сбегать как Золушка с праздника было слишком мелодраматично для Карлы Футли, и она уже поняла, что это — не выход. Поэтому ей оставалось лишь улыбнуться своей семье и почувствовать, как теплая рука Блейка сжимает ее ладонь в который раз за день, и это почему-то работало.